Мы вышли из штабной палатки, и… неожиданно меня одолела усталость. Наверное, это то самое утомление, которое наступает после достижения цели. Вот, достигали мы ее, достигали, и достигли. Выдохнули, и…

Я поискал глазами, куда бы присесть, и плюхнулся на ствол поваленной березы.

– Эй, Игорь, ты чего?! – Вадим потряс меня за рукав маскхалата. – Пойдем, я вас с сержантом обедом накормлю. Как раз время к полудню: сами знаете – война войной, а обед по расписанию! Разносолов не обещаю, с продуктами у нас херово, но голодными не останетесь! Ну же, Игорь, вставай!

– Не тормоши его, лейтенант! – попросил Альбиков. – Не видишь, что ли: парня накрыло! Он отца два месяца не видел. Сейчас отпустит и пойдем!

– А-а-а, ну тогда – да! – Ерке уважительно кивнул и отступил на шаг в сторону.

Ладно, затягивать отдых смысла нет – все равно сижу у всех на виду, покоя не будет. А ведь прав Хуршед – уже отпустило! Словно какой-то узел, вдруг стянувший сердце и не дававший вздохнуть полной грудью, развязался, и я быстро встал, почти что вскочил.

– Готов к труду и обороне! Пойдем! – повернулся я к лейтенанту. – Сейчас бы действительно чего пожевать было бы неплохо!

Лейтенант повел нас куда-то в глубину леса. Через десяток шагов нас догнал старший лейтенант Кудрявцев, почему-то сияющий, как начищенный пятак. Словно и не было вчера жуткой горечи из-за позорного попадания в плен к упырям.

– Скоро у нас тут развернутся большие и важные дела! – тихим голосом сказал Кудрявцев, обращаясь вроде бы к Ерке, но при этом оглядываясь на нас с Альбиковым. – Мне начштаба сказал: если все выйдет как надо, то уже ночью сюда пожалуют «ТБ-3», набитые бочками с соляром и боеприпасами. Эх, завертится тут всё, закрутится… Меня послали поднимать бойцов на строительство посадочной полосы.

– Есть подходящее место? – оживился Хуршед.

– Есть! – почему-то шепотом ответил старлей, как будто это являлось страшным секретом. – Там только и надо, что кусты вырубить, кочки срезать да ямки прикопать. Часа на три работы всего!

– Это та старая гарь за ближним ельником? – уточнил Ерке.

– Она самая! – радостно ответил Кудрявцев.

– Лишь бы уроды из Люфтваффе в гости не пожаловали! – сказал я, пытаясь разглядеть небо через густые кроны сосен.

– Ха! – фыркнул Кудрявцев. – А Петр Дмитриевич все продумал. ПВО у нас знатная, хоть пока и не показала себя. Сборная солянка, конечно, – и автоматы на тридцать семь миллиметров, и орудия на семьдесят шесть – старые еще, и, представляете, почти целая батарея трофейных восьмидесятивосьмимиллиметровок! Снарядов к ним, правда, с гулькин хуй. Но на один налет хватит! Ладно, побегу я, товарищи, приказ передавать… Спасибо вам!

– За что? – вроде бы удивился Альбиков.

– Вы нам всем надежду дали! – Кудрявцев улыбнулся первый раз за то время, что я его знал. – Кстати… Приказали до вас пароль довести, а я чуть не забыл! На сегодня: «Днепр», отзыв – «Десна».

И Кудрявцев почти бегом скрылся в кустах.

– Оригинальный пароль! – полушутливо похвалил я. – А почему не «Курок» и отзыв «Мушка»?

– Не умничай, Игорь! – очень серьезно сказал Ерке. – Твой отец замечательно тут всё организовал. В том числе и безопасность! И ему в этом здорово один батальонный комиссар помог, из Москвы приехавший… В первые дни у нас в группе окруженцев такая анархия царила – при мне один капитан послал на хуй полковника. И что особенно страшно – спокойно повернулся после этого и ушел. И с ним полсотни бойцов. Словно, мать его, атаман времен Гражданской войны, а не кадровый красный командир! А подполковник Глейман сумел почти образцовый порядок навести! Заставил вспомнить, что все мы – не банда, а регулярная Красная Армия! Вот потому он здесь командир, а полковники и даже один генерал ему беспрекословно подчиняются!

– Молодец! – похвалил Глеймана сержант Альбиков. – Если в такой тяжелой обстановке, в глубоком вражеском тылу, вожжи хотя бы слегонца отпустить…

– Вот-вот! – кивнул Ерке. – А мы, тем временем, пришли!

На крохотной полянке стояла полевая кухня, неведомым образом принесенная сюда через густой подлесок. Печная труба вплотную примыкала к стволу могучей сосны, и дым рассеивался в кроне. Да, маскировка от наблюдения с воздуха поставлена на высшем уровне!

– О, товарищ лейтенант! С возвращением! – приветствовал Ерке совсем молодой и почему-то очень худой, хотя и высокий, повар в изумительно белом фартуке поверх суконной гимнастерки. И как он умудряется содержать фартук в такой чистоте в условиях окружения и нехватки… всего?

– Добрый день, Трофим! – ответил Ерке. – Накормишь?

– Конечно, товарищ лейтенант! – Трофим достал откуда-то из-под кухни три круглых котелка, аккуратно поставил их на плоское колесное крыло и протер чистой ветошью. И только после этих манипуляций открыл крышку бачка. Пахнуло чем-то вкусным, хотя точно определить, чем именно пахнет, я не смог.

– Говорят, что вы все-таки сумели подмогу найти, товарищ лейтенант? – как бы небрежно спросил повар, наваливая в котелки какую-то непонятную субстанцию темно-коричневого цвета.

– Вот прямо так все и говорят? – усмехнулся Ерке, принимая котелок.

– Слухами земля полнится! – ответил Трофим. И уточнил слегка зазвеневшим от волнения голосом: – Так нашли или нет?

– Нашел, Трофим, нашел! – доставая из-за голенища сапога ложку, ответил Вадим. – Вот эти парни – связники из штаба фронта! Весь фронт нам на подмогу придет, когда прорываться начнем! Сегодня же начнут завозить горючее, продовольствие, медикаменты, боеприпасы!

– Родина про вас не забыла, Трофим! – добавил я, принимая свой котелок и потягивая носом.

Блин, что же это такое? На кашу не похоже, на разваренную картошку… тоже нет! И запах… хоть и приятный, но… какой-то незнакомый!

– Это комбикорм на основе ячневой крупы! Мы пять дней назад на скотном дворе одного колхоза почти два десятка тонн нашли! – наконец объяснил происхождение странной пищи повар. – Вполне съедобная штука! Особенно если приготовить с умом! А для поддержания здоровья я туда запаренную хвою добавляю и тертую сосновую кору – чтобы цинга не началась!

– Эк у вас всё грамотно продумано! – похвалил Альбиков, осторожно пробуя варево. – Хм… а ведь… вполне себе! Ешь, Игорь, чего ты мнешься! Не отравишься!

Посмотрев на Ерке, увлеченно переправляющего субстанцию в рот полными ложками, я аккуратно пригубил. Ну, повар прав – съедобно. И, наверное, питательно. А что еще в условиях окружения нужно? Пельмешек мы дома навернем! Если вернемся…

– Товарищ Ерке! – раздался сзади знакомый голос. – Мне доложили, что вы без проверки провели прямо в штаб каких-то подозрительных людей!!!

Вадим изменился в лице, отложил в сторону котелок и, к моему удивлению, попытался принять строевую стойку, как давеча при встрече с подполковником Глейманом. Это же кто там такой строгий нарисовался?

Я медленно повернулся… Меня в упор разглядывал Аркадий Гайдар. Только сейчас он не улыбался. Напротив – его лицо пересекали новые морщины, взгляд строгий, как у учителя, поймавшего тебя на экзамене со шпаргалкой. За спиной «доброго детского писателя» стояли два бойца с автоматами «ППД» на изготовку.

– Здра-асте… – протянул я. – Вот уж кого не ожидал встретить! Аркадий Петрович, какими судьбами?

Гайдар несколько секунд напряженно всматривался в мое лицо, но, видимо, память профессионального журналиста выдала нужную информационную справку – морщины у писателя разгладились, и он удивленно спросил:

– Игорь? А вы-то что здесь делаете?

Потом Гайдар увидел стоящего рядом Хуршеда с ложкой во рту и окончательно успокоился.

– Так это вы и есть те самые подозрительные люди? – одними уголками губ усмехнулся Аркадий Петрович.

– Они самые, товарищ комиссар! – серьезно кивнул Ерке, не меняя строевой стойки.

А чего это Вадим так тянется? Разведчик перед корреспондентом? Пусть даже последний из САМОЙ Москвы? И зачем корреспонденту сопровождение из двух автоматчиков?

– Свободны, товарищи! – полуобернувшись к бойцам, скомандовал Гайдар. – Я знаю этих людей!

Автоматчики поставили «ППД» на предохранитель, закинули оружие на плечо и, на секунду встав по стойке «смирно», развернулись и ушли. Краем глаза я заметил, что повар Трофим тоже куда-то испарился.

– Товарищ комиссар, разрешите доложить! – начал Ерке. – Меня, как вы знаете, посылали к своим для налаживания связи. По пути я встретил группу Осназа, у которой было аналогичное задание от штаба фронта. Всех этих людей я лично знал. Вот я и счел необходимым сразу привести их к товарищу подполковнику. Тем более что присутствующий здесь Игорь…

– Сын нашего командира! – перебил Вадима Гайдар. Наконец-то суровое лицо писателя полностью разгладилось, и на нем появилась знакомая добрая улыбка. – Вольно, лейтенант! Можете продолжить прием пищи! Ну, здравствуйте, дорогие товарищи! Игорь Глейман и Хуршед Альбиков, если мне память не изменяет?

– Так точно! Товарищ… э-э-э… комиссар! – ответил я.

Аркадий Петрович рассмеялся.

– Напугал я вас? Разрешите представиться: начальник Особого отдела сводной группы Глеймана!

– А, так это про вас Вадим говорил: мол, появился батальонный комиссар из Москвы и навел порядок!

– Да, это я! – с улыбкой кивнул Гайдар. – Сами понимаете, Игорь, что приехал я в войска совсем по другому делу, но тут немецкое наступление, окружение, паника, беспорядок, потеря управления и прочие сопутствующие тактическому поражению неприятности. Вот и пришлось молодость лихую вспомнить!

– Вы же, товарищ комиссар, во время Гражданской войны полком командовали? – зачем-то уточнил я, хотя прекрасно помнил этот факт из биографии детского писателя.

– Неполного состава и недолго, но да, командовал! – не стал отпираться Гайдар. – Вы, Игорь, можете по-прежнему обращаться ко мне по имени-отчеству!

– Я слышал, Аркадий Петрович, что вы были самым молодым командиром полка в истории Красной Армии! – припомнил я еще один фактик.

– Неужели? – удивился Гайдар и на секунду прикрыл глаза, что-то прикидывая в уме. – Хм… Я как-то раньше об этом не думал… Но если посчитать… А ведь верно… Мне тогда только-только семнадцать лет исполнилось… И вряд ли кто-то еще в таком же возрасте… Выходит, что вы правы, Игорь! Вы, похоже, мою биографию лучше меня знаете! Опять, наверное, скажете: в школе учили?

– Конечно! – пожал я плечами.

– Интересная у вас школа, да… – задумчиво произнес Гайдар. – Ну, ведь я там несколько раз бывал… Хорошая школа! Ладно, это всё лирика! Вы обед закончили? Разговор есть… Лейтенант Ерке!

– Я! – Вадим снова с явным сожалением отставил котелок и вытянулся, привычно поморщившись от боли в сломанных ребрах.

– Вы мне тоже понадобитесь для подробного доклада о вашей миссии! – строго сказал «добрый детский писатель». – Однако я вижу, что вы ранены… Перевязка нужна?

– Нет, товарищ комиссар! – мотнул головой Вадим. – Ребра повреждены, но открытых ран нет, срочной перевязки не требуется!

– Хорошо! – кивнул Гайдар. – Сержант Альбиков, вас ведь всего четверо, мне правильно сообщили?

– Да, товарищ комиссар! Нас четверо, но командир группы и радист сейчас у подполковника Глеймана и…

– Подробности в моей палатке! – строго сказал Гайдар, оглядываясь по сторонам. – Здесь слишком много лишних ушей. Итак… все закончили кушать? Идите за мной!

И детский писатель, он же по совместительству особист сводной группы, развернулся и, не оглядываясь, рванул быстрым шагом куда-то в глубину леса, ловко уворачиваясь по пути от веток.

Палатка Особого отдела была примерно в два раза меньше штабной, но охранялась как бы не лучше – я заметил сразу четырех часовых, причем все они были с автоматами «ППД». Замаскирован этот важный объект был так, что с десяти метров казался поросшим травой холмиком.

Рядом с палаткой находился какой-то… трудно подобрать подходящий термин… загон? Примерно как для лошадей, но размерами поменьше – утоптанная площадка, примерно десять на пять метров, огороженная жердями. Причем жерди выполняли чисто декоративную функцию – если бы обитателям загона пришло в голову покинуть площадку, достаточно просто перешагнуть или перепрыгнуть ограду – настолько она была низкая. А обитали здесь полтора десятка красноармейцев – без оружия и ремней. Двое или трое бесцельно мотались из угла в угол, а остальные кучками или поодиночке сидели прямо на земле.

– Это что тут у вас, Аркадий Петрович, проверочно-фильтрационный лагерь? – спросил я Гайдара.

Писатель (особист) резко остановился и внимательно посмотрел на меня.

– Как ты сказал? Проверочно-фильтрационный лагерь? – медленно, словно пробуя слова на вкус, повторил Гайдар. – Хм… Отличный термин! Мы-то это сооружение проверочным пунктом именуем, но слово «фильтрация» – красиво звучит! ПФЛ… Да, отлично!

Махнув рукой, писатель подозвал к себе одного из охранников.

– Как тут, Володя?

– Спокойно, товарищ комиссар! – ответил автоматчик. – Сперва побузили, мол, с чего честных людей в загон запирают. А потом прониклись и успокоились.

– Кормили их?

– Конечно, товарищ комиссар! Всё как положено – такую же пайку, как всем. Многие из новеньких по два-три дня не ели. Им дополнительно отвара хвойного принесли.

– Бежать никто не пробовал?

– Нет! – твердо ответил Володя. – Да если бы и захотели… Пулеметчики в «секрете» бдят в четыре глаза!

– Хорошо! Ступай, Володя! Проверку начнем через… ну, скажем, час! – оглянувшись на нас, сказал Гайдар. – Пройдемте в палатку, товарищи!

Внутри обители «кровавой гэбни» стоял самодельный, сколоченный из жердей стол. А вокруг него несколько чурбачков, изображающих табуретки.

– Они у нас в загородке не больше нескольких часов сидят! – как бы в оправдание сказал Гайдар, когда мы расселись вокруг стола (Ерке снова поморщился от боли). – К нам каждый день с западного направления приходят люди – по десятку, а то и по два-три десятка красноармейцев и командиров. А проверять их нужно обязательно: под видом окруженцев, потерявших документы, немцы несколько раз засылали к нам шпионов. Причем это были русские люди, продавшиеся врагу, поэтому на родном языке они разговаривали свободно, не подкопаешься. И большинство – солдаты того самого «учебного» полка «Бранденбург», с которым мы тогда в июне столкнулись. Помните?

– Конечно, помним, Аркадий Петрович! – кивнул я. – Вы еще тогда их офицера пристрелили. Он, кстати, хоть и немец, но тоже по-нашему отлично говорил!

– Вот-вот! Они очень хорошо подготовлены! – скривился, как от зубной боли, Гайдар. – И если в начале войны их ловили на слабом знании реалий современной Красной Армии, то сейчас они поднатаскались – путем опросов наших пленных, которых, к несчастью, слишком много, немецкие шпионы неплохо изучили внутреннюю кухню армии. Теперь их можно поймать только на каких-то мелких несоответствиях так называемой «легенды» – вымышленной жизни.

– Комиссар Попель сказал, что к вам приходили целых четыре группы делегатов связи из штаба фронта. Хотя комфронта посылал всего две группы… – намеренно небрежно обронил Хуршед.

– Только про одну из этих групп можно достоверно сказать – они шпионы. Остальные… люди как люди… В смысле – обычные командиры Красной Армии! – ответил Гайдар. – Некоторых их них Вадим в штабе фронта видел, но лично не знает. Поэтому непонятно – они действительно делегаты связи или продавшиеся врагу после попадания, например, в плен.

Мутно всё, товарищи, мутно… – Аркадий Петрович горестно вздохнул. – То, как мы ведем контрразведывательные мероприятия в глубоком отрыве от наших госорганов, – дилетантизм и шаманство!

– Нам проще изолировать непонятных людей, чтобы разобраться с ними потом, после выхода к своим! – сказал Ерке. – Но мы боимся, что затянувшееся бездействие может быть в перспективе хуже, чем какое-то действие, пусть даже и ошибочное!

– Ладно, лейтенант, это всё соплежуйство! – решительно сказал Гайдар, как будто внутренне встряхнувшись. – Докладывайте о вашем походе. А заодно скажите: что это там горело на юго-востоке всю ночь и всё утро? Примерно в семи километрах от нашего внешнего поста?