Общество и церковь были в сложной ситуации – прелюбодеяние является подкопом под общественные устои, изнасилование – преступление, выливать дарованную мужчинам Богом сперму куда попало (и тем более в других мужчин) нельзя. Остается только блуд со свободными распутными женщинами. Это тоже грех, но зато не преступление – то есть действительно лучшее из зол.

Роберт Фоссье называет проституцию в Средние века социальным регулятором. Проститутки удовлетворяют ради сохранения порядка «неудержимые инстинкты молодежи или даже зрелых людей, не получившие удовлетворения». Изучая документы – судебные, изобразительные, нарративные, он пришел к выводу, что «далекая от того, чтобы добиваться воплощения такой безрассудной утопии, как искоренение проституции, о чем во все века мечтали наивные либо невежественные моралисты, средневековая Церковь видела здесь единственно допустимую уступку тирании пола – разумеется, она осуждала проституцию, но плотно ее контролировала. Она брала на себя, причем по согласованию с муниципальными чиновниками и в специальных домах, нередко ей и принадлежавших, содержание «публичных девок», которых, впрочем, она пыталась поместить в общину или на службу к священнику, когда в силу возраста им приходилось оставить эту деятельность. В принципе доход с «дела» получал муниципалитет, но, чтобы избежать постепенного формирования групп мужчин-«профессионалов», которые бы наживались на девушках, Церковь не отказывалась от пожертвований клиентов, тем самым частично искупавших свой грех. В городах подобные «аббатства», «веселые замки», «удобные местечки» или «маленькие бордели» зачастую группировались близ церквей, на мостах, напротив дворцов… Что касается «неорганизованной» проституции на открытом воздухе, она представлялась не менее очевидной: то, что известно о ярмарках, торговых рядах или о процессиях псевдокающихся, показывает, что там были толпы женщин без покрывала, без достойной одежды, тех самых meretrices, которые предлагали себя первому встречному».

Милла Коскинен согласна с ним в том, что касается отношения церкви к проституции и даже ее покровительства «жриц любви», но иначе объясняет мотивацию: «Средневековые законники и моралисты относились не то что к конкубинажу, но и к проституции с удивительной толерантностью. Не из милосердия, а потому, что вообще считали, что в этой роли женщина просто следует зову своей природы. И снова скажем, что в ту эпоху подобное мнение базировалось не на каком-то мистическом сексизме и шовинизме мужчин. Отцы церкви были людьми учеными и знали о том, что женская сексуальность значительно отличается от мужской. Они знали, что девочки развиваются быстрее своих сверстников и что интерес к противоположному полу у них просыпается раньше. Они принимали во внимание, что женщина по природе более эмоциональна, чем мужчина, и что эта эмоциональность, вкупе с невинностью ума и уже проснувшейся сексуальностью, могут легко довести девицу до беды. Особенно в компании молодых людей, которые, в свою очередь, предрасположены быстро переходить от бесед к более интимным занятиям, особенно под влиянием вина».

Любопытна еще такая типично средневековая практичность – автор одного трактата XIII века сравнивал проституток с купцами, потому что они тоже продают товар – свое тело, и так же как купцы имеют право получать деньги за этот товар. Поэтому то, что они берут деньги, – вовсе не грех. Порочной и бесстыдной продажная женщина, по мнению автора трактата, становится лишь тогда, когда начинает получать удовольствие от своей работы.