Барселона, 1958 год
Много лет спустя двадцать три человека – гости, приглашенные отпраздновать это событие, – возможно, оглянутся назад и вспомнят историческую вечеринку накануне великого дня, когда Фермин Ромеро де Торрес навсегда расстался с холостяцкой жизнью.
– Сие есть окончание знаменательной эпохи, – провозгласил тост профессор Альбукерке, поднимая бокал шампанского. Лучше его никто бы не сумел так лаконично выразить чувства, обуревавшие всех нас.
Праздник по случаю прощания Фермина с холостой жизнью явился сенсацией, которая потрясла женскую часть населения царства Барсело едва ли не больше, чем смерть Родольфо Валентино. Состоялся он погожим вечером в феврале 1958 года в большом бальном зале кафе «Ла Палома», на той самой сцене, где жених в свое время натанцевался танго до упаду и пережил незабываемые моменты. Теперь они становились частью архива с пометкой «совершенно секретно», где были отражены все этапы долгой карьеры вечного дамского угодника.
Мой отец, которого нам удалось вытащить из дома в первый и последний раз в жизни, нанял полупрофессиональный ансамбль танцевальной музыки. Оркестр «Гавана» из Баш-Льобрегата, согласившись играть за символическую плату, услаждал нас подборкой ритмов мамбы, гуарачи и сон-монтуно, которые воссоздавали для жениха атмосферу далеких и прекрасных дней, когда жизнь его протекала в мире интрижек и международного glamour в интерьерах шикарных казино прежней Кубы. Гости постепенно преодолевали застенчивость и выходили на танцевальную площадку тряхнуть стариной во славу Фермина.
Барсело убедил моего отца, что водка, которую он ему подливал в рюмку, – это минеральная вода с капелькой ароматного травяного ликера. И вскоре все мы стали свидетелями небывалого зрелища, как отец танцует в обнимку с одной из девиц, которых привела с собой Росиито (настоящая душа праздника), чтобы оживить атмосферу.
– Господи Боже, – пробормотал я, наблюдая, как отец двигает бедрами и на счет «раз» ритмично и синхронно сталкивается пятой точкой со своей дамой, ветераном ночных баталий.
Барсело расхаживал среди гостей, раздавал гаванские сигары и юбилейные открытки, напечатанные в небольшой мастерской, где изготавливали извещения о причастии, крещении и похоронах. На первоклассной дорогой бумаге забавное изображение Фермина в образе ангелочка с молитвенно сложенными руками сопровождала надпись:
«Фермин Ромеро де Торрес
19??–1958
Да упокоится с миром великий соблазнитель.
1958–19??
Да здравствует почтенный отец семейства».
Впервые за долгое время Фермин был счастлив и спокоен. За полчаса до начала пирушки я отвел его в «Кан льюис», где профессор Альбукерке подтвердил, что утром побывал в отделении Гражданского регистра, вооружившись полным комплектом документов и бумаг, изготовленных мастерами своего дела, Освальдо Дарио и его помощником Луисито.
– Дорогой Фермин, – сказал профессор, – я приветствую ваше официальное появление на свет и вручаю в присутствии дона Даниеля Семпере, а также всех ваших друзей из «Кан льюис» в качестве свидетелей законное удостоверение личности.
Фермин, потрясенный до глубины души, рассматривал свои новые документы.
– Как вам удалось совершить это чудо?
– Техническую часть мы лучше опустим. Намного важнее, что все возможно, если у вас есть настоящий друг, готовый рисковать и перевернуть землю и небо, чтобы вы могли вступить в брак по всем правилам и рожать детей, продолжателей династии Ромеро де Торрес, – ответил профессор.
Фермин посмотрел на меня со слезами на глазах и обнял с такой силой, что едва не задушил. Мне не стыдно признаться, что это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Через полтора часа непрерывной музыки, возлияний и фривольных танцев я решил передохнуть и пробрался к бару в надежде найти безалкогольное питье, поскольку чувствовал, что не в состоянии поглотить больше ни капли рома с лимоном, которым потчевали приглашенных. Официант налил мне стакан холодной воды, и, привалившись спиной к барной стойке, я повернулся лицом к залу, чтобы видеть танцующих. Я не сразу заметил Росиито, притаившуюся у дальнего конца стойки. Она стояла с бокалом шампанского и меланхолично наблюдала за праздником, который готовила не жалея сил. Я подсчитал, вспомнив рассказ Фермина, что теперь женщине было около тридцати пяти лет. Но двадцатилетнее служение на поприще жрицы любви оставило на ней неизгладимый след. Также, наверное, сыграл свою роль и приглушенный красноватый свет в зале. Королева улицы Эскудельерс выглядела намного старше своего возраста.
Я подошел к ней и приветливо улыбнулся.
– Росиито, вы сегодня прекрасны как никогда, – солгал я.
Росиито нарядилась в лучшее платье и волосы явно укладывала в самой известной парикмахерской на улице Конде-де-Асальто, но мне показалось, что нынешней ночью она выглядела очень и очень печальной.
– Вы хорошо себя чувствуете, Росиито?
– Только посмотрите на него, бедняжку. Кожа да кости остались, и все же его тянет танцевать.
Она не сводила глаз с Фермина, и я понял, что он навсегда останется для нее героем, спасшим ее от мелкого негодяя, и, возможно, единственным стоящим мужчиной, кого она встретила, проработав двадцать лет на улице.
– Дон Даниель, не знаю даже, как сказать об этом Фермину, но я не пойду завтра на свадьбу.
– Как же так, Росиито? Фермин отвел вам почетное место среди гостей…
Росиито потупилась.
– Я знаю, но пойти не смогу.
– Почему? – спросил я, догадываясь, какой последует ответ.
– Потому что мне это причинит боль, а я хочу, чтобы в этот день душка Фермин был счастлив со своей сеньорой.
Росиито расплакалась. Я не знал, что сказать, и потому просто обнял ее.
– Знаете, я ведь всегда его любила. С самой первой встречи. И я понимаю, что я не гожусь для него, и он относится ко мне, как… Ну, просто как к Росиито.
– Фермин очень высоко вас ценит, не забывайте об этом никогда.
Женщина отстранилась и смущенно вытерла слезы.
– Простите меня. Я дура, а если еще выпью две капли, вообще не соображаю, что говорю.
– Ничего страшного.
Я протянул ей свой стакан воды, и она взяла его.
– Знаете… Однажды вдруг осознаешь, что молодость закончилась и поезд уже ушел.
– Придут другие поезда. Обязательно.
Росиито кивнула.
– Вот потому я не пойду на свадьбу, дон Даниель. Уже довольно давно я познакомилась с господином, сеньором де Реус. Он хороший человек. Вдовец. Заботливый отец. Он владелец пункта сбора металлолома. Каждый раз, бывая проездом в Барселоне, он навещает меня. Он предложил мне выйти за него замуж. Мы не заблуждаемся на свой счет, оба, понимаете? Очень тяжело остаться в старости в одиночестве. И я знаю, что мое тело уже не то, чтобы продолжать работать на улице. Жаумет, сеньор де Реус, приглашал меня отправиться с ним в путешествие. Его дети выросли и уехали из дома, он всю жизнь проработал. Он сказал, что хочет посмотреть мир перед тем, как его покинуть, и звал меня с собой. В качестве жены, а не какой-то там, чтобы попользоваться и выбросить. Корабль отплывает завтра рано утром. Жаумет говорит, что капитан корабля имеет право регистрировать брак в открытом море, а если нет, то мы обратимся к любому священнику в первом порту.
– Фермин знает?
Словно услышав наш разговор на расстоянии, Фермин прекратил выделывать па на танцплощадке и замер, глядя на нас. Он протянул руки к Росиито, состроив умильную рожицу бездельника, жаждущего ласки и нежности, которая приносила ему неизменный успех. Росиито засмеялась, недоверчиво покачав головой, и, прежде чем выйти на площадку к мужчине своей мечты и в последний раз станцевать с ним болеро, повернулась ко мне и сказала:
– Заботьтесь о нем как следует, Даниель. Такого, как Фермин, больше нет.
Оркестр умолк, и танцующие разомкнули круг, пропуская Росиито на площадку. Фермин взял ее за руки. Светильники в зале «Паломы» постепенно погасли, и во мраке вспыхнули лучи прожектора, очертившие круг клубящегося света у ног этой пары. Остальные танцоры отступили в сторону, и музыканты заиграли в ритме болеро, наверное, самого печального танца на свете. Фермин обвил рукой талию Росиито. Глядя в глаза друг другу, отрешенные от настоящего, возлюбленные из той Барселоны, которая исчезла безвозвратно, в последний раз танцевали они, слившись в тесном объятии. Когда музыка остановилась, Фермин поцеловал женщину в губы. Росиито, заливаясь слезами, погладила его по щеке и, не прощаясь, медленно пошла к выходу.