Каждый, кто читал повесть Н. С. Лескова «Левша», помнит, что она начинается так: «Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми…» Российский император провел в Англии три недели, прибыв вместе с королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом III в Дувр 6 июня и покинув страну 27 июня 1814 г. Как бы хорошо ни была задокументирована эта поездка, всех британских собеседников Александра перечислить невозможно, однако со всей очевидностью следует, что главным из них должен был стать принц-регент Георг. Царь владел английским языком, он даже начал отвечать по-английски на торжественную речь, которой его приветствовали по приезде жители портового Дувра, но в «Левше» ясно сказано, что все разговоры в светском обществе велись по-французски, отчего якобы были совершенно не интересны сопровождавшему царя герою войны 1812 г. казачьему атаману Платову. Разумеется, в те далекие времена визит монарха в чужую страну готовился дипломатами, но в этом случае важную роль сыграла любимая сестра царя Александра I Екатерина Павловна.
Несмотря на траур по мужу, принцу Ольденбургскому, скончавшемуся в декабре 1812 г., великая княгиня приехала в Лондон 31 марта 1814 г., за два с небольшим месяца до визита Александра. Она хорошо говорила по-английски (все внуки и внучки Екатерины Великой владели французским, немецким и английским) и должна была подготовить почву для приема императора, заручившись симпатиями светского общества. Она остановилась в отеле «Палтни» на площади Пикадилли и действительно быстро обзавелась множеством знакомых.
Вполне возможно, что царь надеялся на то, что Екатерине, считавшейся звездой российского императорского двора, удастся очаровать регента, известного ценителя женской красоты. Впрочем, в России, видимо, не учли, что принцу Георгу с юности нравились женщины более старшего возраста: самые известные его фаворитки, миссис Фитцхерберт, Мэри Робинсон и леди Джерси, были старше него на шесть, пять и двенадцать лет соответственно, т. е. по крайней мере на три десятка лет старше Екатерины Павловны. Впрочем, отношения между ней и регентом не заладились с самого начала и вовсе не потому, что она оказалась не в его вкусе, хотя внешне она ему определенно не понравилась. Георга возмутило, что Екатерина опоздала на первую встречу чуть ли не на четверть часа. Он не стал скрывать своего недовольства, и у Екатерины, в свою очередь, также сложилось неблагоприятное впечатление о нем. Их вторая встреча проходила в том же духе: принц позволил себе шутку по поводу траура Екатерины, она же потребовала, чтобы музыканты прекратили играть, ссылаясь на свои расстроенные нервы. Словно назло Георгу она демонстрировала симпатию к принцессе Шарлотте Августе и позволяла себе публично критиковать регента за то, что тот не уделяет внимание единственной дочери. Свое недовольство Георгом Екатерина не преминула выплеснуть в письмах к царственному брату, заранее настроив его против регента.
Предполагалось, что царь остановится в Сент-Джеймсском дворце, однако он направился прямо в отель на Пикадилли. В тот же день должна была произойти его встреча с Георгом, но регент так и не появился, с большим запозданием сообщив, что не приедет, поскольку опасается толпы, собравшейся на площади у отеля, чтобы приветствовать его. И в дальнейшем он также не снизошел до посещения гостиницы, оскорбленный выбором русского монарха. Раздражение регента возрастало из-за почестей, которыми его подданные осыпали Александра. Когда царь появлялся на улицах Лондона, горожане приветствовали его криками: «Осанна Иегове, Британии и Александру!», его подобострастно чествовали речами и одами на английском и обоих классических языках в Оксфорде, где 15 июня ему, Фридриху Вильгельму III, представлявшему Австрию министру иностранных дел князю фон Меттерниху, герцогу Веллингтону, прусскому полководцу фон Блюхеру и другим победителям были присвоены звания почетных докторов гражданского права. Не менее торжественный прием был оказан Александру 18 июня в Гилдхолле, во время которого лондонский лорд-мэр назвал его «всемогущим подателем побед» и «великодушным союзником» Британии.
Не способствовал сближению с регентом и визит Александра к принцессе Шарлотте Августе, явно состоявшийся по наущению Екатерины Павловны. Как раз в это время Шарлотта Августа отчаянно конфликтовала со своим отцом-регентом: тот хотел выдать ее замуж за принца Оранского, она же решительно отказывалась. Рассорившись с Георгом, Екатерина Павловна постаралась подружиться с его единственной дочерью, которая, в отличие от отца, с удовольствием бывала в «Палтни». Именно там в середине июня великая княгиня представила Шарлотте Августе своего дальнего родственника, скорее, свойственника, генерал-лейтенанта русской кавалерии принца Леопольда Саксен-Кобург-Заальфельдского, одна из сестер которого, Антония, была замужем за братом вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а другая, Анна, вышла за великого князя Константина Павловича. Наверное, Екатерина Павловна посмеивалась про себя, наблюдая, как развиваются в нужном направлении отношения молодых людей: только 10 июня 1814 г. ее высочество подписала брачный договор, на котором настаивал ее отец, но быстро передумала выходить за принца Оранского, а два года спустя, 2 мая 1816 г., влюбленные, преодолев все преграды, обвенчались. В самом деле может сложиться впечатление, что одной женской уловкой Екатерина Павловна решила сразу две задачи: насолила недругу и обеспечила дружественные отношения с будущей британской королевой.
Впрочем, вторая задача осталась нерешенной, хотя и не по вине Екатерины. Шарлотта Августа и Леопольд были счастливой парой, но им суждено было прожить в любви и согласии только полтора года: 6 ноября 1817 г. принцесса скончалась, произведя на свет мертворожденное дитя.
Читая газетные публикации и мемуары, касающиеся визита Александра I в Англию, трудно отделаться от ощущения, что русский царь и принц-регент относились друг к другу с предубеждением. Дело вполне могло быть в Екатерине Павловне, которую первый обожал, а второй – едва выносил. Но есть еще одна любопытная версия, в которой фигурирует совсем другая женщина.
Еще в конце XIX – начале XX в. некоторые историки (К. Ф. Валишевский, Е. С. Шумигорский и др.) высказывали уверенность в том, что Англия была причастна к организации дворцового переворота 11–12 марта 1801 г., в результате которого был убит Павел I и возведен на престол Александр Павлович. Считается, что ее посол в Петербурге Чарльз Уитворт был связан с заговорщиками через Ольгу Жеребцову, в девичестве – Зубову, родную сестру последнего фаворита покойной императрицы Екатерины. Хотя Павел I проявлял благосклонность к Ольге, ее братья попали в опалу, а страх за их судьбу вполне мог внушить Ольге ненависть к императору. К тому же она была страстно влюблена в Уитворта. Таким образом, эта авантюристка играла немаловажную роль в подготовке переворота.
Недовольный тем, что в 1800 г. англичане захватили любезную его сердцу Мальту, Павел потребовал отозвать английского посланника и вернул из Лондона российского посла Семена Романовича Воронцова, кстати, прожившего в Англии около полувека и ставшего одним из самых ярких российских англоманов того времени. Вскоре после убийства Павла в Лондон отправилась и Жеребцова. Ее страшно огорчило известие о женитьбе Уитворта, однако она неплохо позаботилась о себе и умудрилась не только присвоить деньги, предназначавшиеся для участников переворота, но также заставила жену Уитворта выплатить ей 10 тыс. фунтов отступных в обмен на обещание не портить ее семейную жизнь. Далее Жеребцова сблизилась с принцем Уэльским и, по слухам, стала его любовницей, и даже родила от него сына.
Если взять в расчет эту полную слухов историю, то отношения двух правителей, «первого джентльмена Европы» и «северного Сфинкса», могла испортить именно Жеребцова, знай она, что и Александр I, и британская королевская семья причастны к убийству Павла I. При таком раскладе ни царь, ни принц-регент не могли быть уверены в том, что известно о них противоположной стороне. Отсюда напряженность и непонятная надменность в поведении обаятельного Александра, отсюда – предвзятость Георга.
Еще, помнится, Лесков упоминал, что англичане «к приезду государеву выдумали разные хитрости, чтобы его чужестранностью пленить», и «стали звать государя во всякие свои цейхгаузы, оружейные и мыльно-пильные заводы, чтобы показать свое над нами во всех вещах преимущество и тем славиться».
Возможно, и были у англичан такие намерения, однако Александр и сам испытывал живейший интерес к разнообразным сторонам британской жизни. 8–9 июня он посетил Кенсингтонский сад, Вестминстер, Британский музей, Гайд-парк и лондонские доки, на следующий день присутствовал на скачках в Аскоте; 11 июня посетил банк, 13 июня побывал на верфи и в королевском арсенале, 16 июня – в соборе Св. Павла, а вечером – в отстроенном заново в 1812 г. театре Друри-Лейн. 22 июня, в последний день своего пребывания в Лондоне, осмотрел Тауэр и Лондонский мост. Англичане поражались плотному графику царя и пересказывали друг другу его фразу о том, что невозможно заскучать или устать, когда вокруг столько всего интересного. Однако в политическом плане этот визит был не слишком удачным.
Личная неприязнь, возникшая между царем и Георгом, развязала руки министру иностранных дел виконту Каслри, изначально придерживавшемуся тактики сдерживания России и отказавшемуся поддержать ее после вторжения Наполеона: на Венском конгрессе 1815 г. он действовал против России и заключил направленное против нее тайное соглашение с Францией и Австрией.
Однако память о визите российского государя сохранилась в топонимике Лондона: неподалеку от Гайд-парка находится улица Москоуроуд, еще в XIX в. облюбованная греками и ныне ставшая своего рода греческой слободкой.