1817

Мне поручили проинспектировать один из уездов Воронежской губернии, так как к Императору были обращены очень серьезные жалобы на злоупотребления многих чиновников и даже самого губернатора. Это был некто Бравин, наглый, продажный, допускающий произвол человек, который оскорблял дворян, притеснял купцов и разорял крестьян.

Как только он узнал, что мне предписано изучить его поведение, он сначала попытался внушить мне уважение, а затем прибег к низостям. Его жена и две дочки оказывали мне всевозможные знаки внимания, первая любила своего маленького спаниеля также как и мужа, две другие были неприятными особами. Не было большой заслуги в том, чтобы противостоять соблазну. Мне посчастливилось запугать и привлечь на свою сторону одного из друзей губернатора — статского советника из числа чиновников, наиболее причастных к злоупотреблениям и воровству. Чтобы получить прощение, он развернул передо мной широкую картину злоупотреблений. Я взял его с собой в поездку для того, чтобы он показал мне плутов и рассказал об их хитростях. Он лояльно рассказал мне более чем достаточно. Этими печальными делами я занимался 6 недель. Надо было выслушать всех, заставлять присягать одних, ободрять других, ругать, льстить, копаться в грязном белье, наконец, слушать и запоминать все то, что чиновники и толпа мелких дворян, которые жили в провинции, могли придумать о нанесенных обидах и отвратительных действиях.

Вернувшись в Воронеж, я сделал отчет Императору, губернатор и около 60 чиновников были отстранены от должностей и отданы под суд. Жена губернатора была недовольна моими действиями, она не могла понять, как среди прочих поручений, которые были даны исправнику, я обвинил ее в том, что она потребовала у крестьян тройку лошадей для перевозки своих собак, сказав, что она сама в своей карете отдала лучшее место своему спаниелю. Императору начали поступать жалобы на меня, но это не изменило его решений, пытались уменьшить его доверие ко мне. Напротив, вскоре я получил новое подтверждение его доверия. Не успел я закончить с этим делом, как пришел приказ направиться в имение господина Сенявина для раскрытия двух убийств, в которых его подозревали его собственные крестьяне. Один случай произошел 17 лет назад, второй — около 3 лет назад. Господин Сенявин имел большое состояние, принадлежал к одной из лучших фамилий России, он был братом госпожи Нарышкиной, в доме у которой меня много лет принимали как своего, он был дядей моего друга графа Михаила Воронцова и родственником большего количества моих близких знакомых.

Он явился ко мне с многочисленными рекомендательными письмами. Его сестра заверила его, что в моем лице он найдет защитника. Я был вынужден ему ответить, что, несмотря на горячее желание доказать его невиновность, мой долг обязывает меня быть строгим судьей. С этого момента он потерял всякую надежду, и начал жаловаться на меня всем родственникам. Один из них, его двоюродный брат, отец графа Воронцова, ответил ему, что очень хотел бы считать его оклеветанным, но если я решу, что он виновен, то и он будет вынужден в это поверить. По приказанию Императора меня сопровождал губернский предводитель дворянства и два дворянина.

Мы расположились в замке господина Сенявина, который был им покинут. После этого мы опросили всех его крестьян и прислугу, окрестных крестьян и землевладельцев. Они рассказали нам самые ужасные вещи о господине Сенявине и, особенно, о его жене. Затем по рассказам крестьян мы узнали о двух людях, погибших под кнутом своего господина. Один из них был украдкой похоронен в глубине леса, другой — на берегу реки в таком месте, где ежегодные разливы полностью изменили русло реки. Прошло 17 лет и крестьяне, которые исполняли варварские приказы своего господина, были под разными предлогами удалены из этих мест. Для подтверждения слов крестьян было важно найти захороненные тела примерно в тех местах, где нам было указано. Но было почти невозможно определить эти места, без чего нельзя было начинать копать. В то время, когда мы все и несколько сотен крестьян находились на этом берегу реки, мимо прошла старуха. Она спросила о причинах происходящего. Как только она их узнала, она закричала, что 17 лет назад, она проходила по этим местам и, приблизившись в сумерках из любопытства к нескольким мужчинам, копавшим землю, она увидела два мертвых тела. «Я всегда помнила это место, — сказала она. — Сегодня сам Господь привел меня сюда, чтобы я смогла его показать вам». После ее слов все принялись за работу. Выкопав яму глубиной почти в 6 футов, крестьяне закричали от радости, когда увидели скелет, найти который было столь важно. Это доказательство вины господина Сенявина, совокупно со всеми остальными, позволило нам считать его в достаточной мере под подозрением для того, чтобы предать его суду. По нашему докладу Император забрал все его состояние под опеку и передал его в руки правосудия.

Госпожа Нарышкина и другие не смогли мне простить того, что я был справедлив. А я обратился с самой горячей просьбой о том, чтобы это поручение оказалось последним в данном роде, которое мне пришлось выполнить.

Закончив это печальное дело, я был вынужден вернуться в свою дивизию, в которой отсутствовал около 4 месяцев. Пришлось снова отложить свидание с суженой.

Моя штаб-квартира располагалась в Новохоперске, небольшом городе, похожем на деревню, даже в окрестностях которого не было приличных помещиков. Весь июль, который я полностью провел там, я мучился от нестерпимой жары, даже не имея возможности искупаться. Я писал, ездил верхом и скучал в свое удовольствие. Я отправился на воды в Липецк, где находился граф Павел Пален, который в отсутствие графа Ламберта командовал корпусом, частью которого была моя дивизия. Я надеялся там развлечься. Действительно, там собралось многочисленное общество, но у меня не было возможности оценить его приятность, потому что сильнейший ревматизм приковал меня к постели рядом с графом Паленом, страдавшем тем же недугом. Объявили о приезде великого князя Михаила, который объезжал с инспекционной поездкой большую часть империи. Так как он должен был проехать через Тамбов, где располагался штаб нашего корпуса, я поехал туда, чтобы выразить ему свое почтение. Он изволил очень дружески меня принять и пригласил сопровождать его в части своей поездки. Повсюду его встречали с той любовью, искренними чувствами и радостью, с которыми великий и благородный русский народ всегда встречает членов Императорской фамилии. Великого князя с энтузиазмом окружали все: мужчины и женщины, молодые и старые. Как же не правы наставники молодых принцев, если они не пользуются такими замечательными моментами для того, чтобы их ученики в самой глубине своего сердца запечатлели свою благодарность великолепной нации и те обязанности, которые им предстоит выполнить по отношению к ней. К несчастью лесть и легкомыслие притупляли то доброе впечатление, которое должны были оставлять подобные сцены.

Мы прибыли в Воронеж, где нас встретили балы и иллюминация. Отсюда я уехал раньше, чтобы организовать встречу великого князя в Боброве, где стоял один из полков моей дивизии. Я провел учения скорее хорошо, нежели плохо, хотя у меня еще не было возможности уделить этому много времени. Наше внимание заранее привлекло имение Хреновое, что в 30 верстах от Боброва. Это огромное владение принадлежало графине Орловой. Ее отец основал здесь конный завод, который стал образцом заведений подобного рода. Завод занимал 180 тысяч десятин земли, и его обслуживали 4 тысяч крестьян. Обслуживание этого завода облегчалось наличием самых замечательных пастбищ и самой плодородной земли. В великолепных конюшнях было около 700 лучших кобыл и победителей различных конкурсов, о которых заботились с блеском и элегантностью, которые можно встретить разве что в Англии. Все работники конного завода были крепостными графини Орловой, сюда никогда не приглашали ни одного иностранца. Здесь же производили все, что было необходимо заводу — седла, уздечки, попоны, все было сделано с наиболее изысканной утонченностью и вкусом.

После того, как перед нами провели более 200 лучших лошадей, нам показали скачки, организованные со всей заботой и вниманием к деталям, которыми отличаются скачки в Англии. Приз за скорость был разыгран между дюжиной великолепных лошадей, которых готовили полгода, и которыми управляли маленькие мальчики, столь же ловкие и хорошо одетые, как лондонские грумы. В это время на специальной арене ожидали сигнала к началу бегов небольшие дрожки, в которые были запряжены лучшие рысаки. Эти два представления очень позабавили великого князя. Затем нам показали молодых жеребцов на привязи и на свободе, которых охраняли только несколько всадников на проверенных в своей легкости лошадях, не упускающих из виду молодой табун, природная горячность которого заставляет его совершать круги в 20 и 30 верст.

Крепостной графини Орловой, управлявший этим большим заведением, заслуживает того, чтобы быть названым, его фамилия Шишкин, он вырос в доме старого графа Орлова, получил от него наказы и перенял увлеченность, необходимые для продолжения работы и улучшения конного завода, который уже стал самым большим и прославленным на всю нашу Империю.

Здесь я снова обогнал великого князя с тем, чтобы подготовить его прием в Павловске, куда я попросил перевести штаб-квартиру моей бригады. Я провел перед ним учения Рижского драгунского полка, которыми он также изволил остаться довольным. Из Павловска он направился в земли донских казаков. Я был в восторге от возможности сопровождать его к этому воинственному народу, с которым я так долго делил трудности и успехи воинской службы. На границе от имени атамана Платова и всего Войска Донского великого князя встретил старый и доблестный генерал Жиров. На ночь мы остановились в станице Казанской, что на берегу реки Донец. На следующий день мы пересекли эту реку на изящно украшенных плотах, население станицы и окрестностей находилось здесь, женщины стояли по одну сторону улиц, мужчины — по другую, все встречали брата своего Государя радостными криками «Ура!» На другом берегу реки стояло 500 хорошо одетых и хорошо вооруженных всадников, которым предстояло эскортировать нас. Я подал великому князю мысль попросить коня и стать во главе эскорта, который был ему приготовлен по всей дороге. Он с удовольствием согласился с этим предложением, чем доставил казакам наивысшее удовольствие. Во время переезда от этой первой остановки, проделанного нами полевым галопом, эскорт продемонстрировал нам показательную атаку с криками и требуемыми маневрами. На каждой остановке войска эскорта менялись, великому князю приводили новую лошадь, а он сильно забавлялся этим чисто военным способом путешествовать. Повсюду население с 30 верст вокруг собиралось, сменяя друг друга, чтобы увидеть и шумно приветствовать знаменитого путешественника. Нам в изобилии приносили корзины с виноградом, лучшие фрукты и самые тонкие донские вина. Это была настоящая прогулка и нескончаемый пир.

На третий день после обеда мы оказались уже совсем недалеко от Новочеркасска. Здесь мы остановились, чтобы привести себя в порядок. В 25 верстах от города нас встретил генерал Иловайский с 12 офицерами, в 10 верстах — генерал Греков во главе тысячи всадников, расставленных по обе стороны дороги. Лошади несли нашу коляску полевым галопом, а это войско окружало и обгоняло нас, крича «Ура!» и поднимая ужасную пыль. Мы остановились возле плотины, которая вела в город, где, спешившись, стояли генерал Иловайский 4-й и более 2000 казаков, которые по возрасту и из-за ранений не могли больше нести воинскую службу. Наступил вечер, и в сумерках стал хорошо виден огонь 24 артиллерийских орудий, расположенных на высоте перед входом в столицу Дона. Шагом мы прошли сквозь это достойное оцепление старых воинов. В конце аллеи находились триумфальные ворота, которые служили входом в Новочеркасск. Вдруг в момент нашего проезда в один миг все осветилось, тысячи ламп одновременно зажглись во всем городе, и стала видна огромная толпа людей, теснившихся вокруг. В окружении генералов и офицеров рядом с триумфальной аркой стоял старый атаман, склонившийся под тяжестью лет и тяготами славной службы. Наша коляска остановилась, великий князь вышел из нее и обнял Платова. Все сели на приготовленных лошадей, и под крики «Ура!» и гул огромной толпы мы пересекли город, чтобы подъехать к кафедральному собору.

После окончания церковной службы атаман пешком проводил великого князя в приготовленный ему дом. Путь был обозначен стоявшими на земле зажженными лампами, за которыми по обе стороны стояли самые старые воины Дона. По мере продвижения вперед бороды стариков становились все более седыми, а крестов и медалей, которыми были отмечены эти храбрецы, становилось все больше. Полковые знамена развевались, их держали эти престарелые люди, самые старые из них несли памятные знамена, которыми наши государи по разным поводам награждали это славное воинство. Мимо этих славных реликвий можно было пройти, только обнажив голову в великом уважении. Под конец появились старцы с совсем седыми бородами, которые несли регалии атамана, его штандарт, бунчук и пернач. Замыкали ряд четверо последних воинов, поддерживавших массивный серебряный сундук, в котором находились грамоты наших государей, объявлявших свободы и привилегии Войска Донского.

Войдя во двор дома великого князя, мы увидели на вершине холма караул в 100 аккуратно снаряженных гвардейцев, выбранных из самых красивых воинов атаманского полка. Они все были гигантского роста и очень театрально завершали этот парад, тоже весьма впечатляющий и похожий на театральное действие. Только старый Платов, обладающий чувством такта и непререкаемой властью, мог организовать и провести такой прием.

На следующий день мы верхом отправились за город, чтобы присутствовать на учениях двух рот конной артиллерии, сформированных из казаков. Как главнокомандующий артиллерией, великий князь устроил им смотр, которым остался очень доволен. На равнине собралась огромная толпа любопытных. Неожиданно появились казачьи разъезды, а затем и ведеты турок; они осматривали и атаковали друг друга. Обе стороны усиливались прибывающими сторожевыми заставами, так что под конец более 2000 казаков и одетых по-турецки всадников участвовали в этом «бою», который очень точно повторял настоящее и горячее столкновение между двумя столь умелыми кавалериями. Наконец, «турки» были отброшены, их преследовали до горизонта. Из гущи схватки выскочил юный внук атамана, 12-летний мальчик, уже хорошо держащийся в седле, который представил великому князю пленных, являвших собой полный оркестр калмыцкой музыки, чья дисгармония была очень забавна. Потом состоялись большой обед и бал; все это было организовано со столичной элегантностью и роскошью.

На следующий день мы отправились в путь, завтракали в имении Платова в 4 верстах от города, затем в сопровождении более 200 офицеров и части Атаманского полка мы проскакали полевым галопом 18 верст до старого Черкасска. Нас встретило верховое войско и многочисленное население, мы спешились у старого Кафедрального собора, который был замечателен собранными в нем ценными предметами. Раньше частые пожары причиняли городу большой урон, и местные жители были вынуждены прятать свои самые дорогие украшения в этой церкви, как в месте, недоступном для огня и разграбления.

После обеда у старого генерала Грекова, экипажи были направлены прямо в Нахичевань, а великий князь со своей свитой и в сопровождении атамана поднялись на борт замечательно украшенного судна, которым управляли 18 казаков. О них говорили, что они столь же хорошие моряки, как и наездники. На протяжении плавания нас развлекали видом рыбной ловли, результаты которой убедили нас в изобилии этой красивой реки. Великий князь сошел на берег в Ростове, чтобы продолжить свое путешествие в Крым, а я покинул его, чтобы вернуться в свою скучную дивизию.

Наконец, более ничто не мешало моим планам жениться, у меня было время их хорошо обдумать в течение тех 8 месяцев, пока я был разлучен со своей суженой. Я часто колебался, опасения потерять свободу в выборе любви, которой я раньше пользовался, боязнь причинить несчастье замечательной женщине, которую я столь же уважал, сколь и любил, сомнения в том, что я обладаю качествами, требуемыми верному и рассудительному мужу — все это пугало меня и боролось в моей голове с чувствами моего сердца. Тем не менее, надо было принимать решение. Моя нерешительность объяснялась лишь боязнью причинить зло или скомпрометировать женщину, чей соблазнительный образ следовал за мной вместе с мечтой о счастье.

Я попросил согласия на свой брак у Императора, Императрицы-матери и у своего отца, все они с удовольствием его мне предоставили. Я выбрал себе в свидетели драгуна из моей дивизии, который пользовался наилучшей репутацией храбреца, и в сопровождении одного лакея направился в Водолагу, чтобы вымолить у моей суженой прощение за мое долгое отсутствие, и согласие стать ее счастливым супругом. Свадьбу сыграли в имении самым веселым и сердечным образом, все окрестные генералы приняли в ней участие. С этого момента я чувствовал себя на вершине счастья. Все многочисленное семейство моей жены было счастливо видеть ее довольной, и с радостью приняло меня. Мы провели несколько дней в Константиновке у моего тестя Захаржевского, почтенного старца, удалившегося от мира и уважаемого всеми своими родственниками.

Моей жене надо было выполнить обязанности по отношению к своей свекрови, у которой на попечении жила ее старшая дочь. Я же решил немного заняться хозяйством, прежде чем привести в дом молодую жену. Я решил, что моя жена поедет в Москву к госпоже Бибиковой и через три недели присоединится ко мне в моей главной дивизионной квартире в Павловске. Мы вместе доехали до Белгорода, затем разъехались каждый по своим делам.

Не успела она приехать в Москву и представиться Императрице-матери и Императору, как я получил с курьером приказ Императора немедленно явиться в Москву.