Чудовищный тотализатор, организованный номером семнадцатым, продолжал работать в течение нескольких суток. За эти дни не раз повторялась одна и та же сцена: стоило заподозрить, что Сальгадо готов отдать Богу душу, как он вставал, чтобы дотащиться до решетки камеры. Заняв исходную позицию, он выкрикивал во все горло строфу: «Сукиныдетивыневытряситеизменянисентимаимнеположитьнавасублюдков». Далее следовали вариации на ту же тему, пока он не срывал голос и не падал бездыханным на пол. Фермину приходилось его поднимать и возвращать на койку.
– Таракан окочурился, Фермин? – спрашивал номер семнадцатый, заслышав, что Сальгадо повалился, как тюфяк с соломой.
Фермин больше не утруждал себя медицинской помощью сокамернику. Если бы он вмешался, возможно, дело дошло бы до брезентового мешка.
– Послушайте, Сальгадо, если вы собираетесь умирать – умирайте, но если надумали жить, умоляю, не шумите так. Я уже сыт по горло вашими сольными выступлениями с пеной у рта, – увещевал Фермин, накрывая его куском грязной парусины, который выудил в отсутствие Ханурика у одного из надзирателей. Взамен Фермин поделился с ним научно доказанным методом соблазнения – а точнее, как преуспеть с пятнадцатилетними созревшими дурочками, поразив их воображение взбитыми сливками с коврижками.
– Нечего притворяться милосердным, так как вы показали свое истинное лицо, и уж мне-то известно, что вы ничем не отличаетесь от гнусной стаи шакалов, готовых прозакладывать последние панталоны, что я умру, – заявил Сальгадо, видимо, склонный испытывать судьбу до последнего дыхания.
– Знаете, у меня нет желания спорить с умирающим в его последние часы или по крайней мере во время вялотекущей агонии. Но имейте в виду, что я не поставил на кон ни реала, и если однажды мне придется ответить за грехи, пусть это будет не пари на жизнь человека, хотя из вас человек, как из меня вертолет, – заключил Фермин.
– Пустословием вы меня не проведете, не надейтесь, – злорадно ответил Сальгадо. – Я отлично знаю, что2 вы замышляете со своим задушевным приятелем Мартином, начитавшимся «Графа Монте-Кристо».
– Понятия не имею, о чем вы, Сальгадо. Поспите чуток. Да спите хоть год, никто без вас не заскучает.
– Если вы верите, что сможете отсюда сбежать, значит, вы такой же псих, как и он.
Фермин почувствовал, как по спине потек холодный пот. Сальгадо ощерился улыбкой, продемонстрировав выбитые зубы.
– Я все знаю, – сказал он.
Фермин понуро покачал головой и забился в свой угол, как можно дальше от Сальгадо. Но тишина продлилась недолго.
– Мое молчание имеет цену, – заявил Сальгадо.
– Надо было дать вам умереть, когда вас приволокли, – пробормотал Фермин.
– В знак благодарности я готов сделать скидку, – сказал Сальгадо. – Я лишь попрошу оказать мне последнюю услугу, и я сохраню тайну.
– Откуда мне знать, что она станет последней?
– А вас поймают, как всех, кто пытался уйти отсюда на своих двоих, и, промурыжив несколько дней, повесят во дворе в назидание всем остальным, так что я больше не смогу ни о чем вас попросить. Итак, что скажете? Небольшое одолжение, и можете рассчитывать на мое совершенное молчание. Даю слово чести.
– Слово чести, вы? И почему же вы раньше не сказали? Это в корне меняет дело.
– Подойдите-ка…
Фермин поколебался мгновение, потом решил, что терять ему нечего.
– Я знаю, что эта свинья Вальс поручил вам выведать, где я прячу деньги, – начал Сальгадо. – Не трудитесь отрицать.
Фермин только пожал плечами.
– И я хочу, чтобы вы ему об этом рассказали, – доверительно сообщил Сальгадо.
– Что прикажете, Сальгадо. И где же сокровище?
– Передайте коменданту, что он должен идти один, собственной персоной. Если он возьмет кого-то за компанию, то не получит ни дуро. Скажите, что ему надлежит отправиться на старую фабрику Вилардель в Пуэбло-Нуэво, что за кладбищем, и быть там ровно в полночь – ни минутой раньше или позже.
– Напоминает сайнете дона Карлоса Арничеса, Сальгадо…
– Слушайте внимательно. Передайте, что ему надо войти на территорию фабрики и разыскать будку сторожа рядом с ткацким цехом. Далее ему следует постучать в двери, и когда его спросят, кто пришел, ответить: «Да здравствует Дуррути».
Фермин подавил смешок.
– Большей глупости я не слышал с тех пор, как комендант толкнул свою последнюю речь.
– Просто повторите ему то, что я сказал.
– А почему вы уверены, что я сам не отправлюсь на эту фабрику и, как в дешевой бульварной литературе со всеми ее дурацкими интригами и паролями, не уведу денежки?
В зрачках Сальгадо вспыхнул нехороший огонек.
– Можете не отвечать: не потому ли, что я буду мертв? – спросил Фермин.
Губы Сальгадо расползлись в змеиной улыбке. Фермин заглянул ему в глаза, горевшие жаждой мести, понял, что замышлял сокамерник, и продолжил:
– Это ведь ловушка, да?
Сальгадо промолчал.
– А что, если Вальс уцелеет? Вы ни на секунду не задумались о том, что с вами сделают?
– Ничего такого, чего со мной уже не сделали.
– Я бы сказал, что у вас железные яйца, если бы не знал, что одно вы уже потеряли. А если ваша затея не выгорит, то потеряете и второе, – поделился своим мнением Фермин.
– Это уже моя проблема, – отрезал Сальгадо. – Так на чем мы остановились, Монте-Кристо? Заключаем договор?
Сальгадо протянул свою единственную руку. Фермин смотрел на нее несколько мгновений, а затем неохотно пожал.