27. Песни Оссиана

Когда спишь в невесомости, непременно приснится какая-нибудь несуразица. Но спать-то надо. Видеть разные небылицы не хочется, а спать надо. Поэтому приходится видеть небылицы.

Мне приснилось, что в Солнечную систему вторгся корабль чужих. Был он громаден, чудовищно громаден и, приблизившись к Земле, не вышел на околоземную орбиту, а заставил нашу планету описывать кеплеровы эллипсы вокруг себя — настолько он был массивен. Луна — та вообще заметалась, как ночная бабочка вокруг лампы, и, набрав после опасного сближения с Землей параболическую скорость, навсегда улетела в пространство. По-моему, в ужасе от увиденного.

Вот так. По сути — чушь, а физически правильно. Я бы возмутился, если бы в моих снах не выполнялись физические законы.

После сна меня все еще чуть-чуть мутило, но было в целом терпимо, гораздо лучше, чем во время полета к Луне. Худо-бедно привыкнув к малой силе тяжести, организм не бунтовал, лишившись ее вовсе. Он всего лишь выражал слабое неудовольствие.

Что-то было не слава богу. Как дурное послевкусие. Некоторое время я тупо размышлял, почему в русском языке есть слово «предчувствие», но нет «послечувствия», хотя «послевкусие» есть. Пожалуй, мое состояние лучше всего подходило под слово «послечувствие». Потом я окончательно проснулся и вспомнил.

Мы возвращались на Землю — я и Магазинер. Плюс три члена экипажа корабля и какое-то оборудование в грузовом модуле. Пусть рейс внеочередной, но гонять туда-сюда полупустой корабль все равно не годится. И с нами поехало «железо».

Почему рейс внеочередной? Я не знал. Догадывался лишь, что он подготовлен и осуществляется по распоряжению Магазинера и что Магазинер вправе отдавать подобные распоряжения. По какому праву — этого я до сих пор не знал, но намеревался выяснить.

Отстегнув лямки, я воспарил над узкой лежанкой и огляделся. Магазинер безмятежно дрых, развесив толстые губы. Я был убежден, что на Земле этот рыхлый толстяк спит пугающе шумно, с ядреным храпом и мощным паровозным сопением, — а здесь он просто-напросто глубоко дышал. Тихонько гудящие приборы и агрегаты в стенных панелях и то работали громче.

Часы показывали возмутительную правду: нам еще лететь и лететь. Мы все еще находились гораздо ближе к Луне, чем к Земле.

Земля в ближайшем иллюминаторе отсутствовала, зато там присутствовала Луна, огромная, изжелта-серая, с обширными пятнами великих морей, иззубренными цепями гор и чашами кратеров. Между Морем Дождей и Морем Ясности вклинились лунные Альпы, Апеннины и Кавказ. К северу от них я разглядел и кратер Аристотеля, довольно большой, но все же вполне заурядный кратер, не имеющий ничего общего с одноименной лунной станцией, построенной в другом полушарии. Мертвая и спокойная Луна теперь казалась мне более живой, чем раньше. Странно, что мертвое может казаться хоть сколько-нибудь живым…

Я вспомнил иной, тоже лунный ландшафт — каменный хаос, весь состоящий из острых углов, мрачные, безобразного вида скалы и глубочайшие пропасти, и сразу вспотел. Яростное солнце нещадно жгло меня, а стоило забраться в тень, как холод пробирал до нитки. Два моих «я» объединились в одно, причем одно «я» не страдало на Луне ни от жары, ни от холода, потому что сидело под куполом станции, а второе — потому что не имело тепловых рецепторов, и тем не менее мне начало казаться, что я гуляю по Луне без скафандра, умудряясь как-то дышать, зато весь во власти жары и холода. Я стиснул зубы, чтобы не завизжать, когда мне померещилось, будто я, оступившись, соскальзываю в бездонную трещину. Воображение расшалилось не на шутку. Ему бы шалить в сновидениях, я бы слова не сказал, а наяву-то зачем?.. Я отпрянул от иллюминатора.

Чем занять себя, пока Магазинер спит, — вот проблема. Будить я его не хотел, ему еще предстояло вынести тормозные перегрузки — с его-то весом и наверняка изношенным сердцем! Я не медик, но рассудил, что лишние часы пассивного отдыха ему никак не помешают. А если я ошибаюсь, ЦУП поправит.

Мешать пилотам — тоже последнее дело. Если бы им хотелось пообщаться с пассажирами, они бы зашли к нам сами. То бишь залетели. Вон он, командный отсек, рядом.

Можно было весь полет смотреть фильмы, содержанием фильмотеки корабля я уже поинтересовался и нашел, что она хороша. Тоже глупо: тратить время на ерунду в моем втором и, возможно, последнем космическом перелете! Фильмы можно смотреть и дома. Бывают такие часы, когда голова не варит, и лучше проводить их за каким-нибудь безобидным делом, чем срывать злость на каждом, кто подвернется под руку. Настасья очень обижалась, да и теперь, наверное, еще не привыкла к моим приступам бешенства, так что фильмы — это идея. Пусть легкомысленные, только чтоб не очень дурацкие. А подрастет Ванька — будем вместе с ним смотреть детские передачи и всяческие мультики…

Эх, подумал я самокритично. Мечтатель! Когда у меня по причине тупого состояния мозгов не идет работа, я ведь сначала облаю всех как следует, а уж потом устыжусь. Проклятый характер! Если в той жизни «дома все меня трепетали», как выразилось обо мне «наше всё», так что же — нужно продолжать в том же духе и в этой? Повторить то же самое если не до мелочей, то в основе?

Скучно, потому что перебор.

Теоретически можно было убить время за написанием чего-нибудь в блог. Разрешение на блог у меня имелось, а вот самого блога не было. И незачем. Все равно у меня никогда не было и не будет времени вести его и заниматься всякой прочей ерундой. Ведь такие часы, как сейчас, — редчайшее исключение…

Магазинер часто задышал, засопел и проснулся. Поморгал очумело, поводил глазами по сторонам, увидел меня, парящего посреди отсека, сказал «доброе утро», расстегнул ремни, воспарил и поплыл к санузлу на манер дирижабля. Было слышно, как заработал насос.

Вскоре Магазинер появился, вытирая руки мокрой салфеткой. Скомкал ее, огляделся, нашел мусороприемник. Я терпеливо ждал. Он начал сам, но не так, как я ожидал:

— А не позавтракать ли нам? Как вы полагаете?

— Позже, — отрезал я.

Он поглядел на меня с веселым любопытством и поскучнел, уяснив, что избежать серьезного разговора натощак не удастся.

— Догадываюсь, Фрол Ионович, что у вас накопилось достаточное количество вопросов ко мне. Я прав?

— Достаточное? — Даже самый толстокожий бегемот уловил бы мою иронию. — Вы очень сдержанны в дефинициях, Моше Хаимович. Достаточное для чего? Чтобы переполниться и лопнуть? Тогда недостаточное. Зато более чем достаточное для того, чтобы потребовать ответов немедленно. Прямо-таки критическое количество… Я правильно понял, что ваш вопрос подразумевает готовность удовлетворить мое любопытство?

Он кивнул:

— Что ж, кое-что вы имеете право знать. Спрашивайте.

Мне не терпелось сразу огорошить его, и все же я решил начать с самого начала. Сплошь и рядом вредно показывать собеседнику, который вдобавок много влиятельнее тебя, что ты знаешь уже достаточно много, а еще о большем догадываешься.

— Как вы оказались на Луне?

— Прилетел. — Магазинер улыбнулся. — Внеочередным рейсом.

— И кто же тот эскулап, что подписал вам разрешение на космический полет? Извините, но по физическому состоянию вы никак…

— Никто не подписывал, — весело ответил он. — Медицина осталась при своем мнении, а я — при своем. В конце концов, лететь мне, а не им.

Не могу сказать, что сказанное сразу и с удобством улеглось в моей голове. Я-то наивно полагал, что слово космической медицины в вопросе допуска к полетам — решающее и вето ее непреодолимо. Пусть требования к физической форме космонавтов, особенно пассажиров, совсем не те, что сто лет назад, в начале космической эры, однако еще и сейчас нет ничего безжалостнее предстартовой медкомиссии.

— Я не господь бог, — пояснил Магазинер. — Я всего лишь заместитель начальника триста тридцать четвертого отдела.

— То есть Николя Карона?

— Истинно так.

— И давно?

— Хм, — сказал он. — Порядочно. Так что, если мне надо в космос, я там буду, хотя и под личную ответственность. Еще вопросы?

— Как вы оказались в группе Сорокина?

— Странный вопрос, — ухмыльнулся он. — Как я мог не оказаться в ней? Хотя мог и не я… Мог кто-нибудь другой из отдела, способный на элементарную мыслительную деятельность. После Васюганского астероида руководство Северо-Евразийского отсека от большого огорчения проявило довольно наивную инициативу: приказало генералу Марченко создать рабочую группу по изучению проблемы. Руководство действовало в пределах своей компетенции, хоть и было в общих чертах осведомлено о том, что данной проблемой занимаются на существенно более высоком уровне. Мы не мешали. Более того, устроили так, что в группу Сорокина попал сотрудник отдела…

— Заместитель начальника, — напомнил я.

— Так уж получилось. Если хотите знать, я вызвался сам. Видите ли, эффективность усилий разных доморощенных спецов, по сути дела дилетантов, обычно довольно низка, но иногда случается чудо. Редко, правда. Хотя деятельность дилетантов в таких областях, как наша, все равно полезна: они ведь не заморочены устоявшимися представлениями, они, по сути, начинают с нуля и могут увидеть то, чего не увидели мы, могут повернуть проблему и посмотреть на нее под иным углом зрения… В случае с группой Сорокина этого не случилось. Единственная польза от нее — та, что мы нашли вас. У вас неплохая голова, Фрол Ионович.

— Всего-то?

— Не будем препираться, у вас хорошая голова. Такое определение устроит вас больше?

— Мерси, — буркнул я. — Данке шён. Аригато.

— И тем не менее вы упорно открывали одну Америку за другой, — безжалостно продолжил Магазинер. — Вы делали это быстро, тут надо отдать вам должное. Но если суммировать то новое, что вы привнесли в алиенологию, то получится совсем немного — штришок здесь, штришок там… Мы взяли вас в отдел не за ваши заслуги, а рассчитывая на вашу голову в дальнейшем.

— Так вы охотник за головами?

Магазинер пристально взглянул мне в глаза.

— Хамить не надо, ладно?

— Ладно, — согласился я, зная, что наш разговор еще далеко не окончен. — Просто не люблю, когда меня разыгрывают втемную.

— А кто любит? Я люблю? Думаете, мне это понравилось, когда… Но я реагировал спокойнее и конструктивнее. Ваш темперамент — ваш злейший враг, Фрол Ионович. А что надо делать с врагами?

— Понял, понял, — пробормотал я. — Приношу извинения. Каюсь.

— Лжете, — с удовольствием сказал Магазинер. — Лапшу вешаете, чтобы я размяк. Ничего вы не каетесь. Нет у вас такой привычки. Ваш тип — атакующий слон, а слоны, знаете ли, не каются… Ну ладно. Есть еще вопросы?

Хоть не носорог, подумал я. Слон — это как-то менее обидно. Животное головастое, умное, и если уж атакует, значит, достали…

А вслух сказал:

— Для чего вы прилетели на Луну? Ради Семигранника или меня?

Он пожал плечами:

— Не понимаю, почему одно дело должно быть помехой для другого. И ради Семигранника, и ради вас.

— Но Семигранник был, конечно, важнее?

— Как вы догадались? — пошутил он.

— Об этом позже. Вам знакомо устройство этого корабля?

— Ну, скажем так, в общих чертах. Думаю, вы знаете о корабле примерно столько же, сколько я. Что вы задумали?

— Ничего смертельного, — успокоил я его, — только конфиденциальную беседу. Земля или экипаж могут нас слушать?

— Зачем? — спросил он, поразмыслив немного. — Хотя теоретически, повторяю, теоретически это возможно. Знаете, сеансы связи и телеметрия это одно, а полный контроль… кто знает?

— Не слетать ли нам в грузовой отсек? — предложил я. — Полагаю, там-то микрофонов нет.

— Вы думаете? — спросил Магазинер, однако поплыл за мной. Приятно и удобно быть пассажиром. Будь мы членами экипажа, нам пришлось бы перед конфиденцией пообрывать с себя уйму датчиков.

Крышка люка не воспротивилась первой же моей попытке открыть ее и даже не подумала запросить код доступа. Самая обыкновенная, очень порядочная круглая крышка на петлях. Какие секреты могут быть в грузовом отсеке, от кого их прятать?

Но секреты были. Меня ждал сюрприз: все три «паука» были тут, среди прочего принайтовленного к полу и переборкам «железа». Их даже не попытались замаскировать, следовательно, не видели большой беды в том, что я могу увидеть их. Или, во всяком случае, считались с такой возможностью. Интересно!

Я изобразил большее удивление, чем испытал:

— Это как понять?!

— Что вас удивляет? — пробубнил из-за моей спины Магазинер. — Полевые испытания изделия признаны не вполне успешными, техника отправляется изготовителю на доработку. Хотите видеть официальное заключение и прочие бумаги?

Я помотал головой. Уж что-что, а составленные должным образом бумаги наверняка имелись. Но те двое, что вместе со мной или после меня готовы были вложить в «пауков» свои Слепки, — они-то теперь как?

Остались на бобах, вот как.

И остались на Луне ждать следующего рейса.

С точки зрения Магазинера и тех, кто за ним стоит, — наверное, не произошло ничего страшного: поскучают ребята несколько дней и вернутся на Землю со следующей оказией. Еще и расширят кругозор, да и на станции от них польза будет, там вечно не хватает рабочих рук… Но я понимал, что они должны были чувствовать, и не хотел знать, какие эпитеты они подобрали для Магазинера и меня.

Но то, что меня везли внеочередным рейсом, а их нет, наводило на мысли. Вряд ли дело было только в том, что у меня, видите ли, голова. А у них что, кочан? Дураков в 334-м отделе я не встречал, да и посредственности там не кишели.

— Значит, до Семигранника мы теперь доберемся нескоро? — спросил я.

— Не так скоро, как нам хотелось, — вздохнул Магазинер. — Но уж поверьте, доберемся обязательно. В конструкцию «пауков» надо внести некоторые изменения и, вероятно, приспособить или даже разработать с нуля еще кое-какую технику…

— Способную проникать в трещины, разломы и прочие дыры? — зло ухмыльнулся я. — Ну-ну. Инженеры будут в восторге от такой задачи. Авось лет через пять выкатят на испытания прототип, а лет через десять и готовую модель. И все это время у меня за спиной люди будут шушукаться: «Гляди, вон идет тот портач, из-за которого…» — ну и так далее. Тем временем прилетит и шмякнется о Землю еще один астероид, и я окажусь единственным виновником того, что мы упустили шанс вовремя узнать о чужих хоть что-то…

— А, — сказал Магазинер, — вот вы о чем. Понимаю. Но, во-первых, информация о Семиграннике доступна лишь узкому кругу лиц, расширять каковой мы пока отнюдь не намерены, а во-вторых, кто и в чем станет вас винить? «Пауком» мог управлять и более… гм… дисциплинированный Слепок. С тем же результатом. Я и сам при необходимости могу подтвердить, что вы не коснулись Семигранника. Да и запись имеется. Кто мог быть заранее уверен в том, что артефакт чужих, пролежавший на Луне невесть сколько времени, отреагирует на приближение к нему…

— Думаю, вы были уверены в этом.

— Простите?

Он вытаращил глаза, потом несколько раз моргнул. Н-да, хороший актер из него не получился бы — кое-какая школа чувствовалась, а природный талант к лицедейству отсутствовал. Хотя я поверил бы ему, если бы не знал то, что знал… В грузовом отсеке корабля вовсе не было жарко, однако я почувствовал, что на моем лбу вот-вот выступят капельки пота. У Магазинера они уже выступили — значит, я бил в точку — настолько же уязвимую, насколько опасную. Наступал момент истины.

— Вы забыли, что в теле «паука» имеются капсулы для забора подпочвенных газов и портативный масс-спектрограф, — сказал я. — Когда Семигранник подпрыгнул и завалился в ту трещину, я засосал немного газа, отфильтровал пыль и провел экспресс-анализ. После чего раздумал кончать с собой. Ознакомить вас с результатами анализа или не надо?

— К чему этот вопрос? — осведомился Магазинер. Он неплохо владел собой и, по обыкновению, воспользовался платочком, чтобы утереть пот и подобрать слюни. — Разумеется, ознакомьте.

— Что ж, пожалуйста. Качественный и количественный состав собранных газов в точности соответствует газам, образующимся при сгорании твердого топлива марки РТТ-12-4а. Это я выяснил уже после возвращения. Для справки: «паук» летает на топливе другой марки. И сразу все стало ясно. Семигранник — не артефакт чужих, а продукт технологий Экипажа, не самых даже продвинутых. Проще говоря — фальшивка. Песни Оссиана, Бигфут и Туринская плащаница в одном флаконе. Если бы я успел взять анализ металла обшивки «артефакта», то наверняка оказалось бы, что Семигранник сработан из титанового сплава какой-нибудь ходовой марки. Нет? А мой вопрос… вопрос мой к тому, что обо всем этом вы знали заранее. Уверен. Сопоставлять я худо-бедно умею, а из сопоставлений мне иногда случается делать выводы. Вывод первый: Семигранник был оставлен на Луне не чужими, а людьми. Вывод второй: он нарочно был оставлен в труднодоступном месте и чрезвычайно вовремя получил команду провалиться в расселину. Вывод третий: не знаю, какое на самом деле вы носите звание, но точно не майорское, и вряд ли имеете отношение к Академии наук. Наконец, вывод четвертый: я вам все еще нужен, в противном случае вы легко нашли бы способ нейтрализовать меня. Вы не глупы и должны были понимать, что очень скоро я приду примерно к таким выводам. Логично или нет?

— Песни Оссиана — это, кажется, знаменитая литературная фальшивка? — задумчиво спросил Магазинер.

— Одна из известнейших мистификаций. Странно, что вы не знаете.

— Да нет, когда-то я знал, да вот, представьте, забыл. Впрочем, это не имеет сейчас никакого значения. Оставим Оссиана в покое. Значение — и вообще, и в разрезе вашей личной судьбы — имеет другое: в общем и целом вы вели себя правильно.

— Самовольно отправившись за артефактом? — удивился я.

— Нет. Ваше самовольство привело лишь к некоторому ускорению событий — довольно нежелательному, надо признать, однако в целом не экстраординарному. Я надеялся, что мне удастся водить вас за нос дней пять-десять, а если повезет, то и до следующей лунной фазы. Торопливость здесь вредна. Я рассчитывал, что к моменту обнаружения вами — именно вами, а не теми двумя… — Магазинер сделал пренебрежительный жест, — истинной природы находки, вы достигнете нужной психологической кондиции для того, чтобы услышать от меня то, о чем я хочу вам рассказать…

Становилось все интереснее и интереснее.

— Прежде всего: кто вы? — довольно нахально, тем более что это нахальство, возможно, могло обойтись мне очень дорого, перебил я. — Конечно, вы не из Академии. Само собой. Ширма. А триста тридцать четвертый отдел — тоже ширма?

Магазинер затрясся, как желе, подавился и заперхал, отмахиваясь от меня платочком. Я не сразу понял, что он хохочет от души.

— Академия — ширма? — наконец сумел проговорить он, все еще трясясь. — Хотите, я пришлю вам список моих работ по структурной лингвистике и чистой математике?

— Все равно. — Я был непреклонен. — Ширма, не ширма — это, в конце концов, лишь вопрос терминологии. Полуширма, четвертьширма… Академия для вас не главное, так?

— Ну-у… предположим.

— А отдел? Верю, что от него есть какая-то польза, но ведь и он, наверное, прикрытие?

— Господи, — сказал Магазинер, изобразив потрясение. — Да с чего вы взяли?

— Мне так кажется. Возможно, у меня слишком длинный язык… Что ж, вы имеете полную возможность отделаться от болтуна навсегда. Я представляю, что стоит на кону…

— И что же?

— Нет никакого артефакта чужих, — сказал я. — Это фальшивка, пыль в глаза. Алиенологи борются такими методами за существование триста тридцать четвертого отдела? Допускаю. Каждому хочется хорошо кушать и пользоваться уважением. А может быть, игра идет и глубже, и шире? Может, и самих чужих нет, а есть лишь возможности Экипажа, о которых Экипаж не знает? Какой по счету Семигранник вам или вашим коллегам удалось аккуратненько опустить на Луну поперек той расселины, да еще так, чтобы он держался на соплях? Пятый? Десятый?

— Первый.

— Я так и думал. Необыкновенное — рядом. Если в распоряжении ваших коллег имеются такие возможности, то, возможно, и астероиды…

— Стойте! — прервал меня Магазинер. — Остановитесь. Достаточно ли вам моего слова: чужие действительно существуют?

— Нет.

Он вздохнул.

— И все же вам придется на время удовлетвориться моими заверениями. Чужие существуют. Мы не одни во Вселенной. Мы знаем это твердо. И вы узнаете… когда увидите все сами.