Джекки стояла посреди спальни Коггинса. На одной стене висел простой деревянный крест, на другой – табличка с надписью: «ВОРОБЕЙ ПОД ВЗГЛЯДОМ ЕГО». Покрывало с кровати снято. На простыне краснели следы крови.
– И это. – Джекки указала на пол. – Подойди сюда.
С неохотой Линда подошла. На натертом до блеска деревянном полу лежала веревка с завязанными на ней узлами. Окровавленными узлами.
– Похоже, кто-то его бил, – мрачно изрекла Джекки. – Возможно, достаточно сильно, чтобы он лишился чувств. Потом они положили его на… – Она посмотрела на Линду. – Нет?
– Как я понимаю, ты выросла не в религиозной семье.
– Очень даже религиозной. Мы поклонялись Святой Троице: Санта-Клаусу, Пасхальному Кролику и Зубной Фее. А как насчет тебя?
– Мы – обычные богобоязненные баптисты, но я о таком слышала. Думаю, он бичевал себя.
– Перестань! Люди такое делали за грехи, так?
– Да. И насколько я понимаю, это совсем не вышло из моды.
– Тогда понятно. В каком-то смысле. Зайди в ванную и посмотри на туалетный бачок.
Линда не сдвинулась с места. Ей хватило и завязанной узлами веревки. Атмосфера дома – его пустота – давила все сильнее.
– Иди. Там тебя не укусят, и я готова поставить доллар против десятицентовика, ты видала кое-что и похуже.
Линда прошла в ванную комнату. На туалетном бачке лежали два журнала. Один религиозный – «Аппер рум». Второй назывался «Юные азиатские щелки». Линда сомневалась, что его продавали во многих магазинах религиозной литературы.
– Итак, – произнесла Джекки, – что мы имеем? Он сидит на унитазе, мечет трюфели…
– Мечет трюфели? – Линда засмеялась, несмотря на нервное напряжение. А может, благодаря ему.
– Так это называла моя мать. В любом случае, покончив с этим, он устраивает себе бичевание, чтобы искупить грехи, а потом укладывается в постель и видит счастливые азиатские сны. Утром встает, бодрый и очищенный от грехов, молится, потом садится на велосипед и едет в город. Логично?
Линда подумала, что скорее да, чем нет. Правда, эта версия не объясняла, почему в доме ей было не по себе.
– Давай проверим радиостанцию, – предложила она. – Потом поедем в город и выпьем кофе. Я угощаю.
– Хорошо. Мне черный. И желательно внутривенно.
Дверь в низкое, главным образом из стекла, здание студии ХНВ они тоже нашли запертой, но из динамиков, закрепленных на свесах, лился псалом «Доброй ночи, дорогой Иисус» в интерпретации Перри Комо, известного исполнителя соула. За студией высилась радиовышка, с едва видимыми в ярком утреннем свете мерцающими красными сигнальными огнями на вершине. Около вышки находилось длинное, похожее на большой сарай, строение. Линда предположила, что в нем генератор и все необходимое для того, чтобы по-прежнему рассказывать о чуде любви Божьей Западному Мэну, Восточному Нью-Хэмпширу и, возможно, планетам Солнечной системы.
Джекки постучала, потом забарабанила.
– Не думаю, что здесь кто-то есть, – сказала Линда.
Это место совершенно ей не нравилось. И в воздухе стоял какой-то странный запах, затхлый и неприятный. Запах этот напомнил ей о кухне матери, даже после интенсивного проветривания, потому что ее мать курила как паровоз и точно знала: есть можно только то, что хорошенько прожарено на раскаленной сковороде, от души смазанной свиным жиром.
Джекки покачала головой.
– Мы кого-то слышали, так?
Линда не ответила, но так оно и было. Они настроились на волну радиостанции, когда ехали от дома пастора, и услышали голос диджея, объявившего, что сейчас прозвучит «еще одно выраженное песней послание Божьей любви».
На этот раз поиски ключа заняли больше времени, но Джекки в конце концов нашла его в конверте, закрепленном липкой лентой на дне почтового ящика. Лежал в конверте и клочок бумаги, на котором кто-то нацарапал четыре цифры: 1 6 9 3.
С ключом пришлось повозиться, поначалу ничего не получалось, но он все-таки повернулся в замке. Едва они переступили порог, послышались короткие гудки охранной сигнализации. Пульт крепился к стене. Как только Джекки набрала вышеуказанные цифры, гудки смолкли. Осталась только музыка. Перри Комо сменила какая-то инструментальная композиция. Линде показалось, что она слышит органное соло из «Ин-а-Гадда-да-вита». Динамики в студии по качеству в тысячу раз превосходили те, что стояли снаружи, музыка звучала громче, и создавалось ощущение, что она живая.
Неужели люди могут работать в таком святее-чем-ты грохоте? – спросила себя Линда. Отвечать на телефонные звонки? Заниматься делами? Как такое возможно?
И здесь тоже что-то было не так. Линда это ощущала. У нее не просто бежали по коже мурашки, она чувствовала нарастающий страх. И когда увидела, как Джекки расстегнула ремешок, удерживающий служебный автоматический пистолет в кобуре, сделала то же самое. Ощущение рукоятки под рукой придавало смелости. Твой жезл и твоя рукоятка, они успокаивают меня, подумала Линда.
– Эй! – позвала Джекки. – Преподобный Коггинс! Кто-нибудь!
Ответа не последовало. Стол секретарши пустовал. Слева находились две закрытые двери. За стеклянной стеной прямо перед женщинами перемигивались огоньки. Линда предположила, что там находится студия, откуда шли передачи.
Закрытые двери Джекки распахнула ногой, держась на расстоянии. За одной находился кабинет, за другой они увидели роскошно обставленный конференц-зал, в котором стоял телевизор с огромным плоским экраном. Он работал, но без звука. Андерсон Купер, чуть ли не в натуральную величину, вел комментарий с Главной улицы Касл-Рока. Дома занавесили флагами и желтыми лентами. Линда увидела плакат на магазине скобяных товаров: «ОСВОБОДИТЕ ИХ». От его вида Линде стало совсем жутко. Бегущая строка в нижней части экрана сообщала: «ИСТОЧНИКИ В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ ГОВОРЯТ О НЕИЗБЕЖНОСТИ РАКЕТНОГО УДАРА».
– Почему телевизор работает? – удивилась Джекки.
– Потому что тот, кто здесь хозяйничает, посчитал…
Ее прервал громовой голос:
– Вы слушали «Христос – мой господин и правитель» в версии Раймонда Хоуэлла.
Обе женщины так и подпрыгнули.
– А это уже Норман Дрейк, напоминающий вам о трех важных моментах: вы слушаете программу «Час интерпретаций» на ХНВ, Бог любит вас, и Он послал Сына, чтобы Он умер за вас на кресте. Сейчас девять двадцать пять утра, и, как мы всегда напоминаем вам, время дорого. Вы уже отдали сердце Господу? Вернусь после этого.
Норман Дрейк уступил место сладкоголосому дьяволу, который принялся втюхивать Библию на ди-ви-ди, особенно упирая на то, что покупку можно сделать в рассрочку, месячными платежами, и вернуть товар, если он не доставит радости, сравнимой с той, что получает свинья, дорвавшаяся до грязи.
Линда и Джекки подошли к стеклянной стене, отделявшей их от студии. Ни Нормана Дрейка, ни сладкоголосого дьявола в ней не увидели, но, как только рекламная пауза закончилась, диджей вернулся, чтобы объявить новую песню, восхваляющую Господа: зеленая лампочка сменилась красной, красная – зеленой. Когда зазвучала музыка, еще одна красная лампа сменила цвет на зеленый.
– Все автоматизировано! – воскликнула Джекки. – Эта долбаная студия полностью автоматизирована!
– Тогда почему мы чувствуем чье-то присутствие? И не говори, что ты не чувствуешь.
– Потому что здесь жутко. Этот автомат даже сверяется со временем. Милая, такая установка стоит целое состояние! Прямо-таки призрак в машине… И сколь долго, по-твоему, все это будет работать?
– Наверное, пока не закончится пропан и не остановится генератор. – Линда заметила еще одну дверь и распахнула ее ногой, как Джекки… только в отличие от нее вытащила пистолет и держала его у бедра, на предохранителе и стволом вниз.
За дверью находилась ванная комната, пустая. На стене висела картина, изображающая очень белокожего Христа.
– Я не религиозна, – заметила Джекки, – поэтому ты должна объяснить мне, почему люди хотят, чтобы Иисус наблюдал, как они справляют нужду.
Линда покачала головой.
– Давай уйдем отсюда, прежде чем у меня поедет крыша. Эта радиостудия – та же «Мария Целеста», только на суше.
Джекки тревожно огляделась.
– Да уж, страшновато тут, доложу я тебе. – И внезапно она возвысила голос до крика, заставив Линду вздрогнуть. Та подумала, что зря Джекки так кричит. Потому что кто-то мог услышать ее и прийти. Или что-то. – Эй! Есть тут кто-нибудь?! Последний шанс!
Ничего. Никого.
Когда они вышли, Линда глубоко вздохнула.
– Однажды в молодости мы с друзьями поехали в Бар-Харбор. Остановились на пикник в живописном местечке. Нас было человек шесть. День выдался таким ясным, что можно было увидеть Ирландию. Когда мы поели, я сказала, что хочу всех сфотографировать. Народ начал валять дурака, принимать забавные позы, а я отходила и отходила, чтобы поймать в кадр всех. А потом одна девушка, Арабелла, тогда моя лучшая подруга, перестала натягивать другой девушке трусы чуть ли не до пупа и крикнула: «Стой, Линда, стой!» Я остановилась, оглянулась. И знаешь, что я увидела?
Джекки покачала головой.
– Атлантический океан. Я стояла на самом краю обрыва и площадки для пикника. Предупреждающая табличка там была, но ни перил, ни ограждения. Еще шаг, и я свалилась бы вниз. То же самое я почувствовала и там.
– Лин, радиостудия пустая.
– Я так не думаю. Да и ты тоже.
– Там страшновато, это точно. Но мы проверили все комнаты…
– Но не саму студию. Плюс работал телевизор, и радио гремело слишком уж громко. Ты же не думаешь, что оно всегда так гремит, правда?
– Откуда мне знать, что обычно делают эти святоши? Может, они ждали Апоколика.
– Апокалипсиса.
– Как ни назови. Хочешь проверить этот сарай?
– Ни за что! – ответила Линда, заставив Джекки рассмеяться.
– Ладно. Доложим, что преподобного не нашли, верно?
– Верно.
– Тогда поехали в город. К кофе.
Прежде чем занять переднее сиденье патрульного автомобиля номер Два, Линда еще раз взглянула на здание радиостудии, которое стояло, окутанное музыкой. Все прочие звуки отсутствовали напрочь; она осознала, что не слышала ни единой птичьей трели, и задалась вопросом: не расшиблись ли все птицы о Купол? Конечно же, такого быть не могло. Или могло.
Джекки указала на микрофон:
– Хочешь, чтобы я воспользовалась громкоговорителем? Объявила всем, кто прячется, что им надо бежать в город? Потому что – я только сейчас об этом подумала – они, возможно, нас боятся.
– Я хочу одного: побыстрее закруглиться и смотаться отсюда.
Джекки не стала спорить. Задним ходом проехала короткую подъездную дорожку до Литл-Битч-роуд и там развернула патрульный автомобиль к Миллу.