Мощный рост городов и городского сословия в XIII в. оказал влияние также и на духовную жизнь и открыл для нее неожиданные горизонты.
В начале Средних веков монастыри были рассадниками наук и добрых нравов, земледелия и всяких ремесел, в монастырях же процветали искусства. Строительное дело также находилось главным образом в руках монахов. Особенно усердно занимались строительством бенедиктинцы и цистерцианцы. Настоятели их монастырей сами были большей частью выдающимися архитекторами, составляли планы и руководили постройкой новых церквей и монастырей. Богатство и обилие разнообразных учреждений ордена благоприятствовали самым грандиозным предприятиям; постепенно создались традиционные приемы архитектуры и завязались в этом смысле сношения между монастырями.
В эпоху наиболее сильного религиозного воодушевления, когда начиная с конца XI и до середины XII в. повсюду воздвигались церкви и монастыри, физических сил духовенства уже не хватало. Пришлось прибегнуть к помощи мирян и привлечь к постройкам всевозможных ремесленников, плотников, каменщиков, штукатуров. Как мы узнаем из многочисленных монастырских документов, эти ремесленники из мирян повсюду, где предпринимались большие постройки, требовавшие многолетней работы, объединялись по образцу братств, учрежденных монастырями в различных странах, в товарищеские корпорации, отсюда-то и произошли, очевидно, общества каменщиков.
Настоящим основателем общества каменщиков нужно считать аббата Вильгельма Святого Гиршауского (1069–1091). Это был необыкновенный человек, богато одаренный, знавший несколько языков, хорошо знакомый с музыкой и поэзией, искусный живописец и архитектор.
Он уже и раньше стоял во главе строительной корпорации в Сент-Эммеране в Регенсбурге, а затем основал такую же в Гиршау, чему благоприятствовало расширение монастыря. Участвовавших в постройке рабочих он обязывал обучаться всяким искусствам и в качестве светских братьев присоединил к монастырю. Для урегулирования их совместной жизни он издал статут, главным правилом которого было братское согласие, ибо взаимопомощь и дружное единение сил – необходимое условие удачной работы. Слава о нем как и об архитекторе распространилась очень широко. Он получал многочисленные заказы на постройки, вследствие чего был вынужден принять в монастырский союз еще многих светских братьев; здесь они обучались различным ремеслам и соединялись в замкнутые корпорации, которые под управлением опытных мастеров отправлялись затем всюду, где требовались постройки.
Эти строительные товарищества, руководимые бенедиктинцами, процветали до тех пор, пока архиепископы и аббаты не начали изменять простому образу жизни и не потеряли охоту к строительству. Когда это совершилось, архитектура окончательно перешла в руки мирян. Архитекторы, обучавшиеся в монастырских школах, отказались от общения с духовенством и начали самостоятельно выполнять постройки. К этому же времени начало пробуждаться самосознание городов, и горожане, как некогда архиепископы, короли и могущественные князья, «проникнувшись благородным честолюбием, стремились украсить свои города великолепными храмами, которые должны были свидетельствовать об их могуществе и величии, а также об их набожности и благосостоянии. Архитектура также сбросила с себя старые стеснительные оковы чуждых форм, и национальный дух впервые выразил на собственном языке свои глубочайшие идеи».
Строительное искусство расцвело с полной свободой и красотой в готической и германской архитектуре, оставляя по грандиозности далеко за собой все предшествовавшие творения.
Стечение многочисленных артелей мастеров и подмастерьев при огромных строительных предприятиях того времени само по себе уже требовало для удачи всей работы строгого порядка. К тому же готический архитектурный стиль, с его чрезмерной массой орнаментальных украшений, требовал от архитекторов и рабочих очень значительной подготовки. Они должны были не только владеть в огромной степени навыком в своем мастерстве, но – и это прежде всего – обладать также вполне выработанным техническим чутьем, художественным пониманием, архитектурными знаниями и опытом. Но эти знания могли быть приобретены только путем наследственной передачи их в рамках определенной школы. И вот когда светским строителям было предоставлено, кроме самого возведения постройки, еще и сочинение и художественная разработка идеи здания, то архитекторы, каменотесы, каменщики, художники, резчики форм, кузнецы, плотники и другие работники по дереву – все они увидели свою выгоду в том, чтобы их архитектурное учение не сделалось общим достоянием. Поэтому они соединились в замкнутую корпорацию, в строительный цех, который, организованный наподобие других мирских корпораций, церковных и монастырских учреждений, управлялся своими собственными законами и уставами; в нем изучались математические отношения и правила готического стиля, передававшиеся в виде профессиональной тайны.
Уже в конце XII в. в Южной Франции встречается строительное товарищество, которое называло себя «учениками – строителями Господа Бога», а в начале XIII в. строительные цехи упоминаются уже в Англии.
В Германии, где почва для них была уже подготовлена корпоративным духом гильдий и цехов, строительные товарищества, особенно братства влиятельной и сведущей в искусстве корпорации каменотесов, возникли в XIII в., а полный их расцвет относится к тому времени, когда готика вымерла, когда «звание, преобладание рассудочного начала односторонне подействовало на архитектуру и отодвинуло на задний план художественную непосредственность».
Самый старинный цех каменотесов, разумеется, страсбургский. Он находился под руководством Эрвина фон Штейнбаха, гениального создателя Мюнстера, и получил в 1273 г. от Рудольфа Габсбургского ряд привилегий, среди которых самой ценной была данная ему по отношению к своим членам судебная власть. Недалеко от места, где строился Мюнстер, был выстроен деревянный барак, в котором каменотесы сохраняли свои инструменты, может быть, также обедали и спали. Здесь они собирались на заседания. Из числа строительных мастеров, руководивших при постройке Мюнстера, ежегодно один избирался председателем.
В качестве такового он сидел под балдахином и держал в руке обнаженный меч, в знак данного ему права судить. Этим правом пользовались по добрым старым традициям, по «обычаю ремесленников и по праву каменотесов», как это добросовестно велось и предками. Новопоступившие рабочие должны были клясться на Евангелии именем святого Иоанна Крестителя, что они будут подчиняться этому обычному праву.
Из Страсбурга члены братства отправлялись во все места, где намечались выдающиеся церковные постройки. Там они тотчас создавали новое братство. Так возникли братства каменщиков в Кельне, Магдебурге, Бремене, Любеке, Вене, Цюрихе и т. п. Число их к концу XIII в. доходило будто бы уже до двадцати двух.
Отдельные братства, кажется, состояли друг с другом в некоторого рода братском союзе и этим обеспечивали за собой взаимно известную нравственную и судебную власть над членами. Однако едва ли вероятно, чтобы Страсбургское братство, как «центр вполне определенной школы», завоевало себе в это время решительное первенство над всеми немецкими братствами.
В XV в. старые формы и обычаи, которые издавна исполнялись в честь и на пользу строительного ремесла, начали распадаться, благодаря увеличивавшемуся одичанию нравов; старая дисциплина исчезла, в жизнь братств каменщиков ворвался беспорядок, потряс их и стал серьезно грозить их существованию. Вследствие этого по предложению Иова Дотцингера, который в 1452 г. был мастером при постройке страсбургского Мюнстера, на Спейерском и Страсбургском съездах было осуществлено более тесное сближение немецких каменотесов, после чего мастера 19 южно- и среднегерманских братств каменщиков собрались 25 апреля 1459 г. в Регенсбурге на конгресс, на котором был обсужден, записан и принят с торжественной клятвой Устав немецкого строительного братства. Главными братствами были признаны Страсбургское, Венское, Кельнское и Цюрихское, их судебная власть была определена, а братства, находившиеся в их пределах, были обязаны им послушанием. Постепенно целый ряд других братств присоединился к Регенсбургской конвенции.
Соглашение было, по-видимому, утверждено только императором Фридрихом III. Однако его утвердительной грамоты не сохранилось, дошла же до нас грамота его преемника Максимилиана, который дал ее 3 октября 1498 г. в Страсбурге. Максимилиан сам был членом этого братства и обнаружил в своем сочинении «Weisskunig» прекрасные познания по архитектуре.
В братствах каменщиков культивировались художественная мысль и изобразительный дух механики. Тут составлялись планы тех сооружений, которые везде в наших старинных городах смело стремятся ввысь и мимо которых никогда нельзя будет пройти, не отдав при виде такого величия дани уважения и благодарности нашим предкам, с их способностью любовно отдаваться возвышенной идее, с их духом единения и неслабой энергией.
Наличность очень ценных и широких архитектурных познаний, которые постепенно накапливались в братстве, навела собратьев на мысль скрыть свое сокровище от глаз непосвященных и тем «обеспечить себе пользование своим ремеслом как бы на началах монополии». Поэтому на всех новопоступающих налагалась обязанность хранить правила искусства и его приемы в строгой тайне.
И именно эта профессиональная тайна сообщила широко распространенной корпорации особое влияние и силу, позволившие ей господствовать единовластно на художественном поприще, тем более что значительные привилегии обеспечивали за ней довольно большую независимость от господствовавших в государстве и церкви властей. Поэтому нет ничего странного в том, что немецкие каменщики были проникнуты смелым духом вполне основательной самонадеянности, который долго обеспечивал им известную духовную самостоятельность.
Скверное то было время – последние десятилетия XIII в. и первые десятилетия XVI в. Папство и церковь вели ожесточенную борьбу с набожными приверженцами широко распространенного просвещения, катарами, вальденсами и другими еретиками, которые тогда проходили по всей Западной Европе, собирали везде сочленов и совращали не только дворян и горожан, но и многих представителей клира, монахов, настоятелей и епископов. Многие немецкие каменщики тоже стали на сторону реформаторских стремлений этих еретиков и усвоили самые лучшие человеческие добродетели: терпение, любовь к ближним, верность, молчаливость и правдивость.
Барак каменщиков был по возможности квадратной формы, в большинстве случаев сооружался из камней и находился всегда вблизи постройки. Он служил не только местом для собраний, но содержал также регистратуру и склады инструментов. Он сам и площадь вокруг были вне компетенции низших должностных лиц города, и суд творил один только мастер, на основании дарованных императором привилегий и утвержденных им статутов, а также по традиционному обычаю ремесленников.
Вход в барак вел через деревянные ворота, охрана которых лежала на самом младшем из подмастерьев; прежде всего шло помещение для работы, по боковым стенам которого были прилажены скамьи для подмастерьев. Тут же висела твердая доска. Три удара, произведенные по ней мастером, и два – его заместителями, служили для подмастерьев знаком, что они должны явиться в собрание; одним же ударом подавался знак для начала, а также для окончания работы. Несоблюдение этих условных знаков каралось каждый раз денежной пеней. Штрафные деньги, а также членские взносы, равнявшиеся пфеннигу в неделю, поступали в кассу, из которой они расходовались на потребности союза и на поддержку странствующих подмастерьев. Касса, как и книга с законами братства, находилась под надзором мастера и не могла быть удаляема из владений братства. На Иванов день или в день заседания областного суда происходило чтение статутов. Когда одно из братств распадалось, его статуты и касса передавались в главное братство.
Обыкновенно во главе каждого братства каменщиков стоял архитектор, взявшийся по контракту с хозяином постройки руководить ею. Он был обязан заботиться о пользе хозяина, надзирать над постройкой, а также отстаивать честь ремесла. Он председательствовал на собраниях братства и разбирал все споры сочленов.
Для помощи при исполнении обязанности ему назначались два члена братства, так называемый сказатель и казначей. Председатель занимал место в восточной части барака, как священник в церкви. Двое других сидели на западной стороне, лицом к востоку. Эти три должностных лица были представителями братства и его деятельности. Остальные сочлены были вполне равноправны друг с другом. Они были обязаны во всем подчиняться правилам братства, особенно же отличаться проявлением христианского духа и строго хранить ремесленные тайны. Кроме того, на каждом подмастерье лежала обязанность безвозмездно обучать своему искусству неопытных сочленов.
Каждый месяц происходило собрание братства, которое начиналось и кончалось установленным диалогом мастера и его помощников и в котором обсуждались все общие дела, подвергались суду нарушители правил и наконец происходила пирушка. Кроме ежемесячных собраний, каждое главное братство ежегодно собирало своих членов на съезде, носившем название Die hohe Morgensprache (возвышенная утренняя речь). Главными праздниками каменщиков были Иванов день и день так называемых четверых венчанных, покровителей их союза.
Большинство правил требовали от кандидата для поступления в братства, чтобы он изучал свое ремесло в течение пяти лет, чтобы он был по всем правилам выпущен из учения, успел отбыть свои годы странствий; далее, чтобы он происходил от законного брака, имел незапятнанное имя, был бодр телом и духом.
После того как один из членов братства, который должен был поручиться за достоинства кандидата, предлагал принять его в братство, подмастерье в назначенный для его посвящения день отправлялся в барак. Председатель открывал заседание, по старому обычаю, в рабочей зале, провозглашал мир, запрещал шум и ссоры и, обобщив, что предстоит принять кандидата, посылал одного из членов братства за ним, чтобы подготовить его к торжественному акту. Тот предлагал подмастерью принять внешний облик просящего о помощи. Сняв с себя оружие и все металлическое, ищущий посвящения с завязанными глазами, с оголенной грудью и с необутой левой ногой подходил к дверям зала, которые открывались перед ним по троекратному стуку. Тут «парлирер» встречал его и подводил к мастеру, который приказывал ему опуститься на колени и прочитывал молитву. После этого кандидата обводили три раза вокруг цехового зала и возвращали к дверям, где он ставил свои ноги под прямым углом, чтобы затем тремя шагами предстать перед мастером. Между ними на столе лежало открытое Евангелие или братская книга, вместе с циркулем и угломером, на которые кандидат клал свою правую руку, прижимая в то же время левую руку к груди и клянясь быть верным, исполнять братские обязанности и хранить тайну относительно всего, что он здесь успел узнать или еще узнает. Затем уже с него снимали повязку, надевали новый передник и сообщали лозунг. В заключение его обучали приветствию, рукопожатию, призывному клику, вообще вводили в тайны каменщицкого дела, после чего мастер обращался к собравшимся с вопросом, не имеет ли кто предложить еще что-нибудь для решения, и затем закрывал заседание традиционными тремя ударами.
За приемом следовала пирушка. Она всегда открывалась молитвой, во время чтения которой собратья стояли с непокрытой головой. В данном случае главный мастер произносил с братским бокалом в руке приветственный тост в честь принятого, в ответ на что этот последний пил за процветание братства. При этом из «братского бокала» пили в трижды три приема; его брали платком или чистым полотенцем, но никогда просто рукой, затем поднимали крышку и далее подносили ко рту, отпивали три глотка, опускали бокал и убирали руку. В заключение мастер призывал на все общество благословение святого Иоанна, после чего пиршество кончалось молитвой и тремя ударами.
Когда странствующий каменщик-подмастерье хотел посетить впервые братский барак в каком-либо поселении, он три раза стучал у входной двери и спрашивал: «Работают ли здесь немецкие каменщики?» Тогда работа приостанавливалась, и члены братства откладывали молоток, наугольник, циркуль и ватерпас, которые они держали в руках как знаки своего ремесла. «Парлирер» выходил, спрашивал у чужого лозунг, проверял рукопожатие и испытывал его знания ремесленных тайн. Если тот выдерживал испытание, то на стук самого младшего из собратьев дверь открывалась. Чужак в три шага поступал к мастеру или «парлиреру», который заменял мастера во время его отсутствия, расставлял ноги под прямым углом, подавал мастеру руку и в это время, как все подмастерья поднимались, произносил: «Да приветствует вас Бог, да научит вас Бог, да вознаградит вас Бог, обермейстер!» Тогда главный мастер, или «парлирер», приветствовал его словами: «Мастер такой-то возвращает вам свой поклон». Вслед за этим чужой подмастерье отступал на три шага и приветствовал теми же словами каждого подмастерья отдельно и просил его о содействии или о работе. Если он не мог получить работы, то он прощался с мастером, который снабжал его поклонами ко всем богобоязненным каменщикам на воде и на суше, и получал отпуск, то есть уходил прочь через открытую дверь братского барака.
Как известно, мистический дух наивного Средневековья любил облекать реальную жизнь в картинность, полную особого смысла, идеализировать каждое земное действие, давать духовному конкретные образы и предлагать зрителю истину не в непосредственном ее виде, а окутанной в глубокомысленную символику.
Этот символический язык пользовался также и в братствах каменщиков, благодаря его целесообразности, большим уважением, а именно у них были символизированы принципы искусства. Понимание этих символов во всей их глубине составляло для каждого члена братства дело чести. Они считались нормой и путеводной нитью при занятии ремеслом, и тем, кто их понимал, они облегчили работу, так как он при их содействии самым коротким путем проникал в цель и способ ведения работы. Эти символы состояли из герметических элементов: треугольника, четырех-, пяти-, шести-, восьмиугольника, круга, отчасти же были заимствованы из инструментов, к которым приходится прибегать при черчении и при постройках: из циркуля, аршина, угломера, правила, клевца и т. п.
Геометрические фигуры служили для того, чтобы освежить в памяти математические законы образования форм («Из трех основ, круга – циркуля, треугольника – триангулатуры и квадрата – квадратуры, проистекают самые типичные готические построения»). Фигуры сводились с числом так, чтобы облегчить членам братства путь учения, например теорема Пифагора сводилась к практическому применению чисел 3, 4 и 5. Основные фигуры были также наделены некоторого рода каббалистическим значением. Так, например, четырехугольник на языке символов означал постоянство, неизменность христианского вероучения.
Символизация инструментов не только составляла характерную черту эпохи, так как все цехи символизировали орудия ремесла, но она также указывала на более высокое духовное понимание братством каменщиков своей профессии и своего союза. Так, аршин должен был напоминать сочленам о краткости человеческой жизни и о том, что они должны распределить свое время. Так, правило было верной эмблемой братского равенства, циркуль – символом замкнутого и сплоченного союза, клевец – знаком труда, наконец, угломер – аллегорическим изображением добродетельной и праведной жизни.
С наступлением эпохи гуманизма и Реформации, которая распавшемуся зданию иерархического гнета и схоластического давления на мысль противопоставила более возвышенное мировоззрение и более идеальные культурные запросы, которые провозгласила целью и плодом более благородного и чистого просвещения людей – принцип свободы исследования и неуклонное стремление к познанию и истине, – с наступлением этой эпохи возродившееся и сделавшееся очень разносторонним изучение классической древности распространило свою реформаторскую деятельность и на искусство, вырвало у отдельных корпораций боязливо оберегавшееся ими знание и вынесло его на жизненное торжище. «Начиная с XV в. стало чувствоваться внутреннее нарастающее течение, стремившееся к повороту от романтики к реализму природы». Так, в архитектуре, на место готического стиля с его стрельчатыми арками стали греческая колоннада и римский купол (стиль ренессанс).
С этим переворотом начался распад немецкого братства каменщиков, «так как новое искусство не давало себя заковать в цели цехово‑ремесленного строя. Художественная индивидуальность жаждала свободы и окончательно разорвала с традициями». Рука об руку с этим явлением шло уменьшение числа построек, так как страсть строить отжила свой век и бесчисленное число каменщиков оставалось без работы. Вдобавок ко всему этому началась Тридцатилетняя война, в течение которой архитектура совершенно пала. А когда еще в 1681 г. Страсбург, главный оплот немецких строительных братств, попал в разбойничьи руки Людовика XIV, то пришлось, между прочим, освободить союз немецких каменщиков из-под судебной власти чужого правительства. Поэтому решением от 16 марта 1707 г. немецким каменщикам было предложено порвать всякие связи с главным братством в Страсбурге. После этого делались, правда, единичные попытки создать немецкое национальное братство каменщиков, однако его время уже прошло. Объединение не состоялось; напротив даже, между отдельными братствами начались недоразумения и несогласия. Следствием этого было то, что 16 августа 1731 г. королевский эдикт упразднил окончательно институт братств каменщиков.
Тем не менее тайно сообщества продолжали существовать, и несколько десятилетий тому назад они еще существовали в Германии во многих местностях. Саксонские каменщики еще в начале 1760‑х гг. признали за Страсбургским братством главенствующее значение.
Последним «знающим» был, говорят, соборный архитектор Шмидт в Вене. Впрочем, в статье «Dombaumeister Schmidts Huttengeheimnis» («Братская тайна соборного архитектора Шмидта») в № 1 «Allgemeine Kunst‑Chronik» за 1892 г. «советник строительного комитета Мотес в Цвикау уверяет, что Шмидт не последний, знающий тайну, что он сам тоже принадлежит к числу знающих и что в Германии существует еще несколько братств каменщиков, о которых ему, однако, не разрешено сообщить подробности».