Я получила новое стихотворение. Когда мы вернулись на стоянку трейлеров, проведя вторую половину дня в Нусфьорде, оно находилось на своем обычном месте. Маленькое новшество: теперь над всеми буквами i красовались сердечки. Если у меня еще и оставались сомнения, то теперь они улетучились окончательно.
Я бы подарил тебе красивые украшения,
Цветы для твоей квартиры,
Духи, которые сводят с ума,
И, рядом с Миланом…
Я создам царство,
Где королем будет любовь,
Где любовь будет законом,
Где королевой будешь ты.
Судя по заимствованиям, малыш Луи полностью исчерпал свое вдохновение.
Я вошла в наш дом на колесах первой, счастливой, что сделала такие удачные фотографии в рыбацкой деревне. Красные и желтые домики бесподобно отражались в невозмутимых водах фьорда, получились самые настоящие открыточные виды!
Прежде всего я хотела проверить, ответил ли Кевин на сообщение, которое я послала сегодня утром.
«Я скоро вернусь, надеюсь, мы увидимся. Я часто думаю о тебе. Целую».
Да, он ответил, и довольно-таки определенно.
«Оставь меня в покое».
Швырнув телефон на банкетку, я вышла, не произнеся ни слова. Мне нужно было поскорее остаться одной и все обдумать. Я прошла через стоянку и отправилась вдоль дороги, куда глаза глядят. Дальше должен был открыться потрясающий вид на фьорд и деревушку.
Похоже, невезение сегодня меня преследовало – я набрела на сидевшую в траве Луизу, закрывшую лицо ладонями. Я пошла дальше, стараясь двигаться как можно тише, чтобы она меня не услышала, но у этой чумы был на редкость тонкий слух. Она вздрогнула и посмотрела на меня.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Ничего.
– А почему закрываешь рот рукой?
– Ни почему, не твое дело.
Она была красной как рак. Может, невезение преследовало сегодня вовсе не меня? Я села рядом.
– Тебе выбили зуб?
Она отрицательно тряхнула головой, брови ее были сдвинуты. Я продолжала настаивать:
– Тогда что? Покажи мне, ты все равно не сможешь постоянно держать руку возле рта!
Луиза подняла плечи, глаза ее налились слезами. Она потихоньку отвела руку, и «рана» явилась моему взору.
Рот Луизы украшали великолепные коричневые усы.
– Что это?
– Ну, я хотела сделать эпиляцию, но воск оказался слишком горячим, и у меня вокруг рта образовалась корка.
Я сказала себе, что ни в коем случае не должна издеваться, ни в коем случае. Честное слово, я попыталась. Но видели бы вы ее тогда, с этим ее обалдевшим видом и коричневыми усами! Вы тоже вряд ли бы удержались.
Мне удалось подавить смех. Он клокотал внутри меня, не срываясь с губ, и, возможно, там бы и остался, если бы Луиза не прыснула первой. Хуже всего было то, что корка ее растянулась, причинив ей боль, и она одновременно и стонала, и покатывалась со смеху, не отрывая пальцев от уголков рта. Я больше не могла с собой бороться. Смех, поднимавшийся откуда-то из глубины живота, преодолел все барьеры сострадания и взорвался – громкий, сумасшедший, от которого заломило все тело и полились слезы. Луиза тоже залилась безумным хохотом.
Когда в конце концов мы обе успокоились, спустя довольно продолжительное время, мы растянулись рядом на траве с мокрыми от слез щеками.
Я пришла в себя первой и вытерла лицо.
– Тебе повезло, это сейчас модно.
– Да, как и маленькая грудь, – пошутила она.
Как знать, может, она и не так уж недостойна моего внимания.
Вернувшись на стоянку, мы держались по-прежнему, словно и не провели вместе целый час в разговорах. На улице сидел Диего и курил, я подошла к нему. У меня из головы не выходили его слова о детях и родителях.
– Что, плохое настроение? – спросил он.
– Все в порядке. А как вы?
– Я тоже в порядке, уж лучше, чем Эдгар, который все время спит. Надеюсь, он не оставит нас до возвращения домой.
Очевидно, сжалившись надо мной – а я широко раскрыла глаза от удивления, – он улыбнулся.
– И все же, что тебя беспокоит, какая-нибудь сердечная история?
– Можно и так сказать…
Он глубоко затянулся и потом выпустил дым, не сводя глаз с фьорда.
– Знаешь, детка, если бы я мог прожить жизнь заново, зная все то, что я за нее узнал, я был бы намного счастливее. Мы часто беспокоимся на пустом месте. Не все то, что мы считаем дурным, на деле оказывается таковым, и наоборот.
– Что вы имеете в виду?
– Когда мне было двадцать два года, я попал в серьезную велосипедную аварию. У меня было несколько переломов, но больше всего я переживал из-за другого: в этот день я не смог попасть на вечеринку, о которой мечтал всю неделю. На ней я должен был встретиться с одной молодой женщиной, которая мне очень нравилась, Люси. Весь день я пытался убедить врачей разрешить мне туда сходить, но безрезультатно. Я их проклинал. На вечеринке Люси сблизилась с молодым человеком из соседней деревни и перестала отвечать на мои письма. Меня это сильно расстроило, и я счел, что жизнь кончена. А месяц спустя я встретил свою Мадлен. В том же году моего брата – а мы с ним были очень близки – назначили директором стекольного завода, на котором он работал. Это стало огромной радостью, никто из нашей семьи никогда не взлетал так высоко. Ему приходилось начинать работу с раннего утра и заканчивать поздним вечером, но ничто не могло охладить его энтузиазм. Однажды поздно вечером, возвращаясь домой, он не вписался в поворот. Погиб на месте. И подобных примеров у меня десятки. Не пострадай я в велосипедной аварии, я не встретился бы со своей женой. А если бы мой брат не получил повышение, может, прожил бы гораздо дольше. На протяжении всей нашей жизни мы только и делаем, что думаем о том, что с нами случается, радуемся или сожалеем. А между тем должно пройти время, чтобы мы поняли, стоило нам радоваться или сожалеть. В жизни нет ничего застывшего, все течет и изменяется. И не грусти, пожалуйста, возможно, то, что с тобой произошло сегодня, как раз и есть большое счастье.
Я внимательно выслушала старика, и его мудрость, по-видимому, передалась мне, поскольку, входя в свой дом на колесах, я задавалась вопросом: то, что он мне сообщил, – хорошее ли дело с его стороны или не такое уж и хорошее?