3

По пути назад, когда они проезжали мимо темного силуэта церкви Христа Святого Искупителя, Барби повернулся к Джулии. В отсвете приборного щитка лицо ее выглядело серьезным и усталым.

– Я не собираюсь просить вас молчать о чем-либо, но думаю, что об одном лучше никому ничего не говорить.

– О генераторе, который может быть, а может и не быть в городе. – Одной рукой она потянулась к заднему сиденью, потрепала Гораса по голове, словно ища утешения и уверенности.

– Да.

– Потому что если генератор создает это поле, создает Купол вашего полковника, кто-то должен им управлять. Кто-то в городе.

– Кокс ничего такого не сказал, но думаю, он в этом уверен.

– Я об этом никому не скажу. И не буду отправлять фотографии по электронной почте.

– Хорошо.

– Все равно прежде они должны появиться в «Демократе», черт побери! – Джулия продолжала гладить собаку. Обычно Барби нервничал, если водитель держал на руле только одну руку, но не в этот вечер. И по Литл-Битч, и по 119-му они ехали в гордом одиночестве. – Я также понимаю, что иной раз доброе дело важнее сенсации. В отличие от «Нью-Йорк таймс».

– Полностью с вами согласен.

– И если вы найдете генератор, мне не придется слишком часто отовариваться в «Ми ре еды». Ненавижу это место. – На ее лице отразилась тревога. – Вы думаете, завтра «Мир еды» откроется?

– Я считаю, да. Люди медленно привыкают к новому порядку, когда старый изменяется.

– Устрою я себе, пожалуй, воскресный шопинг. – Голос звучал задумчиво.

– Если устроите, передайте привет Роуз Твитчел. Она скорее всего будет там с верным Энсоном Уилером. – Вспомнив свой совет Роуз, Барби рассмеялся. – Мясо, мясо, мясо.

– Простите?

– Если в вашем доме есть генератор…

– Разумеется, есть. Я живу над редакцией. У меня не дом, а очень хорошая квартира. Генератор дает налоговую скидку. – Последнюю фразу она произнесла не без гордости.

– Тогда покупайте мясо. Мясо и консервы, консервы и мясо.

Она подумала об этом.

Центр города лежал впереди. Огней по сравнению с обычными вечерами поубавилось, но все равно хватало. А как долго они еще будут гореть? – спросил себя Барби.

– Полковник дал вам какие-нибудь идеи по поиску генератора? – осведомилась Джулия.

– Нет. Моя работа и заключалась в поисках такого дерьма. Он это знает. – Барби помолчал. – Как думаете, в городе может быть счетчик Гейгера?

– Я знаю, что есть. В подвале муниципалитета. Точнее, под подвалом. Там атомное бомбоубежище.

– Вы вешаете мне лапшу на уши!

– Никакой лапши, Шерлок. Тремя годами раньше я писала об этом статью. Пит Фримен фотографировал. В подвале находился большой зал заседаний и крошечная кухня. Из кухни лестница ведет в убежище. Довольно-таки вместительное. Его построили в пятидесятых, когда мы тратили деньги, готовясь к тому, чтобы отправиться в ад.

– «На берегу», – вставил Барби.

– Да, и «Горе тебе, Вавилон». Место это наводит тоску. Фотографии Пита напомнили мне бункер фюрера перед самым концом войны. Там кладовая – полки и полки, заставленные банками консервов, и полдесятка коек. А также кое-какое оборудование, предоставленное федеральным правительством. В том числе и счетчик Гейгера.

– После пятидесяти лет хранения у консервов особо отменный вкус.

– Консервы постоянно заменяются на новые. И очень часто. Проверьте городские финансовые отчеты, и вы увидите, что каждые четыре года какие-то деньги идут на замену консервов. Раньше хватало трехсот долларов. Теперь – шестьсот. Имеется там и маленький генератор. Его установили после одиннадцатого сентября. В общем, считайте, что счетчик Гейгера у вас есть. – Она коротко глянула на Барби. – Разумеется, Джеймс Ренни считает здание муниципалитета, от чердака до атомного убежища со всем его содержимым, своей личной собственностью, поэтому захочет знать, зачем счетчик вам понадобился.

– Большой Джим Ренни этого не узнает.

Она приняла его слова без комментариев.

– Хотите поехать со мной в редакцию? Послушаете речь президента, пока я стану верстать газету. Могу сразу сказать, работа будет на скорую руку. Одна статья, полдюжины фотографий для местного потребления, никакой рекламы осенних распродаж в «Универмаге Берпи».

Барби задумался над этим предложением. Завтрашний день ожидался трудным. Предстояло не только готовить пищу, но и задавать вопросы. Приниматься за прежнюю работу и, возможно, использовать прежние методы. Следовало хорошенько отдохнуть. Но он все равно вряд ли уснет, вернувшись в свою квартирку над аптечным магазином.

– Хорошо. Кстати, я обладаю всеми необходимыми навыками офисного работника. А еще могу сварить крепкий кофе.

– Мистер, вы в деле. – Она подняла правую руку, и Барби шлепнул своей ладонью по ее пятерне. – Могу я задать еще один вопрос? Не для печати?

– Конечно.

– Этот фантастический генератор. Вы его найдете?

Барби все еще думал, когда она остановилась перед домом, нижний этаж которого занимала редакция «Демократа».

– Нет, – наконец ответил он. – Это был бы слишком легкий выход из положения.

Она вздохнула и кивнула. Потом схватила его руку.

– Как думаете, если я помолюсь за ваш успех, это поможет?

– Точно не повредит.

4

В День Купола в Честерс-Милле функционировали только две церкви, и обе предоставляли услуги под протестантским брендом (хотя общего у них было куда меньше, чем различий). Католики ездили в церковь Девы Марии Безмятежных Вод в Моттоне, а десяток евреев, если ощущали необходимость в духовном утешении, – в синагогу Бет Шалом в Касл-Роке. Когда-то в Милле работала и унитарианская церковь, но в конце восьмидесятых она приказала долго жить из-за отсутствия прихожан. Все сходились на том, что ее отличало очень уж хипповое отношение к духовным проблемам. Теперь это здание занимал магазин «Новые и подержанные книги».

Оба пастора Честерс-Милла в тот вечер преклонили колени (Большому Джиму Ренни очень нравилось слово «коленопреклоненные»), но способом обращения к Господу, настроением и ожиданиями они отличались, как небо и земля.

Преподобная Пайпер Либби, которая обращалась к своей пастве с кафедры Первой Конгрегациональной церкви, больше не верила в Бога, хотя и не делилась этим фактом с прихожанами. Лестер Коггинс, с другой стороны, верил как мученик или безумец (возможно, эти два слова означали одно и то же).

Преподобная Либби, все еще достаточно красивая, чтобы в свои сорок пять выглядеть привлекательной, преклонила колени перед алтарем в почти кромешной тьме (генератором церковь Конго не обзавелась), а Кловер, ее немецкая овчарка, лежал позади нее, уткнувшись носом в лапы и прикрыв глаза.

– Привет, Которого-нет. – В последнее время она именно так называла Бога, оставаясь с ним наедине. В начале осени звала его Великий-наверное. Летом – Всемогущий-возможно. Последнее имя ей особенно нравилось. Звучало красиво. – Тебе известна ситуация, в которую я попала. Ты должен знать, я достаточно часто обсуждала ее с Тобой, – но сегодня я хочу поговорить не об этом. И Ты, наверное, этому рад. – Она вздохнула. – У нас катастрофа, мой Друг. Надеюсь, Ты понимаешь, что произошло, потому что я, к сожалению, нет. Но мы оба знаем, что завтра это место заполнится людьми, которые в час беды обратятся за содействием к Небесам.

Тишина царила как в церкви, так и за ее стенами. «Слишком тихо», как говорили в старых фильмах. Случалось ли на памяти Либби, чтобы Милл так затихал субботним вечером? Ни шума транспорта, ни грохота барабанов одной из рок-групп, которые по субботам играли в «Дипперсе» (на афише обязательно указывалось «ПРЯМИКОМ ИЗ БОСТОНА»).

– Я не собираюсь просить Тебя показать Твою волю, нет во мне больше убежденности, что у Тебя действительно есть воля. Но если каким-то чудом Ты все-таки здесь есть – такая вероятность существует, я с радостью это признаю, – пожалуйста, помоги мне сказать людям что-то нужное. Дать им надежду не на Небесах, а прямо тут, на Земле. Потому что… – Либби не удивилась, обнаружив, что уже плачет. Теперь она часто плакала, но всегда в уединении. Когда дело касалось священников и политиков, слезы на публике жители Новой Англии не одобряли.

Кловер, чувствуя ее печаль, заскулил. Пайпер повернулась к нему, велела лежать тихо, вновь обратила лицо к алтарю. Она полагала, что распятие – религиозная разновидность галстука-бабочки, логотипа «Шевроле». Какой-то человек увидел это изображение на обоях одного парижского отеля и воспользовался им. Настолько такой рисунок ему понравился. И если кто-то воспринимает подобные символы как божественные, значит, у него не в порядке с головой.

Тем не менее она продолжила:

– Потому что, я уверена, Ты знаешь, Земля – это все, что у нас есть. Я хочу помочь моим людям, тут двух мнений быть не может. Это моя работа, и я по-прежнему хочу ее выполнять. Предполагая, что Ты есть и что Тебе небезразлично – признаю, предположения шаткие, – прошу, пожалуйста, помоги мне. Аминь.

Она поднялась. Фонарь с собой не брала, но предполагала, что сумеет выйти наружу без синяков на голенях. В своей церкви она знала каждый пятачок. Любила эту церковь. И не питала иллюзий ни относительно глубины своей веры, ни относительно своей любви к самой религиозной идее.

– Пошли, Клов. Через полчаса выступит президент. Еще один великий Которого-нет. Мы сможем послушать его по радио в машине.

Кловер послушно последовал за ней. Вопросы веры его не занимали.