Боевая колонна оплота Фэйдов двигалась на восток по холмистой равнине: сотня всадников в доспехах, пятьсот пехотинцев, караван фургонов. Во главе колонны ехал лорд Фэйд – высокий, еще не пожилой человек, худощавый, по-кошачьи гибкий, с землистым, нездоровым цветом лица. Он сидел в наследном экипаже Фэйдов, напоминавшем лодку и плывущем по воздуху в полуметре над мхом; помимо меча и кинжала, лорд носил на поясе наследное оружие.

За час до захода солнца два лазутчика поспешно вернулись к колонне на галопирующих по-собачьи тупоголовых лошадях. Лорд Фэйд заставил замедлиться свой экипаж. За ним остановились рыцари клана Фэйдов, рыцари меньшего ранга и пехотинцы в кожаных шлемах; еще дальше со скрежетом затормозили вещевой обоз и оснащенные высокими колесами фургоны.

Лазутчики подскакали сломя голову, в последний момент заставив лошадей развернуться. Длинные мохнатые ноги взбрыкнули, копыта-подушки врылись в мох. Разведчики спрыгнули на землю и подбежали к экипажу: «Путь к оплоту Баллантов закрыт!»

Лорд Фэйд поднялся с сиденья и бросил долгий взгляд на восток, поверх серо-зеленых мшистых холмов: «Сколько их? Сколько у них рыцарей?»

«Никаких рыцарей, никого вообще, лорд Фэйд. Туземцы посадили деревья между Северным и Южным Дикими лесами».

Некоторое время лорд Фэйд размышлял стоя, потом уселся и нажал кнопку на пульте управления. Экипаж засопел, дернулся и двинулся вперед. Рыцари пришпорили лошадей, пехотинцы возобновили сутулое шествие. За ними, поскрипывая, тронулся вещевой обоз вместе с шестью фургонами чародеев.

Солнце – большое, бледное, чуть розоватое – уже заходило. Слева темнел Северный Дикий лес, отделенный от Южного каменистым участком, покрытым редкими пятнами мха. Когда солнце прикоснулось к западному горизонту, на фоне вечерней зари стали заметны новые насаждения – вереница хрупкой поросли, соединявшая чащи двух лесов, как канал между морями.

Лорд Фэйд остановил экипаж и спустился на мох. Оценив ландшафт, он подал знак, чтобы разбили лагерь. Фургоны образовали кольцо, с них разгрузили утварь. Некоторое время лорд Фэйд наблюдал за приготовлениями проницательным критическим взглядом, после чего повернулся и отправился на прогулку по холмам, окутанным лилово-зеленоватыми сумерками. В двадцати пяти километрах на востоке его ждал последний враг, лорд Баллант из оплота Баллантов. Размышляя о завтрашней битве, лорд Фэйд почти не сомневался в исходе. Его войска закалились в дюжине кампаний, рыцари были беззаветно преданы главе своего клана. Главным чародеем оплота Фэйдов был Хейн Хусс, и с ним сотрудничали три самых влиятельных чародея Пангборна: Исак Командор, Адам Макадам и достопримечательный Энтерлин, вместе с их персональными свитами шаманов, заклинателей и учеников. В общей сложности – впечатляющая группа. Конечно, предстояло преодолеть препятствия: оплот Баллантов был хорошо укреплен, лорд Баллант намерен был оказать упорное сопротивление, а главный чародей Баллантов, Андерсон Граймз, был известен результативностью и пользовался большим уважением. Кроме того, военачальника Фэйдов раздражало вмешательство туземцев – их новые насаждения, перекрывшие промежуток между Северным и Южным Дикими лесами. Туземцы – бледная и немощная раса – не могли справиться с людьми в открытом бою, но охраняли свои леса ловушками и западнями. Лорд Фэйд тихо выругался. Для того, чтобы обогнуть Северный или Южный Дикий лес, потребовались бы три дня, он не мог себе это позволить.

Лорд Фэйд вернулся в лагерь. Горели костры, кипели котелки, во мху вырыли аккуратные ряды спальных ям. Рыцари ухаживали за лошадьми в загоне, образованном фургонами. Шатер самого лорда Фэйда возвели на холмике, рядом с его древним экипажем.

Лорд быстро прошелся по лагерю, подмечая каждую деталь, но не высказывая никаких замечаний. Чародеи устроились неподалеку, отдельно от бойцов. Ученики и младшие заклинатели готовили еду, а сами чародеи и шаманы работали в шатрах, расставляя шкафы и ящики, поправляя их содержимое, сместившееся во время перевозки в переваливающихся фургонах.

Лорд Фэйд направился к шатру главного чародея. Хейн Хусс – огромный, грузный субъект с толстыми, как древесные стволы, конечностями, бочкообразным торсом и безмятежной розовой физиономией, смотрел на мир прозрачными, как вода, глазами. У него на голове торчала жесткая серая щетина – шапочка, которую чародеи обычно носили, чтобы предотвратить выпадение волос, отсутствовала. Хусс презирал подобные меры предосторожности. Он любил ворчливо приговаривать, оскалившись зияющей ухмылкой: «Почему бы кто-нибудь стал напускать порчу на старого Хусса? Я совершенно безобидный человек. Даже если кто-нибудь попробует, он тут же сдохнет от стыда и угрызений совести».

Когда лорд Фэйд зашел в шатер, Хусс занимался расстановкой содержимого своего шкафа. На полках за распахнутыми дверцами стояли сотни миниатюрных кукол; к каждому манекену был привязан локон волос, кусочек одежды или обрезок ногтя, каждый был отмечен мазком жира, слюны, экскрементов или крови. Лорд Фэйд знал, что один из манекенов изображал его самого. Он знал также, что Хейн Хусс отдал бы ему этот манекен без колебаний, по первому требованию. «Мана» Хусса отчасти объяснялась непоколебимой уверенностью в себе и способностью распоряжаться чарами, не прилагая никаких заметных усилий. Взглянув на лорда Фэйда, Хусс сразу угадал, какой вопрос хотел задать военачальник: «Лорд Баллант не знал о новых насаждениях. Теперь Андерсон Граймз сообщил ему о них, и лорд Баллант ожидает, что ваше наступление задержится. Граймз связался с оплотом Гисборнов и с Заоблачным замком. Сегодня ночью к оплоту Баллантов выступит подкрепление, триста человек. Они прибудут через два дня. Лорда Балланта это весьма обнадеживает».

Лорд Фэйд расхаживал взад и вперед по шатру: «Можем ли мы пройти через эти насаждения?»

Хейн Хусс басовито, неодобрительно хмыкнул: «Будущих много. В одних будущих вы пройдете, в других – нет. Не могу обеспечить то или иное будущее».

Лорд Фэйд давно научился сдерживать нетерпение, вызванное педантичными рассуждениями чародея, временами, казалось, намеренно запутывавшего сущность вопроса. Он проворчал: «Сажать деревья таким образом, поперек равнины, исключительно глупо со стороны туземцев – или же исключительно дерзко. Не могу представить себе их намерения».

Поразмышляв, Хейн Хусс неохотно предположил: «Что, если они посадят деревья к западу от Северного Дикого леса, до Печальной рощи? Что, если к западу от Южного Дикого леса они посадят деревья до Старого леса?»

«Тогда оплот Фэйдов будет практически окружен лесами».

«А что, если они соединят насаждениями Печальную рощу со Старым лесом?»

Лорд Фэйд замер и задумчиво прищурился: «Тогда оплот Фэйдов окажется в осаде. Нас запрут, как в тюрьме… Такие насаждения продолжаются?»

«Насколько мне известно, продолжаются».

«Чего надеются добиться туземцы?»

«Не знаю. Возможно, они надеются изолировать оплоты и очистить планету от людей. Возможно, они просто желают устроить защищенные переходы между лесами».

Лорд Фэйд задумался. Последнее предположение прозвучало достаточно разумно. На протяжении первых веков заселения планеты людьми агрессивно настроенные молодые спортсмены, вооруженные дубинами и копьями, охотились на туземцев и в конце концов загнали их в леса.

«По-видимому, они умнее, чем мы считали. Адам Макадам утверждает, что они не мыслят, но возникает впечатление, что он ошибается».

Хейн Хусс пожал плечами: «Адам Макадам называет „мышлением“ процессы, происходящие в человеческом мозгу. Он не может телепатически связываться с туземцами и приходит к тому заключению, что они „не мыслят“. Но я наблюдал за туземцами на Лесном рынке. Они – достаточно смышленые торговцы». Чародей поднял голову, словно прислушиваясь, протянул руку в шкаф и аккуратно затянул петлю на шее одного из манекенов. Снаружи неожиданно послышался кашель и хрип задыхающегося человека. Хусс усмехнулся и ослабил петлю: «Ученик Исака Командора. Надеется завершить создание манекена Хейна Хусса. Прилежно старается, надо сказать. Дошел до того, что по возможности везде наступает на мои следы».

Лорд Фэйд направился к выходу: «Мы выступаем на рассвете. Будь бдителен, мне может понадобиться твоя помощь». Откинув завесу, лорд Фэйд покинул шатер.

Хейн Хусс продолжал приводить в порядок содержимое шкафа. Вскоре он почувствовал приближение соперника, чародея Исака Командора, страстно завидовавшего Хуссу и одержимого желанием занять его должность. Хусс закрыл шкаф и выпрямился.

Командор зашел в шатер – высокий, сутулый, костлявый субъект. Его клиновидную голову покрывали жесткие рыжеватые кудри, горящие красновато-карие глаза поглядывали из-под рыжих бровей.

«Предлагаю все свои права на Кейрила, в том числе на маски, головные уборы и амулеты. Из всех когда-либо изобретенных демонов он пользуется самым широким признанием. Только произнести имя Кейрила достаточно, чтобы наполовину завершить заговор одержимости. Кейрил – ценное имущество. Не могу дать ничего больше».

Хусс покачал головой. Командор хотел заполучить детальный симулякр Тарона Фэйда, старшего сына лорда Фэйда, в комплекте с одеждой, волосами, кожей и ресницами, отмеченный мазками слез, экскрементов, пота и слюны. Существовал только один такой симулякр, причем лорд Фэйд беспокоился о своем сыне не меньше, чем о себе самом.

«Твое предложение убедительно, – ответил Хусс, – но мне хватает своих демонов. Имя Данта внушает не меньший ужас, чем имя Кейрила».

«Я прибавлю пять волосков с головы чародея Кларенса Сирса. Это последние – он теперь совершенно лыс».

«Оставим этот разговор. Я сохраню симулякр у себя».

«Как тебе угодно», – резковато отозвался Командор. Откинув завесу, он выглянул из шатра: «Недоумок, неуч! Он вкладывает ступни манекена в твои следы задом наперед!»

Хусс открыл шкаф и постучал пальцем по манекену. Снаружи послышался удивленный возглас. Хусс ухмыльнулся: «Он молод и трудолюбив. Может быть, даже проницателен – кто знает?» Хусс тоже подошел к выходу и выглянул наружу: «Эй, Салазар, чем ты там занимаешься? Иди сюда!»

Зажмурившись от света, ученик чародея Сэм Салазар вступил в шатер: крепко сложенный парень с румяной круглой физиономией и растрепанной копной волос соломенного оттенка. В одной руке он держал примитивный пузатый манекен, очевидно долженствовавший изображать Хейна Хусса.

«Ты приводишь в замешательство своего учителя и себя, – сказал Хусс. – Возможно, ты руководствуешься некими особыми соображениями, но мы не можем угадать, какими именно. Например, ты только что вкладывал ступни моего симулякра в мои следы задом наперед. Я почувствовал, что мои ноги отяжелели – тебе придется ответить за свою неловкость».

Сэм Салазар не проявлял почти никаких признаков смущения: «Чародей Командор предупреждал меня, что каждому из нас приходится страдать за свои мечты».

«Если твоя мечта – стать чародеем, – раздраженно заявил Командор, – тебе придется исправиться и вести себя как следует!»

«Парень хитрее, чем ты думаешь, – заметил Хейн Хусс. – Смотри!» Он взял у юноши куклу, сплюнул ей в рот, вырвал у себя волосок и засунул его в подходящее углубление манекена: «Теперь у него есть симулякр Хейна Хусса, полученный почти задаром. А теперь, ученик Салазар, каким образом ты намерен навести на меня порчу?»

«Разумеется, я никогда не посмел бы это сделать. Я всего лишь хотел бы заполнить пустоты у меня в шкафу».

Хусс одобрительно кивнул: «Чем не причина? У тебя, конечно, есть симулякр Исака Командора?»

Сэм Салазар опасливо покосился на учителя: «Он не оставляет следов. А если в помещении есть хотя бы открытая бутылка, он дышит, прикрывая рот рукой».

«Смехотворно! – воскликнул Хейн Хусс. – Чего ты боишься, Командор?»

«Предпочитаю соблюдать осторожность, – сухо ответил Командор. – Ты храбришься и пыжишься, но в один прекрасный день твой симулякр попадет в руки врага, и тогда ты пожалеешь о своем бахвальстве».

«Вот еще! Все мои враги сдохли – кроме одного или двух, а они не смеют высовываться». Хусс огрел Сэма огромной ладонью по плечу: «Завтра, ученик Салазар, тебе предстоят великие дела!»

«Какие именно?»

«Тебе уготована честь благородного самопожертвования. Лорд Фэйд вынужден просить у туземцев разрешения пройти через Дикий лес, а это уязвляет его гордость. Но просить придется. Завтра, Сэм Салазар, я назначу тебя проводником, ведущим лорда на переговоры – ты должен будешь находить капканные ямы, подпружиненные стволы, усеянные шипами, и крапивные силки прежде, чем они нанесут ущерб следующей за тобой важной персоне».

Сэм Салазар отступил на шаг, мотая головой: «Есть другие, гораздо более достойные кандидаты на эту должность! Я предпочитаю ехать в конце колонны на фургоне».

Командор жестом приказал ученику выйти из шатра: «Ты сделаешь то, что приказано. Оставь нас – мы довольно уже с тобой болтали».

Сэм Салазар удалился. Командор снова повернулся к Хуссу: «По поводу завтрашней битвы: Андерсон Граймз славится изобретательностью в том, что касается демонов. Насколько я помню, он разработал и успешно разрекламировал Понта, навевающего сон, Эверида, вызывающего гнев, и Дейна, внушающего страх. Нужно приготовиться – так, чтобы, сопротивляясь этим воздействиям, мы не нанесли друг другу нейтрализующий ущерб».

«Верно, – проворчал Хусс. – Я давно уже пытался убедить лорда Фэйда в том, что один чародей – по сути дела главный чародей – эффективнее группы чародеев, преследующих различные цели. Но он слишком честолюбив и не прислушивается к советам».

«Возможно, он хочет быть уверен в том, что, когда его главный чародей состарится, у него под рукой окажутся не менее талантливые специалисты».

«Будущее разветвляется множеством путей, – согласился Хейн Хусс. – Со стороны лорда Фэйда предусмотрительно заранее позаботиться о выборе моего преемника с тем, чтобы я обучил его на протяжении следующих лет. Я намерен оценить способности всех своих помощников и выбрать самого многообещающего. Завтра я поручу твоим заботам демонов Андерсона Граймза».

Исак Командор ответил вежливым кивком: «С твоей стороны мудро распределять ответственность. Когда преклонный возраст начнет сказываться на моих способностях, надеюсь, я сумею проявить такую же предусмотрительность. Спокойной ночи, Хейн Хусс. Пойду приведу в порядок маски демонов. Завтра Кейрил должен стать властелином на поле боя».

«Спокойной ночи, Исак Командор».

Командор выскользнул из шатра, а Хусс уселся на табурет. Из-за входной завесы выглянул Сэм Салазар.

«Что тебе нужно? – прорычал Хусс. – Что ты бродишь вокруг да около?»

Сэм поставил на стол манекена: «Не хочу больше играть с этой куклой».

«Ну и выбрось ее в канаву! – ворчливо отозвался Хейн Хусс. – Перестань раздражать меня глупыми шутками. Тебе удалось привлечь к себе мое внимание, но ты не можешь перейти ко мне из труппы Командора без его недвусмысленного разрешения».

«А если я получу такое разрешение?»

«Ты навлечешь на себя гнев Командора; он откроет свой шкаф, чтобы наказать тебя. В отличие от меня, ты не защищен от порчи. Рекомендую тебе довольствоваться тем, что имеешь. Исак Командор – опытный чародей и многому может тебя научить».

Сэм Салазар не был убежден: «Несмотря на всю свою опытность, чародей Командор относится с нетерпимостью к новым идеям».

Хейн Хусс тяжеловесно повернулся на табурете и смерил Салазара прозрачными, как вода, глазами: «О каких новых идеях ты говоришь? О своих собственных?»

«Об идеях, новых для меня – и, насколько я знаю, для Исака Командора тоже. Но он не говорит ни „да“ ни „нет“».

Хусс вздохнул и устроил поудобнее свою монументальную тушу на табурете: «Говори же! Расскажи, в чем заключаются эти идеи, я смогу оценить их новизну».

«Прежде всего я размышлял по поводу деревьев. Они чувствительны к свету, влаге, ветру, давлению. Чувствительны – то есть чувствуют. Может ли человек связаться с душой дерева и познать его ощущения? Если дерево обладает сознанием, такая способность могла бы оказаться полезной. Человек мог бы выбирать деревья своими часовыми в стратегически важных местах и вселяться в них по своему усмотрению».

Хейн Хусс скептически отнесся к такой гипотезе: «Любопытное наблюдение, но практически нецелесообразное. Для чтения мыслей, внушения одержимости, телепатического зрения и прочих взаимодействий такого рода требуется, в качестве основного исходного условия, психическая совместимость. Умы должны быть способны к отождествлению в некой определенной среде. Если между ними нет такого симпатического подобия, между ними нет связи. Дерево полярно противоположно человеку; представления дерева и человека несоизмеримы. Поэтому что-то большее, нежели едва уловимый намек на взаимопонимание, следует рассматривать, как настоящее чудо волшебства».

Сэм Салазар горестно кивнул: «Я это понимаю. И в свое время надеялся приобрести способность к такому отождествлению».

«Для этого тебе пришлось бы превратиться в растение. Дерево же, несомненно, никогда не станет человеком».

«Я рассуждал таким же образом, – сказал Сэм. – Зашел один в рощу и выбрал высокое хвойное дерево. Погрузил ступни в лесную подстилку и стоял там голый, молча, под солнцем, под дождем – на рассвете, в полдень, в сумерках, в полночь. Изолировал ум от человеческих мыслей, закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, заткнул уши, чтобы ничего не слышать. Ничего не ел, впитывая только солнечный свет и дождь. Пустил корни из ног, вырастил ветви из торса. Тридцать часов я простоял, а через два дня – еще тридцать часов и еще через два дня – снова тридцать часов. Превратился в дерево настолько, насколько это возможно для существа из плоти и крови».

В глубине груди Хейна Хусса послышалось громкое басовитое бульканье – рассказ ученика позабавил его: «И тебе удалось отождествиться с деревом?»

«Ничего особенного не получилось, – признался Сэм Салазар. – В какой-то мере я чувствовал то, что чувствовало дерево: воздействие света, покой темноты, прохладу дождя. Но визуальных или слуховых ощущений не было. Никаких. Тем не менее, я не сожалею об этой попытке. По меньшей мере она позволила мне научиться самодисциплине».

«Любопытный эксперимент, даже если он не позволил получить конкретные результаты. Твоя идея, конечно, не отличается поразительной оригинальностью, но твой эмпирический подход – если воспользоваться архаическим термином – отличается смелостью и, конечно же, вызвал недовольство Исака Командора – он терпеть не может суеверия предков. Подозреваю, что он устроил тебе выговор за легкомыслие, метафизические заблуждения и одухотворение неодушевленных объектов».

«Так оно и было, – кивнул Сэм Салазар. – Он говорил очень долго».

«Заруби это себе на носу. Исак Командор иногда не умеет убедительно разъяснить самые очевидные вещи. Тем не менее, позволь мне привести в качестве примера лорда Фэйда, считающего себя просвещенным человеком, свободным от предрассудков. При этом, однако, он ездит в ветхом древнем экипаже, носит с собой лучемет шестнадцативековой давности и полагается на Адское Жерло в том, что касается обороны оплота Фэйдов».

«Возможно – подсознательно, по меньшей мере – он тоскует по временам древней магии», – задумчиво предположил Сэм Салазар.

«Возможно, – согласился Хейн Хусс. – И ты тоже по ним тоскуешь?»

Сэм колебался: «Древность окружена своего рода романтическим ореолом, налетом безумного величия… Но, разумеется, – поспешил прибавить Сэм, – мистицизм не может заменить ортодоксальную логику».

«Конечно, нет, – кивнул Хусс. – А теперь ступай! Мне нужно подумать о завтрашних событиях».

Сэм Салазар удалился, а Хейн Хусс, ворча и постанывая, заставил себя подняться на ноги. Он подошел к завесе входа в шатер и выглянул, обозревая лагерь. Все уже утихло. Вместо костров остались тлеющие угли, бойцы лежали в ямах, выкопанных во мху. На север и на юг простирались леса. Среди стволов и на холмистой равнине можно было заметить мелькающие огоньки – туземцы собирали споровые стручки мха.

Хусс осознал чье-то приближение. Повернув голову, он увидел закутанную фигуру чародея Энтерлина – тот скрывал лицо, говорил только шепотом и переиначивал естественную походку, переставляя ноги так, словно шел на ходулях. Таким образом Энтерлин надеялся повысить свою сопротивляемость враждебным чарам. Неосторожное проявление того или иного недомогания – ухудшения зрения, малоподвижности суставов, забывчивости, меланхолии, тошноты – могло иметь решающее значение и сделать человека уязвимым к порче. Поэтому чародеи старались казаться здоровыми и бодрыми, даже если в одиночестве им приходилось передвигаться на ощупь или судорожно сгибаться пополам от боли.

Хейн Хусс позвал Энтерлина и приподнял завесу входа. Энтерлин проскользнул в шатер; Хусс открыл шкафчик, вынул из него флягу и налил содержавшуюся в ней жидкость в пару каменных стопок: «Всего лишь стимулирующая настойка – не придавай этому напитку особенного значения».

«Хорошо! – прошептал Энтерлин и взял дальнюю, а не ближнюю стопку. – В конце концов даже нам, чародеям, нужно время от времени расслабляться и становиться обычными людьми». Повернувшись спиной к Хусса, он слегка раздвинул стопкой складки капюшона и выпил настойку. «Освежает! – прошептал он. – Да, нам не мешает освежиться – завтра предстоит много работы».

Хусс отозвался булькающим смешком: «Завтра демоны Исака Командора схватятся с демонами Андерсона Граймза. Другим останется выполнять только второстепенные обязанности».

Энтерлин, судя по всему, вопросительно разглядывал Хусса через черную вуаль, скрывавшую глаза: «Командору доставит удовольствие такая возможность. Его неистовство подавляет меня, его влияние приумножается успехом. Он – пламенный человек, а ты – человек ледяной».

«Лед гасит пламя».

«Пламя иногда плавит лед».

Хейн Хусс пожал плечами: «Неважно. Меня одолевает усталость. Время безжалостно ко всем без исключения. Прошло лишь несколько минут с тех пор, как молодой ученик заставил меня почувствовать, насколько я одряхлел».

«Тебе есть чем гордиться. Ты – влиятельный чародей, главный чародей Фэйдов».

Хейн Хусс осушил каменную стопку, отодвинул ее: «Нет. Я достиг вершины ремесла, мне больше не к чему стремиться. Только ученик Сэм Салазар приходит ко мне в поисках чего-то большего, чего-то всеобъемлющего. Приходит советоваться, а я не знаю, чтó ему сказать».

«Странные разговоры, странные! – прошептал Энтерлин, отступая к выходу из шатра и поднимая завесу. – Теперь я пойду. Прогуляюсь по холмам. Может быть, увижу будущее».

«Будущих много».

Шелестящие шаги Энтерлина пропали во мраке. Ворча и постанывая, Хейн Хусс прилег на койку и мгновенно заснул.