Задрав голову, я рассматривал крутой склон горы, переходивший выше в скалу, на вершине которой когда-то я стоял, разглядывая город, где теперь я, как мне казалось, уже освоился. Не надо смеяться – день, как обычно, был пасмурный, но серьезные дожди начнутся много позже, уже летом, а сейчас сыпалось нечто невесомое – то ли туман садился, то ли морось начиналась. За последнее время я стал знатоком окрестностей, и эта скала была многообещающей возможностью найти качественный материал для фонариков. Я рассматривал подходы, раздумывая, как добраться до нее, когда заметил, что у подножия скалы кто-то ползает. Интересно, что самого человека я сначала не заметил, а заметил переливающиеся огоньки от осыпающихся под его ногами камешков. «Качественный материал, должно быть!» – подумал я. Интересно, что он там делает? Я заметил, что незнакомец начал спускаться по невидимой тропинке, и поспешил ему навстречу. По крайней мере, стало понятно, где удобнее всего было бы забираться наверх.

Это была самая настоящая козья тропа, тем более что козы, хоть и гораздо более волосатые, чем те, к которым я привык, здесь были. Я не рискнул подниматься навстречу и стал ждать незнакомца у подножия горы. Какое-то время спустя он появился из-за горбатого склона и остановился, увидев меня. Я смотрел на него, задрав голову. Невысокий человек в длинной черной хламиде, подпоясанной цветным поясом. Издалека он напомнил мне наших священников, только без головного убора и бороды. Я уже узнал его. Хотя мы и не были знакомы, но несколько раз я видел его в городе, который оказался по московским меркам совсем крохотным. Человек, похоже, тоже узнал меня и, кивнув, продолжил свой спуск.

– Добрый день! – поздоровался я, когда он спустился.

– Добрый. А вы что здесь ищете? – неприветливо поинтересовался он.

– Да вот. Камушки собираю.

– Чего? Какие камушки? – неожиданно он уставился на меня с подозрением.

Я ничего не понимал. Никто не говорил мне о каких-либо запретах на геологические изыскания. Ищи себе сколько хочешь. Главное, не рой ям, где не надо.

– Обычные. Ну, не совсем обычные. Разные. Вот, пришел для фонариков поискать сырье получше.

– Зачем это тебе? – не оттаивал незнакомец. В глазах его было явственное подозрение.

– Вы извините, если я чего не знаю. Я в городе человек новый. Но вроде собирать камни всякие, минералы никто не запрещает?

– Тебе-то они зачем? – тем не менее настаивал собеседник.

– Ну, я всякие эксперименты с ними провожу! Хочу вот линзу сам сделать.

– А желсулит тебе зачем? – незнакомец, кажется, немного расслабился. Я же, наоборот, сделал стойку. Желсулит? Ну, ты попался!

– Это вы так минерал называете? – тот кивнул. – Да, я думал, может, можно из него выделить активный компонент.

Незнакомец уставился на меня, едва не открыв рот.

– Половины не понял, что ты сказал, но у тебя ни хрена не получится, парень!

– Почему? – я демонстрировал крайнюю заинтересованность.

– По кочану! – неожиданно грубо ответил он и, развернувшись, двинулся в сторону города.

Я решил, что еще найду его там, и начал взбираться по тропе.

Оглянувшись на ближайшем повороте, заметил, что он не ушел далеко, а стоит и наблюдает за мной. Помахав ему рукой, я продолжил подъем.

Как выяснилось, на работу меня устроили не абы куда. Все грузчики и охранники, включая мастеров, носили длинные хвосты, что красноречиво говорило об их происхождении. Эдакая мафия в местном варианте. Так что больших проблем со своей адаптацией я не испытывал. С одной стороны, все они были немного чужаками в городе, с другой, я быстро примелькался и уже считался за своего. Статус людей с холмов, кроме того, ограждал от излишнего любопытства горожан. Вместе с тем этот же статус делал моих товарищей плохо ориентирующимися в жизни города, и во время перерыва я обратился к вознице, который развозил по городу и окрестностям все, что мы ему грузили. Это был местный болтливый малый, правивший повозкой под воловьей тягой. Волы, как это здесь и было заведено, были страшно волосатые и больше напоминали мамонтов в миниатюре.

– Послушай, любезный! – обратился я к нему. – Ты не знаешь, что это за человек приходил сюда не так давно – в длинной черной одежке и с цветным поясом?

– А! Это Фуртах, ювелир. Он с севера – у них все так ходят.

Имя мне было знакомо.

– А где его найти?

– На рынке, ясно. Дом с синим коньком и желтой резьбой по нему, – получил я местный вариант домашнего адреса.

Поблагодарив возницу и выслушав в ответ кучу вопросов о том, что мне от этого Фуртаха надо и не спер ли он чего, я отделался от него.

Дом ювелира я нашел легко. Недалеко от центра рядом с рынком тело города взрезала торчащая, как плавник какой-то гигантской акулы, скала, густо поросшая бамбуком. Вот к этой самой скале и прижимался дом Фуртаха – очередная вариация на тему «на хрена такая крыша?». В отличие от других домов торговцев этот не имел галереи, окружавшей его первый этаж полукругом, да и в целом был гораздо мельче остальных, но, так как стоял на небольшом холмике у подножия скалы, казался монументально высоким – его конек доминировал над всем торговым районом. Я не брал очередной выходной и решил зайти к ювелиру сразу же после работы, благо рабочий день здесь, возможно, благодаря очень длинным суткам, заканчивался рано. За свое эксклюзивное положение дом ювелира расплачивался ранними сумерками, так как тень от скалы накрывала его во второй половине дня. Вместо галереи наличествовало небольшое крыльцо с несколькими высокими ступенями и приоткрытой дверью. По земной привычке я постучал костяшкой пальца по косяку двери и вошел.

Довольно темная небольшая комната была перегорожена прилавком, за которым сейчас никого не было. Горел фонарь. Я осмотрелся и не обнаружил ничего примечательного – аскетичное помещение, несколько стульев, похожих на барные табуреты у прилавка, и все. За прилавком скрипнула дверь, и в комнату выглянул незнакомый молодой парень.

– Вы к кому? – спросил он меня, не здороваясь.

– Могу я увидеть господина Фуртаха?

– А вы, собственно, по какому вопросу? – настаивал он.

– Хочу заказать изготовление нескольких стеклянных изделий, если это возможно.

– Возможно, конечно. Заказ я могу принять сам.

Меня это вполне устраивало – не было никакого желания объясняться с ювелиром.

– Ну, давайте, – я присел на один из табуретов у прилавка и достал наброски нескольких линз и призм, которые приготовил заранее.

Парень с любопытством разглядывал чертежи.

– Очень странная манера изображения! Но, впрочем, вполне понятно. А это что за стрелочки?

– Это размеры в миллиметрах, – понятно, что никаких миллиметров аборигены не знали, и так я перевел для себя местный аналог единицы длины.

– Офигеть! А из чего делать? Из стекла?

– Я, честно говоря, не знаю, что это, но вы из этого материала делаете линзы. Вот из него мне все это хозяйство и надо сделать.

– А для чего это? – в глазах парня горело любопытство.

– Ну, хочу сделать такое украшение из всего этого.

– Украшение? Украшение чего? – не унимался тот.

– Секрет. Сделаю – покажу. У нас дома такие делают, – соврал я, рассчитывая на то, что мое происхождение спишет все на чудачество горцев.

– Ну, ладно. Мое дело – заказ принять. Посидите, пока я все посчитаю.

Он достал лист местной бумаги, принялся выписывать длинный столбец размеров и прочих подробностей. Закончив, объявил результат.

– Половину вперед, пожалуйста. У нас строгие правила.

Я рассчитался. На удивление цена была вполне умеренной, и я даже приободрился.

– А когда будет готово?

Парень пошевелил бровями и сообщил:

– Да к утру все сделаю.

– Тогда до завтра!

Моя идея состояла в следующем: если минерал, который содержался в фонариках, или желсулите, как он здесь назывался, способен накапливать энергию от неизвестного мне излучения, то, очевидно, это излучение присутствует в этом мире повсеместно. Во всяком случае, фонарики исправно функционировали везде и во всякое время дня и ночи. С другой стороны, магически измененные метки на предметах или на деньгах предположительно преобразовывали обычный свет в это излучение, меняли какие-то его свойства, так что измененное излучение, попадая на линзу, преобразовывалось в обычный свет и расщеплялось на ней на радужный спектр. Излучение же, которое не взаимодействовало с метками, никак себя на линзе не проявляло. Я надеялся, что, манипулируя с оптическими инструментами, которые могли бы взаимодействовать с этим неведомым излучением, я смогу получить инструмент для наблюдения того, что, я предполагал, было основой Скелле. Кроме меток на деньгах, я надеялся использовать фонарики как первичный объект для наблюдения. Экспериментируя вечером на камешках из желсулита, я заметил, что во время «зарядки» через лупу было видно, как поверхность камешка словно переливалась радужным туманом, но эффект этот был заметен едва-едва, так как лупа работала только на свету.

У меня в голове громоздилась череда планов и идей, я собирался смолоть фонарик и, наблюдая за размолом через лупу, попытаться тем или иным способом отделить активную фракцию, а для этого мне была нужна ступа как минимум.

Уснул я поздно, так был сильно возбужден своими мыслями и идеями, но благодаря длинной ночи все равно хорошо выспался. С утра, позавтракав лепешками из бамбука – как-нибудь расскажу о них – и выпив кружку орехового настоя, я пошагал на работу. Заказ уже должен был быть выполненным, но времени для похода на рынок не было, и мне пришлось терпеть до вечера.

К вечеру начался нудный, бесконечный, моросящий дождь, и пока я добрался до ювелира, я был уже порядком вымокший. В маленькой комнате с прилавком было ощутимо теплее, чем на улице, а горящая лампа создавала некое подобие уюта. Увидев меня, вчерашний парень исчез, не поздоровавшись, и я, слегка опешив от такой неприветливости, решил просто подождать и заодно погреться – ведь он меня видел, а значит, вернется с заказом. Но вместо него неожиданно появился Фуртах собственной персоной. В руках у него был небольшой сверток – хотелось надеяться, с моим заказом.

– Здравствуйте! – приветствовал я его как старого знакомого.

– Добрый вечер, – как-то сухо ответил он и замялся. – Я сделал ваш заказ.

– Чудесно. Можно взглянуть?

– Да, да, конечно, – ювелир бросил на меня быстрый взгляд и развернул сверток. На столе лежали, переливаясь в свете лампы, заказанные мной инструменты. Я схватил линзы и стал придирчиво рассматривать качество их изготовления.

– Позвольте поинтересоваться? – спросил Фуртах тоном, который выдавал смесь смущения и настороженности. Я кивнул.

– Для чего вам все это? Ну, я уже понял, что у вас в горах это для чего-то используют, но я, сколько ни прикидывал, так и не понял зачем, – внимательно смотрел на меня ювелир.

– Как вам сказать? – на ходу импровизировал я. – У нас принято исследовать минералы с помощью похожих инструментов. Это было моей работой до того, как меня выгнали. Правда, ничего похожего на то, что было у нас в горах, я здесь не нашел, но все равно любопытно. Просто безобидное хобби!

Фуртах помолчал с высокомерным видом, а затем неожиданно признался:

– Я вот тоже камни коллекционирую, минералы, там, всякие. В здешних холмах даже жилы полудрагоценных камней встречаются, – ювелир выглядел одновременно смущенным и высокомерным, и я подумал, что, вероятно, он просто боится признаться в своем увлечении.

– В наше время так сложно встретить по-настоящему увлеченных людей, если, конечно, не считать тех, кто увлекается деланием денег! – запустил я пробный шар в его направлении.

– Да уж! То, что люди не понимают, им кажется подозрительным! – буркнул ювелир, и я подумал: «Блин! Этот чувак явно мне нужен! От него просто воняет информацией, которую я безуспешно ищу».

– Скажите, уважаемый, а почему вы считаете, что из желсулита нельзя отделить активный компонент? – зашел я сразу с козырей.

Фуртах вздохнул, как вздохнул бы ученый профессор, если бы его внучек попросил быстренько объяснить, что такое химия, к примеру, а то он с друзьями на футбол опаздывает.

– То, что вы, молодой человек, называете компонентом, – дефекты в структуре минерала. Не очень сложно? Вы понимаете, о чем я?

– Конечно, – часть моих планов только что пошла псу под хвост, и я лихорадочно обдумывал, как это могло работать и можно ли это воспроизвести.

– Меня, кстати, Илья зовут, – представился я.

– Здесь весь город, ну, или, по крайней мере, все, кому это интересно, знают, как вас зовут. Полагаю, как меня зовут, вы знаете?

– Очень приятно познакомиться! Уважаемый Фуртах, а не попадается ли желсулит с дефектами, ориентированными в одном направлении? – меня больше интересовало мое больное место, чем проблема моей приметности.

– Хм! Кажется, я начинаю понимать ход вашей мысли! Но, к сожалению, нет, я такого не встречал.

Внутренняя дверь открылась, выглянул давешний молодой человек и что-то негромко сказал ювелиру. Тот поморщился.

– Иду. Извините, Илия! Буду рад вас увидеть у себя, поболтать. Заходите, не смущайтесь, – и он, развернувшись, исчез в двери.

Оставшийся со мной парень, похоже, был озадачен любезностью своего начальника. Мы с ним рассчитались, я забрал заказ и ушел, не прощаясь. Похоже, у аборигенов это было заведено – они воспринимали приветствия и прощания как не очень уместный в простых ситуациях ритуал.

Весь следующий день я обдумывал то, что сообщил мне Фуртах. Дефекты в минералах могут быть самой разнообразной природы. При моих, прямо скажем, скудных возможностях я решил исследовать то, что мне было доступно. Если предположить, что особыми свойствами обладают нарушения в однородной кристаллической структуре, то мне были доступны для исследования только такие неоднородности на границах разных кристаллов.

Надо сказать, что почти все, что потребляло население этого города, привозилось снизу из обширных долин. На складе, кроме дров, была еще масса различного товара, чем я по старой советской привычке пользовался, как говорил мне в те годы один знакомый вертолетчик, «Уходя с аэродрома, прихвати чего для дома». В этот раз меня интересовала соль. Она приходила в огромных мешках и была отсутствующего помола – короче, в том виде, как ее сгребли лопатой со дна солончака. Среди разнокалиберных кристаллов я отобрал несколько наиболее крупных агрегатов и бережно сложил их в укромном месте.

После работы я сразу же направился домой, по местной моде ни с кем не прощаясь. Почти каждый день моросил дождь, и я добрался до моего жилища совершенно вымокший, но сохранивший соль в неприкосновенности. Намокшая и поникшая халупа встретила меня непривычным холодом. Растопив печку и поставив кипятить воду в котелке, я в нетерпении стал экспериментировать с солью, используя лупу в качестве единственного контрольного прибора. Мне было интересно, будет ли виден через лупу радужный эффект, который я наблюдал, когда фонарики заряжались.

К моему удивлению, эффект был! И даже более сильный! Плоскости, по которым срастались кристаллы, на мгновение мерцали радугой, когда я переворачивал их. Было хорошо видно, что именно там, где одна кристаллическая решетка переходила в другую, мерцало бледное сияние, как мимолетная вспышка. Но как разряжались кристаллы, было непонятно – никаких видимых проявлений этого не было. Однако я был уверен: как-то они сбрасывают накопленную энергию.

Установив лупу на подставку, я возился с несколькими ежиками из крупных кристаллов соли. Быстро стало ясно, что яркость эффекта нелинейно пропорциональна площади контакта двух кристаллов. Чем больше площадка, тем сильнее эффект. При этом – самое интересное – выяснилось, что источник неведомого излучения существует. Наиболее яркую вспышку я получал, когда площадка контакта была перпендикулярна некоторой точке чуть выше горизонта. Для себя пометил, что надо бы проследить, не меняется ли это направление в течение дня. Я с сожалением вздохнул: кристаллики соли, пусть даже самые отборные, были все же слишком мелкими. Мне надо было найти что-то крупнее. Можно, конечно, было бы вырастить кристалл медного купороса – самое впечатляющее, что мне удалось вырастить в моем детстве, – но был и другой вариант. Фуртах говорил, что он собирает минералы, и хвастался, что в окрестных холмах даже попадаются полудрагоценные камни. Можно было попытаться выпросить у него что-нибудь для исследования.

Я очнулся и понял, что хочу есть и спать. За окном, которое я так и не застеклил, темнело. Надо было закрывать ставни, готовить ужин и ложиться. По крыше, крытой сегментами внешних оболочек вездесущего бамбука, так похожими на черепицу, стучал дождь. Лампы у меня не было, единственным источником света была плитка, через щели в конфорках которой пробивался мерцающий свет пламени. Дальний угол ущелья, который стал моим домом, и так был очень тихим и спокойным местом, дождь же скрыл оставшиеся звуки. Я неожиданно почувствовал, насколько я одинок здесь.