Дорогой Марсель!
Прости, что не спрашиваю, как у тебя дела, потому что прежде я должна рассказать тебе сама, что у нас происходит в данный конкретный момент, и тогда ты поймешь, что есть определенные приоритеты.
Внимание, ты сел?
Честно?
Отлично.
Мама так кричит в микрофон, что мне кажется, она скоро потеряет голос.
У меня вообще есть желание передать ее в руки властей, но я не знаю, к кому обратиться, к тому же я не говорю на языке «IKEA». Значит, такова уж судьба моих барабанных перепонок – умереть медленной смертью.
Постой, сейчас я тебе объясню, как это произошло.
Все началось прошлой ночью, было часа три, когда меня разбудил звук отбойного молотка. На самом деле это был жуткий храп моей мамы. И тогда я поступила так, как рекомендовалось в комиксе о Дядюшке Скрудже: начала свистеть. Но это не сработало, может быть, потому, что я не очень-то умею свистеть. Потом я попыталась громко и пронзительно кричать, это немного напоминало свист, но мне пришлось прекратить, так как Хлоя с силой ударила меня в коленку.
И все же нужно было как-то заставить маму замолчать, и тогда я подумала о другом способе, вычитанном в том же комиксе. Там советовали опустить мизинец храпящего в стакан с водой. Это не столько способ остановить храп, сколько возможность вызвать у храпящего мочеиспускание в постель. А если постель будет мокрой, мама наверняка проснется и перестанет храпеть. Элементарно, Уитни Хьюстон. Я встала, налила в стакан немного воды и взяла мамину руку, чтобы найти мизинец, но не успела этого сделать, как мама дернулась, и я опрокинула на нее воду.
После этого она вообще больше не спала, но дело не в этом, у нее был еще тот вид! Она дышала быстро-быстро, обливалась потом, а когда я ее спросила, что происходит, она ответила, что все в порядке, но я-то видела, что это не так, поскольку зубы у нее стучали. Хлоя предложила ей перейти к нам в кровать, она легла между нами, сестра обняла ее и стала тереться щекой о ее плечо, я сделала то же самое с другой стороны. Не знаю, уснули они или нет, но только больше никто не храпел.
Сегодня утром, во время завтрака, мы с Хлоей сказали маме, что хотим продолжить поездку с группой Жюльена. Это более благоразумно, хотя и придется выносить кучу людей. Не то чтобы я не люблю людей, нет, но я легко могу без них обойтись, это все равно, что смириться с отсутствием репы в овощном супе.
Она спросила, так ли уж точно мы этого хотим, лично она предпочла бы путешествовать по-прежнему втроем, но находиться неподалеку от этой группы, ведь это не одно и то же.
В конце концов она признала, что это действительно лучше, мы будем в большей безопасности на случай кражи, поломки машины, нападения крысы или невесть откуда взявшейся воды.
Итак, сегодня, посетив город Кальмар (чистый блеф, там нет кальмаров; только представь, что в Лионе невозможно было бы найти шоколадных батончиков «Лион»), мы присоединились к другим путешественникам, облюбовавшим стоянку на берегу моря, напротив острова, который мы собираемся посетить завтра.
Имен я, конечно, не запомнила, но колонна состоит из четырех автомобилей:
Первый – это Жюльен, старший группы, и его сын Ной, которому тринадцать лет.
Второй – двое родителей с двумя детьми: мальчиком (маленьким) и девочкой (большой).
Третий – супружеская пара с собакой (Жан-Леон).
Четвертый – два дедули (Диего и кто-то еще).
К счастью, мы не обязаны быть все время с ними, но сегодня мы ели все вместе, чтобы «отпраздновать наше присоединение к группе». Они все притащили свои складные столики и сдвинули их так, что получился один большой. Я села рядом с Ноем: по крайней мере, я была уверена, что он не заговорит со мной. Уж не знаю, что там пили взрослые, но только сейчас, когда я тебе это пишу, Диего (дедуля) поет «Предайте все огню!», и я хочу, чтобы кто-нибудь внял его мольбам.
Ладно, давай сейчас я тебя оставлю и попробую найти что-нибудь, чем можно заткнуть уши, чтобы хотя бы уснуть в тишине.
Кажется, я видела тампоны в сумочке мамы с туалетными принадлежностями.
Тысяча поцелуев, Марсель.
Лили
P.S.: Иногда мне хочется быть такой, как ты (не тощей и без ушей).
Пока мы катили по острову Эланд, я использовала минуту из тех тридцати, что мне были разрешены, чтобы проверить, не ответил ли Кевин. Все еще ничего не было. Только сообщения от Инес, передававшей мне лицейские сплетни.
Тем не менее он прочел мою эсэмэску через четыре минуты после того, как я ее отослала. Я перечитала ее несколько раз, пытаясь понять, что в ней могло ему не понравиться.
«Привет, Кевин, я так рада была получить твое сообщение! Я уехала и не знаю точно, когда вернусь, но мне было бы очень приятно обмениваться с тобой письмами ежедневно, как при настоящей переписке былых времен! Интересно, о чем это ты собирался со мной поговорить? Крепко целую».
Нет, не получалось понять. Вроде я не перешла границ, даже удалила смайлик в виде сердечка, сначала поставленный в конце письма. Наверняка ему просто некогда. Зато у меня времени хоть отбавляй.
Дни здесь тянутся медленно-премедленно, у меня впечатление, что мы уже исчерпали все темы для разговоров с мамой и Лили. Тишина стала четвертым пассажиром нашего дома на колесах. Мама прилагает неимоверные усилия, чтобы вызвать нас на разговор, но у нее плохо получается. Лили всегда где-нибудь за три версты от стоянки, а мне в общем-то нечего сказать маме. Это-то и странно, сколько времени я мечтала, что когда-нибудь мама будет меньше работать, как до папиного ухода, что мы сможем больше времени проводить вместе, а вот теперь, когда наконец представился такой случай, все оказалось иначе, чем я себе представляла. Но, может, все это еще придет? Не исключено, что это так, как бывает с изучением иностранного языка: когда долго не практикуешься, то забываешь его. Может, нам просто нужно вспомнить, как мы общались раньше, научиться всему заново?
– Вот мы и на месте!
Мама поставила трейлер на ручной тормоз. Мы только что проехали вдоль острова в направлении его южной оконечности по узенькой бетонной полосе, по левую сторону которой виднелись коровы, овцы, мельницы, валуны и красноверхие хижины на зеленой траве, а справа – море, посеребренное солнечными бликами.
Мы вышли из машины. Прямо перед нами высился величественный маяк «Длинный Ян». Честно сказать, на фоне мелких деталей однообразного пейзажа острова он производил внушительное впечатление.
Мама направилась к нему, и мы последовали за ней. Лили, получившая разрешение выпустить на свет божий свою крысу, показала рукой на вершину башни.
– Поднимемся?
Мама затрясла головой:
– Об этом мы не договаривались.
– Какая жалость, нам с Матиасом очень бы хотелось!
Мама подняла голову к вершине маяка, ей не было нужды что-либо говорить, чтобы я сразу догадалась: она прикидывала число ступенек. И неожиданно она согласилась.
У входа в здание маяка женщина-смотрительница объяснила нам, что мы находимся в орнитологическом заповеднике, что в бинокль можно рассмотреть многие виды птиц, и дала нам один на всех.
Мама пропустила нас вперед, и началось восхождение. Мы с Лили добрались до вершины на пять минут раньше ее. Уверена, что впервые в жизни она хотела бы оказаться на месте крысы.
Но ведь оно того стоило! Прохладный ветер с йодистым запахом водорослей хлестал меня по лицу, а вокруг разливалось сплошное голубое небо, растворявшееся в зеленоватом море, это походило на край света и пахло приключениями.
Какое-то время, кутаясь в пальто, мы простояли там, обойдя всю смотровую площадку, чтобы не пропустить ни одного из открывавшихся с разных сторон восхитительных видов.
Передавая друг другу бинокль, мы долго любовались птицами, среди которых были лебеди, чайки и еще много каких-то мелких незнакомых пташек. Маяк оказался полностью в нашем распоряжении, мы были здесь одни. Там, на вершине, я вдруг почувствовала себя по-настоящему свободной, хотя и не достигла пока совершеннолетия.
Мы уже собирались спускаться, когда раздался крик Лили. Она указывала на что-то в стороне моря.
– Посмотрите! Камень! Он двигается!
В воде, неподалеку от берега, находилась группа больших серых камней, какие попадались повсюду на острове. Мама инстинктивно положила руку на лоб Лили, чтобы проверить, нет ли у той температуры, но сестра не успокаивалась:
– Дай сюда бинокль, я же говорю, что видела, как он двигался!
Я протянула ей бинокль, она навела резкость и принялась прыгать от радости:
– О-ля-ля! Это же тюлени! ЭТО ТЮЛЕНИ!
Я даже не пыталась отобрать бинокль, чтобы проверить, иначе она бы меня укусила. Достав фотоаппарат, я выдвинула объектив на максимальную длину. Сестра оказалась права. Развалившись на погруженных в воду валунах, на солнышке грелась группа тюленей. Волшебное зрелище.
Мы быстро сбежали вниз по ступенькам, надеясь подойти к ним поближе, но смотрительница посоветовала этого не делать. Животные могли испугаться. Тогда мы стали любоваться ими издалека, оттягивая момент возвращения к трейлеру, в реальность.
Очень странно, мы все чувствовали себя словно после шока. Мама не сразу смогла отъехать. Даже Лили молчала. Но само молчание стало теперь другим. Оно нас объединяло.
Нас всех положил на лопатки внезапно открывшийся нам удивительный мир красоты дикой природы.