У земных фантазеров принято считать, что боевая магия — это грубая сила. Есть такой штамп в литературе: если магия — то адский огонь, все рушится, горы осыпаются, с неба сыплется огненный дождь, как после ядерной войны, иногда, конечно, применяются и другие заклинания, всяких тварей, например, призывают, но это меняет лишь форму творимой магии, но не содержание. Магия может оперировать не огнем, а водой или воздухом или вообще какой-нибудь ультимативной пустотой, но главное в магии — грубая сила. Павел тоже раньше так думал, но теперь ему открылось, что грубая сила в магии — не самое главное. Потому что сколько энергии ни вкладывай в файрбол, с психотропным заклинанием, непосредственно действующим на мозг, он не сравнится.

— Это безумие! — крикнула Бригитта, и слово «безумие», исходящее от нее, снова стало ключом, вернувшим изнасилованную заклинанием душу Павла в исходное состояние. Он снова начал отдавать себе отчет, что он делает, а делал он… Черт! Чуть было не…

Павел резко вздрогнул, отдернул протянутые было руки и задумчиво произнес:

— Да уж, безумнее некуда.

И свернул кисти обеих рук немыслимым образом, и заорал во весь голос:

— Ду ду ду ду ду!

До этого момента Павел не был уверен, что это заклинание является психотропным, что именно оно подчинило ему Бригитту, вывернув наизнанку слабенький ум красивой девочки. Но теперь сомнений в этом не оставалось, на Ивернеса заклинание подействовало так, как надо, оно избавило его от наваждения, которое наслал… А кто это, кстати, подбирается сзади?!

Барон Трей попытался заклясть что-то ответное, но не успел, слишком увлекся, педрила. Хорошо, что у Павла руки уже сложены так, как надо. Получай, педераст! Ду ду ду ду ду!

И апперкотом его в челюсть со всей дури, так, чтобы удар начался даже не с корпуса, а с разгибающихся коленей, чтобы сила, не волшебная, а честная физическая сила пробежала по телу кумулятивной волной и вырвалась из сладостно ноющего кулака. Тело врага приподнялось в воздух и, пока оно не успело упасть, по яйцам его, по яйцам! Получай, пидор! И ногами его, ногами! Отомстить за чудовищное, невероятное унижение, к счастью, несостоявшееся, спасибо Бригитте, что успела в последний момент, спасла. Получай, тварь, за все!

Павел устал бить. Мышцы болели, и это была не мерзкая позорная боль, как после изнасилования, а сладостная боль справедливого мщения. Еще болела правая нога, кажется, Павел выбил себе палец, а может, и два. Бить со всей дури босыми ногами надо уметь, а то сам себя покалечишь. Только когда надо бить ногами со всей дури, об этом не думаешь.

Подал голос Ивернес, он сказал:

— Павел, позволь, я помогу. Я умею причинять боль, я покажу ему все, на что способен. Я сделаю то, чего не делал никогда, он проклянет сегодняшний день, а мучения, что я доставлю, будут являться ему в ночных кошмарах в каждом перерождении до самого конца времен. Позволь, я отомщу.

Павел начал понемногу успокаиваться.

— Да я и так уже отомстил, в общем-то, — сказал он. — Если бы Бригитта не успела, тогда другое дело, а теперь-то чего…

— Ну уж нет! — возвысил голос Ивернес. — За себя ты отомстил, а кто отомстит за меня? Я ведь тебя чуть было тоже…

— Оставь его, Ивернес, — сказал Павел. — Он не виноват, что дурак и мерзавец. В этом мире почти все дураки и мерзавцы, да и не только в этом мире. Он достоин зачистки, но если зачищать каждого, кто ее достоин, мир опустеет.

— И это будет великое потрясение, — подала голос Бригитта. — Любимый, ты промчишься от заката до рассвета…

— Заткнись, дура! — рявкнул Павел.

Дура заткнулась.

— Если уж потрясать вселенную, — продолжал Павел, — то совсем не так. Почему вы решили, что потрясатель будет прокладывать свой путь огнем и мечом? Вот в чем сила, — он указал на неподвижного Трея. — Ду ду ду ду ду!

Бригитта сладостно вздохнула, бесчувственное тело Трея дернулось судорогой, только Ивернес никак не отреагировал на заклинательную фразу. А ведь Павел не подкрепил ее ни жестом, ни ментальным усилием. Или все-таки подкрепил неосознанно? Да наплевать!

— Думаете, сила в силе? — продолжал вещать Павел. — Сила в правде. А правда — в глазах смотрящего. А если кто не согласен с твоей правдой, скажи «ду ду ду ду ду», и истина восторжествует. Вот в чем истинная сила и истинная правда.

Павел сделал паузу, переводя дыхание.

— Истинное пророчество, — прошептала Бригитта, ее лицо выражало запредельную степень благоговения.

— Не хочу обидеть тебя, Павел, — сказал Ивернес, — но, по-моему, ты преувеличиваешь. Я помню твой рассказ о зачистке Фанарейского замка. Сэр Хайрон, несомненно, владел этим заклинанием, однако он не применил его против сэра Хортона. Почему? Или у этой магии есть побочные эффекты, или она излишне истощает силы заклинающего, или что-то еще в том же духе. Если бы все было так, как ты говоришь, воители применяли бы только такую магию. Боюсь, ты ошибаешься. Я понимаю твои чувства, Павел. Ты чуть было не перенес чудовищное унижение, сильнейшее из всех, что ты мог себе представить. На мой взгляд, с тобой в любом случае не случилось бы ничего страшного, но я не ты, я готов поверить, что для тебя это ужасно. Но дело не в этом. Ты бросил вызов барону Трею и победил, так заверши же свою победу, добей его. А если не хочешь сам — прикажи мне, я сделаю это вместо тебя, мое действие ничуть не умалит твою славу, победу-то одержал ты. Или ничего не приказывай, я все сделаю сам.

— Нет, — решительно сказал Павел. — Я пришел сюда не для того, чтобы убивать. Слушайте, дети, следующий урок потрясателя — нельзя убивать, если можно не убивать. Мы не станем отнимать жизнь у этого мешка с дерьмом.

— Ты хочешь принять у него клятву верности? — спросил Ивернес. — Интересная идея, но, на мой взгляд, слишком рискованная. По собственной воле он не даст тебе эту клятву, а заклятие покорности, наложенное на него, может распасться в любой момент. Ты же сам видишь, какое оно нестойкое. На тебя его накладывали дважды, и дольше нескольких дней оно не продержалось. Я бы не рисковал.

Трей зашевелился, приподнял голову и вдруг резко дернул руками, Павел не успел определить, что именно он собирается сделать, тело отреагировало быстрее. Руки сами собой сложились в жесте сплошного файрбола, а сознание послало короткий импульс. Пахнуло жаром, в комнате резко запахло горелой плотью. Барон катался по полу из стороны в сторону, зажимая руками выжженные глазницы, из-под пальцев сочилась кровь и какая-то слизь.

— Добей его, — сказал Павел. И добавил пятью секундами позже: — Молодец, спасибо. А теперь забери куда-нибудь тело и оставь меня. И ты, Бригитта, тоже оставь меня, хочу побыть один.