Лили

21 марта

Дорогой Марсель!

Жаль, что я не писала тебе так долго, но у меня был грипп, так что я не прошу прощения. Временами у меня была такая высокая температура, что я не осмеливалась садиться на стулья из пластика. Не волнуйся, сейчас уже все в порядке, хотя до сих пор по утрам у меня бас, не хуже, чем у Гару.

Сегодня учителя коллежа все дружно отправились на забастовку, чтобы устроить уличное дефиле, которые сейчас в большой моде, а так как Хлоя была в лицее, мама сказала, чтобы я пошла к дедушке, но провести весь день с шестидесятилетними старичками, нет уж, благодарю покорно, я не любительница антиквариата. Поэтому я отправилась к Клелии, ее отец разрешил нам остаться под его присмотром, но на самом деле под его присмотром скорее был телевизор.

Мне нравится ходить к Клелии, потому что у нее есть миленькая собачка по имени Рокки, но особенно потому, что у нее есть еще две крысы. Это так круто – крысы, все думают, что они разносчики всякой грязи, но на деле это первые чистюли, и кроме того, они очень-очень умные. Я смотрела по телевизору передачу о том, что крысы могут прийти на помощь другим крысам, не требуя при этом никакого вознаграждения. Вот здорово, если бы побольше людей тоже были такими.

Крыс Клелии зовут Царапка и Зубастик. Она поначалу думала, что это две самочки, но поскольку у Царапки появились семь детенышей, то либо Зубастик – мужского пола, либо можно забеременеть просто, оттого что грызешь морковку (надеюсь, это не так). Я бы так хотела взять себе кого-нибудь из них, однако, буквально наступив на горло собственной песне (хоть я и не любительница высокопарно выражаться), была вынуждена отказаться. Уж слишком хорошо я помню, как однажды, когда я была маленькой, мы увидели на лестнице мышь. Мама тогда так громко закричала, что мои барабанные перепонки отдали концы на несколько минут, потом она скатилась кубарем по лестнице, словно на лыжах. Вот почему, как только представится удобный случай, я всегда спешу к Клелии. Мы с ней берем каждая себе на плечо по одной – Царапку и Зубастика – и отправляемся на прогулку. Когда крыски пьют прямо с наших языков, обхватывая лапками наши губы, какое же это блаженство!

А потом я вернулась домой, чтобы выполнить письменное задание по северному сиянию, Хлоя сидела, запершись у себя в комнате, и слушала музыку, она не открыла, когда я к ней постучалась, и даже не вышла поесть макаронной запеканки, которую мама приготовила для нас перед уходом на работу.

Ну а теперь я пойду спать, не знаю, как ты, а я чувствую себя страшно уставшей. Завтра почищу зубы, надеюсь, мама этого не почувствует, когда после работы зайдет ко мне в комнату меня поцеловать.

Тысячи поцелуев, Марсель, и спокойной ночи!

Лили.

P.S.: Ноги у меня совсем окоченели, поэтому я взяла фен и положила в постель, но когда его отключила, они тут же замерзли снова.

Анна

Я – безработная. С тех пор как проснулась, я не переставала твердить про себя эту фразу, словно пытаясь себя убедить. Скоро полдень, а я все еще валялась в постели, потому что снова улеглась, как только девочки ушли на учебу. Сколько же времени мне не удавалось вот так понежиться, насладиться неспешным пробуждением во всей его сладости. Очень приятно, но нельзя ни в коем случае привыкать. Сегодня же приступлю к поискам новой работы. А вот когда найду, только тогда – не раньше – расскажу обо всем девочкам. Незачем их понапрасну тревожить, хватит и меня одной для этого.

А ведь Тони далеко не сразу принял мое предложение. Сначала он просто посмеялся, пока не понял, что я настроена решительно. Либо уступит он, либо я остаюсь. Два дня он играл со мной в молчанку, а вчера вечером протянул мне конверт.

– Ты, кажется, сказала, что предпочитаешь наличные?

В конверте оказались банкноты разного достоинства, и у меня возникло ощущение, что я сорвала банк в «Монополии». Я прошла с Тони в его кабинет, и мы подписали документ, подтверждающий окончание нашего трудового соглашения.

– Сегодня был твой последний рабочий день, – добавил он. – Обойдемся без предварительного уведомления.

– Не уверена, что мы можем так сделать…

– Послушай, Анна, получив от меня кругленькую сумму, неужели ты собираешься и дальше мне досаждать?

Я опустила голову, слов у меня не было. Получается, я здесь в последний раз. Я даже не успела попрощаться с нашими самыми верными клиентами Андре и Жозианой, которые приходили сюда каждую среду в течение десяти лет, вот их столик возле окна; не попрощалась с Бертраном, Джамелем и Диланом, бравшими комплексные обеды в полдень и всегда оставлявшими несколько монеток, помимо ресторанных талонов; с Марленом, приходившим выпить чашечку кофе по вечерам, чтобы развеять на несколько минут свое одиночество.

– Ладно, спасибо, Тони. Знаешь, работать было тяжело, но мне здесь нравилось.

Мне показалось, что в его глазах что-то блеснуло. Он тут же отвернулся и посмотрел на вход.

– Я знаю, ты отлично работала. Ну что ж, не все так просто… Ладно, пора закрывать, жена меня уже ждет.

На улице было холодно. Тони начал запирать дверь на ночь, затем неуклюже приложился к моей щеке.

– Надеюсь, найдешь себе что-нибудь приличное.

Я не смогла ему ответить, а поспешила к своей машине, приказывая слезам оставаться на месте.

В машине я пересчитала деньги.

За́мок, конечно, на них не купишь, но достаточно, чтобы погасить долги и, затянув пояс потуже, не бояться судебных исполнителей еще месяца два-три. А если повезет, я смогу найти более высокооплачиваемую работу, которая позволит мне зарабатывать немного больше, чем приходится тратить. «Это непредвиденное увольнение – как знать, возможно, не такой уж плохой выход», – подумала я тогда, трогаясь с места.

Но теперь тревога вернулась. А что, если мне придется месяцами искать работу? Что, если я вообще ее не найду? Что, если мы окажемся на улице?

Поднявшись с постели с твердым решением не позволять негативным мыслям завладеть мной и парализовать мою волю, я вынула «беруши», которыми была вынуждена пользоваться утром, поскольку сосед сверху вообразил себя Мэрайей Кэри, которая проглотила Гару, и вышла из своей комнаты.

Со вздохом я закрыла стеклянную дверь гостиной. Лили всегда оставляет ее открытой, как зимой, так и летом, словно из ее мозгов начисто вымарано понятие «закрой за собой». Грязные тарелки от вчерашнего ужина по-прежнему стояли на журнальном столике. Если их сейчас убрать, девочки будут пребывать в уверенности, что это и есть моя главная функция, а если оставить – через месяц квартира превратится в свинарник. Открывая дверь в туалет, я как раз обдумывала, как мне найти верный способ приобщить их к хозяйственным делам, как вдруг моему взору открылась задница – белая, абсолютно незнакомая задница, причем прямо у меня перед глазами. Голый мужчина мочился в мой собственный унитаз!

– ААААААААААААААААААААААААААААААААА! – заорала я.

– ААААААААААААААААААААААААААААААААААА! – ответила тем же задница.

Я быстро закрыла дверь, повернув ручку, чтобы не дать незваному гостю ускользнуть, продолжая при этом кричать. Пока я прикидывала, как мне воспользоваться телефоном, остававшимся в моей комнате, и сообщить полиции, на мой зов примчалась растрепанная Хлоя.

– Хлоя, не подходи, там, в нашем туалете, голый мужик!

Она густо покраснела. Я все поняла.

– Кстати, Хлоя! Что ты здесь делаешь, почему не в лицее?

Нет ответа. Да и так ли мне нужен ответ, если моя дочь стоит передо мной в одних трусиках?

Я открыла дверь в туалет, голая задница промчалась в комнату Хлои, не вдаваясь в объяснения. Двумя минутами позже, уже одетый, незнакомец покинул квартиру. На какое-то время оставшись одна, я постаралась унять дрожь и заодно смириться с очевидным: дочери моей уже не пять лет. Затем я пошла к ней в комнату.

– Ты не считаешь нужным объяснить все это?

Лежа на разобранной кровати и глядя в потолок, она плакала. По ее щекам бежали потоки слез.

– Хлоя, ответь. Это твой парень? Как давно вы вместе? У тебя сегодня нет занятий?

Я подошла к ней и села на кровать. Она бросилась в мои объятия, ее тело сотрясалось от рыданий. Но я твердо и решительно оттолкнула ее.

– Хлоя, ты должна мне все рассказать. С каких пор ты спишь с этим парнем? И что ты сейчас делаешь дома?

Она вытерла слезы, села, опершись о стену, прижала колени к груди и посмотрела мне прямо в глаза:

– А ты? Что ты делаешь дома?