Глава 6
О России судить, применяяся к другим государствам европейским, есть то ж, что сшить на рослого человека платье по мерке, снятой с карлы. Государства европейские во многих чертах довольно сходны между собою; знавши о половине Европы, можно судить о другой, применяясь к первой; но о России судить таким образом не можно, понеже она ни в чем на них не похожа.
И.Н. Болтин «Примечания на историю древния и нынешния России г. Леклерка»
Покинули вагон-ресторан, когда начинало смеркаться и под потолком загорелись лампы. Сергей напевал что-то себе под нос, Иван поглаживал живот, шагавший первым Олег выглядел спокойным.
Вступили в свой вагон и прошли коридор почти до конца, когда из соседнего купе вышел мужик, довольно рослый, в синих тренировочных штанах, шлепанцах и бордовой майке. Повернул голову, и стали видны его глаза – совершенно черные, как два шарика из гудрона.
Олег среагировал быстрее, чем Игорь успел что-то сообразить. Шагнул вперед, резко выбросил руку. Мужик покачнулся, начал падать, но Олег подхватил его, не дал свалиться.
Сергей напевать перестал. Иван издал звук, похожий на хрюканье.
Из купе высунулась маленькая остроносая женщина со встрепанными соломенными волосами.
– Что такое? – спросила она.
– Плохо ему стало, – сказал Олег. – У него сердце в порядке? Давление не скачет?
– Ах, что же делать?! – женщина побледнела, прижала руки к лицу. – Как мне быть? Что делать?
– Мы занесем его в купе, – предложил Олег. – А вы отправляйтесь к проводнице. Пусть она сообщит начальнику поезда, а тот вызовет врача на ближайшей станции. Понятно?
– Да, конечно… – Женщина выскочила в коридор, побежала в сторону купе проводника.
Олег и Иван занесли мужика в купе, уложили на нижнюю полку. Стало видно, что лицо у одержимого чистое, без синяков. Удар Олега, стремительный и сильный, следов не оставил.
Вернулась женщина с встревоженной проводницей. Та заглянула в купе и убежала обратно.
– Мы пошли, – сказал Олег. – Если что, обращайтесь. Мы тут, рядом.
– Да, конечно. Спасибо вам большое. Спасибо… – залепетала женщина.
Открыл купе Иван, а когда все четверо оказались внутри, резким движением закрыл дверь.
– О боже! Ну как такое могло произойти? – Сергей сжимал и разжимал кулаки, лицо его кривилось. – Одержимый под боком! Это невероятно!
– Все вероятно, – сказал Олег. – Этот тип теперь не очнется как минимум сутки. Я ударил его хорошо. Весь вопрос в том, успел ли он понять, кого именно увидел. Если успел, нас встретят на ближайшей станции. Хотя нет, ближайшая – это Харьков, до него пятнадцать минут. Не успеют. Потом Белгород – вот там, скорее всего, нас будут ждать.
– Кто? – спросил Игорь, чувствуя, как потеют ладони, а сердце бьется чаще и чаще.
– ОМОН, спецназ, кто угодно. Те, кто умеет убивать и кем командуют одержимые. Объявят, что в вагоне едут опасные террористы, то есть мы, оцепят и пойдут на штурм. Остальных пассажиров эвакуируют. Обычное дело, чрево неба.
– А мы… что? – Игорь сглотнул.
– Будем драться! – рыкнул Иван. – Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое, если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться, как сказано в Писании. Грех страшный – безропотно подчиняться злу.
– Ох, не зря я автомат прихватил, – вздохнул Сергей, и на лице его появилась проказливая улыбка.
Поезд начал замедлять ход, за окном замелькали огни большого города.
– Проходящие поезда таможню отстаивают в Харькове, – сказал Олег. – Но она нам сейчас совершенно не нужна.
Он встал и, к удивлению Игоря, открыл дверь. Некоторое время постоял, а потом провел перед собой открытой ладонью, точно рисуя линию от одного косяка до другого. Вторую линию начертил по вертикали, а третью и четвертую – из углов крест-накрест.
Игорю показалось, что в дверном проеме возникла полупрозрачная пелена, но пропала прежде, чем успел присмотреться.
– И что? – спросил он.
– А то, что таможенники теперь сюда не войдут, – ответил Сергей. – Пройдут мимо, не обратив внимания. Но тем, кто явится нас убивать, – он хихикнул, но совсем невесело, – она не помешает.
Поезд остановился, в окно вплыл силуэт харьковского вокзала. Через открытую форточку донеслись голоса, шум шагов, стали видны торопившиеся по платформе люди.
– Приготовим оружие, – сказал Олег.
Сергей полез под нижнюю полку за рюкзаком. Иван достал сумку из ниши над дверью, вынул из нее большой черный пистолет, передернул затвор, вытащил и вставил на место обойму.
– «Беретта» девяносто два, – сказал он с нежностью. – Здоровенная дура, но мне нравится. Приятно чувствовать у себя в руке настоящее оружие, а не легковесную игрушку. У тебя чего?
– Э… вот, – Игорь продемонстрировал вынутый из пакета с бельем «ПСС».
– Специальный самозарядный с химическим патроном «СП-4», – проговорил Иван. – Мал, конечно, но для того, кто хочет скрыть, что имеет при себе оружие, самое то. И стреляет совершенно бесшумно…
Из коридора донесся шум шагов, зазвучал встревоженный голос женщины из соседнего купе.
– Врача привели, – сказал Олег.
Он вытащил «ПМ», оглядел и положил рядом с собой.
– Вот, смотрите, – гордо сказал Сергей, демонстрируя короткий автомат с длинной обоймой, торчавшей прямо из рукояти. Выкрашенный в серый цвет, он имел складной приклад и ременную петлю на корпусе. – Пистолет-пулемет «Айнгрэм M11». У меня и глушитель есть, да только зачем он теперь?
– Ты прямо на войну собрался, – усмехнулся Иван. – У тебя в рюкзаке случайно танка нет?
– Не захватил в этот раз.
Мимо открытой двери купе прошел усатый пограничник. На мгновение замедлил шаг, потер лоб, словно что-то вспоминая, и отправился дальше. Второй остановился буквально в метре от Игоря, все еще державшего пистолет в руке, и надрывно, со вкусом, зевнул.
По спине Игоря побежали мурашки.
– Не боись, – Иван хлопнул его по плечу. – Он нас не увидит и не услышит, даже если мы запоем.
Пограничник зевнул еще раз и скрылся из виду.
На платформе Харькова простояли чуть меньше часа. Одержимого из соседнего купе выгрузили и увезли на «Скорой». Вскоре поезд тронулся, Игорь ощутил облегчение, но почти сразу страх вернулся.
Его начало самым натуральным образом трясти. Захотелось спрятаться, исчезнуть из этого поезда.
– Боишься? – спросил Олег, глядя Игорю прямо в глаза. – Этого нечего стыдиться. Страх смерти – нормальная вещь, а у тебя не было возможности научиться его преодолевать. И не пытайся скрыть свои чувства. Понял?
– Я не хочу… не хочу умирать… – зубы Игоря лязгали. – Вы ведь можете еще вернуться. А я?
– Вернешься ты в следующий раз или нет – сам никогда не знаешь, – заметил Сергей. – Вот такая штука. Как лотерея.
Игорь сидел, закрыв глаза, и пытался глубоко дышать, чтобы успокоиться. Помогало мало, внутри все подрагивало, сердце сбивалось с ритма. Крохотный пистолет в руке казался игрушкой, думалось, что в нужный момент не сумеет даже нажать спусковой крючок.
– Подъезжаем, – сказал Олег, – приготовились. Какое-то время у нас будет, но не думаю, что слишком большое.
Он встал и задернул занавески.
Игорь вздрогнул, подумал, что, может быть, ему дадут шанс уйти с другими пассажирами?
В тишине купе необычайно громко клацнул затвор.
Поезд остановился, проводница открыла дверь и со скрежетом опустила лесенку, через форточку стало слышно объявление по вокзалу: «Поезд номер десять «Донбасс» Донецк – Москва прибыл к первой платформе…»
– От окна отодвинься, – сказал Сергей. – Понятно, что не видно ничего, но они могут начать стрелять наугад.
Игорь судорожно кивнул и чуть отсел.
Высадились те, кто ехал до Белгорода, несколько пассажиров вошли. По коридору пошли российские таможенники. Но никто не спешил эвакуировать людей из соседних купе или стрелять по вагону. Теплый и тихий летний вечер висел над вокзалом, и ничто не нарушало спокойствия.
– Похоже, пронесло, – сказал Олег, когда состав дернулся раз, другой и начал набирать скорость.
– Ах, как жаль! – с сожалением воскликнул Сергей. – А мне так хотелось пострелять и кого-нибудь убить.
Судя по улыбке, он шутил.
– В другой раз постреляешь. – Иван зевнул. – В тире. Надо оружие убирать да спать ложиться.
Игорь ощутил, как отпускает жуткое напряжение, как расслабляются сведенные судорогой мышцы. Стало легко-легко, захотелось одновременно смеяться и плакать. Он вздохнул и вытер пот со лба.
– Надо, – кивнул Олег. – Игорь, пушку можешь поставить на предохранитель и спрятать в сумку.
– Да, я понял.
Сергей вытащил обойму из монструозного «Айнгрэма», и орудие убийства исчезло в рюкзаке. Тот занял свое место под нижней полкой, рядом с сумкой Олега. Иван залез наверх, принялся с шумом и ворчанием укладываться, точно большой медведь на зимнюю спячку.
«Эй, дубинушка, ухнем!» – завопило в кармане у Олега так, что возившийся с постельным бельем Игорь вздрогнул.
– Да, – сказал Олег, прижав сотовый к уху. – Привет. Что, на всех? Ты точно знаешь?.. Да, понял. Спасибо. До связи.
И он положил трубку.
– Что такое? – спросил Сергей.
– Плохие новости. В Москве на вокзалах усилены меры безопасности: патрули, собаки и все остальное. И всюду – одержимые. Достаточно много, чтобы отследить пассажиров на любом из поездов.
– Нас ждут, собаки! – рыкнул Иван.
– Именно, – кивнул Олег. – Придется сойти раньше. Надо только решить где.
– В Туле, – сказал Сергей. – Она от Москвы не так далеко, и поезд там останавливается. Я расписание остановок видел, так там написано, что на месте будем в семь с чем-то утра… Или в восемь?
– Я схожу уточню, – Олег двинулся к выходу из купе. – Вы ложитесь. Завтра всех разбужу за час.
И он исчез в коридоре.
Игорь подумал, что вряд ли сможет уснуть после такого стресса. Разделся и лег, простыню натянул под подбородок. Еще услышал, как вернулся Олег, уловил момент, когда Иван начал храпеть, а потом отключился.
Игорь был в своей квартире, на кухне, и Катя стояла в полуметре от него, около стола. Он видел ее профиль, чуть курносый, собранные в пучок на затылке русые волосы. Но пошевелиться, сделать шаг к жене не мог.
Не мог даже сказать о том, как сильно он по ней соскучился…
Катя что-то резала монотонными механическими движениями, в руке ее блестел нож. Свет из окна падал необычайно яркий, словно прямо в него светило солнце, хотя с этой стороны дома оно просто не могло появиться.
Игорь заставил себя сделать шаг, и в этот момент Катя повернулась. Он увидел, что половина ее лица, до сих пор скрытая, – голый череп. Блеснули желтые зубы, глянула пустая глазница, стали заметны копошившиеся в ней черви, белые и жирные, словно намазанные маслом.
Катя открыла рот, и из него вырвался стрекочущий, оглушающий звон…
Игорь отшатнулся и… ударился затылком о стенку купе.
– Что за бесовский грохот? – недовольно спросил сверху Иван.
– Будильник в моем телефоне, – ответил Олег.
– Время шесть тридцать, – сонно пробормотал Сергей. – Это что, нам пора вставать? Так рано?
Игорь с облегчением подумал, что это был сон, всего лишь сон. А потом с тоской – что Катю теперь можно видеть только в снах. Откинул простыню и принялся натягивать джинсы. Прихватив полотенце и вытащив из сумки зубную щетку и пасту, выбрался в коридор.
Вагон выглядел вымершим, пассажиры спали. В туалете через форточку врывался свежий ветер, слегка развеивал запахи мочи, кала и хлорки. Пол был мокрым, на полочке около раковины блестели лужицы.
Игорь плеснул в лицо холодной водой, намочил волосы, брызнул на шею. По телу побежал озноб, но зато стало легче, жуткий сон начал потихоньку развеиваться, бледнеть. Выдавил на щетку горошину пасты и принялся за чистку зубов.
Когда вернулся в купе, Иван и Олег пили чай, а Сергея видно не было. Скорее всего, он ушел курить.
Игорь сел на место, взял за ручку подстаканника.
– А что мы будем делать в Туле? – спросил он.
– Я думал по этому поводу, – ответил Олег. – Там есть один из наших. Он приютит нас до вечера. А там придет из Москвы машина, и нас заберут. Автомобильные дороги вроде бы не успели перекрыть.
Покончили с чаем, начали собирать вещи. Игорь стащил пропотевшую футболку, взамен надел новую. Попытался разгладить складки на животе и боках, но совершенно безуспешно.
– Три минуты, – Олег глянул на часы на руке. – Заранее светиться смысла нет. Как только остановится, выходим…
Игорь вскинул сумку на плечо, Сергей продел руки в лямки рюкзака. Поезд встал, и они вышли в коридор, зашагали в сторону тамбура. При виде собравшихся покинуть вагон пассажиров проводница вытаращила глаза:
– Эй, вы куда? Вы же до Москвы?
– Кто сказал такую ересь? – удивился Сергей. – На самом деле мы вышли давно, еще в Харькове… – голос его стал мягким, вкрадчивым, – ты просто забыла сменить белье в последнем купе…
Лицо проводницы на мгновение потеряло форму, оплыло, точно восковая маска, которую поднесли к огню. Потом вновь сделалось обычным, но смотрела женщина не на пассажиров, а куда-то в сторону, будто не видела никого перед собой.
Олег одобрительно кивнул:
– Хорошая работа. Пошли.
– Плохого не держим, – улыбнулся Сергей.
Они прошли немного назад по ходу поезда и по лестнице стали взбираться на перекинутый над путями мост. С лестницы свернули налево и спустились на площадь около здания вокзала.
Она выглядела довольно пустынной, у гостиницы «Москва» рядком стояли несколько такси, скучали собравшиеся в кучку водители.
Увидев потенциальных клиентов, они оживились, один выкинул недокуренную сигарету.
– Привет, мужики, – сказал Олег и назвал улицу.
– Моя очередь. Поехали, – сказал самый толстый из таксистов, лысый, с небольшой бородкой.
Машиной его оказалась потрепанная красная «шестерка».
– Ты звонил старику? – спросил Иван, когда все четверо влезли в машину.
– Вчера вечером, – ответил Олег. – Он нас ждет.
Здание вокзала осталось позади, и автомобиль вывернул на широкий проспект. На обочинах стояли дома в пять или девять этажей, меж них кое-где торчали современные офисные комплексы. Проспект закончился, стало видно здание областной администрации, а за ним – Кремль.
Мелькнул цирк, затем по мосту перебрались через небольшую речку.
После установленной на пьедестале «катюши» слева потянулся частный сектор: огороженные заборами участки, гаражи, одноэтажные дома старой постройки. Свернули направо, потом еще раз. И оказались в глубине большого массива из домиков, точно в настоящей деревне.
– Вон она, ваша улица Поленова, – сказал таксист еще через десять минут. – Какой дом?
– Высади тут, – ответил Олег, и в руке его появилась фиолетовая пятисотенная бумажка. – Спасибо.
Вытащили вещи из багажника, и таксист уехал. Только когда «шестерка» скрылась за поворотом, Олег проговорил:
– Пойдем.
И они зашагали туда, где над деревянным забором виднелись кирпичные стены, выкрашенная в красный цвет крыша, несколько больших яблонь. Дом казался старым, труба покосилась, доски в заборе местами прогнили, из щелей торчала трава. Когда подошли ближе, обнаружилось, что участок зарос крапивой и лебедой, а за яблонями не ухаживают.
В коре темнели трещины, торчали сухие ветки.
– Это еще что? – Сергей ткнул пальцем в ту сторону, где среди травы лежал блестящий «огурец» размером с надувную лодку.
– Кто же его знает? – в голосе Олега прозвучало удивление.
Подошли к калитке в заборе, Сергей взялся за висевшую на ней металлическую скобу на петлях и постучал.
– Грех-то какой, – проговорил Иван, теребя бороду. – Великий ученый, а электрический звонок поставить не может.
– Мало кто к нему ходит, я думаю… – сказал Олег. – Постучи еще раз. Сам знаешь, он глуховат.
Дверь открылась, и на крыльцо, кутаясь в длинный халат из темной ткани, выбрался худой старик в пенсне. Всплеснул руками и заспешил к калитке, на ходу приговаривая:
– Как же вы рано, голубчики. Как же вы рано…
– Я вчера сказал, что в восемь. Мы не опоздали. – Олег вытащил телефон из кармана и проверил время.
Стукнула щеколда, и старик открыл калитку.
Выглядел он настоящим профессором из советских фильмов первой половины двадцатого века – седая бородка, усы, высокий лоб и встрепанные белые волосы. Из правого уха торчал слуховой аппарат, а халат казался настолько засаленным, точно его никогда не стирали.
В бороде застряли хлебные крошки, из обшлагов торчали нитки.
– Ах, не опоздали, голубчики, – закивал старик. – Проходите. Если кто не знает, то я – Константин Эдуардович.
Игорь представился, и они пошли к дому. Прошли через полутемные сени, где стояли ведра и пахло сыростью, и оказались в прихожей. Тут пришлось избавиться от обуви и надеть выданные хозяином тапки – старые, дырявые и такие ветхие, словно их носил еще царь Соломон.
Из прихожей проследовали в большую комнату.
В центре ее находился громадный стол, заваленный кипами журналов и грудами книг. Над ним висела лампа без абажура, угол занимала большая русская печь. Вдоль стен стояли стеллажи, часть их оккупировали такие же книги, на других лежали инструменты, колбы, сосуды причудливой формы и вовсе непонятные штуки.
У окна располагался большой телескоп на треноге.
А с потолка на веревочках свешивались искусно сделанные модели летательных аппаратов: дирижаблей, воздушных шаров, самолетов, чудных устройств с множеством сопел и крыльями, как у летучей мыши.
Старомодное кресло с облезлой спинкой было придвинуто к столу, у стеллажей виднелись несколько табуретов.
– А я-то думал, что вы еще в Калуге, – сказал Сергей.
– Нет, голубчик. Там меня слишком хорошо знают. Пришлось перебраться. Садитесь, сейчас я чаю принесу. У меня, конечно, не очень уютно, но я думаю, что до вечера вы можете побыть.
– Спасибо за гостеприимство, – кивнул Олег.
Помимо той двери, через которую они вошли, в комнате имелось еще две – по сторонам от печки. Константин Эдуардович вышел в ту, что справа, но вернулся почти сразу.
Принес небольшой электрический самовар, расписанный красными и золотыми цветами, поставил его на край стола.
– Давайте, я вам помогу, – предложил Сергей.
Когда ушли вдвоем, Олег повернулся к Ивану и сказал:
– Попьем чаю, а потом придется караулить по очереди. Похоже, на нас начали серьезную охоту.
– Придется, видит господь. Как мы уедем отсюда?
– Степан нас заберет.
Скрипнула дверь, появился Константин Эдуардович с подносом, на котором стояли красные чашки в белый горошек и сахарница. Сергей принес ложки и большой бумажный пакет с печеньем.
– Прошу садиться, господа, – сказал хозяин дома. – Берите табуреты, присаживайтесь. Не стесняйтесь.
Игорь взял табурет от стеллажа с книгами, подсел к столу.
– Прошу подставлять чашки, – командовал Константин Эдуардович, снимая с самовара заварочный чайник. – Чай с жасмином, уж не обессудьте, если кто не любит. Но другого я почему-то не нашел…
Лицо старика на мгновение стало растерянным.
– И такого попьем, – сказал Иван, открывая сахарницу. – Ага, кусковой. Можно вприкуску…
Они пили чай, ароматный, крепко заваренный, грызли сахар и печенье. А хозяин дома, лишь изредка прикасаясь к чашке, громогласно вещал, глядя куда-то в потолок, и глаза его истово поблескивали за стеклами пенсне. Сначала речь шла о политике, потом свернула на причины, по которым в дом на окраине Тулы попали гости:
– Вот у вас, господа, проблемы? Ведь так, Олег? Вы иначе бы мне не позвонили. А это означает, что опять влипли в какую-то историю и снова пытаетесь спасать Россию. А стоит ли ее спасать?
Сергей опешил.
– То есть как? – спросил он.
– Не возражай. Он все равно тебя не услышит, – сказал Олег. – Сиди спокойно. Как выговорится – замолчит.
– А почему бесполезно? – Константин Эдуардович строго посмотрел на Игоря, и тот вспомнил институт, преподавателя, что читал экономическую теорию. Тот имел те же привычки, только выглядел чуть опрятнее. – Ответ простой. Россия – распадающаяся цивилизация. Все признаки налицо, если мыслить рамками концепции Тойнби…
– Кто такой Тойнби? – тихо спросил Игорь.
– Английский историк, – ответил Иван.
– Имеется горизонтальный распад социальной структуры общества, – проговорил Константин Эдуардович. – Есть высший слой, у которого свои интересы, и есть остальные. Доминирующее меньшинство и внутренний пролетариат. А что же с пролетариатом внешним – спросите вы меня?
Хозяину дома на окраине Тулы слушатели были не очень нужны, он мог бы так же убедительно разглагольствовать и в пустой комнате. Бородка его воинственно торчала, а указательный палец, которым Константин Эдуардович размахивал, казался наконечником копья в руке воина.
– Внешний пролетариат, то есть варвары, представлен, с одной стороны, молодыми и жадными государствами на границах вроде Грузии, Эстонии или Польши. А с другой – мигрантами из республик бывшего СССР, что едут в Россию на заработки и изнутри, исподволь разрушают ее. Присутствуют также иные признаки распада, а именно – косность правящего большинства, его замкнутость, тяга населения к прошлому, его архаизация. Не зря так модны фильмы и книги о временах Российской империи. И добавим сюда вульгаризацию искусства и самое страшное – отказ страны от своей самости, от своей особости.
– Я больше не могу, – мученически сказал Иван. – У меня сейчас голова лопнет.
– Ничего, терпи, – проговорил Олег.
– …и проявляется он в загрязнении и отмирании русского языка. В чем всегда была его сила? В самодостаточности внутренней языковой системы, в обилии и многообразии наречий и говоров. Сейчас благодаря телевидению, – Константин Эдуардович гневно потряс головой, – мы ее утратили. Зато получили интервенцию английского языка. И пусть раньше удавалось отразить подобный натиск немецкого и французского, то на данный момент для этого нет резервов…
Он говорил что-то еще, но Игорь не слушал, глядел в окно, где качались ветки яблони. Сергей откровенно дремал, Иван играл на телефоне, и только Олег изображал внимание, глядя на хозяина дома.
Через какое-то время тот выдохся.
– Надеюсь, вам, господа, было не скучно меня слушать? – спросил он.
– Ни в коем случае, – ответил Олег. – Так мы располагаемся тут до вечера?
– Конечно, голубчик. Только вот я не знаю, как насчет продуктов…
– Игорь с вами сходит в магазин, – сказал Олег. – А мы пока расположимся, осмотримся.
– Я? – удивился Игорь.
– Нам лучше не светиться, – заметил Сергей. – В Туле наверняка есть одержимые. На тебя они могут не обратить внимания, а нас точно заметят. Так что собирайся, будешь таскать сумки.
Олег полез в бумажник, вытащил тысячную купюру и вручил Игорю. Константин Эдуардович исчез из комнаты, а когда вернулся, то оказался в коричневом костюме того фасона, какой был моден в пятидесятых, в мятой желтой рубашке и сиреневом галстуке со звездочками.
– Пошли, голубчик, – сказал он.
В прихожей старик нацепил ветхие штиблеты, Игорь втиснул ноги в кроссовки. Они прошли через двор, открылась и закрылась калитка.
– Так, куда же нам… – Константин Эдуардович потоптался на месте. – Ага, пойдемте вон туда…
И они зашагали направо.
Дома вдоль кривой грязной улочки выглядели старыми, иные были брошенными. На проезжей части зияли выбоины, кое-где стояли лужи, на вид монументальные, словно моря.
Вместо тротуара имелась тропка вдоль заборов.
Машины ездили редко, люди попадались тоже нечасто. Встретились трое мужиков опойного вида, вооруженных пластиковыми бутылками с разливным пивом, несколько старух с кошелками. Одна, самая ветхая, поздоровалась с Константином Эдуардовичем. С криками пробежали оборванные и грязные мальчишки.
Перешли трамвайные пути, и за остановкой обнаружился магазин – большой ларек типа «супермаркет».
– Вы уж, голубчик, если не затруднит, то купите и мне продуктов, – просительно сказал старик. – А то обычно я… путаюсь в этих деньгах… трачу всегда гораздо больше, чем я хотел бы…
Игорь кивнул, подумал, что его спутника просто-напросто обсчитывают.
Из магазина вышел с двумя плотно набитыми пакетами. В одном было несколько упаковок пельменей и замороженная курица. В другом – майонез, кетчуп, свежие овощи и всякие приправы. Константин Эдуардович тоже нес пакет – с крупами, макаронами и колбасой.
Вернулись к дому, прошли через двор, и в сенях обнаружился сидевший на табурете Сергей с автоматом в руке.
– А, это вы, – сказал он и зевнул.
– Ты чего тут делаешь? – спросил Игорь.
– Сторожу. Вдруг кто чужой появится? – Сергей тряхнул головой, улыбнулся.
Олег и Иван были в большой комнате, первый читал толстую книгу, второй – занимался пистолетом.
– Принесли, – сказал Игорь, демонстрируя пакеты. – По-моему, тут немного больше, чем нам надо…
– А ну-ка пошли на кухню. – Олег отложил книгу. – Будем готовить. Что останется – не пропадет, если хозяин, конечно, про еду не забудет…
Константин Эдуардович слабо улыбнулся.
Дом оказался построен так, что через все комнаты можно было пройти по кругу. Дверь напротив той, что вела в сени, выводила в мастерскую, где стоял верстак, на полу лежала металлическая стружка. Отсюда имелась возможность проникнуть в кухню, маленькую, со старинной газовой плитой и новым громадным холодильником. А через дверь около него – в очень темную и неуютную спальню.
Курицу разделали и сунули в большую кастрюлю – вариться, пельмени убрали в морозилку, а из овощей Олег затеял делать салат. Игорю вручили нож и велели резать огурцы.
– Ну, вы хозяйствуйте, господа, – сказал Константин Эдуардович. – А я пойду, меня ждет работа. Надо рассчитать параметры новой оболочки металлического дирижабля. Старая оказалась тяжеловата.
И тут Игорь понял, что за блестящий «огурец» они видели лежавшим в траве.
Хозяин дома удалился в спальню, появился оттуда уже не в костюме, а в халате и через мастерскую ушел в большую комнату.
– Слушай, Олег, – сказал Игорь. – Вот ты говорил, что вы не можете творить. Но ведь он, знаешь ли, что-то делает, изобретает.
Олег покачал головой:
– Миф не может порождать новое, он может только воспроизводить себя. Как сто лет назад Константин Эдуардович занимался дирижаблями, так и сейчас над ними пыхтит. Как работал над кинетической теорией газов и ракетами, что взлетают с эстакады, так и ныне не оставляет этой темы. Понял?
– Да, понял… – Игорь вернулся к огурцам.
Подумал, что длинная жизнь, представляющая собой вечное повторение одного и того же, скорее не благословение, а проклятие. Прелесть жизни в ее разнообразии, в том, что всегда есть место чему-то новому…
А если его нет, то выходит – это и не жизнь вовсе?
Они приготовили обед, после чего Олег сменил Сергея на посту в сенях. Игорю удалось немного поспать на верстаке, накрывшись старым пальто. Разбудил его голый по пояс Иван.
– Иди сторожить, твоя очередь, – сказал он, почесывая поросшее рыжеватыми волосами пузо.
– Ага, – ответил Игорь.
Оказалось, что время клонится к вечеру, а хозяин дома все так же сидит за столом, возится с бумагами.
Игорь вышел во двор, прогулялся до дощатой будки туалета, спрятанной в кустах малины, густой и очень колючей. Вернувшись, занял место на стуле в сенях, откуда через приоткрытую дверь была видна калитка и большая часть забора. А снявшийся с поста Олег отправился на кухню готовить ужин.
Начало темнеть, Игоря сменил Иван, Константин Эдуардович оторвался от расчетов, и они поели на кухне в свете старинной лампы с зеленым стеклянным абажуром.
Когда начали наливать чай, зазвонил телефон Олега.
– Да, – сказал тот. – Улица Поленова. Через пятнадцать минут? Очень хорошо, ждем, – и, положив трубку, добавил: – Сейчас за нами приедут. Степан и его «брателлы», как он сказал.
Через четверть часа около калитки остановился золотистый «Порше Кайенн» и черный, похожий на лакированный гроб, «Мицубиси Паджеро». Хлопнула дверца, над забором показалась русая голова Степана.
– Эй, где вы тут, кореша?! – воскликнул он. – Или вас всех порешили на фиг? Ха-ха, а ну, отзовитесь!
– Тут мы. – Олег вышел из дома, открыл калитку. – Чего там в Москве?
Сегодня Степан нарядился в широченные шорты в черно-алую клетку и майку-сеточку. Под ней угадывались очертания большого нательного креста, слегка выпирал округлый животик.
– Беспредел полный творится, менты совсем оборзели, да и не только они, все остальные тоже. Привет, братва, – Степан помахал рукой выбравшимся на крыльцо Игорю и Ивану. – А где виршеплет голосистый?
– Тут я, – сказал Сергей. – А за голосистого я тебе пасть порву и моргалы выколю. Понял, редиска?
Степан заухмылялся.
– Да ладно тебе. Собирайтесь и лезьте в машину.
– Пять минут. Надо с хозяином попрощаться, – ответил Олег.
Из «Паджеро» выбрались двое могучих ребят с бычьими шеями, широкими плечами и короткой стрижкой. В черных обтягивающих майках и черных очках они походили друг на друга. На ремне у каждого висела кобура, на костяшках пальцев виднелись мозоли.
– А они точно не одержимые? – тихо спросил Сергей у Степана.
– Без базара, зуб даю. Очень творческие люди, только не спрашивай, в чем именно. А что страшновато выглядят, так это работа у них такая, сложная, нервная, – людей пугать. Все ясно?
И Степан расхохотался.
Когда забрали из дома вещи, на крыльцо вышел Константин Эдуардович. При виде машин он чуть заметно поморщился, сказал печально:
– Когда-то я мечтал, что люди выйдут в космос, будут летать, как птицы. А они все еще ездят по земле.
Степан улыбнулся, блеснул золотой зуб.
– Не боись, Эдуардыч. Надо будет, и в космос полетим. Если там бабла нашевелить удастся. Ну мы поехали, прощевай, дед. Звони, если проблемы будут. Местный папа должен мне, так что все решим.
Старик только вздохнул.
Сумки закинули в багажник, Олег сел рядом с водителем, Игорь влез на заднее сиденье «Порше», обитое светло-бежевой кожей. Справа оказался Сергей, слева – Иван.
– А ты уверен, что тебе в Москву надо? – спросил Степан, вставляя ключ в замок зажигания. – Как-то не славно там… Воняет чем-то, как перед грозой… только хуже.
– Прах и пепел, надо. Не все решено, не все организовано. А где еще синклит собирать?
– Тут ты прав, в натуре.
Еле слышно заурчал мотор, и «Порше» двинулся с места мягко, почти без рывка. Игорь на мгновение даже ощутил зависть, подумал, что вряд ли когда окажется за рулем такой дорогой машины.
«Паджеро» покатил следом.
Пока вихлялись по улицам и переулкам Тулы, потихоньку стемнело. Солнце ушло в закрывшие западный горизонт облака, зажглись редкие фонари. Степан включил фары, чуть позже то же самое сделали его «брателлы».
Выбрались на трассу, и тут «Порше» добавил скорости. Обочины полетели назад. Промелькнула и пропала из виду стоявшая на обочине патрульная машина ДПС.
– Ментов не боишься? – спросил Иван.
– Да я их всех купил, отсюда и до самой Вологды, – ответил Степан. – В этой стране всех и все можно купить, вопрос только в размере отката. Те же менты берут чуть-чуть, если их с министрами какими сравнить… Так что не понимаю я тебя, Олег. Синклит – конечно, он да, чтобы типа самим очко на глаза не натянули… Но чего о стране думать, об этих козлах, что только о бабле и мечтают?
– Ты забыл об одной вещи, – покачал головой Олег. – Только пока живы русские, живы и мы.
– А кто такие русские? Объясни мне. – Степан глянул на него вопросительно. – На рынках одни хачики торчат, дома строят тоже черные, и у половины – российские паспорта. Что, эти уроды из Киргизии или Армении – тоже русские? Может быть, русских в этой стране больше нет? Вот раньше все было просто. Раз ты православный, значит – русский, пусть даже у тебя харя косоглазая… А сейчас?
Сергей усмехнулся и сказал:
– Если вспомнить товарища Сталина, то, по его мнению, нация определяется общностью экономики, территории, языка и психического склада. Выходит, что человек, что живет в России, ведет тут дела, говорит по-русски и думает по-русски – тот и русский.
– А жители Крыма тогда кто? – спросил Иван. – И как ты поймешь, кто думает по-русски, а кто нет?
– Если разбираться, где чья земля, можно долго морды друг другу бить, – заметил Степан. – Всем известно, что в Карабахе творилось. И что тогда всякая мордва и прочие чуваши, они как, русские или нет? Ведь земли-то по Волге их были, еще когда про Владимира Красное Солнышко никто не знал.
Олег помолчал, задумчиво почесал подбородок.
– Все на самом деле просто. Русским является тот, для кого русская история – родная.
Сергей засопел, завертел головой, точно собираясь возразить, но так ничего и не сказал.
– Ладно, замнем, – бросил Степан. – Чем языком балаболить, лучше радио включим. Так, сейчас…
Он нажал кнопку на панели магнитолы, и зазвучал прокуренный баритон, проникновенно сообщавший всему миру, что «голуби летят над нашей зоной…».
– Ради бога, только не это, – сказал Сергей тихо. – Ненавижу шансон. Это же мусор, музыкальный и поэтический. Как его можно слушать?
Степан принялся подпевать, совершенно не попадая в такт.
Сергей мученически закатил глаза.
Игорь задумался, вновь завертелись в голове вопросы, не дававшие покоя в последние дни. Зачем Олег таскает его с собой? Для чего изобразил фарс с приемом на работу? И почему гостя выпустили живым из того кабинета, где на столе стоял поднос с отрезанной головой?
Объяснить ни то, ни другое не получалось.
Когда вынырнул из размышлений, обнаружил, что они проезжают небольшой городок, Иван вовсю храпит, а по радио очередной хриплый тип завывает о воровском счастье. По небу бежали облака, среди них висела луна, блестели острые глаза звезд.
Городок остался позади, вновь потянулась пустынная трасса.
Свет фар летел впереди машины, вырывая из мрака серое пятно асфальта, бежала мимо дорожная разметка. Отстав на десяток метров, тенью следовал «Паджеро», редкие встречные автомобили проносились мимо, точно ракеты.
Сергей глядел в окно, Олег и Степан тихо переговаривались.
Игорь задремал, а очнулся оттого, что его довольно сильно толкнули в плечо. С трудом разлепил слипавшиеся глаза, не сразу вспомнил, где находится и что за человек сидит рядом.
– Выходи, проветримся, – сказал Иван.
Машины стояли на обочине, виднелся лес, во мраке глухо шумели качавшиеся под ветром деревья.
– Это… хорошо, – сказал Игорь.
Когда выбрался из салона, невольно вздрогнул от ночной прохлады. Услышал мерное журчание со стороны леса, потом глаза привыкли, и разглядел Олега, стоявшего около одного из стволов.
Оранжевый огонек сигареты отмечал то место, где находился Сергей.
– Эй, не спать, братва! Стоянка пять минут! – донесся от «Паджеро» мощный голос Степана.
Спотыкаясь, Игорь побрел прочь от дороги. Зажмурился и прикрыл лицо ладонью, когда проезжавшая мимо машина осветила его фарами. Потом отыскал укромное место и расстегнул ширинку.
К «Порше» вернулся несколько взбодрившимся, влез на свое место.
– Надо было пива купить. Про запас, – сказал Сергей, захлопывая дверцу.
– Ничего, денек без бухла проживешь. – Степан хмыкнул. – Или ты совсем запойный?
Он включил радио, и оно завыло:
«Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла не меряно, лежит на сердце тяжкий груз…»
Быстро набрали скорость, и придорожный лес остался позади.
Крепкий сон ушел, но спать все равно хотелось. Игорь кемарил, то и дело неглубоко проваливаясь в дремоту. Снова просыпался на несколько минут, чтобы опять отключиться.
В одно из пробуждений обнаружил впереди над горизонтом зарево, а в следующее они были на МКАД. Где именно, сообразить не удалось, во мраке все ориентиры словно пропали.
Свернули на Рязанский проспект, с него ушли вправо, а потом запетляли по каким-то дворам. Остановились у панельной девятиэтажки, неподалеку от детского садика, над крыльцом которого горела тусклая лампочка.
– Приехали, – сказал Степан, заглушив мотор. – Тут у нас хата для разврата. Шучу. Ну, типа где можно отлежаться, когда тяжело. Особых удобств там нет, но жить можно. И никакой козел сюда носа не сунет. Пока отсыпайтесь, утром позвоню. Лады?
– Лады, – кивнул Олег.
Игорь потряс головой, потер уши, чтобы более-менее ясно соображать. Помогло не очень. Вслед за Сергеем выбрался наружу. Они подхватили из багажника вещи и пошли к подъезду. Запищал цифровой замок, открылась уходившая вверх лестница, двери квартир первого этажа.
Лифт оказался сломан, пришлось пешком тащиться на седьмой этаж.
Остановившись у обитой черным дерматином двери, на которой блестели цифры два и шесть, Степан долго звенел ключами и ругался, что он «этому мастеру этот замок в жопу поставит».
Потом дверь открылась, они оказались в темной прихожей, где слабо пахло пылью.
– Ключ оставляю, – Степан сунул его в руки Ивану. – Бывайте здоровы, братва. Если чего – свяжемся. Пока.
– Пока, – сказал Игорь, но дверь уже захлопнулась.
Квартира была двухкомнатной и удивительно пустой. Покрытый линолеумом пол не мыли никогда, а из мебели имелась только стопка толстых матрасов в одной из комнат да старый шифоньер, где лежали одеяла. На кухне стояли электроплита и холодильник, а также небольшой стол, на котором разместилась стойка с посудой.
Ложки, вилки и ножи хранились в литровой банке.
На застекленном балконе лежали картонные коробки, из окон открывался вид на двор, соседние дома.
Сергей снял со стопки верхний матрас и выяснил, что находившийся под ним покрыт бурыми пятнами, очень похожими на кровь. Такие же украшения обнаружились на других и на одеялах тоже.
– Неслабо эти брателлы тут развлекаются, – сказал Иван. – Раны зализывают, псы грешные.
Он перекрестился и сплюнул на пол.
Игорь сходил в туалет, где на бачке стоял нераспакованный рулон туалетной бумаги, после чего выбрал один из чистых матрасов и положил его в малой комнате. Одеяло свернул вместо подушки, вторым укрылся. Повернулся на бок, чтобы лечь поудобнее и закрыл глаза.
Сон пришел мгновенно.
Проснувшись, Игорь понял, что ему чего-то не хватает. Удивился, что полка под ним не трясется и не качается и что он не слышит стука колес. И только потом вспомнил, что эту ночь провел не в поезде.
В окно лился приглушенный дневной свет, из приоткрытой двери доносилось негромкое пение. В комнате никого не было, там, где устраивался на ночь Олег, лежал голый матрас.
– По-моему, я дольше всех дрых… – сказал Игорь, потом глянул на часы и покачал головой.
Время подходило к одиннадцати.
Выбравшись из комнаты, заглянул в большую, увидел, что там тоже никого нет. На кухне обнаружил Сергея в лиловых трусах, украшенных розовыми поросятами, увлеченно предававшимися разврату.
– Сидит Гитлер на березке, а березка гнется, посмотри товарищ Сталин, как он… – Напевая, Сергей переворачивал что-то на шипевшей сковородке, и по кухне расползался аромат жареной ветчины. – Доброе утро. Ты как, выспался?
– Да. А где все?
– Уехали. Умотали по делам, – левой рукой Сергей изобразил что-то в воздухе. – Олег сам укатил, еще до рассвета. А Ивана Батый забрал, он нам жратвы и привез. От щедрот его и будем завтракать…
Игорь опешил:
– Батый входит в синклит? Но как же так… он же враг?
– Чей? – спросил Сергей.
– Русского народа.
– А Сталин что, не враг? Кто убил больше людей, еще вопрос. Важно, что человек жил на территории России и угодил в ее исторический миф. Ты представляешь тринадцатый век без Батыя? Я – нет. Так что он один из нас, возглавляет какую-то культурную татарскую ассоциацию в Москве. Хватит стоять в дверях с открытым ртом, иди умывайся, и будем есть.
Игорь покачал головой и отправился в туалет.
Когда вернулся на кухню, на столе располагались тарелки, в которых виднелась яичница с ветчиной. Лежал порезанный крупными кусками хлеб, стоял пакет яблочного сока и два бокала.
– Стульев нет, – сказал Сергей. – Есть придется стоя. Или матрасы принести? Сесть, прямо по-татарски.
И он ехидно ухмыльнулся.
Когда поели, Игорь вымыл всю посуду, поставил обратно в стойку, а сковородку оставил на плите.
– Что дальше? – спросил он, пройдя в большую комнату, где Сергей валялся на матрасе и глядел кино на коммуникаторе.
– Как я понимаю, сегодня вечером мы покинем Москву. Больно уж тут плохо стало, неуютно.
– А куда отправимся?
Сергей пожал плечами.
– Кто же его знает? Велика Россия-матушка, всю и за век не объехать. Олег сказал, что позвонит.
– Так это когда будет… – Игорь помялся. – Так что, нам целый день взаперти сидеть? С ума сойдем.
Сергей сел на матрасе.
– Сойдем, не сойдем – это неизвестно, но меня такая перспектива тоже не радует. Можно пойти погулять.
На то, чтобы собраться, у Игоря ушло пять минут. Затем пришлось ждать Сергея. Тот отказался выйти на улицу небритым и почти полчаса провел в ванной, снимая с лица щетину.
Выбрались в подъезд, пешком спустились на первый этаж.
Когда вышли из дома, Игорь обратил внимание на бомжей, сидевших на бортиках песочницы. Их было трое, все грязные, заросшие, одетые не по сезону – в пальто и плащи. На земле стояла большая клетчатая сумка из тех, в каких таскают товар челноки, в дырах виднелось какое-то тряпье.
По рукам ходила бутылка с портвейном.
– Чего ты на них уставился? – спросил Сергей, и в этот момент один из нищих, что сидел спиной, запел.
Низкий, хриплый и очень сильный голос заставил Игоря вздрогнуть:
Твой мир колдунами на тысячи лет
Сокрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
– Не может быть, – сказал Игорь. – Нет, этого просто не может быть… Хотя о чем я говорю?
Он невольно сделал несколько шагов к песочнице.
– Чего тебе надо, дядя? – спросил один из бомжей, со спутанной бородищей, глаза его недружелюбно блеснули.
Тот, что пел, замолчал и обернулся. Игорь вздрогнул еще раз, разглядев под щетиной и грязью знакомое лицо. Лицо человека, которого почти тридцать лет назад похоронили всей Москвой, чьи песни слушала вся огромная страна.
– Чего надо? – повторил бородач.
– Бухнуть с нами хочешь? – спросил тот, что пел, взял бутылку и присосался к горлышку.
Глаза у него были пустые, совершенно безумные, напоминали оловянные пуговицы.
– Нет, ничего, – сказал Игорь, отвернулся и пошел прочь.
Бомж вновь запел:
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.
– Это ведь он? Это правда он? – спросил Игорь, подойдя к Сергею.
– Я тебе уже говорил – не верь глазам своим. – Сергей улыбнулся, но улыбка вышла кривой и жалкой. – Этот… это существо рано или поздно обретет почти всю память Владимира Семеновича. Но случится это не сразу, и случится ли вообще – никто не скажет.
– То есть… пока он ничего не помнит? Не осознает, кто он такой? Ведь прошло много лет.
– Что-то помнит, наверное, – ответил Сергей. – Но это выглядит как обрывки, яркие и бессвязные. Словно сцены из жизни другого человека, неизвестно как попавшие в твою память. Постепенно их будет становиться больше и больше, – он говорил все громче и громче, яростно рубил ребром ладони воздух. В глазах стояла боль, – а потом придет осознание того, кем ты был… Жестокий, тяжелый кризис, во время которого ты как-то пытаешься осознать, почему не умер и как жить дальше…
Сергей вытащил из кармана пачку сигарет, а когда вставил одну в рот, стало ясно, что руки его дрожат.
– Э… я понял, – сказал Игорь и еще раз оглянулся, чтобы поглядеть на бомжей. Портвейн у них закончился, бутылка полетела в сторону, а в руках у бородача появился флакончик с настойкой боярышника. – А Цой… неужели он тоже?
Сергей сумел прикурить только с третьей попытки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма.
– Наверняка те, кто пишут на заборах и стенах домов «Цой жив», не подозревают, насколько они близки к истине. Пошли отсюда, а то, когда я гляжу на них, плакать хочется. Вспоминаю свои первые годы…
И они зашагали прочь со двора, мимо детского садика и сидевших на лавочке бабушек. Те поглядели на двух мужчин с неодобрением, одна даже головой покачала, сказала что-то подруге.
– Почему никто не видит сходства? – спросил Игорь. – Ведь лицо… и голос. Тут, по-моему, невозможно ошибиться.
– Люди видят лишь то, что хотят и готовы увидеть. То, во что верят. Напоминает им бомж с Выхинского рынка известного актера и певца – ну и что? Он же умер много лет назад. И человек начинает думать, что такое невозможно, что ему почудилось, и при втором взгляде сходство уже не так велико. Человеческий разум – гибкая штука, он способен сам убедить себя в чем угодно. Было бы желание.
Из двора они вышли на улицу, а затем и вовсе к железной дороге и неспешно пошли вдоль нее.
– Чего зря ходить? – сказал Сергей. – Тут рядом рынок большой. Пойдем туда, посмотрим, почем нынче фрукты у уроженцев солнечного Кавказа.
– Пойдем, – кивнул Игорь.
Ему было все равно, куда идти, лишь бы двигаться, переставлять ноги, а не сидеть на месте.
Рынок нашли быстро, и, едва окунулись в его шумный водоворот, голова у Игоря закружилась. Он попытался остановиться, сказать, что ему нехорошо, но не смог, и все поплыло перед глазами…
Когда зрение сфокусировалось, обнаружил, что стоит совсем на другом рынке.
Под ногами был не асфальт, а жидкая грязь с двумя неглубокими колеями, рядом находился прилавок, уставленный горшками, а около него крутилась невероятно толстая тетка в цветастом платке. Дальше виднелись другие прилавки, слышались голоса и скрип телег.
Улица, на которой находился Игорь, уходила вниз, к широкой реке, вдоль нее стояли деревянные дома. С воды дул свежий ветер, покачивались стоявшие у пристаней баржи. Выше, на холме поднимались красные стены крепости, виднелась круглая башня, торчали зубцы.
– И чой-то они у тебя все битые? А? – спросила тетка, взяв в руки один из горшков. – Чой-то, а?
– Побойся бога, Матрена, – отозвался продавец, здоровенный, рыжебородый, с хитрыми черными глазами. – Как есть самые лучшие. Сама знаешь, откуда я их вожу, со слободы Кунавинской…
Тетка сказала еще что-то, но Игорь не расслышал, поскольку над ухом у него заорали:
– Пироги! Пироги свежие! С луком и яйцом! С потрохами! Горячие! Налетай, разбирай! Прямо из печи!
Едва не толкнув Игоря плечом, мимо прошел мальчишка с лотком в руках. На лотке лежали пироги, румяные, большие. Один был надломан, виднелась начинка – рубленые потроха.
– Стой, малый! – воскликнул продавец горшков. – Подь сюды! Сегодня они у тебя без кошатины?
Мальчишка улыбнулся, сказал со значением:
– Кошки закончились. Дядя Акакий на собак перешел. А у них мясо нежнее и жил меньше.
Продавец горшков захохотал, в руке его появилась медная монета. Мальчик поймал ее на лету, выбрал с лотка самый большой пирог. Отдал его и пошел дальше, продолжая выкрикивать: «Пироги горячие! Налетай, разбирай!»
– Ну что, Матрена, будешь брать али как? – спросил рыжебородый, откусив кусок от пирога.
– Даже не знаю… – протянула толстая тетка и заглянула в горшок. – Слышал ты, какие новости из Москвы?
– А какие там новости? – продавец горшков сморщился. – Ляхи проклятые в Кремле сидят, чтоб их бесы разорвали. Кто у нас теперь царь и есть ли он вообще – неясно. Говорят, что вороги скоро и до нас доберутся…
– Ох, господи, времена-то какие страшные, – сказала тетка и перекрестилась. – Наказывает нас отец небесный за грехи наши тяжкие. Как бы рати антихристовы по земле не пошли. Ладно, давай вот этот.
И она ткнула в один из горшков.
Донесся негромкий лязг, из переулка вышел невысокий чернобородый мужчина в длинном красном кафтане, а за ним – двое воинов в кольчугах и с мечами у пояса. Игорь глянул в смуглое лицо, украшенное большими карими глазами, и вспомнил, где видел его – в Нижнем Новгороде, в офисе туристической фирмы.
Только тогда Кузьма был чисто выбрит и выглядел куда более солидно.
– Здравствуй, Митрофан, – сказал он, остановившись у прилавка с горшками. – Пришел час деньги отдавать.
– Да какие там деньги? – скривился рыжебородый. – Торговля худо идет, видит Макарий Желтоводский, одни убытки терпим.
Кузьма нахмурился, покачал головой.
– Соль-то дорого достается, это я знаю. Да токмо не для себя я это сбираю. Сам знаешь, что всем миром решили мы помочь земле русской, государству нашему, православному люду. Какая хвала будет городу нашему, если от него произойдет спасение остальных? Сам ведаешь, все готовы жен и детей заложить, лишь бы только снарядить ополчение.
– Сколько было тех ополчений, – проворчал рыжебородый. – И толку что? Где Ляпунов, где войско его?
– Ладно тебе спорить, – сказал один из воинов, тот, что постарше, со шрамом на щеке и пронзительными голубыми глазами. – Коли сам заплатить не можешь – товар отдай. Мы его продадим. А ежели отказываешься «пятую деньгу» вносить, так место в темнице мы всегда найдем.
Рыжебородый закряхтел, сморщился, затем полез под прилавок, а когда выбрался, в руке его оказался большой кожаный кошель. Бросил его Кузьме, внутри глухо звякнуло.
– Держите… – сказал торговец горшками. – Решили, к кому гонца посылать? Кто будет войска вести?
– К князю стольнику Димитрию Михайловичу Пожарскому, – ответил Кузьма. – Он нынче от ран лечится в своей вотчине в Линдехе. Завтра архимандрит Феодосий и Ждан Болтин поедут.
– К Пожарскому? – вмешалась в разговор тетка. – Это к бывшему зарайскому воеводе? Так он, сказывают, Владиславу крест целовал.
– Было такое, – кивнул Кузьма. – Но это случилось тогда, когда бояре призвали его на царство. Потом же славно с поляками бился и претерпел немало. Муж он добрый, в воинском деле умелый.
– Владиславу-то ладно… – сказал торговец горшками. – Главное, что к Тушинскому вору на поклон не пошел. Болтают, что это опять Димитрий-царевич, да только не верю я что-то…
Кузьма передал кошель одному из воинов, и тот положил его в висевшую на плече суму.
– И правильно не веришь, – сказал он. – В истинного Господа нашего надо верить, и в мать его, Пречистую Деву Марию, а все остальное – от беса лукавого. – Кузьма сплюнул. – Ну мы пошли.
Старший воин кивнул торговцу горшками, и они зашагали дальше. Остановились у следующего прилавка, на котором лежали деревянные ложки и миски, а также кружки из бересты.
– Ох, помоги им господь, – сказала толстая тетка и перекрестилась.
Перед глазами у Игоря поплыло, он покачнулся и… обнаружил, что стоит, опершись рукой на прилавок с фруктами.
– Эй, парэн, с табой все в порадке? – обеспокоенно спросил стоявший за прилавком продавец, чернявый и носатый.
– Да, – ответил Игорь. – По-моему, да.
Он поднял руку и вытер пот со лба. Дурнота прошла, исчезла, осталась только слабость в ногах.
– Что такое было с тобой? – спросил Сергей, когда они пошли дальше. – Ты замер и на прилавок оперся. Я уж думал, случилось чего.
– Да так, показалось что-то…
Игорь до сих пор никому не рассказывал о видениях, что начали посещать его со дня знакомства с Олегом. Почему-то не хотел, хотя выглядели они странно и казались необычно яркими и живыми.
Он мог вспомнить роспись на горшках, узор на платке толстухи, подробно описать торг, на котором оказался.
– Раз показалось, значит, ерунда. – Сергей улыбнулся. – Пойдем, милый, выберем чего-нибудь…
В овощном ряду купили несколько гранатов и гроздь бананов, чья шкурка уже начала темнеть. Потом перешли в мясной, где ходили деловитые мясники в халатах, заляпанных кровью.
Сергей долго выбирал кусок свинины, спорил с торговкой насчет его свежести.
– Ну вот, – сказал он, когда покупка все же состоялась. – Будет теперь, что пожарить на обед. К мясу надо бы зелени и вина хорошего. Ну, его на рынке не купишь. Отправимся в магазин…
После магазина заглянули еще в газетный киоск, где Игорь купил «Комсомольскую правду» и «Спорт-Экспресс». Только вернулись в квартиру, как зазвонил коммуникатор Сергея.
– Это Олег, – сказал он, вытаскивая трубку из кармана. – Тащи все на кухню, а я поговорю… Да. Привет… Все нормально… За нами Иван заедет? Когда? Понял. Великолепно.
Сергей оторвал коммуникатор от уха и убрал на место.
– В восемь появится Иван, мы подберем Олега и поедем в сторону Питера, – сообщил он. – На машине, как я понял.
– Питера? – Игорь поморщился.
– Что, не хочешь туда?
– Не знаю… – Игорь пожал плечами. – Честно говоря, я вообще плохо представляю, чего именно хочу.
Простые и обычные желания остались в прошлом, в тех временах, когда он ходил на работу, любил жену и жил радостями нормального человека. Новые не успели созреть, слишком мало у Игоря было времени на обдумывание ситуации, чересчур много всего происходило в последние дни.
Одолевавшее поначалу стремление вернуться домой, к обычной жизни умерло вместе с Катей.
Теперь Игорь даже не хотел ехать на квартиру, где жил так долго. Не тянуло его и на работу, навестить кого-нибудь из друзей. Сохранялось только желание уцелеть в этой безумной передряге.
– Если бы ты один. – Сергей улыбнулся и встряхнул головой. – Мало кто из людей понимает собственные желания. Так, ладно болтать, займемся мясом… Где оно там?
И они отправились на кухню готовить.
