Так что же мы такое?

Каждую ночь я умираю, когда ложусь спать.

И на следующее утро я снова рождаюсь.

Махатма Ганди

Относиться к себе слишком серьёзно – это смешно.

Никто из нас, сколь бы мы прекрасными ни были, ничего особенного собой не представляет. Миллиарды людей жили до нас, миллиарды живут вместе с нами, миллиарды, надо полагать, будут жить после.

А потом всё это вообще взорвётся к чёртовой матери и растает в небытии нового «Большого взрыва», ну или просто в аккуратной «чёрной дырочке», цедящей едва заметным излучением товарища Хокинга.

Не надо думать, что мы что-то с чем-то! Просто не надо.

В общем объёме мироздания мы даже на пылинку не тянем. И в этом отношении ровным счётом ничего не изменится, даже если мы возглавим планету или нас признают величайшим из всех великих.

Мы сами, как я уже говорил, – это просто наш мозг. То есть, грубо говоря, полтора килограмма нервных клеток.

Но в последнее время стало очень модно щеголять цифрами и сообщать, насколько мозг крут. Мол, в мозгу такое количество клеток, что ого-го-го, и это чудо какое-то невообразимое.

Знаете, у нас с вами в кишечнике бактерий как минимум в пятьсот раз больше, чем клеток в мозгу, – и что с того?

Мифы о мозге

Расплодилась тьма духоподъёмных мифов о невероятности нашего мозга. Очень мы гордимся этим своим желе в костной коробочке! И так нас от этой гордости распирает, что здравый смысл отказывает напрочь.

Вот говорят, например, что связей между нейронами в мозгу больше (сугубо теоретически), чем атомов во Вселенной. Поражает воображение, правда? Очень умный, должно быть, у нас мозг! Прямо супермашина!

Проблема в том, что у банального кубика Рубика (с учётом положения центральных элементов) 88 секстиллионов 580 квинтиллионов 102 квадриллиона 706 триллионов 155 миллиардов 255 миллионов 88 тысяч комбинаций.

Он что, Эйнштейн? Или, может, Леонардо да Винчи?

Не спорю, мозг – машина, конечно, сложная. Но поймите правильно – у любого умственно отсталого субъекта связей в мозгу не намного меньше, чем у гения из первой десятки. Вопрос не в количестве, а в качестве этих связей.

И ещё надо всегда избирать адекватный угол обзора. Вот говорят, мол, наш мозг настолько сложен, что не существует ещё компьютера, который был бы мощнее его. Согласитесь, тоже впечатляет невероятно!

Но, во-первых, никто не уточняет, какая именно мощность имеется в виду… А во-вторых, и это главное – чем тут хвастаться, если это наш мозг, такой вроде бы невероятный, так и не смог создать адекватную себе машину?

Это чья недоработка-то? Машины, что ли, которую мы создать не можем? Ну да, хил наш мозг – не справляется пока. Но очень старается. Не один, впрочем. Тысячи тысяч учёных, инженеров и программистов эту машину варганят совместными усилиями. Одну на всех.

Чем гордиться-то?

Человечество коптит эту планету примерно двести тысяч лет. Но для эволюции это абсолютно мизерный срок. Она не скачет галопом, и за это время у человеческого мозга не было шансов значительно измениться. То есть наши мозги – по сути мозги кроманьонца.

Иными словами и чисто теоретически: если бы мы нашли возможность клонировать кроманьонца, а затем воспитали бы его в обычном человеческом обществе, то этот представитель другого биологического вида (!), хотя и тоже человеческого, был бы, возможно, вполне себе разумным существом, под стать нам с вами.

Поэтому, прежде чем бить себя в грудь, рассказывать про мощь нашего сознания и величие наших «личностей», имеет смысл посмотреть этой правде в глаза и прекратить, наконец, всякое «головокружение от успехов».

* * *

Итак, что же мы собой представляем, если и сознание, и личность – это вещи или глубоко вторичные, или и вовсе эфемерные?

У нас действительно есть мозг, а точнее – мы и есть он. Психика – это, грубо говоря, его производная. С помощью психики мы усваиваем культурные навыки – язык, речь, социальное взаимодействие и кое-какой (на самом деле не очень значительный) набор знаний.

То есть что-то нам дала природа, что-то – культура, но сами по себе мы не сделали ничего выдающегося. Задумайтесь: вы вовсю пользуетесь языком, хотя не изобрели в нём ни единого слова. Даже ваши мысли – и те вы на самом деле у кого-то позаимствовали.

Наша психика определяется психотипом – кто-то из нас более быстрый, кто-то помедленнее (кстати, большинство гениев, как правило, тугодумы), кто-то быстро истощается (спринтеры), кто-то способен держаться долго (стайеры), кто-то больше по образам, кто-то – по абстракциям, а кто-то, так скажем, реалист.

Собственно, это всё. Вы кто-то из комбинации этих «кто-то».

Плюс на основе всего этого «многообразия» формируются наши навыки и опыт. Тут, конечно, вариантов больше, но по сути – вопрос в количестве автоматизмов, которые мы смогли к настоящему моменту у себя выработать.

10 000 часов

Вопрос гения, таланта и одарённости – весьма проблематичный. Гении мы с вами или нет – покажет вскрытие, причём историческим временем. Или не покажет. Иоганна Себастьяна Баха забыли на сто лет, причём могли потом и не вспомнить. Хотя меньше бы он от этого Бахом, я полагаю, не стал.

В общем, жить с чувством, что ты гений, но тебя не оценили по достоинству, дурная трата времени. Такой беде не помочь. Впрочем, большинство переживает и из-за более тривиальных вещей – как бы жить так, чтобы заниматься «своим делом» и иметь в этом деле успех? Учёные на этот вопрос ответили.

Пару десятилетий назад немецкий психолог Андрес Эриксон и его коллеги провели весьма забавное исследование выпускников берлинской Академии музыки. Всех студентов-скрипачей разделили на три группы: 1) потенциальные солисты мирового класса, 2) «перспективные музыканты», и 3) те, кому светит карьера школьных учителей музыки, если они это занятие совсем не забросят.

Дальше психологи принялись считать – сколько часов тренировались в музыкальном мастерстве представители каждой из групп. Результаты поразили мировую культурную общественность. Выяснилось, что представители первой группы к настоящему моменту наиграли 10 000 часов, второй – 8 000, а третьей – около 4 000.

В чём драма культурной общественности? В том, что дело, как выясняется, не в таланте, не в природном даровании и даже не в каком-то мистическом гении, а банально в том количестве времени, которое человек затратил на соответствующую тренировку мозга.

В своем бестселлере «Гении и аутсайдеры» Малкольм Гладуэлл приводит множество примеров, показывающих, что любая «гениальность» – это по большому счёту лишь 10 000 часов труда и пота (и в этом он практически единодушен с Альбертом Эйнштейном). Мол, таково магическое число успеха, и не важно, о чём идёт речь – о музыке, программировании или поварском мастерстве.

Это, конечно, не совсем так, и исследования Эриксона неоднократно подвергались заслуженной критике. Но и от правды, которую они продемонстрировали, тоже никуда не уйти.

Понятно, что наши мозги имеют некоторые особенности: одни больше способствуют определённому делу, другие – меньше. В конце концов, все скрипачи в исследовании Эриксона были скрипачами, а не гонщиками Формулы-1 и обучались в музыкальной академии, а не на скоростной трассе.

Гонщиков можно сравнивать только между собой, а скрипачей – со скрипачами. Впрочем, если соответствующий выбор сделан и человек стал совершенствовать себя в определённом навыке, то вероятность успеха действительно сильно зависит от интенсивности подготовки.

Впрочем, подлинный секрет правила 10 000 часов кроется в другом.

Мы все почему-то считаем, что «наше дело» – это то занятие, от которого мы сразу начнём получать удовольствие. Но это не так, потому что интерес – по самой своей физиологической природе – вещь очень нестойкая.

Интерес – это лишь сложная ориентировочная реакция: «ух!» и «вау!». Но как только малейшая определённость появляется, тут же обнаруживаются и первые трудности освоения этого навыка, за чем следует: «Да ну его…».

Фокус в том, что настоящее удовольствие мы получаем от дела, которое у нас действительно очень хорошо получается, буквально – лучше всех. А для того чтобы научиться делать его так, нам как раз и нужны эти 10 000 часов. Пока вы набираете свои 10 000 часов, вам может казаться, что вы вообще не тем заняты!

Короче говоря, нравится вам то дело, которым вы заняты, или не нравится, вы узнаете об этом только после того, как станете в нём действительно асом. Впрочем, после того как вы им станете, оно и вправду, скорее всего, начнёт вам нравиться. А коли так, вы будете уверены, что оно «ваше».

* * *

И теперь у меня маленький вопрос (если вы действительно внимательно читаете эту книгу, а не просто перелистываете страницы): чего вам недостаёт, чтобы, например, хорошо понимать то, в каких отношениях ваш мозг находится с вашим сознанием?

Да, это те самые 10 000 часов работы с научными исследованиями (включая рефлексию, интроспекцию и обучение у профессионалов). А сколько нужно времени, чтобы научиться правильно обходиться с собственной жизнью?

Как минимум те же 10 000 часов проработки этого вопроса.

Да, я знаю, что вы хотели бы проскочить необходимые часы и получить ответ на все свои вопросы немедля. Но так, к сожалению, не бывает.

Надеюсь, что вы действительно хотели услышать правду. И она такова.

Понимаю, что она не может нравиться. Да я и сам регулярно чувствую нечто подобное: очень хочется, чтобы всё и сразу, причём на блюдечке да с голубой каёмочкой, и красиво завернуть. Идеальный, конечно, был бы вариант. Но это как раз тот случай, когда мечтать вредно.

Вспомните, сколько часов, лет кряду вы изучали математику, алгебру и геометрию… Много, правда? А чему научились? Думаю, вы вряд ли считаете себя Григорием Перельманом. Впрочем, и профессионал скажет вам, что он «плохо разбирается в математике, разве что только в отдельных её областях». А уж им ли не знать?..