Н. Н. Кудряков
Технология катастрофы. Как был устроен чернобыльский реактор и почему он взорвался
1. Огромная работа и огромная ложь. Оценки аварии: профессиональные, официальные, общественные
В огромной истории Чернобыльской аварии сосуществуют две отдельные темы: тема последствий аварии и ликвидации этих последствий – и тема причин и предпосылок аварии.
Тема последствий явно затмила собой тему причин, затмила и по числу авторов и публикаций, и по их объему. Как отметили авторы Доклада комиссии Госпроматомнадзора (ГПАН) СССР 1991 года, «проблема преодоления последствий этой ядерной катастрофы к настоящему времени в сознании общественности оттеснила на второй план проблему выяснения причин и обстоятельств возникновения аварии и извлечения уроков на будущее».
Доминирование в общественном сознании темы последствий вполне объяснимо: эти последствия затронули жизнь миллионов людей, жизнь общества в целом. А тема причин кажется на первый взгляд интересной только специалистам.
Но разумные люди, пережив, преодолев и обсудив последствия, должны осмыслить и причины, обязаны извлечь уроки.
Нельзя сказать, что тема причин чернобыльской аварии в общественном сознании отсутствует полностью. Выражение «реактор чернобыльского типа» придумали не академики. Это выражение пришло из народа, явилось как раз порождением общественного сознания и вошло в официальные документы – в частности, в предисловие к упомянутому Докладу: «… продолжает иметь место настороженное отношение общественности ко всем реакторам чернобыльского типа…».
Само указание на тип реактора – понятие «реактор чернобыльского типа» – уже говорит о причинах, – вернее, о том, что они есть, что они присущи именно такому типу реакторов, что они должны быть выявлены и названы. Это понятие, которое в своем развитии может привести к постижению истины; может, говоря словами классика, стать тем самым звеном, взявшись за которое, можно вытянуть всю цепь. Но должного развития это понятие не получило. Дальше отражения факта, что существует такой тип реактора, дело не пошло, – и понятно почему. Как отмечается в том же Докладе, «…до настоящего времени ни одной из научных организаций в СССР не опубликована достаточно обоснованная цельная версия, доказательно объясняющая зарождение и развитие аварийного процесса».
«До настоящего времени» – это написано в 1991 году, в последнем году существования СССР. Сегодня, т. е. без малого тридцать лет спустя, и без малого тридцать пять – после аварии на ЧАЭС, – в России не опубликовано ни одной работы монографического или обзорного характера, в которой излагалась бы «обоснованная цельная версия, доказательно объясняющая зарождение и развитие аварийного процесса», – процесса, приведшего к ядерной катастрофе.
Строго говоря, можно назвать две работы, близких к такому качеству. Во-первых, это книга «Месть мирного атома» Николая Викторовича Карпана, во время аварии – заместителя главного инженера ЧАЭС по науке и ядерной безопасности. Но она не издана по-настоящему, оставаясь своего рада «самиздатом», и ее нет в библиотеках. И самое главное – она не издана в России. Нормальным образом вышла вторая книга Карпана, «От Чернобыля до Фукусимы», но вышла в Киеве, в российских библиотеках ее тоже нет (эта книга, в отличие от первой, касается не физики, а политики и человеческих отношений).
Доклад инспектора Госатомнадзора на Курской АЭС Александра Александровича Ядрихинского – ценнейший документ, но он тоже не издан как следует, тоже – самиздат.
Очень хороша книга «Неизвестный Чернобыль: история, события, факты, уроки», вышедшая к 20-летию аварии, в 2006 году. Но физики в ней практически нет, и цельная картина зарождения и развития аварийного процесса не складывается. И издана она Институтом истории естествознания и техники РАН им. С. И. Вавилова. Участвовали ли в подготовке и издании этой книги структуры и ответственные лица российского атомного ведомства, прежде всего из Курчатовского института и НИКИЭТ, – совершенно непонятно. Издание книги осуществлено при поддержке Швейцарского Зеленого креста и Посольства Финляндии в РФ. Воистину, как писал Пушкин, «мы ленивы и нелюбопытны».
* * *
Парадоксально, что при всем при этом версия, объясняющая аварийный процесс из особенностей реактора, на самом деле существует; она отражена в документах современной, существенно обновленной нормативной базы, в требованиях по безопасности, в методиках расчетного и экспериментального обоснования проектных решений, в самих проектах новых ядерных реакторов.
Версия, объясняющая физические и технические причины аварии, отражена в совокупности в массиве публикаций, вышедших хотя и в открытых, но узкоспециальных изданиях, таких как журнал «Атомная энергия», в бюллетенях МАГАТЭ, в сборниках докладов научных конференций, в издаваемых ничтожными тиражами ведомственных изданиях, и, еще раз, – в нормативных документах. Но систематического, цельного описания, начинающегося с азов ядерной и нейтронной физики и позволяющего любому интересующемуся разобраться в вопросе, до сих пор нет.
Чем плохо то, что нормативные и руководящие документы, основанные на понимании причин аварии, есть, а монографий нет? Прежде всего тем, что пока нет монографий, то нет и быть не может внятных учебников.
Есть в высших учебных заведениях такие учебные дисциплины, как «Динамика и безопасность ядерных энергетических установок» и «Принципы обеспечения безопасности АЭС», а утвержденного учебника или учебного пособия, в котором систематическим образом, с фундаментальных позиций, излагалась бы «обоснованная цельная версия, доказательно объясняющая зарождение и развитие аварийного процесса» на ЧАЭС, – такого издания нет.
Есть, например, учебник Аполлона Николаевича Климова «Ядерная физика и ядерные реакторы»: хороший и полезный в целом учебник, но в этом учебнике про Чернобыльскую аварию рассказано на неполных двух страницах, без единой цифры, относящейся к собственно аварии, без единой формулы, без графиков, – зато с указанием, что операторы проявили «наглую расхлябанность». Утверждение же автора, что реактор был взорван напором главных циркуляционных насосов, говорит о том, что задачи объяснить физику Чернобыльской аварии в учебнике по реакторной физике, – такой задачи автор перед собой не ставил.
В отсутствие монографий и стабильных учебников чернобыльская тема отдается на личное понимание преподавателя, на его инициативу, на его личный багаж и опыт. Да, преподаватель без своего багажа, без личного опыта и без личного мнения, – это не преподаватель. Но и учебная дисциплина без учебных материалов, – не дисциплина.
Есть преподаватели, которые про Чернобыльскую аварию рассказывают, – но жизнь таких преподавателей осложнена именно тем, что утвержденных пособий и учебников на эту тему нет, поэтому содержание и методику изложения темы Чернобыля приходится придумывать самостоятельно.
Есть преподаватели, которые, именно потому, что пособий и учебников на тему Чернобыля практически нет, с этой темой не хотят связываться в принципе.
Есть, наконец, преподаватели, которые убеждены, что физические предпосылки аварии на ЧАЭС объяснять студентам вредно. Считающие, что дело оперативного персонала – исполнять регламент, не вникая в то, чем требования регламента обусловлены. Студент, выучившись у такого преподавателя, о Чернобыльской аварии твердо знает одно – было положено иметь 15 стержней в активной зоне, а имелось 8. Если предположить, что реактором управляет не инженер-физик, а дрессированный медведь – тогда конечно. (Тема стержней будет особо рассмотрена в дальнейшем.)
Но проблемы с обучением будущих инженеров-атомщиков – частность.
Гораздо печальнее, что отсутствие понимания причин и предпосылок одной из крупнейших в истории техногенных аварий, аварии, которая вторглась в жизнь миллионов людей и повлияла на жизнь общества, – является фактом общественного сознания. Отчасти – только отчасти – это вызвано тем, что в информационно-культурной среде как отсутствовали, так и отсутствуют источники, в которых излагалась бы та самая цельная версия, нужная не только студентам – всем.
Почему она нужна если не буквально всем, то миллионам? И не в последнюю очередь – общественным деятелям, политикам, журналистам, деятелям культуры, педагогам. Чтобы не происходило катастроф, вторгающихся в жизнь миллионов, эти миллионы должны активно и осознанно участвовать в управлении общественным и государственными делами, миллионы должны участвовать в подготовке и принятии решений по развитию производительных сил, по размещению промышленных объектов, участвовать в экспертизе проектов, контролировать и оценивать действия должностных лиц.
В современной России и в современном мире в целом, в мире, где решения принимает меньшинство, требование массового участия в управлении обществом, т. е. требование реальной демократии, демократии участия, выглядит абсолютной утопией. Но эта утопия представляется абсолютным императивом и для России, и для человечества, если оно собирается выжить. В противном случае остается только согласиться с Алесем Адамовичем: Чернобыль – это не наше прошлое, это наше будущее. Этот Чернобыль, разумеется, может быть и ползучим – в виде, например, победоносно захламляющих Землю твердых бытовых отходов.
А для осознанного и ответственного участия в управлении самими собой, страной, обществом, для контроля за должностными лицами необходимо знание. Знание основ естественных и технических наук – по крайней мере, в пределах курса средней школы физики, химии, биологии, географии. Знание основ наук общественных – прежде всего истории и философии, – чтобы уметь разбираться в политике и в экономике. Как выразился однажды Эйнштейн, «чтобы творения нашего разума были благословлением, а не бичом для человечества, мы не должны упускать из виду великие нерешенные проблемы организации труда и распределения благ». Чтобы видеть и понимать великие нерешенные проблемы и пороки общественного развития и участвовать в их разрешении и искоренении, участвовать в создании более жизнеспособного общественного устройства, чем ныне существующее, – для этого тоже нужно знание.
В упомянутом Докладе комиссии Госпроматомнадзора СССР отмечено: «существовавшая до аварии и существующая в настоящее время система правовых, экономических и общественно-политических взаимоотношений в области атомной энергии… не отвечала и не отвечает требованиям обеспечения безопасности при использовании атомной энергии…». Авторы Доклада, будучи лояльными советскими гражданами, не стали делать широких обобщений, не стали утверждать, что аварии способствовала система отношений, существовавшая не столько в атомной отрасли, сколько в обществе в целом. За них эти обобщения сделали Николай Иванович Рыжков и Валерий Алексеевич Легасов.
Отвечает ли долгосрочным требованиям безопасности система правовых, экономических и общественно-политических отношений в современной России? Чтобы осознать это и действовать в соответствии с этим осознанием, – для этого тоже нужны и знание, и интеллектуальное мужество, и сила духа.
* * *
Пока понятие «реактор чернобыльского типа» в общественном сознании остается не развитым и не развернутым во всей конкретике, пока оно не наполнено пониманием физических и технических особенностей этого реактора, в качестве причины аварии приходится слышать хотя и пришедшее из науки, но тоже ставшее расхожим, словосочетание «человеческий фактор».
«Человеческий фактор» – это значит, что в аварии виноват персонал. Объяснение аварии «человеческим фактором» стало общим местом. О «человеческом факторе», сработавшем на Чернобыльской АЭС, можно услышать и от школьников, и от журналистов, и от депутатов Госдумы.
Шельмование оперативного персонала Чернобыльской АЭС, третирование людей, стоявших за пультами 4-го энергоблока в ночь на 26 апреля как преступников, – этим на протяжении без малого тридцати пяти лет подменяется сколько-нибудь содержательный разговор о физике и о технологии реактора.
На примере учебника А. Н. Климова видно, что даже в книге по реакторной физике физика чернобыльской аварии не раскрыта, что обоснованная цельная версия там отсутствует, но зато действия персонала оценены как «наглая расхлябанность».
Впрочем, что там Аполлон Николаевич Климов, когда есть Евгений Олегович Адамов – бывший главный инженер Института атомной энергии им. И. В. Курчатова, бывший директор и ныне – научный руководитель НИКИЭТ, бывший министр РФ по атомной энергии, участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, заслуженный деятель науки и техники, научный руководитель программы «Прорыв». То есть – человек знающий.
Евгений Олегович с первых дней после аварии принял активнейшее участие в обсуждении технических особенностей взорвавшегося реактора, в выработке решений по модернизации оставшихся в СССР реакторов «чернобыльского типа», в создании новых проектов – как усовершенствованных водо-графитовых, так и совершенно новых, с другой физикой, с другим топливом, другими материалами. С его участием и за его подписью вышли сотни документов и десятки публикаций.
Но не вышло ни одной статьи, ни одной брошюры, где «граду и миру» объяснялись бы технические особенности «реактора чернобыльского типа» и раскрывались причины аварии, где была бы изложена обоснованная цельная версия. Ничего этого Евгений Олегович не рассказывает и не объясняет.
Может быть, ему некогда? Нет, им написано несколько книг автобиографического и научно-популярного характера, он охотно общается и дает интервью. И в своих интервью постоянно, с маниакальной последовательностью и настойчивостью он обвиняет в аварии персонал. Таким было интервью газете «Московские новости» в канун 25-й годовщины аварии на ЧАЭС, таким было интервью «Эху Москвы» 18 августа 2013 г., в котором он характеризует персонал ЧАЭС как «уголовников». Если бы, мол, не их действия, то аварии не было бы.
Да, не было бы тогда, – была бы в другой раз на другой станции.
О том, что реактор типа РБМК-1000 безо всяких нарушений со стороны персонала уже несколько раз пытался разогнаться на разных энергоблоках, что 30 ноября 1975 на Ленинградской АЭС был без пяти минут Чернобыль – об этом Евгений Олегович постоянно умалчивает. Что на заседании Политбюро ЦК КПСС 3 июля 1986 года реактор был раскритикован как проблемный, что академик Александров с этой критикой в целом согласился, что тогдашний премьер-министр Рыжков заявил на этом заседании, что мы шли к этой аварии, – об этом Евгений Олегович никогда не упоминает.
Как нигде не упоминает он о докладе Александра Александровича Ядрихинского, о книгах Николая Викторовича Карпана, наконец, о Докладе комиссии Госпроматомнадзора СССР, который так и назывался: «О причинах и обстоятельствах аварии на 4 блоке Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года», и в котором было отмечено, что масштабы аварии вызваны не действиями персонала, а физическими характеристиками реактора; физические и конструктивные недостатки реактора были результатом многочисленных и явных нарушений норм и правил безопасности, допущенных создателями реактора.
Так может быть, Евгений Олегович просто стремится оправдать создателей реактора?
Может. Мы не знаем. Но в том, что он говорит уже много лет, явно просматривается закономерность: где нет желания говорить о физике, там, как у щедринского градоначальника, включается органчик на тему «человеческого фактора».
Впрочем, что там Евгений Олегович Адамов, когда у нас был Михаил Сергеевич Горбачев – Генеральный секретарь ЦК КПСС, первое лицо в государстве. И было Политбюро ЦК КПСС. Была образована Оперативная группа Политбюро, которую возглавил Николай Иванович Рыжков, премьер-министр, по-тогдашнему – Председатель Совета Министров СССР. Через Н. И. Рыжкова к работам по ликвидации аварии была подключена – мобилизована! – вся промышленность СССР. По оценке Легасова, именно Оперативная группа Политбюро организовывала и направляла ту «огромную государственную работу», которая развернулась в стране. А работа эта была сравнима разве что с эвакуацией за Урал советской промышленности в 1941 году. И Правительственная комиссия, по словам того же Легасова, отныне стала «всего лишь» конкретным управленческим механизмом этой огромной работы.
С одной стороны – «огромная государственная работа», организованная членом Политбюро ЦК и Председателем Совмина Рыжковым, а с другой…
3 июля 1986 года под председательством Михаила Сергеевича состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, где был рассмотрен доклад Правительственной комиссии по Чернобылю. На заседание были приглашены: Александров Анатолий Петрович – директор Курчатовского института, Президент Академии наук СССР; Брюханов Виктор Петрович – директор Чернобыльской АЭС; Легасов Валерий Алексеевич – первый зам. директора Курчатовского института, академик; Майорец Анатолий Иванович – министр энергетики и электрификации СССР, Мешков Александр Григорьевич – первый зам. министра среднего машиностроения, Шашарин Геннадий Александрович – зам. министра энергетики и электрификации, Щербина Борис Ефимович – зам. председателя Совета министров СССР, председатель Государственной комиссии.
Заседание Политбюро ЦК КПСС 3 июля 1986 года.
«Сов. секретно»
Экз. единственный. (Рабочая запись).
1. Доклад Правительственной комиссии по расследованию причин аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 г.
Горбачев – «…Слово предоставляется т. Щербине…»
Щербина Б. Е.
<…>
«Оценивая эксплуатационную надежность реактора РБМК, группа специалистов, работавшая по поручению Комиссии, сделала вывод о несоответствии его характеристик современным требованиям безопасности. В их заключении сказано, что при проведении экспертизы на международном уровне реактор будет подвергнут “остракизму”. Реакторы РБМК являются потенциально опасными… Видимо, на всех действовала настойчиво рекламируемая якобы высокая безопасность атомных станций… Следует принять нелегкое решение о прекращении строительства новых атомных станций с реакторами РБМК… Коллегия Министерства энергетики и электрификации с 1983 г. ни разу не обсуждала вопросы, связанные с безопасностью АЭС.
…В одиннадцатой пятилетке на станциях допущены 1042 аварийные остановки энергоблоков, в том числе 381 на АЭС с реакторами РБМК…»
<…>
Горбачев – «Комиссия разобралась, почему недоработанный реактор был передан в промышленность? В США от такого типа реакторов отказались. Так, тов. Легасов?»
Легасов – «В США не разрабатывались и не использовались такие реакторы в энергетике».
Горбачев – «Реактор был передан в промышленность, а теоретические исследования не были продолжены… Почему же все-таки не были продолжены теоретические исследования? Не получится ли так, что волюнтаризм отдельных лиц вовлекает страну в авантюру?..»
Щербина – «Считалось, что вопрос о безопасности является решенным. Об этом говорится в издании института имени Курчатова, в подготовке которого участвовал и Легасов…».
Горбачев – «Сколько было аварий?»
Брюханов – «В год происходит примерно 1–2 аварии… Мы не знали, что в 1975 году нечто подобное было на Ленинградской АЭС».
Горбачев – «Произошло 104 аварии, кто несет ответственность?»
Мешков (первый зам. Министра среднего машиностроения СССР) – «Это станция не наша, а Минэнерго».
Горбачев – «Что Вы можете сказать о реакторе РБМК?»
Мешков – «Реактор испытанный. Только купола нет. Если строго выполнять регламент, то он безопасен».
Горбачев – «Тогда почему же Вы подписали документ, в котором говорится, что его производство нужно прекратить?… Вы меня удивляете. Все говорят, что этот реактор не доведен, его эксплуатация может вызвать опасность, а Вы здесь защищаете честь мундира».
Мешков – «Я защищаю честь атомной энергетики…»
Горбачев – «Вы продолжаете утверждать то, что утверждали 30 лет, и это является отзвуком того, что сфера Средмаша не находилась под научным, государственным и партийным контролем. И во время работы Правительственной комиссии, т. Мешков, ко мне поступала информация о том, что Вы вели себя легковесно, старались замазать очевидные факты…»
Горбачев – «Сидоренко В. А., заместитель Председателя Госкоматомэнергонадзора СССР, пишет, что РБМК и после реконструкции не будет соответствовать современным международным требованиям…»
Шашарин – «Физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации. Нет убежденности, что доработка его сделает его вполне безопасным. Можно набрать десяток ситуаций, при которых произойдет то же самое, что и в Чернобыле. Особенно это касается первых блоков Ленинградской, Курской и Чернобыльской АЭС. Не может эксплуатироваться на имеющейся мощности Игналинская АЭС. Они не имеют системы аварийного охлаждения. Их в первую очередь следует остановить… Строить дальше РБМК нельзя, я в этом уверен…»
Горбачев – «Что нужно сделать институту физики Курчатова?»
Александров – «Считаю, что это свойство (разгон) реактора может быть уничтожено. У нас есть соображения о вариантах решения этой проблемы. Это можно было бы сделать за один-два года».
Горбачев – «Это касается ныне действующих реакторов?»
Александров – «Ныне действующие реакторы можно обезопасить. Даю голову на отсечение, хоть она и старая, что их можно привести в порядок. Прошу освободить меня от обязанностей президента Академии наук и дать мне возможность исправить свою ошибку, связанную с недостатком этого реактора».
Горбачев – «А можно ли эти реакторы довести до международных требований?»
Александров – «…Все страны с развитой ядерной энергетикой работают не на таком типе реакторов…»
Майорец – «Что касается реактора РБМК, то на этот вопрос можно ответить однозначно. Никто в мире не пошел по пути создания реактора этого типа… Я утверждаю, что РБМК и после доработки не будет соответствовать всем нашим нынешним правилам…»
Рыжков – «Мы к аварии шли. Если бы не произошла авария сейчас, она при сложившемся положении могла бы произойти в любое время. Ведь и эту станцию пытались взорвать дважды, а сделали только на третий год. Как стало сейчас известно, не было ни одного года на АЭС без ЧП… Были также известны и недостатки конструкции реактора РБМК, но соответствующие выводы ни министерствами, ни АН СССР не сделаны… Оперативная группа считает, что станции с большим строительным заделом с реакторами РБМК надо заканчивать и на этом прекратить строительство станций с этим реактором».
* * *
Некоторые суждения о реакторе РБМК-1000 выглядят как избыточно строгие. И то, что никто в мире не пошел по пути развития такого реактора, еще не свидетельствует о его ущербности; точно также никто в мире не пошел по пути развития газоохлаждаемых реакторов – таких, как в Великобритании. Но на Политбюро ЦК КПСС обсуждался именно реактор, и в этом обсуждении прозвучало, что реактор не доведен и в существующем виде опасен. Можно ли эти реакторы «привести в порядок» – да, на этот счет мнения разделились.
Но что официально вышло за стены заседания Политбюро, о чем сообщили советскому народу и всему человечеству?
Вот что сообщила газета «Правда» – печатный орган ЦК КПСС, главная газета страны – в номере от 20 июля 1986 года:
«Политбюро ЦК КПСС на специальном заседании обсудило доклад Правительственной комиссии о результатах расследования причин происшедшей 26 апреля 1986 г. аварии на Чернобыльской АЭС…
Установлено, что авария произошла из-за целого ряда допущенных работниками этой электростанции грубых нарушений правил эксплуатации реакторных установок…»
Все. Про реактор, который обсуждался на заседании, – ни слова. Работники электростанции допустили целый ряд грубых нарушений. С одной стороны – огромная государственная работа. С другой – огромная государственная ложь. Огромная государственная несправедливость и огромная государственная бесчеловечность. Стрелочники названы – главной газетой страны. И приговор им уже вынесен – первым лицом государства.
«Руководство станции осудили, остальной персонал навечно заклеймили. Несогласных с таким подходом – уволили, а погибших – великодушно простили…»
Фарс – такую оценку дал тогдашнему судилищу и всей тогдашней ситуации заместитель главного инженера Чернобыльской АЭС по науке и ядерной безопасности Николай Викторович Карпан.
Этот фарс продолжается и по сию пору. Продолжается традиция лжи и демагогии, когда за закрытыми дверями обсуждается одно, а народу – т. е. быдлу – с царского крыльца объявляется совсем другое. Продолжаются попытки клеймить и оскорблять работников Чернобыльской атомной электростанции – и погибших, и выживших. В атмосферу этой лжи и демагогии, оформленной словосочетанием «человеческий фактор», все вовлекаются и вовлекаются новые люди и новые поколения.
Автору этих строк периодически приходится участвовать в школьных мероприятиях, посвященных атомной теме, – в диспутах, олимпиадах и т. п. И если на таких мероприятиях возникает тема Чернобыля – а она с неизбежностью возникает, – то как нечто само собой разумеющееся выскакивает словосочетание «человеческий фактор». Попытки выяснить: откуда вы, ребята, это взяли, что вы на эту тему конкретно читали? – абсолютно бессмысленны. С пониманием того, что в аварии виноват персонал, наши старшеклассники буквально родились. Такое понимание они впитали с молоком матери. Они услышали это от взрослых, – в свое время наслушавшихся Евгения Олеговича Адамова.
Для противодействия лжи и демагогии и нужен разговор о том, что же такое «реактор чернобыльского типа» и почему он взорвался.
