19

Бросили Ромку уже не в домике у завхоза, а в летнем домишке на окраине лагеря. Довезли на каталке и просто скинули на пол, каталку забрав с собой. Наверное, полагали, что никуда он без нее не денется, даже до порога не доберется, поэтому даже связать его поленились.

Но сейчас Ромке оставалось только мысленно благодарить своих тюремщиков за нерадивость, потому что ему было достаточно паршиво и без всяких пут. Он перевернулся на полу, сплюнул кровь, в очередной раз скопившуюся во рту. Если бы не его умение держать удар в драках и группироваться при падениях, то сейчас он вообще был бы чуть жив. Упустившие Арсения по эту сторону забора бойцы сорвали на Ромке свою злость, первым же ударом выбив его из каталки на землю, а потом работая ногами вовсю. Но при этом Ромка еще не был уверен, что не напрасно все это терпел.

Удачно ли Арсений спрыгнул с забора? Не успели ли его подстрелить? И не поймали ли все-таки с той стороны, когда по рации послали бойцов «за периметр»? Может, этим и объясняется то, почему за Ромку до сих пор не взялись, а определили именно сюда?

Страшно было думать, что жертва, на которую ты пошел вопреки всем инстинктам самосохранения, может оказаться напрасной, а все надежды на возможную помощь бессмысленны. Ромка гнал от себя эти мысли, но они возвращались снова и снова вместе с болью в избитом теле, резко усиливающейся при каждом его движении. А между тем время шло, продолжая терзать его неизвестностью.

В щели между досками летнего домика уже начинал просачиваться тусклый сумеречный свет. Потом снаружи все-таки послышалось какое-то движение. Уловив его, Ромка перекатился и сел, наползая спиной на стену. Лежать ему сейчас, конечно, было гораздо комфортнее, но он заставил себя двигаться, превозмогая боль, потому что хотел встретить своих недругов если не лицом к лицу, то хотя бы не валяясь у них под ногами.

Но вопреки его ожиданиям внутрь не ввалилась толпа дюжих молодцев, а проскользнула одна-единственная фигурка. Лана! Притворив за собой дверь, девушка разглядела Ромку и кинулась к нему. Опустившись перед ним на пол, схватила его за руку, поднесла к своему лицу и начала целовать, орошая беззвучно катящимися слезами.

— Лануська, да ты что, совсем с катушек слетела? — Ромка попытался отобрать у нее руку.

— Нет. — Лана не отпустила, а теперь просто прижала ее к своей щеке, глядя ему в лицо глазами, полными слез.

— Так что тогда тут удумала? И как здесь вообще оказалась?

— Прибежала, лишь только узнала от охраны о том, что с тобой случилось. Они же при нас переговариваются о своих делах, не стесняясь, как будто мы и не люди даже, а вовсе какой-то скот. Нас привезли, и те, кто оставался в лагере, начали делиться новостями с нашим сопровождением. — Голос у Ланы звучал хрипло все из-за тех же слез, которые текли по ее лицу непрерывно.

— Ясно. — В свое время Ромка точно так же, от непринужденно болтающей охраны, услышал прозвище продажного полицейского. — Но это был не повод, чтобы ты кидалась сюда. Ты понимаешь, чем ты сейчас рискуешь?

— А мне все равно! Мне даже не важно, за что тебя сюда бросили! Ты — самое лучшее, что было у меня в жизни! Кроме тебя, у меня вообще никого больше нет! И я буду рядом!

— Ланка, ну не может же быть, чтобы ты была совершенно одна. Ты что, из детдома? Нет? Тогда где твои родители или хотя бы какие-то другие родственники?

— Ты хотел знать, за что я несу свое покаяние? Просил тебе довериться?

— Но не сейчас, Ланусь. Убегай, я тебя заклинаю! Всеми святыми, в которых ты только веришь!

— Даже не уговаривай! Я буду рядом с тобой. До конца, что бы с нами ни сделали! А пока у нас есть еще время, я тебе все про себя расскажу. Пусть это будет моей подлинной исповедью. Тебе, единственному неравнодушному ко мне человеку.

После такого ее вступления Ромка просто не нашел слов, которыми еще можно было бы попытаться прогнать ее отсюда. Да она и не дала ему на это времени. Сразу приступила к своему рассказу. Говорила быстро, боясь не успеть. А голос ее звучал то резко, и сама она при этом вся вспыхивала, застывая напряженно вытянутой струной, то становился глухим и безжизненным, и тогда она будто каменела, сутулилась. Но, превозмогая себя, говорила, не останавливаясь. А Ромке оставалось лишь слушать страшную историю о девочке-подростке, оставшейся, как и он когда-то, сиротой. И тоже с младшей сестрой на руках.

Но на этом сходство Ромкиной и Ланиной судеб заканчивалось. Потому что Ромка к моменту гибели своих родителей успел вернуться из армии, и они с Айкой начали строить свою жизнь вдвоем, без чьего-либо вмешательства извне. Удачно или нет, но сами. А вот Лане на тот момент, когда умерла ее мама, было всего четырнадцать, и они с сестрой остались на попечении отчима.

Тот, вызывая уважение и восхищение окружающих, слыл образцовым отцом. И никто даже не подозревал, что почти с самых первых дней, когда они остались одни, этот «опекун» начал регулярно насиловать свою старшую падчерицу. Та затравленно молчала обо всем, потому что он сумел ей внушить мысль о своей неподсудности и о том, что с его влиятельными друзьями в полиции ему никакие наказания не грозят. А еще он шантажировал Лану, угрожая ей, что, в случае ее неповиновения, возьмется за Пелагею, младшую сестру. Запуганной Лане после этого только и оставалось молча терпеть все его издевательства.

Так продолжалось несколько лет, по истечении которых в один совсем не прекрасный день она заметила, что все ее страхи за сестру имеют под собой вполне реальную почву и что к Пелагее отчим тоже начинает проявлять совсем не отеческий интерес.

— Вот тогда… — Лана запнулась, потом выдохнула, — тогда я и решила его убить! Поняла, что сестре он изломает жизнь точно так же, как мне, и я ничего не смогу с этим поделать, если только не решусь на крайние меры. И что я должна на них решиться, просто обязана, чтобы Пелагея тоже не прошла через весь этот кошмар и не захлебывалась бы в грязи на каждом его этапе!

И вот я затеяла дома уборку. У меня все было продумано! Открыто окно, выкручен шуруп на карнизе для штор. А подоконник я натерла маслом так, чтобы со стороны это было незаметно. И попросила отчима закрепить карниз. Мы жили на девятом этаже, но высоты он не боялся, поэтому спокойно забрался на подоконник при открытых рамах. Но когда он поскользнулся на масле, как я и рассчитывала, то мгновенно извернулся, прямо как кот. Еще немного — и он бы спасся, спрыгнул бы с подоконника в комнату. И вот тогда… тогда я подбежала и толкнула его, лишая этой возможности. Он еще немного побалансировал на крае окна, хватая руками воздух, а потом сорвался и полетел, и заорал, как подбитый зверь. Этот крик мне до сих пор иногда слышится, а временами еще и снится, все целиком. Как он резко затих и как я не смела подойти к окну, чтобы выглянуть на улицу.

Потом внизу заголосила соседка, начали сбегаться другие люди. Кто-то из них пришел потом в нашу квартиру. Не помню даже, кто именно это был. Для меня все было как в тумане. И больше всего я боялась услышать, что отчим выжил и что теперь он обвинит во всем меня. У меня все поджилки тряслись, пока я не услышала от соседей, что он все-таки мертв. А потом стало еще хуже, когда я поняла, что же все-таки натворила.

— Ланка! — Ромка не выдержал, решившись ее перебить. — И ты из-за этой паскуды себя казнишь столько лет? Из-за того, что не позволила ему еще и твою сестру совратить? Да если б ты не молчала в свое время, то все то же самое, только в гораздо худшей форме, с ним бы давно уже сделали его сокамерники на зоне.

— Вот, может, мне и надо было все-таки заявить на него? А не решать его судьбу самой, устраивая самосуд? Но я боялась. Боялась того, что сбудутся все его угрозы, что друзья его отмажут от ответственности, и он потом вернется домой еще страшнее и деспотичнее прежнего.

— Раз так, то ты правильно сделала, решив эту проблему самостоятельно. Да Айка моя, например, этого гада порешила бы сразу после того, как он на нее в первый раз покусился! Есть вещи, которые нельзя прощать никому. А уж про педофилию и вовсе нечего говорить.

— Не знаю… наверное, ты прав. — Лана заломила свои тонкие руки. — Но это еще не все. Мы с Пелагеей прожили вместе несколько лет. Когда погиб отчим, я уже была совершеннолетней, так что мне позволили взять над ней опекунство. Она закончила школу, а потом вышла замуж. И ее муж переехал к нам. Я не возражала, счастье сестры для меня всегда было на первом плане. Но… — Она потупилась. Потом выдала с надрывом: — Спустя какое-то время ее муж тоже начал проявлять ко мне интерес, прямо как отчим в свое время!

Я не знаю, что за проклятье на мне лежит и отчего я пробуждаю в окружающих мужчинах подобные мысли! Но этот человек, в отличие от отчима, получил от меня яростный отпор. Я ни на секунду даже мысли не допускала, что у меня с ним что-то может быть! Только Пелагея обо всем узнала и истолковала это по-своему. Или он успел ей что-то нашептать, боясь, что я могу его опередить… Но такой грязи и такой ненависти я от родной сестры даже близко не ожидала! Всего того, что она на меня тогда выплеснула в скандале… И отчима тоже коснулась.

Оказывается, она догадывалась обо всем, что мне довелось от него вытерпеть. Но обвинила в этом тоже меня! И вот тогда… Именно тогда я во всей полноте ощутила тяжесть совершенного мной преступления. Я пошла на убийство… ради чего? Слушая Пелагею, я понимала, что уже не знаю, как и зачем я на это решилась. Я не имела на это права, и бог меня взялся за это покарать.

— А ты теперь активно в этом ему помогаешь, растаптывая себя день за днем? Ланка, да ты вообще о чем? Очнись! Если бы бог карал на этой земле всех виновных, то начал бы явно не с тебя! Есть куда более отличившиеся герои! В том числе и тот «святой», которому ты сейчас так верно служишь. А ты что, даже никогда и не задумывалась, что он собой представляет? Могла бы об этом судить хотя бы по тому, что собой представляют его помощники!

— Нет, не говори мне об этом, я тебя прошу! — выдохнула Лана с испугом.

— Отчего же? Уж не оттого ли, что ты и сама уже испытывала сомнения в его святости? Так я скажу тебе, чтобы ты больше даже не сомневалась: именно из-за этого человека я когда-то лишился ног. Потому что он был самым натуральным бандитом, прежде чем свою рясу напялил. И я даже смогу это тебе доказать. Если только ты возьмешься мне помочь. — План у Ромки появился внезапно, и он ухватился за него. План, как все-таки заставить Лану уйти отсюда подальше и поскорее, чтобы она, не дай бог, и в самом деле не разделила с ним здесь все то, что могло ожидать его в скором времени. Если только она не откажет ему в помощи теперь, после его опрометчиво смелых слов о «несравненном» Евстафии. Но она с горячностью отозвалась:

— Что я должна сделать? Только скажи!

— Уйти прямо сейчас, чтобы тебя здесь не застали. Дождаться, когда вас отвезут на набережную с вашими проповедями. А там зайти в кафе «Парус» и спросить Аглаю Завитаеву. Это Айка, моя сестра, ты ее знаешь. Если она сегодня не работает, то попроси ее коллег, чтобы помогли тебе с ней связаться. И только при личной встрече ты опишешь ей все, как есть, а потом передашь ей мою просьбу: мне нужна, просто жизненно необходима портативная камера, с помощью которой я смог бы записать тот разговор, который собираюсь здесь развязать. Это и будут мои свидетельские показания, которые я рассчитываю добыть не только для тебя, но и для других заинтересованных лиц. Но они гроша ломаного стоить не будут, если мне не удастся их зафиксировать. Так что… ты понимаешь, как это важно?

Охваченная волнением, Ланочка вначале только кивнула в ответ. Но потом все же смогла спросить:

— А ты как же? А если они вдруг раньше сюда придут?

— У меня есть план, как отсрочить этот разговор и как выманить на него самого Евстафия, лично. Буду тянуть, сколько получится. А вот ты не тяни и убегай прямо сейчас! Пока тебя тут не застали, иначе ведь никуда уже не выпустят.

— Хорошо. — Ланочка вся подобралась, заглядывая ему в глаза, словно в попытке отыскать там хоть какую-то гарантию на благополучный исход.

— Малыш, они в любую минуту могут нарисоваться, — напомнил ей Ромка.

Этого хватило. Ланочка порывисто поднялась и начала отступать спиной к двери, глядя на Ромку до тех пор, пока это было возможно. И лишь в самый последний момент отвернулась, выскользнув наружу. Так же решительно, как уже не раз от него убегала, сдержав напоследок готовый вырваться всхлип.

Ромка перевел дыхание, слушая ее тихие шаги по крыльцу. Уходит… Слава богу! Как хорошо, что ему в голову пришла вдруг такая спасительная идея: убедить ее, что она ему может помочь! Потому что просто уговаривать ее, чтобы она ушла, было бесполезно, он это видел. Но допустить, чтобы она осталась здесь, с ним, он тоже не мог. Этого только не хватало! Ему в одиночку-то суметь бы все пережить! Если помощь все-таки не подоспеет…