Трое людей, в напряженных позах застывших у плетеного столика на подмосковной дачной веранде, молчали. Напряжение вызывало и место, где их собрали, и личность хозяина, и моментально бросающаяся в глаза разница в поведении. Мрачный и худой, не успевший отъесться за неполный год после лагеря в Туполевской «шарашке» Королев. Встревоженный внезапным вызовом из Ленинграда, не отошедший еще от болтанки в военном самолете Курчатов. Нервно-веселый Ляпунов, приготовившийся было к самому худшему при виде посланных за ним прямо на кафедру сотрудников НКВД.

Никто не смел не то чтобы притронуться к расставленным на столе чашкам с душистым чаем, но даже поднять глаза на соседей по столу.

Тишина давила и становилась совсем уж невыносимой. Поэтому на скрип легкой застекленной двери все трое обернулись единым рывком, как по команде. Берия в легком, по погоде, щегольском полотняном костюме, успокаивающе махнул рукой, мол, сидите, товарищи.

Пододвинул свободный стул, сел, разглядывая гостей сквозь отблескивающие стекла. Паузу, однако, тянуть не стал, улыбнулся (более-менее знакомый с ним по «шарашке» Королев от этой улыбки вздрогнул), жестом радушного хозяина указал на сервировку.

– Прошу, товарищи. Угощайтесь. Чай хороший, китайские товарищи прислали. – Видя, что гости не шевелятся, продолжил добродушно: – Знаете, я, конечно, патриот солнечной Грузии, но… Вынужден признать, что по части чая похвастаться нам пока нечем. Все-таки китайский чай, при всем старании, превзойти нам пока не удается. Вот если говорить о винах… Но разговор нам, товарищи, предстоит серьезный, так что с вином мы подождем до его окончания. Не возражаете?

Королев помрачнел еще больше. Бывалого зэка обмануть показным радушием невозможно. Полускрытый стеклами стальной взгляд наркома не позволял потерять вбитую на лесоповалах и этапах бдительность к сильным мира сего. Не хлебавшие баланды Курчатов и Ляпунов, однако, сели посвободнее, потянулись к чашкам из невесомого фарфора.

– Итак, товарищи, я пригласил вас сюда по одному оч-чень важному делу. Как вы, наверное, догадываетесь, наша разведка весьма большое внимание уделяет новейшим научным разработкам. Особенно тем, что имеют важное военное значение, – Берия отбил пухлыми пальцами короткую дробь по поверхности стола, – тем более что обстановка у наших границ… неспокойна. Мировая война разгорается, и вполне возможен вариант, при котором мы будем в нее втянуты. Разумеется, помимо нашего желания. Впрочем, непосредственно проблемой войны занимаются совсем другие товарищи. Но есть один весьма настороживший нас аспект.

Берия на секунду замолчал и продолжил, медленно переводя взгляд с одного собеседника на другого:

– Недавно мы заметили весьма странную закономерность. Практически одновременно с началом войны в открытые научные источники перестала поступать информация по многим интересующим нас темам.

Курчатов встрепенулся, словно хотел что-то сказать, и Берия широким жестом указал на него:

– Прошу вас, Игорь Васильевич!

– Видите ли, Лаврентий Павлович, коллектив нашей лаборатории, да и все товарищи, занимающиеся урановой проблемой вот уже несколько лет, тоже… заметили некоторые странности. К примеру, после работы Гана и Штрассера по проблеме деления урана не вышло вообще ничего существенного. Ни у немцев, ни у англичан, ни у американцев. Ну почему молчит Кюри – более-менее понятно. Французам сейчас не до науки. Англичане и немцы воюют, но Америка-то нейтральна! И, тем не менее, никаких новых публикаций.

– Значит, вы понимаете, что я имею в виду. Из этого молчания мы сделали вывод, что информация засекречена. А значит, она имеет или может иметь военное значение.

– Ну, чисто теоретически… Нами, наряду с Ганом и Штрассером, получены экспериментальные данные, которые говорят об огромных количествах энергии, которые могут быть получены при делении ядер урана. Причем, по самым скромным подсчетам, если нам удастся высвободить энергию всего одного килограмма урана мгновенно, то мы получим бомбу, мощность которой будет соответствовать примерно десяти-двадцати тысячам тонн динамита. А если эту энергию высвобождать постепенно – то сжиганию втрое большего количества угля.

– Ну, товарищ Курчатов, при таких ученых мы, разведчики, скоро останемся без работы. А если серьезно – нам стало известно как минимум о трех проектах создания урановой – или, точнее, атомной – бомбы. Во-первых, Германия. Проектом занимаются такие фигуры, как Гейзенберг и Паули. Вам знакомы эти фамилии?

Курчатов, помимо воли, усмехнулся. Это было похоже на то, как если бы учителя словесности спросили, знает ли он, кто такие Лермонтов и Пушкин.

– К счастью, – продолжил Берия, – Германия значительно ослаблена в научном смысле. Нетерпимость Гитлера к евреям стоила ему потери большого количества ученых, переселившихся ныне в Соединенные Штаты. Достаточно сказать, что американский атомный проект инициировал сам Эйнштейн, а ключевыми фигурами являются такие эмигранты из Европы, как Ферми, Сциллард и Оппенгеймер. Вы их, конечно, тоже знаете? Я так и думал. И наконец, Англия. В настоящий момент о британском проекте известно меньше всего, но кое-что указывает на то, что англичане стремятся к координации своих усилий с Америкой. Вы, надеюсь, понимаете, что в случае успеха какого-либо из этих проектов, особенно германского, положение Советского Союза станет… затруднительным?

Тройка ученых встрепенулась. Конечно, в вечную дружбу с Гитлером не верил никто, но прямое подтверждение из уст Берии значило много.

– Кроме того, есть еще одна вещь. Она касается, прежде всего, вас, товарищ Королев.

Королев смотрел на наркома исподлобья. В общей спальной казарме «шарашки» на улице Радио неоднократно встречавшийся с Берией Туполев не раз с матерком проходился по его техническому самодурству, но сейчас Лаврентий Павлович был вежлив, что для кичащихся демонстративной грубостью партийных деятелей было нехарактерно. «Дело-то дрянь, – злорадно подумал Королев, – очко у Лаврентия играет, у суки…»

– До нас дошли сведения, – продолжал нарком, – что на одном из островов в Балтийском море немцы быстрыми темпами оборудуют некий конструкторско-испытательный центр. Руководит работами СС, а главой проекта, по нашим сведениям, является некто Вернер фон Браун. Мы выяснили, что этот человек – один из главных специалистов Гитлера по ракетной технике. Причем речь не идет о работах, аналогичных тем, что проводили товарищи Клейменов и Лангемак.

«Товарищами назвал, сука. Небось, когда почки им отбивал, орал, мол, волк тамбовский тебе товарищ». Королев был, конечно, не совсем справедлив – конструкторов-ракетчиков, создателей реактивных снарядов, еще не заслуживших ласковое прозвище «Катюша», кончили еще при Ежове. Берия принял НКВД значительно позже, и для облегчения участи уже арестованных к тому времени ученых сделал немало.

– Так вот, разрабатываемые немцами ракеты, по данным разведки, предназначены для дальних и сверхдальних бомбардировок, на сотни и тысячи километров.

– Вы, товарищ нарком, извините, – Королев, в отличие от Берии, быть особо вежливым не собирался. Лагеря он уже не боялся, шестым чувством ощущая, что сейчас ему простится многое, – но я ракетами занимаюсь малость подольше вашего. Чтобы доставить полезный груз хотя бы и в тонну на полтыщи километров, детской шутихой не обойдешься. Такая ракета будет стоить поболе бомбардировщика сравнимой грузоподъемности. Так бомбардировщик имеет шанс вернуться, а ракету вернуть назад сложновато. К тому же – как вы будете наводить ракету на цель при таком расстоянии? Да в этом случае отклонение от цели будет версты две, не меньше!

– А вы, товарищ Королев, не кипятитесь, – слово «товарищ» Берия выделил точно так же, как до того Королев. Получилось весьма зловеще. – Сами по себе ракеты, конечно, будут проигрывать самолетам. На первых порах. А вот вы подумайте, зачем я пригласил товарища Курчатова и вас одновременно? Тонну обычной взрывчатки ракетами забрасывать будет действительно дороговато. А необычной?

За столом опять воцарилось молчание. Откуда-то из иного мира повеяло ужасом неумолимо валящейся из фиолетовых глубин стратосферы огненной смерти, растекающейся по городу почему-то лавой из жерла вулкана.

– Впрочем, – попытался разрядить напряжение Берия, – помимо военных задач, оба эти проекта вполне могут служить и народному хозяйству. Про десять тысяч тонн угля в одном килограмме урана товарищ Курчатов нам уже рассказал. А что касается любимых вами ракет, товарищ Королев… Знаете, я специально почитал Циолковского, Беляева… «Звезда КЭЦ», занимательное чтение. Я, конечно, понимаю, что создание вращающейся вокруг Земли космической станции уже само по себе эпохальная, философская даже задача. Но вот если мы, разведчики, сумеем поставить на эту свободно летающую над Землей станцию фотоаппарат… – Лицо Берии на долю секунды приобрело какое-то детски-мечтательное выражение, словно маленький мальчик вообразил себе вагон мороженого, обильно политого шоколадным сиропом.

Ляпунов не смог сдержать смешка, Курчатов тоже улыбнулся. Уж больно комически выглядел обладающий жутковатой репутацией нарком с умильным выражением на круглом лице. Королев не улыбался. Жизнь успела отучить его от приятных сюрпризов. А тут… Мало того, что освободили по амнистии задолго до окончания срока, так еще и мечта всей жизни начинала потихоньку приобретать зримые очертания…

– Что же касается вас, товарищ Ляпунов… Вы, наверное, уже представляете, о чем пойдет речь. Несколько недель назад мы, помнится, уже консультировались у вас по одной проблеме. Для прочих присутствующих, не вдаваясь в детали, сообщу. Недавно на одном из наших секретных объектов был задержан иностранный шпион. Среди прочего оборудования у него была изъята весьма интересная машинка – некое вычислительное устройство огромной производительности. Как нам удалось установить, это устройство является новейшей экспериментальной разработкой одной из королевских лабораторий в Лондоне. По прикидкам товарища Ляпунова, мощность этого устройства составляет около одного миллиона операций в секунду. – Курчатов выглядел ошарашенным. Королев просто не поверил. Берия продолжал, не дрогнув ни единым мускулом; умение лгать естественно суть добродетель, совершенно необходимая политику, коим Лаврентий Павлович являлся безусловно. – К большому сожалению англичан, лаборатория была полностью разрушена немецкой крупнокалиберной бомбой. Поскольку создатель устройства был… хм… оригинально мыслящим человеком… то никакой документации и никаких иных образцов у англичан, по-видимому, не осталось. Возможно, кое-какие образцы есть у британских агентов в других странах, если их, конечно, тоже снабдили подобной техникой, но это не факт.

Ляпунов, естественно, не поверил в столь экстравагантную и в то же время наивную версию, в конце концов, он сам держал хитрое устройство в руках. Но мнение свое счел за благо оставить при себе.

– Товарищу Ляпунову мы хотим поручить разработку аналога такого устройства. Конечно, мы не требуем такого же результата немедленно. В конце концов, по словам вдовы покойного изобретателя, разработка машины заняла у автора около полувека. Но, учитывая важность такой работы, мы крайне заинтересованы в скорейшем начале исследований. Я, кстати, не думаю, что к вычислителям подобной мощности останутся равнодушными хотя бы и товарищи Королев с Курчатовым, да и артиллеристам, и НКВД, и даже нашим финансистам с плановиками такая штука очень бы пригодилась.

Таким образом, – продолжил нарком, – принято решение создать в системе НКВД СССР три особо секретные лаборатории. Лаборатория номер один – товарищ Ляпунов. Лаборатория номер два – товарищ Курчатов. Лаборатория номер три – товарищ Королев. Будет и четвертая лаборатория, биологическая, но… Товарищ Вавилов сейчас… проходит курс лечения. Ему пришлось значительно хуже, чем вам, товарищ Королев. – Он заметил напрягшиеся желваки на лице инженера и наклонился к нему, сняв пенсне и глядя прямо в потемневшие от невысказанной злобы глаза: – Мы понимаем, что были несправедливы… ко многим. Мы слишком увлеклись формулой «лес рубят – щепки летят». В результате – наломали дров, – он усмехнулся невеселому каламбуру и так же тихо продолжил: – Теперь мы стараемся исправить те ошибки, которые можем. К сожалению, у нас крайне мало времени. Впереди – несколько тяжелых лет. Очень тяжелых.

Королев выдержал взгляд. Протянул руку, взял изящную фарфоровую чашку с немного подостывшим чаем. Обхватил ее ладонями – несмотря на теплый весенний день, лагерная привычка беречь малейшие крохи тепла давала о себе знать. Берия задержал взгляд на искалеченной топором руке. Продолжил:

– Более подробную информацию вы получите примерно через неделю. А пока – прошу вас к завтрашнему вечеру представить свои предложения. И еще одно. Надеюсь, вы понимаете, что проекты являются особо секретными? Отлично. А теперь, наконец, можно поговорить и о винах. Вы знаете, – заговорщицким тоном проговорил нарком, – у меня есть бутылка замечательной «Хванчкары»…