Не знаю, теоретически, человека нужно уважать: если не по праву рождения, то хотя бы по тому, что он делает, – за его труд, талант, способности. Но и этому, как выясняется, нам нужно учиться. Может быть, это проблема языка, но если мы начинаем о ком-то положительно отзываться, у нас тут же хвалебная песнь получается: «О великий гуру!»… А как только попытка «объективности» осуществляется, то сразу сплошное ехидство вылезает, которое у нас почему-то «иронией» называется. Вроде бы и хорошо о человеке пишут, но обязательно вставят какой-нибудь пассаж язвительный, чтобы принизить, дезавуировать, дистанцироваться. Обязательно какие-нибудь оговорки сделать – мол, «но вообще-то…», «по сравнению с…», «лучше уж так, чем…» и так далее. Что бы не подумали, что «заказуха», «джинса».
Есть у меня одна знакомая журналистка – очень талантливая и вообще большая умница. Она ведет колонку в одной «знаковой» газете, рассказывает там про новинки в мире искусства. И прямо плакалась мне – говорит: «Это просто непонятно. Напишу статью про какой-нибудь спектакль – ну очень хороший, замечательный! Мне все понравилось, и хочется, чтобы больше людей его посмотрело, потому что действительно стоящий. Приношу сдавать материал, а мне редактор: „Ну нет, так не пойдет. Так нельзя. Очень положительная рецензия. Надо как-нибудь это исправить“». Вот теперь и думай, что мы читаем в СМИ, – позицию журналиста узнаем или позицию журналиста, адаптированную, цензурированную по принципу: «Никогда и ни о чем не говори хорошо. Только о мертвых».
Что же со всем этим делать? Как научиться проявлять уважение, не теряя при этом собственного лица? И с другой стороны, как доказать состоятельность своей позиции в отношении того или иного авторитета иначе, нежели излюбленным способом крыловской Моськи?
Начать, мне кажется, надо с того, чтобы взять себе за правило – сначала «вникну в вопрос», составлю собственное мнение, а затем уже буду что-то говорить. Но тут у нас что-то не срабатывает. Любим мы «блеснуть»: «А вот великий философ Шопенгауэр…» Сразу хочется спросить: «А вы его, собственно, читали, этого великого философа, или все только в пересказе? А если читали, прошли ли дальше „Житейской мудрости“?»
Когда говорят о ком-то – «великий ученый», мне всегда интересно – а они вообще знают, что именно он открыл, написал, чем велик? «Плохой поэт»? А чем плох, собственно? Какими критериями пользуемся? Ну нельзя, мне кажется, высказывать суждение, не приложив труда к изучению предмета. А с этим у нас проблемы. Мы как-то совершенно разучились отвечать за свои слова.
Второе правило – оно как раз об этом. Было время, когда в Интернете особенной популярностью пользовалось сокращение «IMHO», что, насколько я помню, значит в дословном переводе буквально следующее: «по моему скромному мнению». Причем далее традиционно следовали высказывания, как правило, очень от скромности далекие. Но дело не в этом. Дело в том, что смысл данной аббревиатуры, если она появляется в сообщении, в основном сводится к следующему: «Я вот так думаю, и все на этом, и отвалите». Мол, имею право, мое же мнение, что хочу с ним, то и делаю. С одной стороны, хорошо, что мы перестали стесняться высказывать свое мнение (не сильно, правда, перестали, ведь в противном случае не нужны были бы эти странные оговорки из четырех букв). Но с другой стороны – у нас при таком подходе вместо диалога «выкрики с места» получаются. Базар-вокзал – одним словом. А если базар начался, то про авторитеты можно забыть, они в духоте бесконечных «IMHO» не выживают.
И третье – умение видеть событие в контексте. Ведь не существует вещей вне исторического, культурного, социального, психологического и еще многих других контекстов. И важно составить мнение, не просто опираясь на спонтанную эмоцию, а составить его, понимая, в каком контексте находится то или иное событие (вещь, явление). Что оно значит? С чем соотносится? К чему отсылает? Что отрицает, а что, напротив, выводит на первый план? Картины Поля Сезанна вряд ли смогут потрясти современного зрителя, но если ты знаешь, что без Сезанна не было бы сезаннистов, что перед тобой родоначальник импрессионизма, который дал совершенно новое, совершенно неожиданное для своего времени художественное восприятие объектов, то, наверное, твое отношение к нему изменится. И нет Сезанна без этого исторического, культурного, искусствоведческого контекста. В «чистом виде» его просто не существует.
А у нас все из контекста повырывают и давай размахивать во все стороны. Покажут по центральному каналу сериал «Идиот» по Ф. М. Достоевскому, и на следующий день у половины населения страны это любимая книга. А там, в книге у Федора Михайловича, – при всем уважении к создателям фильма – вообще другая история рассказана. Текст, может быть, и аутентичный, но смысл совсем другой. Но ведь это только из контекста можно понять, только зная – что для Федора Михайловича этот роман значил. В общем, контекст… Ну и детализация, детализация и еще раз детализация.
Вот что делает в культурном контексте какой-то художник? Юрий Грымов, например? Слышать о том, что «он сделал интересный спектакль», «снял скандальное кино» – это невыносимо. Мне кажется, нужно говорить предметно: «В этом спектакле вот так использована форма, такова суть, так переработано содержание. Вот так этого никто еще не делал, это ново. А вот это – режиссерский ход, отсылающий к Мейерхольду. Тут некоторые заимствования, которые, впрочем, в такой-то оригинальной манере преподнесены зрителю». Абстрактная схема, конечно, но разговор зато предметный. После такого – предметного – суждения для меня, как для стороннего наблюдателя, Грымов перестает быть просто «брендом», который может быть и купленным, и ненастоящим, и пустым, и «сделанным». Он становится для меня художником. То есть фактическим представителем своего дела, авторитетным в этом деле человеком.
«У нас есть замечательные театральные режиссеры…» Слушайте, я с этим не спорю, но чем они замечательны? Вы смогли бы рассказать, что вот этот спектакль прекрасен именно потому-то, потому-то и потому-то? И чтобы это было внятно, понятно. А этот кинофильм? Эта книга? Потому что, если поставить перед собой задачу так воспринимать и так рассказывать, то начинаешь уважать автора, он становится авторитетом.
Мы в лучшем случае говорим: «А давайте будем что-нибудь уважать, восторгаться этим и говорить: „Клево!“, „Круто!“, „Отпад!“» Но напрячь мозги для того, чтобы понять – в связи с чем все это клево-круто-отпад, – это мы пока и не привыкли, и не научены, и еще уверены почему-то, что «не барское это дело» – разбираться, анализировать, представлять свою точку зрения.
Все это в значительной степени происходит от совершеннейшего нелюбопытства к другому человеку, к тому, чем он, собственно, занимается. На мой взгляд, это высшая степень неуважения. Понимаете? Что вот это такое: «Ой, вы такой знаменитый, такой замечательный! А чё вы делаете?» А это же сплошь и рядом! Даже с актерами. Знаменитый актер? А в каком фильме его лучшая роль, вот скажи? Нет ответа.
У нас нет этого внимания к судьбам, к творчеству, к тому, что конкретно человек делает, чем он замечателен, что он привнес в мою жизнь. Когда вручают Нобелевскую премию, то обязательно формулируют «за что». «Его исследования имели большое значение в развитии полупроводников» и так далее. Точка. А дальше расшифровывают для непрофессионалов: «Без этого была бы невозможна мобильная связь». И я понимаю, за что ему дают Нобелевскую премию. Потому что вот он, у меня в руке – сотовый телефон.
Нечто или некто оказывается авторитетом не просто потому, что он «велик», а потому, что труд человека или некая идея отразились на моей жизни так-то и так-то. Если какой-то кардиохирург разработал особенный способ проведения операции на сердце, что позволяет спасти жизнь большому количеству людей, – это для меня внятная и понятная история. Если какой-то психотерапевт разработал технологию, которая реально позволяет лечить вегетососудистую дистонию, которой страдает каждый пятый человек, пришедший в поликлинику, для меня тут тоже все ясно. А просто «замечательный психотерапевт» – мне недостаточно. Просто «замечательный хирург» – мне недостаточно. Просто «замечательный физик» – мне тоже недостаточно.
Надо потратить силы, но нужно понять, что эти люди умеют делать, что они придумали, создали, разработали, внедрили. Когда я это понимаю, то и уважаю их за это дело, а не потому, что «должен» уважать. Если у меня случится эта болезнь, мне поможет именно этот хирург, именно разработанный им метод. Если мне надо позвонить жене и предупредить ее, что буду во столько-то, я говорю большое спасибо данному конкретному лауреату Нобелевской премии, благодаря которому стала возможна мобильная связь. Но мы же этого не делаем!
Есть поговорка: наши недостатки – продолжение наших достоинств. А нам надо пройти обратный путь: преобразовать в достоинства свои недостатки. Если мы хотим восхищаться кем-то – давайте будем восхищаться, но не слепо. Изучим вопрос, поймем, что тут есть такого восхитительного, и тогда уже – айда восхищаться. Если же мы примемся развивать свой индивидуализм – замечательно, только без противопоставления себя другим – «все дураки, я один умный», и все начнет меняться в лучшую сторону. Пусть каждый стремится сделать что-нибудь выдающееся или просто очень хорошее, чтобы потом стать авторитетным лицом.
Мне кажется, что нам надо объединяться по делу, а не вокруг абстрактных идей. В одном из испанских городков стоит памятник повару, основателю целой династии поваров. Земляки поставили памятник человеку, чей род на протяжении трехсот лет готовил в этом городе каким-то особенным образом жареного поросенка. Он так и стоит на пьедестале – с ножом, с поросенком, в поварском колпаке. И сегодня в этот ресторанчик тоже можно зайти, а там прапраправнуки этого человека готовят эту волшебную отбивную. По-моему, просто высший класс уважения к чужому труду! Умеют люди готовить свинину и делают ее замечательно и кормят нас этой свининой, и им ставят памятник.
А мы только вспоминаем, какой был замечательный раньше зефир, печенье овсяное, какой потрясающий был ржаной хлеб – круглый, с запеченными краями, по двенадцать копеек. И неизвестно даже, кому теперь претензии предъявлять? Было… и нету. Что ни смена строя, то сразу потеря всего, что было прежде. До основанья, а затем! Но овсяное печенье – оно-то в чем виновато? Почему мы каждый раз жизнь словно бы заново начинаем? А потому что у нас не дело впереди, а идея. Вот ударила нам в голову новая идея, и мы давай все рушить в порыве энтузиазма. Но идеи приходят и уходят, а дело – оно должно жить. Как странно и нелепо смотрятся сейчас памятники Ленину, расставленные по всей стране, а вот в каком-то ресторанчике люди трудятся из поколения в поколение, и за это им ставят памятник – настоящий, бронзовый, без всякой карикатуры. Не за большую идею, а за маленькое, но очень нужное людям дело. Одни трудятся, а другие им за это благодарны.
Когда мы научимся уважать других – тех, кто способен создать что-то ценное, за то, что они делают, – тогда и нас будут уважать за то, что мы делаем. А как результат – мы будем уважать других людей, а другие люди – нас. Человек, который смотрит на картину художника-примитивиста или Пикассо и говорит: «Да так любой нарисует! У меня еще лучше получится! Да за такие деньги я еще не то могу!» – никогда не будет уважаем и никогда не сможет никого уважать по-настоящему.
Потому что уважают за дело, а чтобы уважать за дело, нужно понимать, в чем его ценность, и знать цену этому делу – о чем мы начинаем догадываться, когда сами пытаемся сделать что-то, чем мы сможем гордиться и за что нам не будет стыдно. И вот вам тут и индивидуализм, и коллективизм, и загадочная русская душа, если хотите. И авторитет есть, и лоб не разбиваем. И уважение к отдельному человеку, и житие в иерархически организованной группе.
Только тут надо разбираться, в чем ценность, уникальность, важность того или иного труда. Уважение не может быть слепым, если слепое – то это не уважение, уважение может быть только вдумчивое. А как только появится эта вдумчивость, изменится и наше отношение к нашей собственной работе, после чего и у других людей появится возможность уважать нас.
В общем, можно, мне кажется, и авторитет иметь, и не самоуничижаться: уважать себя за свой труд и другого человека за то, что он делает. Пусть это будет нашей особенностью – не индивидуализм Запада, не коллективизм Востока, а наше – отечественное. «Произведено в России!» А то ведь мы привыкли со всеми себя сравнивать и, как результат, – рассуждаем о себе в терминах некой вторичности: «Мы – не Запад, потому что…», «Мы – не Восток, потому что…» Смешно выглядели бы европейцы, которые говорили бы, что они не китайцы – «потому что…», и китайцы, которые говорили бы: «Мы не европейцы, потому что…» Не надо нам сравниваться, у нас есть свои особенные черты, и довольно этого. А если мы с кем-то сравниваемся, то сразу получается, что мы как будто какой-то неудачный, бракованный клон…