– Ну, – осведомился я. – Что предложишь, партнер?

Малыш Уин медленно опустил свою подзорную гляделку и резким щелчком превратил ее в подобие стаканчика для виски.

– Тут я пас, – сообщил он. – Твой ход, партнер.

Прежде чем ответить, я еще раз оглядел расстилавшуюся перед нами равнину. Гладкая, словно поверхность стойки бара, равнина, полторы мили до ближайшего укрытия – и добрых пять миль, если мы попытаемся обойти эту чертову сковородку.

– По правде говоря, – сказал я, – не могу предложить для решения данной проблемы ничего лучше старой доброй тактики сержанта Краули – первое отделение бежит, второе прикрывает.

– Себе ты, надо полагать, отведешь роль первого? – уточнил Малыш.

– Угадал, – кивнул я. – Зато ты, «черный король» и наши серые друзья вполне сойдете за второе.

Уин встал, старательно отряхнул плащ и неожиданно зевнул.

– На самом деле, – задумчиво сказал он, закончив зевать, – я бы предпочел пойти сам.

– Положа руку на сердце, партнер, – я кивнул на продолговатый чехол, – кто из нас двоих лучше управится с этой игрушкой?

– Я неплохо управляюсь со многими игрушками, – отозвался гном. – Впрочем, тебе виднее. Проводник – ты, партнер.

– Вольно, рядовой, – улыбнулся я. – Разрешаю выйти из строя и закурить!

– Слушаюсь, сэр, – невозмутимо отозвался Уин, извлекая очередную сигару.

– О'кей. Тогда я пошел.

– Один вопрос, партнер, – остановил меня Малыш. – Как ты уже знаешь, дистанция «черного короля» – тысяча ярдов. Это хорошо для любой винтовки, но до тех холмов – полторы мили.

– Что ж, – я пожал плечами, – тогда ты будешь прикрывать меня, сколько сможешь.

– А потом?

– Если наступит «потом», – я поправил оружейный пояс и расстегнул ремешок с кобуры «тигра», – я повернусь и побегу назад так быстро, как только сумею. До того рубежа, где ты будешь в состоянии попасть в мишень размером с всадника.

– Хороший план, – серьезно кивнул гном.

На самом деле я сам удивлялся той настойчивости, с которой отстаивал право подставить голову под оркские томагавки. Вызываться добровольцем не в моих правилах – служба в рядах федеральной армии отучила меня от этой привычки.

Возможно, дело было в том, что мне уже давно не попадалось попутчика, которому не требовалось поминутно вытирать сопли и менять пеленки. Или в исходящей от него ауре уверенности в своих силах.

Как бы там ни было, я легко – насколько позволяли увязающие в песке сапоги – сбежал со склона и неторопливо зашагал к расплывающимся в полуденном мареве холмам.

Странно – столь благодушно-идиотской убежденности, что со мной ничего не случится, я не испытывал с того самого дня, когда шагал по устланному телами полю под Питсбургом.

Даже когда из-за холмов показались темные фигурки, быстро превратившиеся в десяток всадников, это чувство не поколебалось даже на унцию.

Гоблины. Вероятно, сбродный отряд – мало того, что выряжены кто во что горазд, так еще боевая раскраска разная. Они неторопливо – ну да, куда я от них денусь – рысили навстречу мне. Ярдов за пятьдесят кони перешли на шаг, а за столько же, но уже футов дружно остановились, и их всадники уставились на меня черными зрачками ружейных стволов.

Наверное, их тоже сбило с толку мое спокойствие – вряд ли им попадался прежде человек, который, стоя под прицелом десятка стволов, разглядывает их, словно надоедливых мух. Может быть. Я так и не узнал этого наверняка, потому что в тот миг, когда один из гоблов оторвал голову от приклада и разинул пасть, у него на лбу появился третий глаз.

Полукровка стрелял просто невероятно быстро – прежде, чем первый убитый им гоблин начал валиться вниз, вторая пуля буквально смела его соседа с коня. Третий гобл лишился скальпа – вместе с находившейся под ним частью черепа.

Только после этого до гоблинов начало доходить, что происходит нечто неладное – но я уже успел достать «тигра» из кобуры и даже дотащить его до уровня живота.

Все кончилось очень быстро. Лишь трое гоблов успели выстрелить, и только одну из выпущенных ими пуль с большой натяжкой можно было счесть опасной – ту, что обдала мои сапоги песком.

Я опустил револьвер, подошел к телу второго убитого мной гоблина, пинком перевернул его на спину, пригляделся повнимательнее – и длинно, затейливо выругался.

Этот гобл нацепил на себя форму федерального кавалериста – и пятна крови прежнего владельца еще не успели окончательно побуреть.