За последние полвека именно фестиваль стал главной формой не только поддержки современного и экспериментального театрального искусства, но и единственным способом доставки этого искусства вживую в разные точки планеты, удалённые от места, где произведение было создано. Гастроли отдельных театров или переносы спектаклей в этом смысле исключительно локальны, сложны в реализации и не дают необходимого эффекта. Театральный фестиваль как формат наследует фестивалям других искусств – кинематографа или музыки, и здесь важно поговорить о том, что сам по себе феномен фестиваля является признаком меняющегося мира и меняющегося отношения человека к культуре и глобализованному культурному потреблению. Политолог Эммануэль Негриер в своей работе «Фестивализация: паттерны и границы» отмечает шесть сдвигов или трендов в культурном потреблении, обусловивших эту самую фестивализацию:
– от культурного постоянства к эфемерности и переживанию в настоящее время;
– от аскетизма к гедонизму;
– от классического индивидуализма к новому индивидуализму и так называемому трибализму;
– от культурной легитимности и нормы к эклектике и разнообразию;
– от культурной специализации и профессионализации к гибкости, толерантности и в хорошем смысле хаосу;
– наконец, от наследования традиции к поискам новых самостоятельных путей неконвенционального потребления искусства.
Эти сдвиги в отношении европейского общества к культуре ещё и сопряжены с нарастающей медиализацией социума. В таких условиях возникает потребность в крупных ивентах, событиях: с одной стороны, только за счёт масштаба можно привлечь достаточную информационную поддержку со стороны медиа и осведомлённость адресной аудитории, с другой стороны, когда внимание аудитории рассеянно, локальные одиночные события заведомо имеют меньший потенциал ангажирования широких масс. Применительно к этому учёные даже говорят об ивентализации (eventalization) культуры и повседневной жизни – то есть процессе, при котором время, проведённое в городском пространстве, начинает измеряться событиями. Также следует иметь в виду режим «презентизма», введённый французским историком Франсуа Артогом – он пишет о том, что культура теперь существует только в настоящем моменте. Важен также и феномен выбора, укрепляющего своё значение в демократических обществах, – это заставляет кураторов фестивалей сдвигать концепции программинга от монотематического подхода к большему разнообразию и даже эклектике, о чём упоминается в работе Негриера.
Именно выбор, который театральный фестиваль предоставляет, и является основополагающим принципом фестивализации, важен выбор между широким кругом эстетик и художественных выразительностей. Возможность выбора – даже не реализуемая – это то, что отличает позицию посетителя отдельного события, например спектакля в репертуарном театре, от посетителя фестиваля: даже если последний не пользуется возможностью посетить всё, что ему предлагается, он всё равно находится в контексте других эстетик и художественных стратегий, которые он по каким-то причинам принял решение игнорировать. Постоянный посетитель театра отличается от постоянного посетителя фестивалей именно этим заведомым разнообразием опыта в рамках одного события, более того: посетителя фестивалей правильней называть участником, чем посетителем, – ситуация осознанного выбора подразумевает смещение зрительской роли с пассивной на активную. Антрополог Виктор Уиттер Тёрнер в книге Celebration, studies in festivity and ritual приходит к выводу, что во всех культурах люди всегда осознавали потребность выделить специальное время и место (в фестивалях важна связь с пространством) для совместного празднования и осуществления креативных практик. По Тёрнеру, фестиваль был своего рода проводником выражения тесной связи между идентичностью и местом.
Не всегда огромно, но всегда заметно влияние театральных фестивалей на местность, в которой они проходят. Это может быть отдельный город, регион или целая страна. Например, в Иране с начала 2000-х, когда начались хоть какие-то минимальные контакты с окружающим миром, театр развивался и развивается именно за счёт театральных фестивалей. В то время стартовавшая политика лояльности к светской культуре позволила обеспечивать тонкий ручеёк импорта и снизила давление на местные проявления более-менее современной культуры. Все театральные фестивали, проводящиеся в Иране, управляются государственными институциями, и среди них много очень странных социальных или религиозных фестивалей, подобные которым в России, должно быть, проходят для нас незамеченными в Театре Российской армии, но всё же именно фестивали обеспечивают поток театральной продукции за пределы Тегерана. Театр в его европейском виде не очень гладко ложится на традиционалистскую почву иранских регионов, поэтому репертуарные театры с таким контентом там просто бессмысленны – узкий круг зрителей можно ангажировать на одну постановку 1–2 раза, затем интерес резко спадает. Ситуация в Иране в каком-то смысле похожа на российскую: там буквально молятся на собственный иранский национальный театр, который уходит корнями к религиозным церемониям, экстремально высок театральный патернализм, всё контролируется государством, а европейский театр даже в его безобидном драматическом виде считается угрозой для скреп.
То же самое справедливо, например, и для Южной Африки, где с начала 90-х годов прошлого века – также после травматичных политико-социальных событий – театральная жизнь в её разнообразных вариантах начала развиваться именно через фестивали. Возвращение массового интереса к культуре через процесс упоминаемой выше ивентализации в этом регионе происходит также через фестивали: когда локальные и более-менее привычные события вроде исполнения музыкальной композиции или постановки спектакля фреймируются в крупное событие – фестиваль – это априори помогает активнее возбудить общественный интерес, создать масштабный инфоповод и задать заведомо больший импульс перемен культуре, чем это могло бы происходить через цепочку отдельных локальных событий. Наконец, в Южной Африке театральные фестивали, как и во многих других регионах, помогают рефлексировать национальные травмы и устанавливают границы разговора, например, об африканских языках или колониализме.
Интересный пример представляет собой Польша – к текущему моменту признанный театральный лидер среди стран Восточной Европы. После середины девяностых там тоже за короткий период времени возникло огромное количество фестивалей – что само по себе удивительно, учитывая почти катастрофическую экономическую ситуацию того периода. Но ещё интересней то, для чего эти фестивали нужны обществу – не только для развлечения, или времяпрепровождения, или, собственно, из любви к театру. Театровед и культуролог Юлиуш Тышка в своей работе The School of Being Together: Festivals as National Therapy during the Polish ‘Period of Transition’ исследует театральные фестивали в их коммунитарной функции как способ бороться с национальной травмой. Тышка описывает, что поляки – как и жители других национальных республик под железным зонтом Советского Союза – на самом деле разучились быть вместе, собираться в общественных пространствах. Точнее, любого такого рода собрание на уровне недавней исторической памяти тесно ассоциируется с отчуждением себя в пользу государства, с субординацией, с коллективными шествиями и выступлениями за «общие блага» по моделям, устанавливаемым и регулируемым Коммунистической партией или Церковью. Поэтому граждане до сих пор крайне не уверены в себе, когда дело доходит до публичных собраний, до проведения времени вместе с большим количеством незнакомых людей. Театральные фестивали, особенно если речь идёт о современном театре, где уже традиционен обмен ролями между зрителями и актёрами, делают большой вклад в переизобретение этого способа нахождения вместе, они помогают сформировать такую ситуацию, когда присутствие в толпе не размывает индивидуальность конкретного человека. Они заменяют реакцию агрессии в публичной сфере на реакцию понимания и толерантности. И этот эффект фестивалей в той или иной степени очевиден не только в Польше, но и в других государствах, в частности и в России.
Театральный фестиваль – это особого типа метасобытие, объединяющее в себе несколько событий и являющееся чем-то большим, чем просто сумма этих событий. В широком смысле двумя главными продуктами фестивалей являются качество и разнообразие – это то, за чем в основном идёт публика. На рынке, заваленном виртуальными развлечениями, фестиваль разнообразит и постоянно переизобретает опыт живого присутствия; чтобы отвлечь человека от экрана, необходимо крупное событие. Повсеместное увеличение количества и разнообразия этих крупных событий по всему миру является следствием структурных изменений в городском управлении, экономике, потреблении и использовании культуры, эффектом глобализации. Всё это приводит к реконцептуализации фестиваля как одного из способов для города заявить о себе в конкурентном пространстве, способов рефлексии национальных травм и восстановлению гражданской идентичности и, наконец, как мощного двигателя современного театрального искусства. Даже в Германии, где на состояние театра вообще грех жаловаться, театральные фестивали – главная сила развития экспериментального новаторского театра, хотя многие из фестивалей основаны и проводятся на базе репертуарных театров. Просто в силу своего формата фестиваль позволяет заказывать спектакли и перформансы, с которыми репертуарному театру нечего было бы делать. Кроме того, театральные фестивали с каждым годом всё более междисциплинируются, превращаясь скорее в фестивали современного искусства с креном в исполнительские практики: именно там встречаются на одной территории, например, инсталляционный совриск и перформативная современная музыка. Это взаимообогащение разных не так часто пересекающихся типов искусств возможно только в рамках фестивалей. Далее следует история и описание некоторых театральных фестивалей, которые на международном ландшафте искусств представляют особый интерес. Это список компромиссный: во-первых, он не охватывает всего огромного разнообразия важнейших фестивалей современного театра; здесь мы не ведём речь, например, о Парижском осеннем фестивале или Афинском театральном фестивале, куда регулярно заезжают крупнейшие фигуры современного перформативного искусства. Здесь мы вообще не рассматриваем оперные фестивали, такие как фестиваль в Экс-ан-Провансе или Зальцбургский фестиваль. Во-вторых, нужно понимать, что всё наиболее интересное на поле современного и экспериментального театра показывается на более локальных фестивалях, о которых не так хорошо известно, – таких, например, как Programme Commun в швейцарской Лозанне, поэтому фестивали, приведённые ниже, как правило, представляют то, что можно обозначить как мейнстрим современного искусства.