День за днём Яррий и Ронта спускались вниз по реке Дадане, направляясь к морю. Яррий сделал челнок ещё на берегах Калавы из жёлтого луба, такой же гибкий и лёгкий, какой он оставил на месте оленьей охоты, вместе с другими челнами племени. Они спустились по Калаве в реку Саллию. Она впадала в Дадану на полдня ходьбы повыше Лысого Мыса и оленьей тропы. Где можно было, они плыли. Где было мелко или слишком много камней, они выходили на берег и вели челнок за собою на верёвке из стеблей крапивы или просто волокли его по мокрой траве, где он скользил легко, как рыба, потом опять спускали его в воду и плыли. Они садились, по обычаю, спина к спине и протягивали ноги в разные стороны. Яррий грёб веслом, а Ронта смотрела на воду и ждала очереди. Их нагие спины крепко опирались друг на друга. И в росистое, свежее утро это одно место было тёплым у обоих. Оно давало им тепло и грело всё их обнажённое тело.

В первую ночь они ночевали на острове, в тополевом лесу, вытерли огонь из сухого дерева, развели большой костёр и потом заснули. Они спали на одном ложе, как брат и сестра, и между ними лежало копьё, как общий защитник.

На другой день они вошли в Дадану и скоро проплыли мимо Лысого Мыса и места весенней охоты… Отсюда начинались места незнакомые. Дадана уходила от Анаков на запад, а куда именно, никто не знал. Все, однако, говорили, что Дадана – река огромная, протекает сквозь многие земли и доходит до дальнего моря. Они не терпели голода. Ибо в это время года на Дадану во множестве спускалась перелётная птица с соседних озёр – утки, крохали, гуси. Яррий был искусный охотник с дротиком и плоским деревом, и копьём. На берегу во время ночлегов они копали также корни, мучнистые и сладкие.

Солнце светило ярко. Было ясно и тихо. Им попадались олени; один бросился в воду и поплыл, но был он слишком далеко, и Яррий не мог достать его копьём. Гигантские шельхи стояли на берегу неподвижно, как будто каменные. Их ветвистые рога выступали на солнце, как обведённые резцом. Они смотрели на челнок равнодушно и презрительно, как будто это было дерево, проплывшее мимо.

– Есть ли здесь другие люди? – сказала Ронта.

– На что нам люди? – возразил Яррий со смехом. – Мы двое – люди. Хорошо нам.

Он широко ударил веслом и громко запел песнь гребца, которую Анакские юноши пели на реке летом во время охотничьих поездок:

Он пел и грёб в такт песни и с каждым звуком и взмахом чувствовал, словно входит в него что-то сильное и сладкое. Плечи его широко двигались, как будто с них упало тяжёлое бремя.

– Анаки остались далеко сзади. Во век бы не видеть их…

Он привстал на куске кожи, служившей ему сиденьем.

– Игой! – крикнул он звонко и протяжно, как молодой жеребец, который призывает на вольном лугу и сам не знает кого, – короткогривую подругу свою, или сердитого соперника.

– Иго-го-гой!

Река Дадана текла широко, мощно и спокойно. Её повороты тянулись на добрый людской перебег от плёса до плёса. Берега исчезли из глаз, и дальние мысы чуть всплывали в синем тумане, как марево. Река расстилалась перед глазами широко и прямо, как зеркало.

Потом берега стали выше, а русло уже. Дадана встретила на пути горный хребет и прорезала его насквозь. Она стала глубже, полноводнее и быстрее. Она катилась теперь среди двух высоких стен, и по обе стороны её простирались крутые, дикие скалы.

Челнок быстро плыл мимо. Крутые берега уходили назад и исчезали навсегда.

И на одном повороте совсем неожиданно они увидели женщину. Она сидела на самом краю и смотрела на реку. Была она совершенно нагая, и тело её, особенно груди, были смуглее, чем у Анакских жён. Волосы у неё были длинные, чёрные, как вороново крыло.

Она распустила их на плечи и расчесала белым костяным гребнем.

При виде этих волос и гребня у Яррия странно заныло сердце, ибо жёны Анаков с такой же заботой чесали свои волосы и заплетали косы перед брачным обрядом, и гребень считался брачной принадлежностью.

Челнок проплыл близко к берегу, но женщина не шевелилась. Она чесала волосы и пела песню, – тихую, длинную, тягучую, как нить. И казалось, что над рекою Даданой течёт другая река, тихо-звучная, незримо-струйная.

Челнок проплыл мимо; женщина осталась сзади, и песня её слабела и замерла.

– Кто это? – сказала Ронта с удивлением. – Женщина, ДУХ?..

– Не знаю, – сказал Яррий, потом прибавил невольно: – Нет, это не дух.

Он вспомнил груди женщины. Они были небольшие, как у девочки, но странно удлинённые, даже слегка повисшие книзу. Они показались ему какими-то редкими плодами.

Он повернулся назад и посмотрел в пол-оборота на спутницу. Груди у неё были такие же недоразвитые, бёдра – узкие. Волосы её были короче. Они не были расчёсаны и падали на плечи беспорядочной гривой. Вся фигура Ронты походила на мальчика.

И, отвечая взгляду своего друга, Ронта оживлённо сверкнула глазами и сказала с ребяческим задором:

– Вернёмся посмотрим?

Яррий послушно взмахнул веслом и повернул челнок. Но ехать назад было труднее. Они лепились к берегу, борясь с течением реки, не пропуская ни одного изгиба, и когда, наконец, показался тот же мыс, теперь уже знакомый, женщины не было. Они пристали к берегу и долгое время ходили по взгорью, но ничего не нашли. Даже следов не осталось нигде, как будто эта женщина не ушла, а растаяла.

Яррий посмотрел на спутницу с некоторым смущением, но она улыбалась. Дети Анаков любили играть в прятки в зелёных лесах у Даданы и у Калавы. Ей казалось, будто она ищет и не может найти спрятавшуюся подругу. И, видя смущение юноши, она весело засмеялась и сказала:

– Поедем дальше.

Они отплыли и скоро уже огибали новый плёс вниз по течению.

Ронта как будто тотчас же забыла о таинственной встрече. Она радовалась каждой новой птице и каждому утёсу незнакомых очертаний и спрашивала без умолку:

– Яррий, что это? Яррий, где же мы?

И Яррий большей частью отвечал, как в первый раз:

– Я тоже не знаю.

Они пристали на ночлег под высокой скалой, развели огонь и поужинали, но спать им не хотелось.

Полная луна светила на реку и отражалась внизу второй луной. Длинный серебряный след ложился на воду.

– Это дорога наша лежит, – сказала Ронта.

Она посмотрела в глубь вод, на ту, вторую луну, потом подняла глаза вверх, как будто для сравнения.

– Что это за знаки? – спросила она, разглядывая тёмные пятна на белом, широком лице луны.

Яррий пожал плечами:

– Нос как будто и глаза. Говорят: лицо Дракона.

– Пенна говорила, – сказала Ронта, – что это совсем не глаза. Это Лунные Анаки, мальчик и девочка.

Яррий улыбнулся.

– Как же они попали туда?

– Дракон изловил их арканом лунного луча и поднял к себе, чтобы не было скучно.

– Ты смеёшься, – сказала она обидчиво. – Не веришь мне?

– Я не смеюсь, – сказал Яррий. – Они, как мы, эти лунные Анаки. Я знаю, как их зовут: Яррий и Ронта. И если ты хочешь, мы тоже поднимемся, сами собою, по лучу солнечному, взойдём на солнце и будем жить в сиянии.

Ронта посмотрела на него с лёгким недоверием.

– Разве ты тоже колдун, как Исса и Спанда?

– Если ты захочешь, – повторил Яррий, – я стану колдуном больше, чем Спанда.

Ронта засмеялась.

– Отлично, – сказала она. – А только я спать не хочу. Пойдём лучше, ещё раз походим по горам.

Они погасили огонь, спрятали челнок в расселину утёса и укрепили его камнями, чтобы его не мог снести внезапный порыв налетевшего ветра. Потом Яррий взял копьё и два дротика.

Ронта тоже взяла дротик и пошла вперёд, стройная и лёгкая. Они шли гуськом, друг за другом. Шаги их были неслышны, и тела их блестели в ночном сиянии луны.

Берег реки перешёл в высокую равнину. Местами темнели леса, как чернильные пятна, потом расстилались широкие луга. В свете луны они были пушисто-матовые, как мех.

Там и сям торчали группы скал и камней, странных, обрывистых, поросших снизу мхом и травой, а вверху обнажённых. Их голые верхушки выступали на ночном небе чёткими чёрными зигзагами.

Путники прибавили шагу, потом побежали вприпрыжку, как бегут оленята после водопоя, попали в густую тень ближайшей группы скал, мелькнули быстрыми пятнами по освещённому полю, снова попали в тень.

Яррий внезапно остановился.

– Смотри, – шепнул он, – на левой стороне.

– Где? – спросила Ронта. – Я не вижу.

– Там, вверху, – указал Яррий. – Постой немного.

На верхушке ближайшей скалы мелькнула голова. Она появилась из тени на свет и с минуту оставалась как будто отрезанная. Это была голова козла. Можно было видеть длинную бороду и тонкие рога, отогнутые назад. Голова повернулась влево. Борода закачалась.

«Хм, хм», – донеслось тихое, будто простуженное покашливание. Ещё минута, и голова спряталась. Снова донеслось «хм, хм», уже из темноты, и всё стихло.

– Не спит, сторожит, – сказал Яррий.

– Глупый козёл, – засмеялась Ронта. – Полезем посмотрим.

Они пригнулись и поползли в траве, потом свернули вправо и стали подниматься по узкой лощине вверх. Дальше начинались скалы. Они перелезали от камня к камню неслышно, как змеи, и, наконец, добрались до верху. Наверху была площадка в выемке меж скал. Они посмотрели осторожно из-за широкого камня и увидали группу коз, устроившихся на ночлег. Здесь были маленькие и большие. Они лежали на жидкой траве, положив головы на камни. Все они казались чёрного цвета, но можно было различить, что козлята темнее маток.

Глаза Яррия блеснули. Он поднял дротик и стал метиться в ближайшего козла.

– Постой!

Ронта, в свою очередь, схватила его за руку.

– Смотри вниз!

Далеко внизу, на той самой дороге, по которой они взобрались, мелькнула тень, скрылась, опять мелькнула.

Эта часть подъёма была плохо видна козлу-сторожу. Очевидно, ещё охотник подбирался к добыче.

– Росомаха, – шепнула Ронта.

– Нет, другое, – сказал Яррий, приглядываясь.

– Волк?

– Не волк.

– Бурый?

– Не знаю, – сказал Яррий нерешительно. – Бурый… Кажется, не совсем бурый.

– Бежим, – сказала Ронта.

– Смотри туда, – сказал Яррий вместо ответа. – Дальше, – прибавил он, следуя глазами за взглядом Ронты. – Налево.

На левой стороне, на открытом лугу, между двумя группами деревьев мелькнула новая тень, метнулась через поле и снова исчезла.

– Подождём здесь, – сказал Яррий решительно.

Они припали между камней и глядели на дорогу, сжимая в руках дротики. Та тень, что была ближе, мелькнула снова. Потом между камнями появилась фигура и стала подниматься вверх, пользуясь каждым прикрытием.

Яррий и Ронта с удивлением смотрели на неё. Это была не пантера, не волк и не бурый, хотя по величине и по движениям она немного подходила к последнему.

Она была тёмная, плотная, с крепкими, короткими ногами, но шерсть на её спине была редкая и совсем не походила на пышный медвежий мех. И вместо острого рыла у неё было широкое лицо и большие круглые глаза, которые беспокойно поглядывали по сторонам.

– Вот это дух, – сказала Ронта, скорее с любопытством, чем со страхом.

Яррий нерешительно кивнул головой.

– Лицо, как у человека, – сказал он в виде подтверждения. – Какая походка странная! Посмотри-ка, у него такие же руки, как у нас. Нет, это не дух, – сказал он с внезапным презрением. – Видишь, он ползёт на кулаках, как маленький ребёнок.

Фигура остановилась, соображая. Она, очевидно, подбиралась к козам, но эта дорога ей не понравилась. Она свернула дальше вправо, продолжая, впрочем, слегка подниматься вверх, и скрылась за поворотом.

– Как он убьёт? – сказал Яррий с любопытством.

Прошло несколько минут напряжённого ожидания.

– Где он? – хотела сказать Ронта, но в эту минуту слева раздалось: «хм, хм», громче и тревожнее прежнего. Стадо вскочило на ноги и ринулось вниз.

Странный охотник, видимо, обошёл кругом и зашёл с противоположной стороны, но невовремя попал на глаза чуткому сторожу.

Козы бежали прямо на молодых Анаков. Яррий не выдержал. Он вскочил на ноги и бросил дротик в большого козла, бежавшего последним. Дротик попал под левую лопатку. Козёл сделал огромный прыжок и упал на бок.

Чёрный охотник тотчас же показался сзади. Он бежал быстро, но довольно неуклюже, как прежде, опираясь руками на сжатые кулаки.

Ему, очевидно, не удалось убить ничего. Увидев чужую добычу, он остановился поодаль, рыча.

Яррий выставил вперёд копьё. Этот охотник был опаснее козла, и нельзя было полагаться на дротик.

Чёрный охотник поднялся на ноги и теперь стоял перед ними прямо, как человек, и смотрел на них, скаля зубы в свирепой гримасе. На правой щеке у него был беловатый рубец, видимо, след раны, доходящий до рта и с этой стороны обнажавший ещё выше два крупных белых клыка.

Он яростно фыркнул и погрозил Яррию кулаком.

– Что тебе надо? – невольно спросил Яррий, потрясая копьём.

– Грруар! – ответил выразительно Чёрный, поглядывая на козла.

Яррий двинул копьём.

– Не трогай, – поспешно сказала Ронта. – Это Лесные Анаки.

Анакская легенда говорила, что где-то в тёмных лесах обитают лесные жители. Они не умеют говорить и ловят зверей руками, не зная копий. И замечательно, что легенда, которая за Селонами и за Тосками, ближайшими соседями и врагами Анаков, не признавала даже имени людей и называла их просто «чужими чертями», – в виде контраста называла этих лесных жителей Лесными Анаками, как будто желая подчеркнуть родство своего племени с ними.

– Что тебе надо? – повторил Яррий, растягивая слова для отчётливости.

– Гррм! – проворчал Чёрный уже на другой лад, потом быстро повернулся и побежал в сторону на двух ногах, как человек.

Яррий и Ронта, совершенно забыв о козле, побежали за ним.

Чёрный пробежал несколько шагов, потом, видя, что его преследуют, упал на руки и устремился вниз быстрее и быстрее, кубарем, как им показалось, скользнул по косогору и скрылся из глаз.

Яррий и Ронта тоже сбежали с утёса и помчались через поле.

От первой группы скал, мимо которой они недавно прошли, доносился шум борьбы.

Козы убежали в этом направлении и, должно быть, попались другим охотникам.

– Это был загонщик, – соображали Анаки. – Стало быть, у этих лесных жителей есть свои охотничьи планы, как у настоящих людей.

Первая группа скал была меньше и ниже второй.

Хитрость лесных Анаков в том и заключалась, чтобы направить коз к этому месту, более удобному для преследования.

У подошвы этих скал Яррий и Ронта увидели трёх лесных охотников. Они были счастливее загонщика, ибо им удалось изловить одного козла. Он лежал на земле и дрыгал ногами, а они били его по голове деревянными палицами. Они были так увлечены своим делом, что не обратили внимания на подбежавших молодых людей.

В левой стороне слышался какой-то странный лай или плач. Нельзя было разобрать, – дети это или шакалы. Молодые люди побежали туда и увидели странное зрелище. Здесь был обломок скалы, довольно высокий и совершенно отвесный. Молодой козлёнок бог знает как в темноте с перепугу заскочил на эту скалу. Он стоял на верхушке, и снизу было видно, как тело его дрожит от ужаса и напряжения.

Три тёмные фигуры бегали кругом подножия и лаяли от злости. Они пытались подняться на скалу, но с полдороги срывались вниз. Один из них схватил палицу и бросил в козлёнка, но она не долетела.

Яррий посмотрел и засмеялся. Гримасы и движения ночных охотников были чересчур забавны. Он подошёл к скале, не обращая на них внимания, и стал подниматься вверх, опираясь на копьё. На полуподъёме пришлось и ему остановиться. Но он утвердил на выступе камня правую ногу, выпрямился, крепко опёрся левой рукой на копьё и бросил дротик. Козлёнок подпрыгнул всеми четырьмя ногами и рухнул к подножию скалы.

– Гррм! – заревели единодушно Лесные Жители и подхватили козлёнка, как будто на лету.

Яррий сделал несколько шагов вниз, потом опёрся копьём о скалу и спрыгнул на землю.

Один из лесных людей поднялся к нему навстречу. Это был загонщик. Яррий узнал его по шраму над щекой.

Он сделал шаг по направлению к юноше. В руке у него была палица. Он, должно быть, оставлял её внизу, чтобы легче карабкаться по камням.

Яррий тоже сделал шаг вперёд, не выпуская из рук копья. Чёрный загонщик пристально посмотрел на Яррия, потом быстрым движением отбросил палицу в сторону. Яррий немного подумал.

– Хорошо, – сказал он. Он не стал бросать копья, а передал его подошедшей Ронте.

Чёрный посмотрел на это с видимым одобрением.

– Гррам! – сказал он и мотнул головой.

– Тебя зовут Гррам? – переспросил юноша. – Меня зовут Яррий Анак.

Чёрный сделал ещё шаг вперёд и протянул правую руку к Яррию.

– Аггру!

– Союз? – переспросил юноша, как будто Чёрный говорил на языке совершенно понятном. – Хорошо.

Он тоже шагнул вперёд и протянул свою руку. Они пожали друг другу руки, причём Яррий почувствовал, что у Чёрного ладонь мягкая, почти как ладонь ребёнка.

Потом, преодолевая смутное чувство отчуждения, он приблизил своё лицо к лицу Чёрного и потёрся об его щёку, по обычаю Анаков. Он почувствовал под кожей его лица крепкую челюсть, как у гиены или у льва.

Чёрный неожиданно положил руку ему на голову и искусно захватил и вырвал несколько волосков. Яррий чуть не крикнул от боли и гнева, но Чёрный уже совал ему в руки свою толстую, короткошёрстую голову. С тайным злорадством Яррий захватил своими крепкими пальцами большую щепоть и дёрнул её изо всей силы.

Чёрный не крикнул, а как-то хрюкнул от боли, но тотчас же поднял голову и дружелюбно посмотрел на юношу. По-видимому, ему понравился столь энергичный способ заключения союза.

Ещё один Чёрный подошёл, сначала несмело, потом смелее и ближе. Он тоже мотнул головой и сказал:

– Гррам!..

– Ты тоже Гррам? – спросил Яррий. – Да, конечно.

Второй Гррам был потоньше загонщика, должно быть, моложе. Он заинтересовался Ронтой больше, чем юношей, подошёл к ней и коснулся пальцем её плеча.

Но Яррий, не долго думая, повернулся к нему, оскалив зубы и зарычал: «Груарр!» почти так же выразительно, как Гррам-загонщик над трупом первого козла.

Второй Гррам понял и оставил Ронту в покое. Другие тоже подошли и обступили Анаков. Их было шестеро.

– Гррам! – говорили они.

Это было, должно быть, не только имя племени, но и взаимное приветствие.

Молодые Анаки с удивлением рассматривали это диковинное племя. Ронте всё ещё казалось, что это могут быть духи. Ибо ей было известно, что духи так же охотятся и убивают добычу, как люди. Но ведь духи умеют, кроме того, летать или нырять под землю. Они дышат пламенем, меняют своё тело по произволу на волчье, или птичье, или мушиное. Эти не делали никаких чудесных штук. Они поступали, как обычные люди или звери. Переступали с ноги на ногу, чесали себе спину. Они были слишком неуклюжи для хищных, проворных духов. Все они были страшно похожи один на другого, кроме того, что у загонщика был шрам, а второй товарищ его был тоньше телом.

Груди и плечи и всё их сложение было похоже на людей, только ноги у них были короче, а руки, напротив, длиннее. Большие пальцы на ступнях торчали врозь. У них были толстые губы и крепкие челюсти с могучими зубами. Всё тело их, кроме лица, было покрыто бурою шерстью. На груди и спине шерсть была редкая, но живот и ноги до колен были мохнатые, как у козла.

– Какие они, – сказала Ронта с гримасой, обращаясь к Яррию.

Яррий в ответ улыбнулся.

– На кого они похожи? – сказал он, подыскивая сравнение. – На Илла, докончил он и засмеялся.

Загонщик вопросительно поднял голову, потом тоже оскалился и одобрительно кивнул головой. Ронта и Яррий посмотрели друг на друга и расхохотались.

Действительно, у грузного Илла была такая же грудь и квадратные плечи, и даже массивные челюсти. Только ноги у него были длиннее и волосы реже и другого цвета.

Пришли ещё двое Гррамов. Они тащили первого козла, убитого Яррием. Трое Гррамов взвалили на плечи по козлу и пошли, согнувшись. Двое убежали вперёд. И Яррий снова увидел, что они падают на руки, согнув кулаки, и бегут на четвереньках быстрее, чем на двух ногах. Загонщик пошёл сзади всех, приглашая знаками молодых людей следовать вместе. Идти пришлось довольно долго, но Гррамы шли мерно, таща без особого усилия свою ношу. Они перешли большое поле и вошли в лес. Яррий раздул ноздри и потянул в себя воздух. Из тёплой сырости спящего леса на него пахнула острая струйка сухого, приятного запаха дыма. Они продолжали идти, как вдруг с высоких деревьев навстречу им скатились маленькие, чёрные, косматые зверьки.

– Ам! – кричали они. – Арм!..

Это были дети Гррамов. Они галдели громко и радостно. Подскочили к носильщикам и стали теребить козлов за ноги и за уши.

Передний Гррам протянул руку и погладил ближайшего по голове.

– Ап! – проворчал мальчик, словно челюстями щёлкнул.

В это время дети увидели чужеземцев.

– Яп, яп, яп! – забормотали они испуганно и прыснули обратно на деревья.

Жилище Гррамов помещалось, однако, не в лесу, а в пещере. Огонь горел в глубине, и снаружи его не было видно. Дым выходил в расселину в потолке пещеры. У стен пещеры были набросаны груды листьев и валялись старые кости, сухие, объеденные добела. В отличие от Анаков, мужчины и женщины обитали вместе. Племя было небольшое, человек тридцать вместе с ребятишками, которые не замедлили набиться в пещеру вслед за охотниками.

Женщины Гррамов были такие же чёрные, неуклюжие, но менее мохнатые, чем мужчины. Одна женщина подбросила дров в огонь. В пещере стало светло и немного дымно, ибо весь дым не успевал выходить сквозь расселину. Другие женщины снимали шкуры с козлов. У них были кремнёвые скребки, как у Анаков, но, в отличие от Анакских женщин, они больше работали руками и зубами.

Дети разделились на две группы. Одна следила за мясом, другая за чужестранцами. Эти юные любознательные Гррамы сидели на безопасном расстоянии у стены и старались не пропустить ни одного движения Анаков. Потом они стали смелее и принялись повторять движения и жесты гостей. И когда Яррий вынул нож и стал заскабливать изъян на древке копья, все они схватили по обломку палки и тоже стали скоблить её первым попавшимся сучком.

Яррий с удивлением заметил, что дети хватают сучья не только руками, но также и ногами. И ноги у них были странные, с мягкой подошвой, без пятки. Они как будто имели две пары рук спереди и сзади.

Наконец мясо было разделено на части. Ребятишки оставили чужестранцев и подскочили к женщинам. Самый нетерпеливый, не дожидаясь, схватил кусок и хотел убежать, но женщина поймала его за ухо.

– Мам! – закричал он жалобно и тотчас же закусил похищенный кусок и стал грызть его, ворча и задыхаясь.

Женщина бросила в огонь кусок жиру.

– Ам! – сказала она. На языке Гррамов это означало, по-видимому, «ешь!»

Она даже челюстями задвигала, изображая процесс еды. Это была жертва огню.

Через минуту все Гррамы сидели с кусками козлиного мяса в руках и с остервенением грызли сырые волокна и крепкие хрящи.

Анаки вообще-то ели и сырое мясо, не только варёное. Но в эту минуту, повинуясь безотчётному чувству, Яррий взял свою часть, наткнул её на палку и поставил жариться у огня. Один из маленьких Гррамов тотчас же оторвался от своего куска, поддел его на палку и стал жарить у огня, подражая Яррию.

– Сгорит, – сказал Яррий, видя, что мальчик придвинул мясо слишком близко к огню. Женщина взяла у мальчика кусок и стала поджаривать его на огне с большим вниманием. Другие дети тотчас же побросали свои куски и стали теребить женщин.

– Мам, мам! – кричали они наперерыв.

Скоро весь костёр был заставлен импровизированными вертелами с жарким. В этот вечер Яррий, помимо желания, своим примером увлёк всё племя Гррамов на более высокую кулинарную ступень.

Загонщик Гррам ел медленно и с достоинством. Окончив свою долю, он посмотрел на Яррия, потом взял копьё, прислонённое рядом к стене, и стал внимательно рассматривать кремнёвое лезвие, обвязки из сухожилий, потрогал пальцами грани кремня, даже на язык попробовал, потом одобрительно покачал головой и отставил копьё в сторону.

Молодой Гррам сидел на почтительном расстоянии и, не отрываясь, смотрел на белое лицо Ронты, и в глазах его перебегали отсветы от дымно-багрового костра.

Третий охотник неожиданно схватил палку и бросил её в противоположную стену навесно, как дротик. Он тоже подражал манере Яррия. Палка отскочила назад и ударила в плечо женщину. Она сердито заворчала, потом засмеялась, схватила ветку и бросила в голову охотнику. Они тотчас же схватились и стали возиться, а дети прыгали кругом и весело кричали: «Гррм, Гррм!»

Ронта смотрела на эту возню с удивлением. Анакские нравы не допускали ничего подобного. Но скоро всё прекратилось. Гррамы стали укладываться на ночлег парами и гнёздами: мужчина, женщина и маленькие дети вместе.

Одна из женщин подбросила дров в огонь и села настороже у груды сухих сучьев, приготовленных на ночь. Гррамы слишком ценили свой огонь, чтобы оставить его без наблюдения и пищи даже на время ночного сна. Женщины Гррамов не усыпляли углей под серой золою. Они хранили свой племенной очаг живым и бессонным с утра до вечера и с вечера до утра.

Усталая Ронта тоже свалилась на груду листьев и тотчас же заснула. Яррий улёгся рядом, сжимая копьё, готовый вскочить на ноги при первой тревоге.