8

Барби и Бренда Перкинс покинули муниципалитет в одиннадцать вечера, но совещание продолжилось и после их ухода. Вдвоем они шли по Главной улице к Морин-стрит, лишь изредка перекидываясь словом-другим. На углу Главной и Кленовой лежала стопка одностраничного выпуска «Демократа». Барби вытащил одну газету из-под камня, который придавливал стопку. Бренда достала из сумки «Пенлайт» и направила луч фонаря на заголовок.

– Казалось бы, легче поверить, когда видишь это на бумаге, но нет.

– Нет, – согласился он.

– Вы с Джулией работали сообща, чтобы гарантировать, что Джеймс не сможет это скрыть, так?

Барби покачал головой.

– Он бы и не пытался, потому что такое невозможно. При попадании ракеты грохнет так, что мало не покажется. Джулия просто хотела гарантировать, что Ренни не удастся подать новость по-своему, все равно как. – Он постучал пальцем по газете. – Если уж быть совершенно откровенным, я считаю это страховкой. Члену городского управления Ренни придется задуматься: «Если он опередил меня в этом, в чем еще он опережает меня?»

– Джеймс Ренни может быть очень опасным противником, друг мой. – Они двинулись дальше. Бренда сложила газету и сунула под мышку. – Мой муж расследовал его действия.

– По поводу?

– Я не знаю, сколь много могу рассказать вам. Вариантов вроде бы два: все или ничего. И абсолютных доказательств Гови не нашел – я знаю точно. Хотя дело к этому шло.

– Мы говорим не о доказательствах, а о том, чтобы я не попал в тюрьму, если завтра все пройдет не так. Если сведения, которыми вы располагаете, как-то могут мне помочь…

– Если вас волнует только одно – как избежать тюрьмы, вы меня разочаровали.

Его волновало не только это, и Барби догадывался, что вдова Перкинса в курсе. На совещании он слушал внимательно, и, хотя Ренни положил немало усилий, чтобы расположить к себе собеседников и показать, что он руководствуется здравым смыслом, Барби пришел в ужас. Подумал, что, несмотря на все эти ссылки на Бога и демонстративную богобоязненность, перед ним настоящий пещерный ящер. Такой изо всех сил будет цепляться за рычаги контроля над городом, пока их у него не вырвут. И будет брать все, что ему нужно, пока его не остановят. Так что исходящая от него опасность грозила всем, не только Дейлу Барбаре.

– Миссис Перкинс…

– Бренда, помните?

– Хорошо, Бренда. Давайте взглянем с такого ракурса: если Купол останется на месте, этому городу понадобится помощь от человека, который отличается от торговца подержанными автомобилями, страдающего манией величия. Я никому не смогу помочь, если буду сидеть в каталажке.

– Мой муж верил, что Большой Джим помогал только себе.

– Как? В чем? И в каких масштабах?

– Давайте поглядим, что случится с ракетой. Если она не сработает, я расскажу вам все. Если сработает, я поеду к генеральному прокурору штата, как только осядет пыль… и, говоря словами Рики Рикардо, Джеймсу Ренни «придется кое-что объяснить».

– Вы – не единственная, кто хочет посмотреть, что случится с ракетой. В этот вечер Ренни был тише воды, ниже травы. Если ракета отскочит от Купола вместо того, чтобы пробить его, думаю, мы увидим другую сторону Ренни.

Бренда выключила фонарик, подняла голову:

– Звезды. Такие яркие. Кассиопея… Большая Медведица… Такие же, как и всегда. Меня это успокаивает. А вас?

– Тоже.

Какое-то время они молчали, только смотрели на мерцающую спираль Млечного Пути.

– Но, глядя на них, я чувствую себя такой маленькой… и очень, очень недолговечной. – Она засмеялась, а потом спросила, почти робко: – Вы не будете возражать, если я возьму вас под руку, Барби?

– Абсолютно.

Она взяла его под локоть. Он накрыл ее руку своей. И повел домой.

9

Большой Джим закрыл совещание в 23.20. Питер Рэндолф пожелал всем спокойной ночи и отбыл. Он намеревался начать эвакуацию западной части города ровно в семь утра и надеялся к полудню очистить территорию по обе стороны Литл-Битч-роуд. Андреа последовала за ним, шла медленно, держась руками за поясницу. К такому все уже привыкли.

И хотя мысли Большого Джима уже занимала встреча с Лестером Коггинсом (и чертов сон, он бы не отказался от сна), он попросил ее задержаться на пару минут.

Она вопросительно посмотрела на него. За спиной Большого Джима Энди Сандерс нарочито медленно собирал папки с документами и ставил в серый металлический шкаф.

– И закрой дверь, – добродушно добавил Ренни.

Уже встревоженная, Андреа так и сделала. Энди продолжал прибираться после заседания, но сгорбился, будто в ожидании удара. О чем бы ни собирался поговорить с ней Большой Джим, думала Андреа, для Энди это тайны не составляло. И, судя по его виду, не приходилось ждать ничего хорошего.

– Так что ты хотел мне сказать, Джим?

– Ничего серьезного. – Сие означало, что все как раз очень серьезно. – Просто мне показалось, Андреа, что ты слишком уж по-дружески общалась с этим Барбарой до нашего совещания. И с Брендой тоже, если на то пошло.

– С Брендой? Это же… – Она хотела сказать «просто чушь», но подумала, что лучше найти более мягкое выражение. – Это же чистая ерунда. Я знаю Бренду тридцать лет…

– И мистера Барбару три месяца. Если, конечно, можно считать основой для знакомства блины и бекон, им приготовленные.

– Я думаю, теперь он – полковник Барбара.

Большой Джим улыбнулся:

– Трудно воспринимать это серьезно, когда его форма в лучшем случае джинсы и футболка.

– Ты видел письмо президента.

– Я видел нечто такое, что Джулия Шамуэй сварганила на своем трехнутом компьютере. Или это не правда, Энди?

– Правда, – не оборачиваясь, подтвердил Энди. Он все еще разбирался с папками. И, судя по всему, переставлял с места на место уже убранные в металлический шкаф.

– Но допустим, письмо от президента? – И мясистое лицо Большого Джима начало расплываться в улыбке, которую Андреа просто ненавидела. Она с удивлением заметила, наверное, впервые, щетину на щеках Ренни и поняла, почему тот всегда тщательно бреется. С щетиной в его лице проступала зловещность Никсона.

– Ну… – Тревога теперь перерастала в страх. Андреа хотела сказать Джиму, что вела себя так из вежливости, но, если по-честному, не только из вежливости, и она догадалась, что Ренни это увидел. Он вообще видел многое. – Ну, он же наш главнокомандующий, ты знаешь.

Большой Джим пренебрежительно махнул рукой.

– А ты знаешь, кто такой командир, Андреа? Я тебе скажу. Тот, кто ценит верность и повиновение, потому что может предоставить необходимые ресурсы для нуждающихся в помощи. И это справедливая сделка.

– Да! – с жаром воскликнула она. – Такие ресурсы, как крылатая ракета!

– Если это сработает, все будет отлично.

– Да как это может не сработать? Барбара говорит, что боеголовка – с тысячефунтовым зарядом.

– С учетом того, сколь мало мы знаем о Куполе, можешь ты или любой из нас с уверенностью говорить об успехе? Как знать, может, эта ракета не только взорвет Купол, но и оставит на месте Честерс-Милла кратер глубиной в милю?

Андреа в ужасе смотрела на него. Держа руки на пояснице, растирая и разминая то место, где жила боль.

– Что ж, все в руках Божьих, – продолжил Ренни. – И ты права, Андреа, это может сработать. Но если не сработает, мы останемся сами по себе, а, по моему разумению, главнокомандующий, который не может помочь своим гражданам, не стоит и кварты теплой мочи в холодном ночном горшке. Если это не сработает и если нас не разорвет в клочья, кому-то придется брать власть в городе. Это будет бродяга, появившийся по мановению волшебной палочки президента, или законно избранное руководство города, которое уже на своем месте? Ты видишь, куда я клоню?

– Полковник Барбара показался мне умелым и знающим, – прошептала она.

– Перестань его так называть! – заорал Большой Джим.

Энди уронил очередную папку, а Андреа отступила на шаг, вскрикнув от страха. Потом выпрямилась во весь рост, обнаруживая на какое-то время характер янки, благодаря которому она и решилась вступить в борьбу за должность члена городского управления.

– Не кричи на меня, Джим Ренни. Я знаю тебя с тех пор, как ты в первом классе вырезал картинки из каталога «Сирса» и наклеивал в свой альбом, так что не кричи на меня!

– Ух ты, она обиделась. – Яростная улыбка расползлась от уха до уха, поднимая верхнюю часть лица, превращая ее в пугающую маску веселья. – Какая ёханая трагедия! Но уже поздно, я устал, и сладенький сироп, который я могу выжать из себя за день, закончился. Поэтому слушай меня внимательно и не заставляй повторяться. – Он взглянул на часы: – Уже одиннадцать тридцать пять, и к полуночи я хочу быть дома.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!

Большой Джим закатил глаза, словно не мог поверить, что она так глупа.

– Вкратце? Я хочу знать, будешь ли ты на моей стороне – моей и Энди, – если эта безмозглая идея с ракетой не сработает. А не с тем недавно появившимся здесь посудомойщиком.

Андреа выпрямилась и убрала руки с поясницы. Ей удалось не отвести глаз, но губы тряслись.

– И если я приду к выводу, что полковник Барбара… мистер Барбара, если предпочитаешь… более подготовлен к управлению городом в кризисной ситуации?

– Тогда с этим я обращусь к Джимини Крикету. Пусть совесть будет моим поводырем. – Голос Ренни упал до шепота, еще более жуткого, чем прежний крик. – Но эти таблетки, которые ты принимаешь, этот оксиконтин…

Андреа почувствовала, как похолодела кожа.

– И что?

– У Энди, конечно, есть запас для тебя, но, если ты собралась ставить в этом заезде не на ту лошадь, эти таблетки могут исчезнуть. Правда, Энди?

Тот уже начал мыть кофеварку. Выглядел печальным и не решался встретиться с Андреа взглядом, но в голосе колебаний не слышалось:

– Да. В таком случае мне придется спустить их в унитаз. Опасно держать такие таблетки в аптеке, когда город отрезан и все такое.

– Ты не можешь этого сделать! – вскричала она. – У меня есть рецепт!

– Единственный рецепт, который тебе нужен, Андреа, – мягко заметил Большой Джим, – держаться с людьми, знающими этот город лучше всех. В настоящее время только такой рецепт пойдет тебе на пользу.

– Джим, мне нужны эти таблетки. – Она слышала жалобный визг в своем голосе, – как в голосе ее матери в последние, самые тяжелые годы, когда та не вставала с постели – и ненавидела себя за это. – Мне они нужны!

– Я знаю, – кивнул Большой Джим. – Бог взвалил на тебя тяжелую ношу боли.

И подумал: Не говоря уж о наркотической зависимости.

– Сделай правильный выбор, – подал голос Энди. Глядя на нее серьезно и печально. Под глазами темнели мешки. – Джим знает, что для города – благо. Всегда знал. Нам не нужен чужак, который будет объяснять, что и как нужно делать.

– И если я этот выбор сделаю, то буду получать таблетки от боли?

Лицо Энди осветила улыбка.

– Будь уверена! Я могу даже увеличить дозу. Скажем, на сто миллиграммов в день? Тебе не повредит? Я же вижу, что боль тебя достает.

– Пожалуй, не повредит, – тупо ответила Андреа. Опустила голову. Она не выпила ни капли, даже вина, с того бала старшекурсников, когда ей стало плохо, не выкурила ни одного косяка, кокаин видела только по телевизору. Она была хорошим человеком. Очень хорошим. И как она попала в такую передрягу? Упав, когда шла за почтой? Этого достаточно, чтобы стать наркоманкой? Если да, как же это несправедливо. Как ужасно. – Но только сорок миллиграммов. Думаю, сорока вполне хватит.

– Ты уверена? – спросил Большой Джим.

Не было у нее такой уверенности. В том-то и дело.

– Может, восемьдесят. – Она вытерла со щек слезы. И добавила шепотом: – Вы меня шантажируете.

Но Большой Джим услышал и такой тихий шепот. Потянулся к ней. Андреа дернулась, но Ренни только взял ее за руку. Мягко.

– Нет. Это был бы грех. Мы тебе помогаем. И взамен хотим только одного: чтобы ты помогла нам.