Точка отсчета

Впрочем, даже если все это правильно, можно ли мотивировать человека одной только пламенной речью? На три минуты хватит. В лучшем случае. А так – нет. Если эта пламенная речь затрагивает его желания, его амбиции, его страхи, мы получим «энтузазизм», который поломается ровно в ту секунду, когда человек столкнется с первыми жизненными трудностями, которые надо преодолеть, чтобы получить желаемое. А обстоятельства, внешние условия, в отличие от пламенных речей, продолжают действовать изо дня в день, изо дня в день. И они помогают человеку перебарывать самого себя, достигать результатов и двигаться дальше.

Человека лечат обстоятельства. У меня на разных работах было много сотрудников, и с определенного момента я стал пользоваться одним правилом: не надо продолжать инвестировать в человека силы и средства, если ему были предоставлены какие-то возможности, а он ими не воспользовался.

Появляется у меня новый сотрудник – человек хороший, но я ему дал задание, а он его не выполнил. У него нашелся миллион причин, почему он этого не сделал. Эти причины могут быть разными, они могут быть вполне объективными, но тогда он должен сказать: «У меня была такая-то причина, я не успел. Но я сделаю. Убьюсь, но сделаю. Это сделаю вот в такие-то сроки, а вот это вот с такими-то поправками, а недостаток компенсирую вот такими-то действиями». То есть он занимает активную позицию моего партнера в решении некой задачи. И мы работаем дальше. В ситуации же, когда он ничего не делает, объясняя свою бездеятельность разными благовидными предлогами, он просто не получает второго задания. Ну потому что у меня всегда есть кому его выполнить должным образом… И мне кажется, что это единственный правильный путь. Таким образом мы помогаем тем, кто работает, а тем, кто не работает, создаем условия, при которых они будут вынуждены работать. А это, поверьте, самая настоящая, реальная помощь.

Но почему одному интересно и он хочет работать, и «несправедливость» ему, как плохому танцору, не мешает, а другому – нет, и не интересно, и мешает, и ждет он потому, что таки случится заветное «чудо» и все, как-то само собой, станет прекрасно и замечательно? Дело, как это ни странно, в нашем иерархическом инстинкте. Человек, как существо стайное, нуждается в вожаке (все люди таковы, даже любой вожак вожаков – тоже таков). Но чем мы отличаемся от других стайных животных – так это тем, что, во-первых, «вожаками» для нас могут быть не только люди, но и идеи (идеологии), или Бог, например (хотя Он и не видим, а для многих и вовсе – абстракция). А во-вторых, «вожаков», в отличие от других своих «братьев меньших», человек выбирает не по размеру особи и не по ее физической силе (да это и странно было бы – в эпоху огнестрельного оружия и немирного атома), а по каким-то другим совершенно признакам… Короче говоря, «вожак» для человека – это, в переводе с зоологического на социологический язык, «авторитет», то есть человек, который в каком-то смысле как Бог, и с идеями.

Что поколение последних «революционеров» разрушило в нашем обществе до основания – так это тот самый феномен авторитета. Об отсутствии авторитетов было заявлено во всеуслышание – памятники демонтировали и ломали, а новых, как вы, наверное, заметили, не появилось. Ну, за исключением нескольких – «политкорректных»: Пушкину и Петру I – работы Зураба, а все остальное – тихонько так, без помпы, в садике каком-нибудь. Советская власть в свое время тоже «зачистила» памятники, но она тут же принялась ставить новые, причем на каждом углу. А революционеры 90-х – нет. Порушить порушили, а замены никакой не предложили.

Но общество не может жить без авторитетов, без общественно значимых фигур, на которых можно равняться, которыми можно гордиться. Мы нуждаемся в том, чтобы в нашем пространстве были люди, к которым хочется прислушиваться, чьи заветы хочется исполнять! Не может общество жить без таких людей, чахнет, сохнет и дохнет.

А у нас даже на деньгах – «виды» вместо «лиц». В США – великие президенты, в Великобритании – королева, на национальных валютах Европы, пока их не упразднили, тоже были лица людей, которыми каждая конкретная страна гордилась, которые олицетворяли ее, с которыми она самоидентифицировалась. А у нас ведь, даже если референдум по этому вопросу провести, договориться невозможно. Кого на рублях печатать? Загадка! Нет авторитетов. А если нет авторитетов, всех посвергали, а новых не создали, то как вообще обществу и каждому из нас в отдельности, внутри самого себя, организовываться?..

Да, мы хоть и люди, но живем «стаями»: у нас маленькие стаи есть – семья, например, а есть и большие – страна, народ. У кого-то, правда, не стаи, а своры, но это отдельный разговор. Но в отсутствие авторитетов невозможно быть в стае – передерутся все и поубиваются. Необходим авторитет, который самим фактом своего присутствия способен предотвратить подобное безобразие.

Вот для кота, например, не существует авторитетов, но он и не стайное животное. Тогда как собака – стайное. Кот – он сам по себе, и вы ничего не можете с этим поделать. Его можно ограничить, но его невозможно воспитать. Поэтому, если вам не хочется, чтобы он разбился, вы просто не пускаете его на балкон. Вы не можете надрессировать его не выходить на этот балкон, потому что вы для него не авторитет. Если же собаке хозяин скажет: «Пойдешь на балкон, я тебя… В общем, советую не ходить!» – то собака будет сидеть себе смирно под дверью и в полном довольстве собой, потому что хозяин – вожак его стаи.

Но сейчас получилось, что мы поведенчески все больше напоминаем «котов», хотя психобиологическая сущность осталась прежней. Куда она денется? То есть авторитет нам по-прежнему нужен, а его нет. Когда я шел из школы домой с двойкой – я чего боялся? Меня мама не ругала, я просто знал, что она расстроится. А она для меня была и остается человеком значимым, которого я не могу и не должен расстраивать. Меня не ругали, не пороли розгами за неуды, но я понимал, что есть мама – авторитетная для меня фигура, для которой то, что я сделал, неприятно и больно. И я пытался «соответствовать».

Глупо, конечно, что я в детстве безоговорочно верил в доброго дедушку Ленина. Но я очень благодарен судьбе за то, что в моей жизни все так сложилось. Потому что благодаря этому наивному детскому опыту веры в «великого человека» я натренировался понимать, что в этом мире есть люди, которые лучше меня, умнее меня, краше меня, и потому мне есть к чему стремиться. А современные дети, которые ничего подобного в своем опыте не имели, – все сплошь пупы земли и центры Вселенной. Но без внутреннего развития, без самосовершенствования, которое еще надо осуществить, человек, какие бы права мы за ним ни признавали по факту рождения, не пуп, а пупик.

И если бы я так искренне не верил в гений Ленина, то я бы потом просто не смог бы понять-почувствовать, насколько потрясающе талантлив Иван Петрович Павлов, пронзительно талантлив Алексей Алексеевич Ухтомский, виртуозно талантлив Лев Семенович Выготский, изощренно талантлив Жак Лакан, предельно талантлив Людвиг Витгенштейн, искусно талантлив Мишель Фуко… Этот список гениев, которыми я восхищаюсь – искренне и по-настоящему, – можно продолжать.

Но дело, разумеется, не только в том, что я готов признать за ними их гениальность, могу ее чувствовать. Нет, разумеется. Дело в том, что, поскольку я ощущаю их гениями, я и читаю их работы соответствующим образом – во мне есть должное смирение, чтобы, прежде чем рискнуть возразить талантливому человеку, сделать все, что в моих силах, чтобы понять и вникнуть в то, что он пытался сказать своей работой.

Если автор – гений, он не мог написать ерунды, ведь так? Так. А значит, если ты читаешь и тебе кажется, что это ерунда, значит, скорее всего, ты прочел не совсем то, что было написано. Прочел, но не понял. И дальше следует труд истинного, глубокого, всестороннего изучения предмета. Конечно, и гений может ошибиться. И ошибаются, разумеется. Но заметит ли это тот, кто не умеет ощущать гениальности другого человека и преклоняться перед ней? Нет. Его критика будет лишь свидетельством его глупости, и не более того. По верхам проскакал, ничего не понял, какую-то банальность изрек – и в полном довольстве от себя. Вот что получается, когда из-за недостатка личного опыта у тебя внутри нет умения ощущать чужой авторитет, нет соответствующего «чипа».

Впрочем, все это касается не только гениев, но и просто наших руководителей, например. Умение, способность принять начальника как начальника – это на самом деле не просто, но очень важно (не в смысле «диктатора», не в смысле тупого подчинения). Ведь если ты можешь допустить, что другой человек что-то знает и понимает лучше тебя, несет ответственность большую, чем ты, и вообще – по-настоящему красив в своем деле, тебе хочется у него учиться, тебе есть к чему стремиться, у тебя появляется пространство жизни, ее перспектива. Вот что такое авторитет.