Саня уцелел лишь потому, что поверил. Сразу, без оглядки.

— Уходите! — орал на бегу Володька Подлепич из второго оцепления. — Уносите ноги, кто жить хочет!

Володька пронёсся в двух шагах от Сани, с маху сиганул через окоп, упал грудью на бруствер, подтянулся на руках и через секунду исчез в ночи.

Саня вскочил на ноги. Несмотря на удушливый зной, его мгновенно прошиб озноб. «Неужели началось? — метнулась заполошная мысль. — Неужели-таки подставили, суки?! Подставили сотни тысяч человек!»

Кто-то грузный на бегу толкнул Саню плечом, выматерился, помчался дальше. За ним через окоп перепрыгнул другой. Третий. Следующего Саня схватил за грудки.

— Пусти, гад! — парень рванулся, с треском разошёлся ворот гимнастёрки, но высвободиться не удалось — Саня держал крепко.

— Куда? — стиснув зубы, процедил тот. — Куда драпаешь, сволочь?!

— Сам ты сволочь! Да пусти же, ну! Через час это дерьмо взлетит. Нас подставили, понял?! Первое оцепление открыло по нам огонь, гады!

И Саня поверил. Ему не надо было объяснять, что будет после того, как корабль взлетит. Выжженная проплешина от центра Москвы радиусом в шестьдесят километров, а то и во все семьдесят.

Саня на мгновение замер, ошалело глядя на юг, туда, где исполинским монстром, гигантской свечой дыбилась к небу громада корабля. Затем отпустил парня и секунду спустя бросился вслед за ним. Минут десять, надрывая жилы, мчал по нейтральной полосе. У обочины бывшего шоссе МКАД, где нейтралка заканчивалась, Саня догнал Володьку Подлепича, и в этот момент земля под ногами дрогнула. Темноту прорезало сполохами света, а вслед за светом пришёл грохот, страшный, чудовищный — то исполин запустил стартовые двигатели и изготовился к взлёту.

— Бежим! — заорал Володька. — В бога душу мать!

Под нарастающий грохот они пересекли развороченный, заросший пробившимся через бетон чертополохом МКАД и понеслись по земле изгоев. Откуда-то слева из темноты по ним дали очередь, а может, и не по ним, может, просто с отчаяния. Трассирующие пули прошли над головами и сгинули. Больше не стреляли — изгоям стало не до военных действий: им, так же как и ополчению, предстояло уносить ноги.

Жанна брела на север вот уже третьи сутки. Она сама не знала зачем — умереть можно было и здесь, среди выжженных зноем и пожарами лесов Подмосковья. Бывшего Подмосковья, криво усмехнулась Жанна, теперь уже бывшего. Три дня назад, сразу после старта «Исхода-12», город, именуемый на географических картах Москвой, перестал существовать. Так же, как до него перестал существовать Киев. А до Киева — Ростов. А ещё раньше — Новороссийск. И восемь других городов России и Украины, превращённых в гигантские космодромы и отправивших в никуда тех землян, которым выпало уцелеть. Потомков элиты, отобранной шестьдесят лет назад, когда факт, что катастрофа неминуема и человечество обречено, стал непреложным.

К полудню силы закончились. Жар стал нестерпимым, ветхие тряпки, которые когда-то считались рубахой и юбкой, липли к телу, сковывая движения. Сапоги весили, казалось, по пуду каждый. На дне фляги ещё плескалась вода, и Жанна, тяжело опустившись на обгоревший ствол, решила не экономить. До вечера ей, возможно, удастся дотянуть, но если ночью она не выйдет к реке, ей конец. А если выйдет, то тоже конец, только ненадолго отсроченный. Зимние месяцы она сможет просуществовать у воды, если, конечно, не загнётся от голода. Но весну пережить вряд ли удастся, а лето — тем более.

Прошлым летом изгои умирали тысячами, ещё тысячи ушли на север к Санкт-Петербургу и дальше, к Петрозаводску и Кандалакше, туда, где вокруг «Исхода-13», «-14» и «-15» ещё теплились остатки цивилизации. Сколько из них дошли, неизвестно, а те, которые дошли, вряд ли живы. Прорваться через тройное оцепление элиты и раствориться среди неё удавалось лишь единицам. Да и те, вполне возможно, погибли — «Исход-12» стартовал на два года раньше срока, и улетело на нём, видимо, лишь первое оцепление, внутреннее. Ну, может быть, часть второго — как спасалось бегством третье, Жанна видела собственными глазами. Впрочем, спаслась, наверное, лишь малая толика. Те, кто не успел удрать, не захотел удрать или не стал удирать, не в силах поверить, что их бросили, все легли там, и ветер вот уже третий день разносит оставшийся от них пепел.

Когда начало темнеть, Жанна была ещё жива, но сил искать водоём уже не было. Да и остались ли водоёмы — Дубна, у берегов которой она провела последние годы, превратилась в ручей, готовый вот-вот иссякнуть.

Надо было умирать, и Жанна, расстегнув кобуру, вытащила из неё «Макаров». Пистолет был единственной реальной ценностью, которая у неё оставалась, и семь патронов к нему увеличивали эту ценность вшестеро. Не всемеро потому, что один ей предстояло сейчас истратить.

Жанна опустилась на землю и дала себе десять минут на воспоминания. Мать. Её Жанна помнила плохо, мать ушла с поисковой партией на восток, когда дочери было всего двенадцать. Партия не вернулась, и с тех пор в землянке они остались втроём. Отец, которого не стало пять лет назад, когда третье оцепление подавило очередной прорыв на севере пулемётным огнём. Брат Ромка, тощий, глазастый и лопоухий, младшенький. Жанна закрыла глаза. Прошлой зимой Ромка со сверстниками ушёл на север, а она, дура, осталась. Ромка долго не хотел уходить, всё стоял, привалившись плечом к земляной стене, и смотрел на Жанну, молча, умоляюще.

Она осталась из-за Андрея, ей казалось тогда, что с ним… Она даже подумывала завести от него ребёнка, несмотря на строжайший запрет рожать детей на погибель. Потом, когда не стало и Андрея, были ещё двое. Походные романы, отчаянные попытки урвать частицу чужого тепла перед смертью.

Всё, нечего вспоминать. Жанна с трудом поднялась, умереть почему-то хотелось стоя. Зажмурившись, обхватила рукоятку «ПМ» обеими руками и рванула ствол ко рту. Указательный палец лёг на спусковой крючок.

В эту секунду она увидела людей. Их было двое, мужчины, всего в ста метрах, фигуры слегка расплывались в сумеречном мареве. Первой мыслью было позвать на помощь, и Жанна уже собиралась закричать, но вовремя осеклась, разглядев на обоих форму элитного ополчения. Это были чужие, враги, и поступать с ними следовало соответственно.

Упёршись спиной в ствол умирающей вековой сосны, Жанна навела пистолет на идущего первым и открыла огонь.

Экстренное совещание руководителей проекта «Исход-13» Смирнов назначил на полночь. Без одной минуты двенадцать он уселся во главе стола и окинул быстрым взглядом собравшихся.

— Докладывайте, — коротко бросил Смирнов главному снабженцу. — Постарайтесь уложиться в пять минут.

— Мне хватит и одной, — главснаб поднялся, заглянул в бумаги. — На снабжении проекта можно фактически ставить крест. Дороги разрушены и контролируются отрядами изгоев, мы больше не можем позволить себе терять строительные бригады. Нева не судоходна, баржам не одолеть мели, впрочем, это все и так знают. Снабжение по воздуху прекращено, самолёты взлетают лишь в экстренных случаях, авиационный бензин на исходе. С внутренними ресурсами, однако, дело обстоит не так плохо. Провизии должно хватить ещё на полтора года, а с учётом уменьшения количества населения и на два. Оборудование оставляет желать лучшего, но пока работает. Склады забиты до отказа. Арсеналы…

— Понятно, спасибо, — прервал Смирнов. — Прошу вас, генерал.

— Потери значительные. — Лицо командарма сохранило бесстрастное выражение. — На передовой люди мрут как мухи. За последний год третье оцепление потеряло половину личного состава. Второе — около двенадцати процентов. Первое оцепление потерь практически не имеет.

— Спасибо. Теперь вы, профессор. Сколько времени у нас в запасе?

— Весьма приблизительно, коллега, — главный научник откашлялся. — По самым грубым подсчётам…

— Прошу вас, без предисловий.

— Извольте. Неважнецкие прогнозы, коллеги. Средняя температура воздуха на конец апреля превысит пятьдесят градусов по Цельсию. Это почти на шесть градусов больше, чем в прошлом году. Увы, ещё через год пригодными для проживания останутся лишь отдельные области Арктики и Антарктиды. Через два — таких областей не останется. Мы, однако, далековато от Северного полюса. Итого… — профессор замялся.

— Говорите, — подбодрил Смирнов. — И без экивоков, пожалуйста. Здесь все свои.

— Что ж, скажу. Этого лета нам не пережить. Вероятно, не пережить и весны. Поэтому, — учёный сделал паузу, — если «Исход» не взлетит в марте, самое позднее в апреле, он не взлетит никогда.

Смирнов оглядел собравшихся.

— Ваша очередь, доктор, — сказал он.

Главврач Проекта начал рассказывать о мерах против массовых эпидемий, но Смирнов уже не слушал. Ему надлежит принять решение. Нелёгкое. Два месяца назад аналогичное решение принял коллега из Москвы, Смирнов тогда был не согласен. Однако сейчас стало понятно, что у москвича не было выбора.

«Не успели, — подумал Смирнов. — На каких-то два года всего ошиблись. Тогда, шестьдесят лет назад, когда планировали и утверждали Проекты».

Шестьдесят лет назад гипотеза о том, что глобальное потепление на Земле вызвано началом необратимой реакции на Солнце, подтвердилась и стала непреложной. Несколько лет информацию держали в тайне, учёные лихорадочно просчитывали варианты. Потом произошла утечка, и началась паника. Её удалось остановить лишь волевым решением правительств ведущих держав. Был разработан и принят к исполнению проект «Исход» — отчаянная попытка спасти часть землян от взрыва сверхновой, в которую Солнце превратится через сто шестьдесят лет. Всякое производство было остановлено, предприятия и ресурсы национализированы, управленческие и силовые структуры упразднены. Крупнейшие города и производственные центры за год были превращены в космодромы, в них стартовали гигантские стройки, на которые были брошены все ресурсы человечества. Космические корабли «Исход» — исполины, рассчитанные на полумиллионные экипажи, должны были унести к звёздам потомков тех землян, которых специально созданные комиссии тщательно отобрали, посчитав достаточно ценными. Человечество раскололось на две части. Элиту, заселившую космодромы и контролирующую ресурсы и технику. И изгоев — всех остальных, предоставленных самим себе и обречённых на гибель. Первые годы, впрочем, прошли мирно. Существовали квоты, и части изгоев удалось пополнить собой элиту. Однако вскоре ситуация изменилась. Климат резко ухудшился, земля взбунтовалась и перестала родить, начался голод, вслед за ним пришли эпидемии. Экваториальные районы вымерли и опустели, за ними настала очередь тропических. Цивилизация стремительно деградировала, тысячи и тысячи изгоев бежали с юга на север. Смятые многомиллионными толпами, несколько «Исходов» погибли. А оставшиеся перешли на военное положение.

Главврач закончил доклад, и Смирнов поднялся на ноги.

— Все свободны, — сказал он. — Генерал! И вы, профессор! Прошу остаться.

Саня снял палившего по ним с первого выстрела. Стрелял он неплохо, так же, как неплохо видел в темноте — научился и тому, и другому за долгие ночи в окопах на передовой. Перебежками от ствола к стволу они с Володькой приблизились к месту, откуда стреляли.

— Вот те номер, — присвистнул Володька, оказавшись в двух шагах от подбитого. — Да это ж баба!

Изгойка лежала на земле навзничь, бессильно раскинув руки. Ветхая латаная рубаха на её левом боку подплыла красным.

— Смазливая, — Володька шмыгнул носом и сплюнул в сторону. Навёл автомат. — Жалко даже её кончать. Но надо.

— Подожди, — Саня шагнул вперёд и встал между Володькой и девушкой. — Зачем стреляла? — глухо спросил он.

— «Зачем стреляла», — передразнил за спиной Володька. — А ты ожидал, что эта шлюха тебе букет цветов нарвёт? Отойди в сторону.

— Да постой ты, — Саня опустился перед девушкой на колени. — Она говорит что-то, не слышно ни хрена.

— Пить, — разобрал он едва слышный шёпот.

Саня снял с пояса флягу, на вес прикинул, сколько осталось, помедлил секунду, а потом решительно поднёс горлышко к губам изгойки.

— Ты что делаешь?! — Володька рванул Саню за плечо. — Ты на кого воду тратишь? Её кончать надо!

Не отнимая фляги от губ девушки, Саня обернулся. Шальное жиганское Володькино лицо перекосилось от ненависти. Он шагнул в сторону, и Саня услышал щелчок затвора.

Он сам не понимал, зачем это сделал. Оттолкнувшись от земли, метнулся к Володьке и в последний момент подбил ствол. Короткая очередь ушла в небо, а в следующую секунду Саня ударил Подлепича головой в живот, и они, сцепившись, покатились по земле. Опомнился Саня, лишь когда осознал, что ещё немного, и он задушит подмятого под себя надсадно хрипящего человека.

— Сука ты, — сказал Володька, отдышавшись. — Своего. За бабу. Вот же паскудство, а. Гадство какое…

Ещё через пару минут Подлепич ушёл. Он больше не сказал ни слова. Плюнул презрительно на прощание, закинул за спину автомат и размашисто зашагал на север. Саня растерянно смотрел ему вслед. Они не были друзьями, хотя и знали друг друга с детства. Бывало, делили сигарету в окопе на передовой. До тех пор, пока Володьку не перевели во второе оцепление, считай, в тыл. Правда, тыл относительный, прорывы изгоев частенько докатывались и до второй линии обороны.

Володькина фигура растворилась в ночи, и Саня, спохватившись, обернулся к изгойке. Та по-прежнему лежала на спине, закрыв глаза и раскинув руки. Красное пятно на левом боку расплылось, подтекло на землю. Саня вновь опустился на колени и развязал тесёмку рюкзака. Достал индивидуальный пакет. Помедлил секунду — пакет был единственным. И решительно разорвал обёртку.

— Ты, свинья, — неожиданно сказала изгойка. — Пошёл отсюда. Ничего у тебя не выйдет, понял? Я лучше подохну, чем… Чем…

— Что? — Саня опешил. — Ты что же, думаешь, я собираюсь…

— А что ты собираешься? — Голос девушки дрогнул, прервался. Через секунду она разрыдалась. — Гады, — доносилось сквозь слёзы. — Подонки. Ну, убей меня, ты, сволочуга элитная. Привилегированная дрянь, дрянь, дрянь, дря…

Саня, стоя на коленях, растерянно смотрел на неё, мучительно пытаясь сообразить, что делать. Внезапно накатила злость.

— А ну, заткнись! — рявкнул он. Замахнулся и лишь в последний момент сдержал руку. Саню передёрнуло от того, что он чуть было не сделал. Злость ушла, уступив место отвращению. К самому себе. Он едва не ударил женщину.

«Врага», — попытался успокоить внутренний голос.

«Да какого, к чёрту, врага, — подумал Саня. — Врагов и друзей уже не осталось. Остались смертники. Я — смертник, получивший отсрочку. И она тоже. Отсрочка непродолжительная и, может быть, истечёт уже в этом году. В крайнем случае — в следующем».

Изгойка замолчала. Теперь она беззвучно плакала, затравленно глядя Сане в лицо.

— Больно? — тихо спросил он.

Девушка кивнула.

— Давай перевяжу. Да не бойся ты, в самом-то деле! Не собираюсь я тебя насиловать. Меня Сашей зовут. А тебя?

Девушку звали Жанной. Рана оказалась пустяковой, пуля прошла по касательной, лишь опалив бок и содрав кожу. Саня, натуго перетянув Жанну бинтом, вытер ладони об гимнастёрку и поднялся.

— Идти сможешь? — спросил он.

— Не знаю. Наверное, смогу. Ты… ты не убьёшь меня?

Последняя фраза прозвучала настолько трогательно, что у Сани внезапно заныло сердце. Он протянул руку, помог девушке подняться и сразу подхватил — у Жанны, едва она встала на ноги, подкосились колени.

На секунду её лицо с закушенной от боли губой и влажными чёрными глазами оказалось прямо напротив. Саню окатило волной нежности — в её взгляде было что-то беззащитное, детское. Саня присел.

— Залезай на закорки, — сказал он. — Не бойся, я здоровый, сдюжу. Нет, постой. Ты есть хочешь?

Собрались на палубе баржи, некогда полузатопленной, а сейчас, с обмелением Невы, просевшей и по основания лееров вросшей в грунт.

— С Москвой покончено, — сказал Борода, едва остальные расселись. — Ребята ходили на юг, сегодня вернулись. Давай, скажи нам, Рома.

— «Исход-12» взлетел, — Ромка сглотнул слюну. — Это точно. Группа вышла за зону глушилок. Поймали Петрозаводск и Кандалакшу, там всё по-прежнему. Волны, на которых переговаривались в Москве, пусты. Полное радиомолчание. Я думаю, первые беженцы придут к нам в течение недели, от силы двух.

— Ты же оттуда, — глухо сказал Борода. — У тебя там остался кто?

— Сестра.

— Понятно. Жаль. Впрочем, скоро все там будем. Значит, так, ребята, штаб предлагает больше не ждать. Локальные прорывы неэффективны, мы лишь теряем людей.

— На жратву размениваем, — подал угрюмую реплику Кирпич.

— Жрать тоже надо, — резонно заметил Борода. — Но это теперь уже неважно. В общем, так: прорывы и набеги на склады отменяются. Так и передайте своим. Никаких больше набегов. Штаб готовит тотальную операцию. О ней нас оповестят за сутки. Пойдут все. Без единого исключения. Больных и раненых понесём на руках. Вопросы?

— Ляжем все, — Кирпич расправил плечи. Его дублёное, обгоревшее докрасна лицо застыло. — Третье оцепление мы прорвём. Может быть, и второе. А дальше нам не пройти, там все и останемся.

— Не все, — возразил Борода. — Кто-то, возможно, прорвётся дальше.

— Шансов почти нет. Нас подавят огнём. Там у них собраны лучшие войска. Сытые, млять, откормленные.

— У тебя есть другие предложения?

— Нету. Были бы, давно бы уже предложил.

— Ну вот и закройся. Ещё вопросы?

Ромка поднялся.

— Когда примерно операция? — спросил он.

— Не знаю. Думаю, ждать осталось не больше двух месяцев. От силы три. У тебя в отряде сколько народу?

— Триста восемнадцать человек, включая раненых. С боеприпасами плохо.

— А у кого сейчас хорошо? — Борода яростно прихлопнул присосавшегося к щеке комара. — Вот дрянь-то, — сказал он. — Кто бы мог подумать. Комары в декабре, ети их мать. Ладно, всё, расходимся. Патроны беречь. И это, духом не падайте. Вы за людей в ответе. Не может быть так, чтобы всех перебили. Кто-нибудь непременно останется.

— Давайте сначала вы, профессор, — Смирнов поднёс зажигалку генералу, закурил сам. — Что нас ждёт, если «Исход» стартует через три месяца? В подробностях.

— Боюсь, коллега, что ничего хорошего. Прежде всего, мы не сможем вместить расчётное количество экипажа. Жилые помещения не готовы. Коммунальные сооружения тоже. Фермы тоже. Далее…

— Сколько человек мы можем взять на борт? — прервал Смирнов.

— М-м… Затрудняюсь сказать точно.

— Говорите приблизительно.

— Что ж. Не больше пятидесяти тысяч, иначе нас ждёт голод. Понимаете…

— Я всё понимаю. Каковы перспективы, если на борту окажется всего десять процентов от расчётного количества?

Профессор откинулся в кресле.

— Мрачные перспективы, — сказал он. — Будет очень тяжело. Очень. Особенно нескольким следующим поколениям. Придётся трудиться, коллеги. Всем и каждому. Без выходных и по много часов в сутки. Улучшений стоит ожидать, видимо, лишь в поколении четвёртом или пятом. Если, конечно, к этому времени на борту «Исхода» останутся люди. Вероятность гибели экипажа высока. Больше пятидесяти процентов.

— Понятно, спасибо. Теперь вы, генерал.

— Завтра я займусь составлением подробного плана. Погрузить на корабль пятьдесят тысяч человек не проблема, тем более что изрядная часть специалистов и так внутри. Проблема отобрать эти пятьдесят тысяч.

— Ваши рекомендации?

— Рекомендации… Насколько я понимаю, полетят специалисты и их семьи, те, кто внутри первого круга оцепления, так? А большая часть военных останется.

— Вы жалеете, что некем будет командовать? Боитесь остаться не у дел?

Лицо генерала затвердело, скулы сжались.

— Вам известно о такой вещи, как бунт? — сказал он, чеканя слова. — Это когда голодная толпа недовольных захватывает власть и начинаются резня и анархия. Вы знаете, как усмиряются бунты? Так вот, они подавляются. Штыками, господин начальник Проекта. А в замкнутом пространстве… Не слыхали никогда выражение «бунт на корабле»?

— Простите, — сказал Смирнов примирительно. — Я не хотел вас задеть. Нервы.

— Ладно, — голос генерала стал мягче. — Сколько у нас спецов?

— Точно не знаю, надо спросить главснаба. Но думаю, больше сорока тысяч.

— Значит, остаётся квота на десять тысяч военных, — задумчиво сказал генерал. — Даже меньше. Что ж, в создавшейся ситуации нам придётся оставить низшие звания. Полетят только офицеры.

— Нет, не офицеры, — Смирнов посмотрел на генерала в упор. — Офицеры останутся. Полетят военнослужащие-женщины независимо от званий. Завтра вы начнёте составлять список. Только возраста, способные к деторождению. И чем младше, тем лучше. На борту женщин должно быть больше, чем мужчин. Хотя бы в первом поколении.

— Сколько мы уже идём, Саня?

— Шестнадцать дней. Устала?

— Проголодалась.

— А нечего привередничать, — Саня улыбнулся и на секунду прижал девушку к себе. — Змей, видите ли, она не ест, крыс тоже… Ладно, лягу попозже, может быть, удастся пристрелить что-нибудь перелётное. Потерпи, Жанн, всего ничего осталось, день пути, может быть, два.

— Сань…

— Что, милая?

— Мне очень не хочется умирать. Раньше я относилась к мысли о скорой смерти спокойно. Но теперь, когда я с тобой…

Саня остановился.

— Мы не умрём… — сказал он и осёкся. — Прости. Я хотел сказать, что у нас есть шансы.

— Нет ни одного, Саня. Ни единого. Мы, может быть, проживём ещё год. Если повезёт. И всё.

— Давай присядем, — Саня опустился на ближайший пень, развязал рюкзак, достал со дна бумажник. — У меня есть документы, милая. На, посмотри. А вот сержантские корочки. Нам просто надо добраться до третьего оцепления. Живыми. Нас пропустят внутрь.

— Тебя пропустят, — сказала Жанна устало. — Даже если я пойду на это, пропустят одного тебя. А я не пойду.

— Почему? — Саня вскочил. — Я скажу, что ты — моя жена. Ты и есть моя жена, нам просто негде было расписаться.

— Даже будь я взаправду твоей женой, я не пошла бы на это.

— Глупости! — рассердился Саня. — Глупости и предрассудки. Нам надо уцелеть, понимаешь? Ради наших будущих детей надо. Какое значение имеет, кем был я и кем ты?

— Имеет, милый, имеет. Хотя бы потому, что ты не дойдёшь до своего оцепления. Тебя расстреляют наши. А если дойдёшь — то свои.

— Не расстреляют. Ни меня, ни тебя. Мы пойдём туда вдвоём. И не тайком — мы будем атаковать вместе с твоими, когда они пойдут на прорыв. Только твои, разграбив склад или арсенал, откатятся, а мы с тобой останемся и дождёмся моих.

— «Моих, твоих», — сказала Жанна задумчиво. — Мы так никогда и не научимся говорить «наши», Саня.

— Научимся. На борту «Исхода». Там все будут наши. И дети — у нас с тобой будут дети. Тоже наши. Надо только добраться. Для начала — до твоих.

Они добрались на следующий день. И ещё через два дня Жанна с удивлением узнала в поджаром, жилистом полевом командире с жёстким суровым лицом лопоухого и глазастого паренька, с которым рассталась всего-то год назад. Узнала своего младшего брата Ромку.

— Они готовят тотальную атаку. — За последние два месяца генерал осунулся, морщины расчертили лоб, щёки ввалились. — Разведчики доложили, что уже скоро.

— Как скоро? — резко спросил Смирнов.

— Возможно, в ближайшие дни. Полевые командиры получат приказ за сутки.

— Вот как. — Смирнов поднялся и заходил по помещению. — Вот как, — повторил он. — А ведь это удача.

Генерал вопросительно поднял брови.

— Значит, так, — сказал Смирнов деловито. — Объявите по армии, что проводятся… Что там у вас проводится? Курсы повышения квалификации женского состава? Да что угодно объявите. И военнослужащих-женщин в возрасте до тридцати лет — всех на борт. Я стяну туда же спецов. Таким образом, когда начнётся атака, нам не придётся проводить спешную эвакуацию. И, — Смирнов замялся, — и своих стрелять не придётся. За нас это сделают изгои. Сколько времени вам нужно на подготовку, генерал?

— Трое суток. Возможно, на день больше.

— Тогда поспешите.

Ромка, пригнувшись, заглянул в землянку, улыбнулся Жанне и поманил Саню рукой.

— Выйдем, поговорить надо. Прости, сестрёнка, разговор мужской.

Когда отошли на сотню метров, Ромка сказал:

— Вопрос к тебе есть. Знаешь, почему ты ещё живой?

— Знаю, — пожал плечами Саня. — Потому же, что и ты. Пока везёт.

— Нет, не поэтому. Ты живой потому, что я тебя не шлёпнул. Хотя много раз хотел.

— Что ж так?

— Недавно мы расстреляли одного парня. На, посмотри его документы.

— Понятно, — Саня раскрыл протянутый ему военный билет, быстро взглянул на фотографию. — Заложил, значит, меня сержант Владимир Подлепич, мир праху его. Ну, и что дальше будешь делать?

— Пока ничего. Ты мне скажи: если вдруг у нас получится… Если прорвёмся, ну, бывает же такое. Ты…

— Можешь не беспокоиться, Рома. Я её не брошу. Никогда не брошу, как бы там ни сложилось.

— Ладно. Верю. Только вот что: когда пойдём в атаку, если что — пристрелю не раздумывая.

— Там, кроме тебя, будет кому в меня стрелять, — сказал Саня. — Но неважно. Спасибо, что предупредил. Да и вообще спасибо.

Атака застала генерала врасплох. Она началась на следующую ночь после разговора с начальником Проекта.

— Проклятье, не успели! — генерал ворвался в кабинет Смирнова. — Атака по всему периметру. Третье оцепление подавлено. Второе оцепление сейчас принимает бой. Множественные прорывы!

Смирнов схватился за трубку внутреннего.

— Руководителей Проекта немедленно ко мне! — заорал он секретарше. — Повторяю: немедленно! Где бы они ни были!..

Через полчаса команда была в сборе.

— Сколько у нас времени в запасе? — Смирнову удалось взять себя в руки, голос его звучал спокойно.

— Часов восемь. Может быть, девять. Первое оцепление в полной боевой готовности. Не исключено, что прорвать его не удастся, у нападающих огромные потери.

— Сколько времени займёт эвакуация специалистов?

— Думаю, что успеем. Впритык.

— Хорошо. Раздраить все шлюзы. Выделите людей, снимите с оцепления, откуда угодно. Специалистов и их семьи — на борт. Пилотов, навигаторов, бортинженеров — по местам. Готовить корабль к старту!

Перед последним броском остаток группы сосредоточился в развалинах бывшего здания метро «Чёрная речка». Корпус «Исхода» нависал над уцелевшими чудовищной, исполинской свечой. В бинокль было хорошо видно, как снуют вдоль бортов подъёмники, доставляя к шлюзам людей и возвращаясь порожними.

Ромка насчитал по головам девяносто шесть бойцов. Из соседних развалин по-пластунски приполз тощий чумазый паренёк.

— Я от Бороды, — сказал он, отдышавшись. — Большие потери, очень большие, огромные. Кирпич убит. Сам Борода ранен, его вынесли на руках. Он велел передать: атака — по зелёной ракете. За пять минут до неё — оранжевая. Уже скоро, как только подтянутся отстающие.

— Хорошо, — коротко сказал Ромка. — Мы готовы.

— Готовы, — эхом повторила Жанна. Она подняла глаза на Саню. — К смерти. До чего всё нелепо. Не выживет никто, даже те, которые добегут. Там, на корабле, просто задраят шлюзы и взлетят.

Саня прижал девушку к себе.

— Есть ещё шанс, — сказал он, напрочь не веря в то, что говорит. — Мы можем успеть, они ещё не всех погрузили. Мы…

Оранжевая ракета прочертила в небе параболу. Саня осёкся и замолчал. Усилием воли заставил себя собраться. Обнял Жанну за плечи. Так они и просидели последние пять минут — молча.

Эта последняя атака была страшной. Первое оцепление накрыло наступающие цепи пулемётным огнём. Очереди выкашивали людей, но те, кто оставался жив, упорно, не обращая внимания на пули, бежали и бежали вперёд.

Саня не помнил, как добрался до корабля. В памяти отложились лишь фрагменты. Окоп. Прыжок через бруствер. Перекошенный в предсмертном крике рот пулемётчика. Ещё один окоп. Убитая женщина с лейтенантскими погонами на плечах. Мёртвые, закатившиеся глаза заколотого в рукопашной Ромки. И Жанна — раненая, истекающая кровью, рядом с ним.

Саня вынес её на руках. Доковылял, воем заходясь от боли в простреленной ноге, до ограды космодрома. Подкосились колени, Саня неловко упал на бок, выронив Жанну. Собрав последние силы, поднялся, оглянулся назад. Со всех сторон к космодрому стекались люди. Они уже не бежали — брели, ковыляли, некоторые волокли на себе раненых. Саня повернулся к кораблю. Исполинская сигара закрывала горизонт и небо. Солнечные лучи, отражаясь от серебристой поверхности, слепили глаза. Саня от живота дал по «Исходу» очередь. Израсходовал магазин, выронил не нужный больше, бесполезный автомат.

— Гады, — сказал кто-то рядом. — Вот же гады…

Саня опустился на колени. Жанна была жива, тяжело, с хрипом дышала. Саня расстегнул кобуру, достал пистолет, поднёс к виску. Нет, сначала её, подумал он. Лучше от моей руки, чем…

Внезапно на серебристой поверхности корабля появилось пятно. Оно росло, расширялось и наконец приняло форму круга. Саня заворожённо смотрел, как из раздраенного шлюза размахивают белым флагом. Затем в проёме появился человек, снизу к нему заскользил вдоль борта подъёмник.

Не выпуская флага из рук, человек шагнул на платформу. На глазах десятка тысяч уцелевших изгоев он спустился на землю и, чеканя шаг, двинулся от корабля прочь. На полпути до ограды космодрома остановился. Стоявший рядом с Саней парень присвистнул, разглядев в бинокль генеральские звёзды на погонах.

Саня сам не знал, что заставило его встать, рывком поднять на руки бесчувственную Жанну и двинуться навстречу парламентёру. Мучительные десять минут он ковылял по растрескавшемуся на солнце бетону. Человек пять обогнали его, и к окружившей генерала группе Саня примкнул последним.

— Мы заберём женщин. Только женщин, — услышал он. — На борту есть вакансия на пять тысяч человек. Мужчин мы взять не можем. Даю полчаса на раздумья. В случае, если вы не согласны, через тридцать минут «Исход» получит команду на старт.

— Ты, гнида! — коренастый рыжебородый изгой схватил генерала за воротник. — Вы заберёте всех, ты понял? Всех! Иначе тебе не жить. Ты останешься здесь и подохнешь вместе с нами. Нет, я раньше сам тебя пристрелю, элитный подонок!

— Уберите руки, — брезгливо сказал генерал. — Ваши угрозы не имеют значения. Я остаюсь в любом случае. Повторяю: мы не можем забрать мужчин. На борту нет для них места. Но женщин заберём. До пяти тысяч женщин, впрочем, такого количества, похоже, не наберётся. И прошу вас, думайте скорее. У вас осталось двадцать восемь минут.

Саня оттолкнул рыжебородого и подался вперёд.

— Согласны, — выдохнул он. — Мы согласны.

— Тебе кто право дал решать за всех, сука?! — Рыжебородый ухватил Саню за рукав. — Я — замначштаба, решение за мной! Так вот, мы не согласны! — заорал он. — Слышишь, ты, как тебя, генерал, мы не согласны! Вы или заберёте всех, или…

— Или что? — насмешливо спросил генерал.

— Или все здесь подохнем!

Свободной рукой Саня рванул из кобуры пистолет и выпалил рыжебородому в голову. Остальные четверо шарахнулись в стороны. Генерал, криво усмехнувшись, остался стоять на месте.

— Мы согласны, — повторил Саня. — У меня на руках женщина. Ей нужен врач, срочно.

— Не беспокойтесь, на борту есть врачи. — Генерал повернулся к Сане спиной и принялся размахивать флагом. Потом бросил его на землю. — Я передал ваше согласие на борт, — сказал он. — Пусть женщины двигаются к подъёмникам. Без оружия. Раненых забирают с собой. Там, внутри, встретят. Извольте распорядиться, молодой человек.

Саня сидел опершись на руки, на земле и оцепенело смотрел на сужающееся отверстие шлюза.

— У нас осталось минут пять-десять, — небрежно сказал генерал. Он присел рядом с Саней на корточки. — Ваша девушка?

— Жена. Вы считаете, они долетят?

— Не они. Но через несколько десятков поколений обязательно долетят. Сам «Исход» долетит в любом случае. А вот наши потомки на его борту— неизвестно.

— У меня нет детей.

— У меня тоже. Но разве это так важно? Уцелеет цивилизация Земли. Лет через пятьсот она возродится на другой планете. И если так, спасательная миссия оправдает себя.

— Наверное, так и есть, — сказал Саня. — Наверное, это действительно называется спасательной миссией. Только я назвал бы по-другому. Кровавым дерьмом.

— Да, — сказал генерал задумчиво. — Вы правы. Только так было всегда. И есть. И будет. Все великие деяния начинались с крови. Были на ней замешаны. На крови жертв. Сейчас жертвами стали мы с вами. Для того, чтобы другие…

Саня не расслышал, что ещё сказал генерал. Его слова заглушил нарастающий рёв стартовых двигателей.