Мы – это то, что мы делаем

В СССР существовала уголовная статья «за тунеядство». Сейчас это не то что кажется странным, диким, а просто непонятно, как вообще может быть, что людей как-то наказывают за то, что они безработные? Сейчас какие представления? Хочешь – работай, не хочешь – не работай. Но сразу возникает вопрос: «На что живешь?» В СССР все жили на то, что им давало государство. Государство обеспечивало нас «необходимым» и следило за тем, чтобы это «необходимое» было в наличии, а поэтому – работать, работать и работать, товарищи! Но сейчас такой задачи государство перед собой не ставит. Какие есть в бюджете деньги, такие оно на социальную сферу и направляет. Мало денег – мало направляет, больше стало – направили больше. А хватает или не хватает – это не слишком его заботит. Кому не нравится – сами зарабатывайте!

И если раньше работа была обязательным атрибутом жизни, то теперь она стала способом выживания. Право на жизнь нам выдали, а уж как мы с ней обойдемся – это никого не интересует. И хотя нам иногда кажется, что настоящий труд был только тогда, в советские времена, – соцсоревнования, трудовые почины и пятилетки за три года, – в действительности отношение к труду как к способу выживания для огромного количества людей именно сейчас стало определяющим. Наказание за тунеядство – это, конечно, для современного россиянина нонсенс, но потерять работу для многих теперь смерти подобно – так это ощущается, воспринимается. «Уволят? Сократят? А что я буду делать?.. Как жить?!»

Так что первое существенное изменение – это изменение в ощущении работы. Раньше она была обязательной, а теперь нет – она совсем не обязательна. Только от этого стало еще тревожнее… Появился ужас безработицы и страшные мысли о том, что придется работать бог знает кем и как. Нет прежнего чувства определенности, стабильности, гарантированности – потому и тревожно. На кону, по ощущению, ни много ни мало – вопрос выживания.

Второе изменение в отношении к работе – это то, что мы стали искать в ней смысл. Не все, конечно, но многие начали думать о работе как о средстве самореализации. Кажется, что так и в СССР было, но это не совсем так, раньше у нас был «высший смысл», который перекрывал все остальные. Верили мы в «светлое будущее», обещанное коммунистической партией, или не верили, у нашей жизни – каждого советского гражданина – был смысл: почему мы живем, зачем мы живем, для чего и ради чего. Он был неосознанным, на подсознательным уровне – это эффект коллективного бессознательного, так сказать: «все верят, а поэтому и я верю». Но этот «смысл» подвергся серьезному испытанию, когда мы попытались его осмыслить. И экзамена он не выдержал, а когда совсем выветрился, случился, так сказать, массовый экзистенциальный кризис (читай – кризис утраты смыслов) и СССР развалился.

А ведь на самом деле, не так много в жизни вещей, которые могут иметь для нас какой-то действительный «смысл» – любимые люди, Бог (кто в Него верит) и – она, работа, то, что мы делаем.

Но тут возникла проблема: чтобы твой труд ощущался тобой как «священная корова», он должен быть востребован. Почти невозможно верить в значимость и ценность своего труда, если общество и конкретные люди к нему равнодушны. А мы уважение к чужому труду то ли утеряли, то ли и вовсе не имели – неизвестно, но факт остается фактом: уважать за труд не умеем, ценить чужой труд – не ценим.

И вот результат: стоят люди на распутье, думают, чем им заняться, чтобы не было у них ощущения, что жизнь зря проходит, и понять не могут. Куда ни кинь – или деньги зарабатывать, или денег не зарабатывать. Никакой другой альтернативы нет. Тупик.

Работа и рабство

И вот эти деньги… Когда работа становится только источником денег и ничем больше – это, согласитесь, тяжело психологически, не греет душу, так сказать. Раньше такой жесткой взаимосвязи между работой и деньгами не существовало. Мы ведь деньги «получали», а не зарабатывали.

Были, конечно, и в СССР работы, которые позволяли именно «зарабатывать», но таковых было немного. В самом распространенном варианте – дополнительные деньги от государства, когда ему чего-то особенное было от нас нужно (например, «северные деньги» – многие специально ехали за Полярный круг именно за «длинным рублем»: «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…»). Дальше – это работа, в которой был хоть какой-то элемент «сдельности» труда (репетиторство там, избу срубить соседу по садоводству и прочее). И, наконец, третье – это уже «серые» деньги, прежде всего в торговле и в сфере услуг, – всяческие «халтуры». Уберем мы эти группы, и вопрос о связи работы и заработка в сознании советского человека снимается. Работа в одном месте, деньги – в другом. Как это ни странно и ни парадоксально… Есть ставка, а сколько ты трудишься и как ты трудишься – это уже вопрос риторический. Получите, распишитесь.

Рабство – это когда тебе платят за то, что ты есть, а не за то, что ты делаешь. Теоретически, рабам вообще не платили. Конечно. Ну а кормежка, а крыша над головой, а медицинское вспоможение, если потребуется?.. Это и есть плата, только не деньгами, а натурой. Причем тебе платят в любом случае – сработал ты что-то дельное и ценное или не сработал. Твоя жизнь имеет материальную ценность, и поэтому ее берегут. Тобой будут заниматься, следить, чтобы ты ел, спал, чтобы не простудился и не умер. Твоя жизнь нужна не только тебе, но и твоему хозяину, а поэтому ты, в значительной степени, от тягостной ответственности за собственную жизнь освобожден. О тебе будут проявлять всю необходимую степень заботы, и неважно, делаешь ли ты при этом что-нибудь или не делаешь: если ты раб, то тебе платят.

Вот эти сто или сто двадцать рублей, которые давало советское государство своему среднестатистическому работнику, – оно давало ровно с тем расчетом, чтобы этот среднестатистический работник не умер. Человеку платили за то, что он есть, а не за произведенный продукт.

У нас были работы, на которые люди приходили и не знали, чем себя занять. Все мы помним замечательный фильм «Служебный роман», где главный герой с известной иронией замечает: «Лично я хожу на работу, потому что она меня облагораживает». Чем там люди занимались на этой работе, кто-нибудь может вспомнить? Чем вообще занималась эта организация? Какими отчетами по легкой, «легонькой» промышленности? Невозможно сказать абсолютно! Потому что люди эти ничем не занимались. У них в столах лежали журналы «Иностранная литература» или «Работница», шитье, вязание и прочее вышивание.

Я прекрасно помню, как моя мама так же мучилась на своей работе – «простого советского инженера». Буквально изнывала от ничегонеделания! И весь ее отдел изнывал. Несчастные работники этой госконторы в Михайловском замке сами себе придумывали всякую деятельность, потому как если не придумать, то с ума сойти можно. Ведь нельзя же восемь часов сидеть без всякого дела! Невыносимо! И вот они бегали по производствам и искали «русских левшей», чтобы патентовать их «ноу-хау». А поскольку особенно патентовать было нечего, они сидели вместе с этими «левшами» и придумывали всяческие «усовершенствования» за них: болт заворачивается в обратную сторону – уже открытие необыкновенной важности! Но, по крайней мере, хоть какая-то занятость… А деньги?.. Оклад.

В общем, в основной своей массе была в нашей стране такая работа, где тебе платили за то, что ты приходишь и занимаешь рабочее место, за то, что высиживаешь свои часы, присутствуешь, а не за то, что ты что-то производишь. А сейчас – нет, все поменялось. За высидку тебе уже нигде не заплатят, даже в государственных учреждениях. Везде надо что-то производить… Поэтому второе тотальное изменение в нашем отношении к работе – это дефис, возникший между проделанной тобою работой и деньгами, которые тебе за нее платят.

Теперь работа изменила свой статус, она перестала быть рабской. Вот это самое главное, чего многие из нас пока так и не поняли. У нас сейчас есть огромное счастье – возможность выбирать работу, иметь работу, менять работу. И мне платят за то, что я делаю, а не за то, что я есть, и поэтому я, по крайней мере в этом смысле, больше не раб. Боюсь только, не многие из нас эту радость осознали…

В целом сама по себе эта свобода – потрясающее обретение, свобода иметь работу и свобода не иметь работы. Мы, правда, своего счастья не поняли, потому что сразу были напуганы безработицей – все эти ужасные сокращения, закрывающиеся предприятия и учреждения. Огромное количество людей пережили увольнения, были какое-то время без работы. Но здесь важно все-таки с этой паникой справиться и понять: ситуация на самом деле выгодная, даже замечательная. Во-первых, избавление от рабства, что само по себе – подарок, а во-вторых, поскольку тебе перепоручается твоя собственная жизнь, ты становишься активным деятелем, перестаешь быть зависимым и можешь делать что-то, что считаешь для себя важным. Но для этого нужно включить интеллектуальную функцию…

И вот: самая большая проблема, с которой мы столкнулись, потому что «сокращенный» человек не включает свою интеллектуальную функцию, он ищет, где бы спрятаться от безработицы. Однажды я переживал что-то подобное. С детства я собирался быть военным врачом, и вся жизненная перспектива рисовалась передо мной удивительным образом – четко и однозначно. Где я получу образование, где буду служить после окончания академии, как поступлю в адъюнктуру, буду работать на кафедре, защищу диссертацию – одну, потом другую, как потом стану профессором и буду руководить кафедрой. И наконец, выйду на пенсию – военную. Будет у меня машина, дача, квартира и счастливое семейство. Для меня все было абсолютно понятно, потому как вот два моих деда – уже на той самой военной пенсии, вот мой отец, дядя, другой дядя – на флотах да на кафедрах… Все было понятно. Мысль, что может быть как-то по-другому, показалась бы мне тогда просто абсурдной. А что получилось?

Ну, академию я, положим, окончил. А дальше? Дальше меня по болезни уволили. Даже не в запас, а в отставку. Старший лейтенант в отставке – ни много ни мало. И вот я оказался без работы, и не только без работы, но и вообще – в другом мире. Потому как что такое гражданское здравоохранение – я не знал в принципе. Я в поликлинике детской никогда не был. А что люди ходят в какие-то больницы, где врачи без погон, – это была для меня и вовсе необыкновенная новость. Это примерно то же самое, как когда человек, который двадцать лет отработал на одном каком-то предприятии, вдруг оказывается на улице. И у него в голове одна мысль: он не может жить без своего завода. А сколько целых городов с градообразующими предприятиями? Закрыли завод – все, конец. Жизнь закончилась. Но почему, собственно, закончилась?.. Как так? Она закончилась только потому, что вы ничего не стали делать после того, как закрылся завод. А для того, чтобы начать что-то делать, надо включить эту самую мозговую функцию.

Существуют государства, которые безбедно живут, не имея совершенно никаких полезных ископаемых – ни нефти, ни газа, вообще ничего. Но они же как-то живут и умудряются в целом неплохо существовать, причем не продавая, а покупая у других стран для собственных нужд и нефть, и газ… Поэтому то, что ты теряешь работу и становишься безработным, – это исключительно психологическая проблема. Это вопрос того, что ты начинаешь делать, понимая, что работа тебе нужна и ты должен себя каким-то образом найти в новых, изменившихся обстоятельствах жизни. И надо сказать, что огромное количество очень богатых ныне людей обязаны своим успехом именно тому, что в свое время они были благополучно уволены с работы.