Профессиональная привычка наблюдать за работниками Хорекании не вытравляема. Даже, когда я бываю в фастфудах, всегда мысленно подмечаю ошибки и удачи персонала. Удачи – скорее исключение из правила, ведь люди за стойкой выглядят так, словно бы снизошли до этой работы, считая ее ниже своего достоинства. Они либо хмурые, либо носят на себе дежурные улыбки, а то и вовсе глядят так, что пропадает аппетит. Вспоминаю старый советский фильм про будни работников общепита – «Дайте жалобную книгу». Там официантка прошла путь от Цербера до «третий сорт – не брак», и очень обижалась, когда метрдотель не выпускал ее к гостям: «Я ж теперь перевоспитанная. Я теперь и улыбнуться могу. – Ничего, поработаешь в подсобке, там и улыбнешься».
Фастфуд – одна из мощнейших машин человечества и броня ее крепка. Еда и люди там словно штампуются на конвейере. Кто-то скажет, что сотрудники фастфудов – андеркласс Хорекании, но я не думал так ни тогда, когда работал там, ни теперь. Люди в фастфуде отвечают за атмосферу места и настроение гостей не меньше, чем маркетологи-концептуалисты. Искренняя улыбка и радушие не навредили еще ни одному бизнесу. Все с точностью да наоборот. Недавний случай, произошедший со мной, стал лишним подтверждением моей правоты.
Поздно вечером, перед самым закрытием, меня занесло в один из ресторанов Рональда. Посетителей не было, в зале царила несвойственная этому заведению тишь, как после урагана. За кассой стоял усталый молодой человек. Его голова была опущена, но стоило мне приблизиться к прилавку, как он моментально преобразился. Искренне улыбнувшись, он спросил, что бы я хотел заказать. Похвалив мой выбор (хотя трудно сойти за гурмана в McDonald's), он как-то очень по-дружески заметил, что запивать бигмак холодной газировкой – одно из самых приятных наслаждений жизни. Я поддержал разговор, спросив, как прошел его день, и мы стали общаться как старые приятели. Он непритворно делился своей радостью от того, что устроился на эту работу. Нет-нет, это не была проверка на иронию. Он действительно искренне любил свое дело и с жаром описывал маленькие детали и особенности своего ремесла. Слово «функционал» тут неуместно, ведь он делился со мной поэтикой своих трудовых будней. Я поинтересовался, почему именно фастфуд, ведь такому неординарному молодому человеку наверняка было из чего выбирать. Он дал лучший из возможных ответов на этот вопрос: «Это отличная школа!» Эту фразу повторял себе и я, лет двадцать назад. Мы продолжили разговор о каких-то пустяковых и незначительных для несведущих вещах, которые, однако, доставляли нам обоим удовольствие. Следы трудного дня исчезли с наших лиц. Если бы не настал час закрытия ресторана, мы бы так и болтали с ним до утра. Я умял свой бигмак прямо за стойкой. Она разделяла нас лишь формально, ведь мы были с ним на одной волне. Он был в самом начале пути, а я словно бы оглянулся назад, узнав в нем себя, хореканского новобранца и салагу, предвкушавшего большое плавание. Как оказалось, под прилавком молодой человек держал книгу об основах менеджмента в Хорекании, вот отчего его голова была опущена, когда я вошел. Он учился и работал одновременно. Искренне хочу, чтобы все у него получилось. Этот двадцатилетний парень сделал мой день, и я покидал McDonald's с улыбкой ребенка, которому купили хэппи мил.
«И звезда с звездою говорит», – вертелись у меня в голове строчки поэта, но не потому, что я зазвездился, говоря со звездой восходящей. Просто я снова вернулся на Прайд-стрит, где воочию наблюдал, как говорили друг с другом звезды хореканского небосклона. Не поняли? Сейчас поймете. Включаю GPS.
На противоположной от KFC стороне улицы помимо королевской почты располагалось еще одно заведение, посылающее прохожим невидимые письма счастья. Это был всемирный символ фастфуда, где полноводные реки газировки омывали берега бургеров всех мастей. Вы угадаете это слово с первой же буквы, которая и стала его символом. Это он – великий и ужасный (по своим масштабам) McDonald's. Кстати, секрет его успешнейшего логотипа, одним своим видом пробуждающего аппетит, как говорят психологи, не только в правильном подборе цветов и лаконичности, но и в том, что на Рональда Макдональда оказал немалое влияние старик Фрейд. Вся штука в очертаниях буквы «М», как оказалось, подсознательно напоминающих нам, внимание, материнскую грудь. Кто-то даже защитил диссертацию по этому поводу, так что теперь внимательнее приглядывайтесь к хрестоматийным лейблам, может вам еще что-то привидится на голодный желудок… Если развить тему, то я даже боюсь предположить, что скрывает или какой тайный смысл имеют бородка и плотоядная ухмылка полковника Сандерса на логотипе KFC. А вообще еда и секс всегда шагают рядом. Еда питает не только творческие натуры и не только буквально. В литературе описания трапез и яств часто не уступают по выразительности изображениям оргий, а «Бычья туша» Сутина – это же чистая эротика! А Арчимбольдо с его съедобными картинами! Продолжать можно бесконечно.
В бытность работы в KFC я, правда, не углублялся в таинства символов и знаков. Был юнгой и был юн, и было как-то не до того, ведь рассиживаться на месте не приходилось. Тем не менее, благодаря присущей мне любознательности я очень быстро нашел себе профессиональное хобби – слежку. Все это было задолго до британских шпионских игр, ставших столь популярными в новостных сводках. Да, сознаюсь, я шпионил за невидимыми переговорами двух гигантов фастфуда. Я дешифровал секретные сообщения, которыми обменивались KFC и McDonald's друг с другом. И это было невероятно увлекательно!
Стоило адептам Рональда вывесить на витрине рекламу чизбургера с новым сортом сыра или постер с изображением меню завтраков, как офицеры Сандерса незамедлительно отвечали шквальной рекламой новой вариации Зингера. Рональд не собирался сдавать позиции, и вот уже посетитель обнаруживал в обеде с бигмаком увеличенную порцию картофеля фри за ту же цену. Шпионы Сандерса занимали выжидательную позицию, чтобы затем нанести мощный ответный удар – вместо одного соуса, полагавшегося к крылышкам, вручать гостю аж три.
В этой непрестанной борьбе, которая будет длиться до восстания машин, не было и нет проигравших. Пока Макдональд и Сандерс сходились в клинче, они на самом деле постоянно совершенствовались. Борясь друг с другом и за посетителей, они становились только лучше. Ассортимент меню расширялся, за качеством следили так, словно каждый день ожидался визит контрольной инспекции, рекламные механизмы работали и усложнялись как часы. Все это происходило на моих глазах, а я всегда отличался зоркостью. Невидимые глазу простого, вечно спешащего гостя мелочи не ускользали из моего поля зрения. То, как бумажные полотенца в туалете становились чуть мягче, или то, как на 3 миллиметра приятно пополнела коробка для зингера – все это подмечал, конечно, не только я, но и Генеральные штабы закадычных врагов-конкурентов. Одни меняли сушилки для рук, другие начинали класть больше салфеток, упаковывая заказ навынос. Я был счастлив, что оказался в эпицентре этой партизанской войны, развернувшейся на Прайд-стрит. Словно бы боги Хорекании нарочно поставили эти два заведения друг напротив друга (или враг врага), чтобы явить передо мной созидательную силу конкуренции, способствующую не уничтожению, а развитию.
«Есть упоение в бою», и я просто не мог оставаться в стороне, искренне симпатизируя то одной стороне, то другой. Я начал думать о том, как было бы здорово сражаться за обе победоносные армии, получив тем самым в два раза больше опыта. Разумеется, во мне говорила хореканская чума, но речи ее были слаще, чем десерт месяца.
Однажды, заслушавшись своим внутренним голосом, я совершил обратный путь из пункта Б в пункт А, то есть из KFC в McDonald's. Действовал я по уже проверенному сценарию, но на этот раз, сэкономив на обеде, просто попросил позвать менеджера.
Так начался новый период моей жизни на повышенных скоростях. Я был как тот слуга двух господ – три дня проводя среди зингеров, а другие три – среди бигмаков. Раздвоения личности у меня не случилось, но некоторые гости, наведывавшиеся время от времени в оба заведения, испытывали когнитивный диссонанс, видя меня то тут, то там. Иногда приходилось срочно кого-то подменять, и я на глазах у изумленной публики бежал через дорогу, на ходу меняя одну униформу на другую. Я работал на износ, но чувствовал себя абсолютно счастливым. Это были лучшие годы погружения в безбрежный мир Хорекании, в котором каждый день сиял новизной. В отличие от лет, проведенных за партой, годы за стойками двух культовых фастфудов не принесли мне бесполезных знаний. Пригодилось все. Но главное – я ощущал собственную нужность и свой вклад в работу этих огромных, но не бездушных, как принято думать, броненосцев индустрии.
Как в детской головоломке, в которой нужно находить отличия между схожими лишь на первый взгляд картинками, я постоянно сличал и сравнивал KFC и McDonald's. Не то что бы обслуживание в KFC уступало по уровню Маку, но в штабе Рональда мне импонировало чувство скорости на всех этапах. Отдача заказа и ротация продукта, привязанная к системе изготовления, иными словами, эта система внутри системы меня завораживала. Механизм McDonald's не уступает в точности и сложности швейцарским часам, и мне странно, что его создатель не удостоился нобелевки по экономике.
Именно McDonald's научил меня системному подходу и мышлению, которые впоследствии помогли и помогают выстраивать дело, что называется, от печки, с нуля. Но когда фастфуд проник в мои сновидения и по ночам мне стали мерещиться бои без правил между бигмаком и куриными крылышками, я понял что нужно притормозить. Кетчуп проливался по обе стороны ринга как в кровавом боевике, а я как рефери должен был решить, кому присудить победу. Настало время определиться, и я выбрал KFC, посвятив высвободившееся время учебе. Все-таки тот первый зингер, как первая любовь, не мог покинуть мое сердце.
Армейский опыт в сетях шустрого питания до сих пор служит для меня неиссякаемой почвой для баек и юмора. Но шутки лишь приятная облатка для важных уроков, которые я выучил за время службы, или, лучше сказать, служения фастфуду, которое обеспечило мне дальнейший fast track на просторах Хорекании. Именно там я понял, что даже в жесткой системной дисциплине, сравнимой с израильским МОССАДом, всегда есть место индивидуальности и креативу. Этот опыт работы-учебы обострил мою хватку, развил чуткость к людям и к внутреннему голосу, научил не бояться задавать вопросы и совершать выбор. Выбор – то, чем наделили человека высшие силы. Каждый день мы попадаем в пространство вариантов, в котором каждый наш взгляд, жест, слово – результат выбора, сознаем мы это или нет. Я свой выбор сделал раз и навсегда. И ни минуты не пожалел ни о нем, ни себя. «Общепит?» – пренебрежительно и высокомерно спросит кто-то, кто, видимо, питается воздухом и солнечными лучами. «Общепит!» – уверенно отвечу я, зная цену и ценя хлеб насущный. И пусть не им одним сыт человек, именно еда – это то, что дает нам жизнь. А уж чем ее наполнить – выбор за вами.