* * *
Отменить бронирование от призыва на военную службу для 50 % лиц, имеющих специальности шофера и тракториста с разбитием по промышленным предприятия колхозам и совхозам. Призвать разбронированных работников на срочную службу в ряды РККА. Одновременно по аналогичной квоте провести мобилизацию грузового автотранспорта и тракторов промышленного и сельскохозяйственного назначения, а также строительной техники. Мобилизованные а/м и водительский состав использовать для пополнения автомобильных подразделений механизированных соединений, а также для формирования отдельных автомобильных батальонов в приграничных округах.
Приказ наркома обороны Тимошенко от 01 июня 1941 года
Военкомат в Александрове радикально отличался от знакомого Андрею по той жизни Кировского районного. Отличался в первую очередь по духу. И там и там собиралась изрядная толпа нетрезвых юношей с родственниками. Но если там нетрезвость была угрюмая, злая – то в этом времени поддавали больше для веселья. «Социальный лифт», – подумал Андрей. Ну да, армия в этой жизни была уважаемым социальным институтом, школой жизни без появившегося позже издевательского оттенка. Помимо получения множества полезных в дальнейшей гражданской жизни навыков (обращения со сложной техникой, например, на гражданке такую не везде встретишь), отслужившие возвращались уверенными в себе взрослыми мужиками. Причем привычными к совместной работе, что сразу поднимало вчерашних крестьян на одну ступеньку во все еще деревенской на семьдесят-восемьдесят процентов социальной иерархии. Готовый рабочий как-никак. А уж если вернулся младшим командиром – прямая дорога в звеньевые, бригадиры – и далее, хоть из прораба до министра дорастай.
Да и провожали сыновей-братьев-женихов хотя и с почти теми же нетрезвыми песнями-танцами под гармошку, но совершенно с другим настроением. И бравурные марши из репродукторов звучали без скрытой безнадеги… Если не знать, что сегодня уже, как ни крути, восьмое июня одна тысяча девятьсот сорок первого года. Точнее, не знать смысла этой даты.
Народ действительно веселился. Давид в окружении комячейки травил байки, Славка Иванченко гулко ухал, забивая смех остальных слушателей. Он уже отслужил, так что пришел только проводить друзей, поделиться опытом. И уж в такой ситуации не отказал себе в удовольствии постращать «молодых». Не дедовщиной, нет – тут слова-то такого еще не изобрели. Скорее, все его страшилки и байки можно было свести к постулату «в армии служить – это вам не девок портить». Но особо тоже не пугал – «научат».
Даже Леха Клязьмин в окружении давешнего тела и еще двух корешей (давешнего же крепыша среди них не наблюдалось) бодрился и выпячивал грудь. Провожали его с компанией две подавальщицы из столовой.
Андрей, как всегда, тусовался чуть в сторонке. Ну уж так он себя поставил, и народ к этой его особенности уже привык. Давид иногда, после памятного разговора «про древних греков» в заводском гараже, пытался сблизиться, то ли по должности, то ли из симпатии, но Андрей, хотя и вежливо, неизменно уходил в глухую оборону. Ага, про серого речь, а серый навстречь. Подскочил, улыбнулся во все шестьдесят четыре.
– Ну что, Андрюха, как настроение?
– Нормально.
– Я тут вот что подумал. Тебе что – судимость, что ли, сняли? Я тут у военкома узнал, с судимостью в армию брать не положено.
– Угу, сняли. Вместе с повесткой постановление пришло.
– Ну, поздравляю! Это здорово. Теперь главное – доверие оправдай. У меня на тебя ба-альшие виды по возвращении. И не у меня одного, кстати.
– А еще у кого? У Семеныча что ли?
– Да какой там Семеныч! Ты вон туда посмотри!
Андрей обернулся. На противоположной стороне дороги, под мечущим в небо пух старым тополем стояла Наташка Хромова. В той же полосатой футболке и в той же расклешенной юбке, в руках – узелок. Андрей загасил о каблук папиросу, вскинул на плечо сидор с ложкой-кружкой-миской и пошел через улицу. Чего девчонку мучить.
– Андрей, я тут тебе на дорогу… Пирожков принесла. Ты… уходишь? – Толковый вопрос, слов нет.
– Ухожу, понятно. Родина приказала, рабочий класс ответил «Есть!», – улыбнулся Андрей, – да ты не переживай.
– Я и не переживаю. Я, наоборот, рада, что тебя призвали.
– Надоел?
– Да что ты говоришь! Просто Верка-почтальонша сказала, что тебе вместе с повесткой…
– Ну да, судимость сняли. Я теперь как все.
– Вот я и рада, – ага, – и глаза на мокром месте. – Андрей… Ты, когда отслужишь, к нам на завод вернешься?
– А куда ж я от вас, таких хороших, денусь?
– Андрей, – слезы у девчонки уже не держатся, стекают по щекам, – я все-все твои статьи в стенгазете читала. Я не знаю, откуда ты все это взял… ну, про войну… Но я тебе верю. Ты уж там, на войне, поосторожней… Пожалуйста… Если получится…
– Есть быть поосторожнее… Если получится.
– Товарищи призывники! – Зычный голос майора с медалью «XX лет РККА» перекрыл многоголосый гомон и оборвал гармошку. – В две шеренги стано-ооо-вись!
– Ну все, я побег. До свидания, Наташка.
– До свидания, Андрей.
Когда две выделенные для такого случая заводом полуторки (одна – бывшая Андреева, с его же сменщиком за баранкой) скрылись за углом, Наталья Тимофеевна Хромова, комсомолка, спортсменка и просто красавица, а по совместительству – штатный сотрудник Управления Наркомата Госбезопасности по Владимирской области, текущий оперативный псевдоним Бушлат, развернулась и, глядя под ноги, пошла к общежитию. И слезы продолжали капать на пыльную обочину безо всякой служебной необходимости.