15

– Еще наркотика, – мечтательно произнесла Пайпер, когда Расти считал ей пульс.

Расти похлопал ее по правой руке – левую она сильно оцарапала.

– Хватит. Ты уже официально обдолбанная.

– Иисус хочет, чтобы мне еще дали наркотика. – Она говорила все тем же мечтательным голосом. – Я хочу заторчать по-черному.

– Вроде бы это называется «заторчать до дуриков», но я учту твое пожелание.

Она села. Расти попытался ее уложить, но решился только толкнуть в правое плечо, а этого не хватило.

– Смогу я уйти отсюда завтра? Я должна увидеться с чифом Рэндолфом. Эти парни изнасиловали Сэмми Буши.

– И могли убить тебя, – заметил он. – Даже с вывихом плеча упала ты очень удачно. А заботы о Сэмми предоставь мне.

– Эти копы опасны. – Правой рукой она сжала его запястье. – Они не могут служить в полиции. Они изувечат кого-нибудь еще. – Пайпер облизнула губы: – Во рту пересохло.

– С этим я тебе помогу, но ты должна лечь.

– Ты взял образцы спермы у Сэмми? Сможешь сравнить их со спермой этих парней? Если сможешь, я не отстану от Питера Рэндолфа, пока он не заставит их сдать образцы ДНК. Буду преследовать его днем и ночью.

– У нас нет оборудования для анализа ДНК. – И у нас нет образцов спермы, мысленно добавил Расти. Потому что Джина Буффалино промыла Сэмми, по ее же просьбе. – Я принесу тебе что-нибудь попить. Все холодильники, за исключением тех, что в лаборатории, выключены, чтобы экономить электричество, но у нас есть кулер на сестринском посту.

– Сок. – Пайпер закрыла глаза. – Да, сок – это хорошо. Апельсиновый или яблочный. Не «Ви-8». Слишком соленый.

– Яблочный, – решил Расти. – Этим вечером смеси тебе действительно ни к чему.

– Мне так плохо без моей собаки, – прошептала Пайпер. Потом отвернулась.

Расти подумал, что она уже будет спать, когда он вернется с соком.

Расти шел по коридору, тут из-за угла выскочил Твитч с широко раскрытыми, дикими глазами.

– Выйди на улицу, Расти.

– Как только закончу с преподобной Либби…

– Нет, сейчас. Ты должен это увидеть.

Расти поспешил к палате 29, заглянул в нее. Пайпер похрапывала совсем не как леди – неудивительно, с учетом ее распухшего носа.

Он последовал за Твитчем по коридору, почти что бегом, чтобы поспеть за большими шагами медбрата.

– Что такое? – спросил он, подразумевая: «Что еще случилось?»

– Не могу объяснить. Если б попытался, ты бы мне не поверил. Это надо увидеть самому. – И Твитч вышел через дверь приемного отделения.

На подъездной дорожке, выйдя из-под козырька над дверью, стояли Джинни Томлинсон, Джина Буффалино и Гарриет Бигелоу, подруга Джины, которую та привела, чтобы помочь ухаживать за больными. Все трое обнимали друг друга, словно успокаивая, и смотрели в небо.

Его обсыпало розовыми звездами, и многие падали, оставляя за собой длинные фосфоресцирующие следы. По спине Расти пробежал холодок.

Джуди это предсказала. Розовые звезды, падающие рядами.

И они падали. Падали.

Так, словно небеса спускались к людям.

16

Элис и Эйден Эпплтон спали, когда начали падать розовые звезды, но Терстон Маршалл и Каролин Стерджес – нет.

Они стояли во дворе дома Думегенов и наблюдали, как звезды падают, прочерчивая яркие розовые линии. Иногда эти линии пересекались, и тогда в небе на короткие мгновения появлялись розовые руны.

– Это конец света? – спросила Каролин.

– Совсем нет, это метеорный дождь. Осенью в Новой Англии такие явления наблюдаются очень даже часто. Для Персеид поздновато, но, возможно, налетело случайное облако, скажем, обломки астероида, развалившегося за триллион лет до нашей эры. Подумай об этом, Каро!

Ей не хотелось.

– Метеорные дожди всегда розовые?

– Нет. Я думаю, вне Купола они выглядят белыми, но мы видим метеоры сквозь пленку пыли и мелкодисперсных частиц. Другими словами, сквозь слой загрязнений. Отсюда и изменение цвета.

Каролин думала об этом, пока они наблюдали на небе розовое буйство.

– Терс, маленький мальчик… Эйден… когда у него случился припадок или что-то подобное… он сказал…

– Я помню, что он сказал. Розовые звезды падают, они оставляют за собой линии.

– Как мальчик мог об этом знать?

Терстон покачал головой.

Каролин крепче обняла его. В такие времена (хотя ничего подобного в ее жизни еще не происходило) она радовалась, что по возрасту Терстон мог быть ее отцом. В этот момент ей хотелось, чтобы он был ее отцом.

– Как он мог знать… о грядущем? Как он мог знать?

17

Эйден в тот пророческий миг произнес и кое-что еще: Все наблюдают. И в половине десятого вечера понедельника, когда метеорный дождь достиг максимума, так оно и было.

Новость распространялась посредством мобильников и электронных писем, но главным образом древним и испытанным способом: из уст да в ухо. Без четверти десять Главная улица запружена людьми, наблюдающими за бесшумным космическим фейерверком. В большинстве они молчат. Некоторые плачут. Лео Ламуан, верный прихожанин церкви Иисуса Святого Искупителя, регулярно посещавший проповеди Коггинса, кричит, что это Апокалипсис, и он видит на небе Четырех Всадников, и скоро разверзнется бездна, и так далее, и так далее. Сэм Вердро по прозвищу Бухло – выпущенный из кутузки около трех часов дня, трезвый и злобный, – советует Лео заткнуться, а если он не перестанет орать о своем Апоговнастисе, то звезды засверкают у него перед глазами. Патрульный Руп Либби, положив руку на рукоятку пистолета, велит им замолчать и перестать пугать людей, словно те уже не напуганы. Уиллоу и Томас Андерсоны на парковке у «Дипперса». Уиллоу плачет, положив голову на плечо Томми. Роуз Твитчел и Энсон Уилер, оба в фартуках, обнимают друг друга рядом с «Эглантерией». Норри Кэлверт и Бенни Дрейк со своими родителями; когда рука Норри прокрадывается в руку Бенни, он испытывает восторг, которого не вызвать никаким розовым звездам. Джек Кейл, нынешний управляющий «Мира еды», на стоянке супермаркета. Джек позвонил Эрни Кэлверту, прежнему управляющему, вышедшему на пенсию, ближе к вечеру и спросил, не сможет ли Эрни помочь ему с полной инвентаризацией остающихся запасов. Они энергично принялись за работу, надеясь закончить к полуночи, но тут на Главной улице начал собираться народ. И теперь они стоят бок о бок, наблюдают, как падают розовые звезды. Стюарт и Фернолд Боуи у своего похоронного бюро задрали головы вверх. Генри Моррисон и Джекки Уэттингтон – на другой стороне улицы, вместе с Чэзом Бендером, который преподает историю в старшей школе.

– Это всего лишь метеорный дождь, который мы видим сквозь слой загрязнений, – объясняет Чэз Джекки и Генри… но в его голосе слышится благоговейный трепет.

Сам факт, что загрязнения, накопившиеся в воздухе, изменили цвет звезд, заставляет людей по-новому осознать случившееся, и плачущих прибавляется. Плач тихий, напоминающий шум дождя.

Большого Джима сами бессмысленные огни в небе совершенно не интересуют, в отличие от значения, которое придают люди их появлению. Он рассчитывает, что в этот вечер они разойдутся по домам. Но завтра, возможно, все пойдет уже по-другому. И страх, который он видит на столь многих лицах, скорее плюс, а не минус. Испуганным людям нужны сильные лидеры, и одно Большой Джим Ренни знает наверняка – он может им стать. Может стать лидером, который необходим этим людям.

Он стоит у дверей полицейского участка с чифом Рэндолфом и Энди Сандерсом. Ниже, у лестницы, сбились в кучку его трудные дети: Тибодо, Сирлс, эта потаскушка Ру и друг Младшего, Френки.

Большой Джим спускается по ступенькам, с которых скатилась преподобная Либби (Могла бы оказать нам услугу и сломать себе шею), и хлопает Френки по плечу.

– Наслаждаешься зрелищем?

Испуг в широко раскрытых глазах сбрасывает ему лет десять: Френки выглядит двенадцатилетним подростком.

– Что это, мистер Ренни? Вы знаете?

– Метеорный дождь. Всего лишь приветствие Бога Его людям.

Френк Дилессепс чуть расслабляется.

– Сейчас мы вернемся в участок. – Большой Джим указывает на Рэндолфа и Энди, которые стоят с запрокинутыми головами. – Какое-то время поговорим, а потом я позову вас четверых. И когда я это сделаю, я хочу, чтобы вы рассказали мне одну ёханую историю. Ты меня понял?

– Да, мистер Ренни.

Мел Сирлс смотрит на Большого Джима, глаза у парня – блюдца, челюсть отвисла. Большой Джим думает, что Мел выглядит так, будто его ай-кью может дорасти разве что до 70. Но совсем не обязательно, между прочим, что это плохо.

– Похоже на конец света, мистер Ренни.

– Ерунда. Ты чувствуешь, что попадешь в рай, сынок?

– Думаю, да.

– Тогда тебе волноваться не о чем. – Большой Джим оглядывает их всех, пока его взгляд не останавливается на Картере Тибодо. – И этим вечером, молодые люди, ваш путь к спасению – рассказать мне одну и ту же историю.

Не все видят розовые звезды. Как брат и сестра Эпплтоны, спят обе дочки Расти. Спит и Пайпер. И Андреа Гриннел. И Шеф, распластавшийся в засохшей траве, рядом с, возможно, самой большой в Америке лабораторией по производству метамфетамина. Спит и Бренда Перкинс, которая, оплакивая мужа, и не заметила, как забылась на диване. Листы распечатки файлов папки «ВЕЙДЕР» рассыпаны по кофейному столику.

Мертвые тоже ничего не видят, если только не смотрят из более светлого места в сравнении с этой темной равниной, где «армии невежд гремят в ночи». Майра Эванс, Герцог Перкинс, Чак Томпсон и Клодетт Сандерс пребывают в «Похоронном бюро Боуи»; доктор Хаскел, мистер Кэрти и Рори Динсмор – в морге больницы «Кэтрин Рассел»; Лестер Коггинс, Доди Сандерс и Энджи Маккейн – в кладовой дома Маккейнов. Младший там же. Между Доди и Энджи, держит их за руки. Голова болит, но чуть-чуть. Он думает, что проведет эту ночь здесь.

На Моттон-роуд, в Истчестере (неподалеку от того места, где предпринимается попытка прожечь Купол экспериментальной кислотой: розовые звезды науке не помеха), Джек Эванс, муж погибшей Майры, стоит во дворе своего дома с бутылкой «Джека Дэниелса» в одной руке и пистолетом «Ругер-СР9», купленным для самозащиты, в другой. Он пьет и наблюдает, как падают розовые звезды. Понимает, что видит, загадывает желание на каждой, и желание это – умереть, потому что без Майры жизнь его потеряла смысл. Да, он может жить без нее, как живет крыса в стеклянной клетке, но не хочет. И когда падающих метеоров становится особенно много – в четверть одиннадцатого, примерно через сорок пять минут после того, как начался метеорный дождь, – Джек Эванс допивает бутылку, бросает на траву и вышибает себе мозги. Он – первый из официально зафиксированных самоубийц Милла. Но не последний.