Двумя днями раньше

На палубе канонерки план майора выглядел очень логичным. Два отделения стрелков, два пулемета. Первое отделение идет вперед, устанавливает пулемет и прикрывает передвижение второго. Все просто и четко, как ход шатуна паровой машины.

Однако на практике все оказалось не так просто. Заросли папоротников, начинавшиеся буквально сразу за береговыми утесами, хоть и недотягивали до человеческого роста, но совсем немного. И если стрелки еще имели хоть малый шанс проявить себя – разумеется, при условии, что их мишень тоже захочет высунуться из переплетения зеленых вееров, – то пулеметчиков заросли скрывали полностью.

– Плохо дело, – констатировал майор, не выглядевший, впрочем, особо удрученным. – В Африке, во время войны с гереро, нам приходилось действовать среди тамошних кустарников, «пори». В подобного рода близком бою – несколько шагов! – столкновение разыгрывается накоротке и в несколько минут. Так в 1891 году погибла Целевская экспедиция у Иринги.

– Не хотелось бы пополнить этот список. Вернее, для этих земель – открыть его.

Лейтенант отломил верх папоротникового побега. Листья ожившего ископаемого были жесткие и неприятно шершавые на ощупь. Нергер вдруг подумал, что вполне возможно, этот же самый лист в виде угля сгорает сейчас в топке «Ильтиса», и эта мысль лишь усилила чувство глубокой неправильности происходящего. Если теория доктора Хеске верна…

Отто привык верить специалистам, но, бог мой, разве кто-то мог быть специалистом по Разлому?

– Пойдем вдоль реки. – Стек в руке майора указал на щель в утесах, пробитую водой. – Лучше промочить ноги, чем лишиться головы, не так ли?

– Не уверен, – тут же возразил ему Йозеф Беренс. – Мы пока не знаем, что водится в здешних реках…

Майор Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек удивленно посмотрел на ученого.

– Не думаю, – сказал он, – что родственники добытого нами морского змея смогли бы подняться вверх по пятиметровому водопаду.

Один из стоявших поблизости матросов явственно фыркнул, да и сам Отто повернулся в сторону, пряча усмешку. Однако маленький приват-доцент не смутился.

– К вашему сведению, Пауль, – начал он хорошо поставленным «лекторским» тоном, – форель, идя на нерест, преодолевает пороги высотой примерно в пять раз больше собственных размеров. Так что теоретически можно предположить, что расстрелянный «Ильтисом» плезиозавр мог бы подняться на нерест и на куда большую высоту…

Лейтенант цур зее честно попытался представить себе прыгающее по водопаду морское чудовище. Это было воистину фантасмагорическое зрелище… но, с другой стороны, он лично видел прыжки китов, рассказы о которых до этого числил досужими байками.

– …Однако я больше опасаюсь не огромных зубастых чудищ, – продолжил тем временем Беренс, – а куда более мелких существ. Например, в Амазонии тамошние аборигены рассказали нам…

– Йозеф, – перебил его майор, – поверьте, я бы с огромным удовольствием расспросил здешних дикарей о том, кто водится в этой речке и в зарослях на ее берегах. Но боюсь, если теория этого британца Дарвина окажется верной, искать их здесь придется очень, очень долго. И я не думаю, что капитан Нергер согласится ждать нас десяток-другой миллионов лет.

– Но…

– Займите свое место, Йозеф, – улыбаясь, приказал майор. – Да-да, в середине колонны.

Первые минуты небольшой отряд двигался в тишине – матросы напряженно вглядывались в стену зарослей вдоль берега, из которой в любой миг могла выскочить неведомая тварь. Некоторые бросали опасливые взгляды и на воду, хотя на мелководье у берега вряд ли смогло бы укрыться что-то крупнее лягушки.

Впрочем, и самому лейтенанту было не так-то просто изобразить подобающее спокойствие. Военный моряк, он был готов к встрече со смертью – но среди волн, на морском просторе. А зеленая чащоба таила в себе неизвестность – и страх. Тот же страх, который испытывала перед чудовищными хищниками шныряющая в этих зарослях безвестная доисторическая мышь, впечатался в кровь и плоть ее потомков – и сейчас, когда колдовство Разлома разрушило миллионолетнюю стену, именно этот страх заставлял матросов до боли в пальцах сжимать винтовки, а лейтенанта…

Поймав краем глаза усмешку майора, Отто вдруг ощутил, как страх отходит, давая место смущению, – и, покраснев, словно юная фройляйн, принялся неловко засовывать «парабеллум» обратно в кобуру.

– Вряд ли, – задумчиво произнес Форбек, – в этих папоротниках нам встретится что-то по-настоящему крупное и опасное.

– Почему вы так решили?

– Лев ищет себе добычу не у мышиного водопоя, – майор указал на тонкую цепочку следов к воде и обратно. – Кроме того, даже самый ловкий хищник не проскользнет через эти заросли незаметно – шум и треск будут слышны даже на канонерке.

– Вы исходите из предположения, – тут же возразил приват-доцент, – что здешние хищники тождественны привычным для нас. Но мы в новом мире, мире, о котором почти ничего не известно… кроме того, что здесь водится кто-то чрезвычайно опасный.

– Разумеется, разумеется, – произнес Форбек. – Однако лично мне сложно поверить, что здешние крысы или бурундуки способны за несколько секунд разорвать четырех человек.

– А если они на это и впрямь способны?

– Йозеф, – майор перешел на вкрадчивый шепот, – вы не боитесь, что вот этот, к примеру, куст сейчас прыгнет на вас и задушит корнями?

– Куст?! Что за чушь?! – возмущенно фыркнул приват-доцент, одновременно делая шаг в сторону от указанного растения.

– Ну как же! Мы ведь в новом мире…

– Господин майор, – унтер-офицер кивком указал куда-то вперед, поверх винтовочного ствола. – Смотрите… вон там… впереди… метров двести… на берегу.

– Вижу.

Первый встреченный экспедицией крупный обитатель суши вовсе не состоял из одних лишь клыков и когтей. Он даже не выглядел особо необычным – лежавшая на узкой песчаной косе зеленая рептилия напоминала азиатского крокодила-гавиала. Да и размера она была такого же: верных три метра от головы до кончика хвоста.

На появившихся из-за изгиба речушки людей рептилия никак не среагировала, то ли не разглядев их вовсе, то ли сочтя разделявшую их дистанцию достаточной гарантией безопасности.

Рядом с лейтенантом лязгнула складная железная нога.

– Стрелять, господин майор? – прошептал пулеметчик.

– Нет, – быстро отозвался Форбек, – ленту побережем, – и, обернувшись к матросам, скомандовал: – Залпом… целься… огонь!

Слитный грохот десяти «маузеров» прокатился вдоль берегов ручья. Однако реакция крокодила была вовсе не той, которую ждал Отто. Вместо того чтобы свалиться замертво, «гавиал» подпрыгнул на метр-полтора и забился на месте, бешено молотя лапами воздух, воду и прибрежный песок.

– Стреляй!

Первая очередь – короткая, пуль на пять, – легла выше и левее «гавиала», выбив из взбаламученной воды ряд фонтанчиков. Вторая, более длинная, пришлась точно в цель – дрыгнувшись напоследок, громадная ящерица медленно завалилась на спину и замерла.

– Ну а что вы хотели от «джентльменской маузеровской пули»? – шепотом отозвался майор. – Рептилии – это вам не китаец и даже не черный дикарь с островов. Вы что, никогда не слышали про пули арсенала «дум-дум»?

– Слышал, – отозвался лейтенант, – что их запретили Гаагской конвенцией.

– Запретили к применению во время войны, – педантично уточнил майор. – Но мы-то здесь не с людьми воевать собрались.

Изрытый пулями берег позади дохлого крокодила подтверждал его слова со всей ясностью.

Форбек покачал головой.

– Идем прежним порядком! – скомандовал он.

Впрочем, на подходе к убитому ящеру порядок был нарушен, причем нарушителем стал не кто иной, как приват-доцент – не выдержав, он выскочил на береговую кромку и бегом преодолел оставшиеся до первого трофея экспедиции метры.

– Назад! – резкий окрик майора заставил Беренса не только затормозить, но и сжаться, испуганно втянув голову в плечи. Впрочем, он почти сразу же пришел в себя и с возмущением оглянулся назад:

– Позвольте…

– Не позволю.

Обойдя замершего на берегу ученого, Форбек взял у ближайшего матроса винтовку и, осторожно приблизившись к туше, несколько раз ткнул в нее штыком.

– Вот теперь можете подходить, – разрешил он. – И не смотрите на меня так злобно, господин ученый. Пара лишних дырок в шкуре этой зверюги, право же, не стоит какой-либо из ваших конечностей.

Беренс не обратил на его слова внимания. Ученый едва не приплясывал вокруг рептилии, то приседая на корточки, то наклоняясь, чтобы повнимательнее рассмотреть тушу.

– Невероятно, – бормотал при этом он.

– Что вас так смутило, Йозеф? – фамильярно поинтересовался майор.

– Это не гавиал, – отозвался Беренс, едва не зарываясь в тушу носом. – В зоологическом понимании, это вовсе не представитель crocodilia, и я не уверен даже, можно ли относить его к reptilia в узком понимании… хотя это уже слишком. Reptilia, конечно… но вы посмотрите только: у нее…

– Йозеф, – перебил майор. – Не время.

– Может, – ученый озабоченно глянул на заросли, – стоит оставить нескольких человек для его охраны? Чтобы не растащили хищники?

Судя по хмурым взглядам столпившихся вокруг матросов, идея остаться наедине с чьим-то потенциальным обедом особого энтузиазма у них не вызвала.

– Разделять отряд я не буду! – отрезал майор. – Нас и без того мало.

– В таком случае, – выпрямившись, заявил Беренс, – я настаиваю, чтобы мы взяли это… этот экземпляр с собой.

– Вы лично потащите эту тушу? – с иронией осведомился Форбек.

В принципе, одной из целей экспедиции было пополнение продовольственных запасов «Ильтиса», но упоминание об этом, решил Отто, сейчас вряд ли утешит приват-доцента.

– Думаю, – начал он, – достаточно будет стащить ваш… экземпляр в воду. До водопада на берегу он вряд ли доплывет, скорее, застрянет на одной из отмелей, а на обратном пути мы просто возьмем его «на буксир».

– И как скоро это случится? – с подозрением осведомился Беренс.

– Скоро, – успокоил его майор. – Видите во-он ту гряду? Право же, разве вам самому не интересно, что скрывается за этими холмами? Всего каких-то два десятка минут – и вы станете покорителем первой вершины этого Нового Света.

– Двадцать? – скептически уточнил приват-доцент, явно не прельщенный лаврами Бальмата и Паккара и, главное, не желавший оставлять последнее слово за майором. – А по-моему, никак не меньше часа.

– Двадцать минут ускоренного марша! – сухо уточнил майор. – Вперед!

Как вскоре выяснилось, в этом споре наука гражданская была ближе к истине, чем военная. Возможно, африканские подчиненные Форбека и могли уложиться в названный им срок, но служба на канлодке не располагала к получению опыта долгих маршей. Особенно маршей с таким тяжелым и неудобным грузом, как пулемет. Вдобавок лишенные травяного покрова склоны холмов оказались куда более крепким орешком для желающих взобраться, чем это казалось по виду издалека.

В итоге прошел даже не час, а добрых полтора, прежде чем небольшой отряд выбрался-таки на вершину одной из «этих чертовых куч» и…

– Мой бог… – выдохнул майор.

Кто-то из нижних чинов, не сдержавшись, выразил обуревавшие его чувства и более крепкими выражениями, но сейчас офицерам было не до нарушителей дисциплины. Как и матросы, они затаив дыхание смотрели вниз, в долину…

На динозавров.

Их было множество, самых разнообразных – от мелких суетливых двуногих ящеров, отчего-то напомнивших лейтенанту сусликов, до вальяжно-неторопливых гигантов с длинными хвостами. В первый момент Отто показалось, что эти неторопливо шествующие «мясные горы» по размеру сравнимы с их кораблем. Приглядевшись, он с облегчением осознал, что ящеры все же не настолько велики, но все равно – большие, очень большие…

– Невероятно! – Беренс дрожащими от волнения руками снял пенсне, протер и вновь водрузил его на переносицу. – Этого просто… не может быть. Невозможно. Их здесь… слишком уж много.

Невозможно, мысленно согласился с ним лейтенант. Долина перед ними выглядела не уголком дикой природы, а зоопарком местного Хагенбека. Или Ноевым ковчегом. А ведь и вправду, подумал Отто, с трудом сдерживая неуместное хихиканье, все эта толпа просто не успела на ковчег.

– Рассыпной строй! – Голос майора хлестнул по столпившимся, словно штормовая волна. – Пулеметы – на фланги!

– Что случилось?

– Видите этих… страусов? – Форбек указал на небольшую, в шесть-восемь особей, стаю ящеров примерно в полукилометре от их отряда.

– Сейчас… – лейтенант поднял бинокль.

Приближенные оптикой, ящеры… вернее, ящероптицы, больше напоминали сорок, чем знакомых Отто лишь по рисункам страусов. Длинный хвост, пестрое оперение… лейтенант подстроил резкость и неожиданно понял, что эти «сороки» по размерам вполне сравнимы с человеком, а то и превосходят его.

Ящеры, судя по всему, тоже заметили людей. Стая сжалась, несколько ящероптиц сошлись почти вплотную – и ожесточенно заспорили, по крайней мере, со стороны это выглядело именно так. До лейтенанта донеслось едва слышное стрекотание, сопровождавшееся, как разглядел он, взмахами оперенных лап или бесполезных крыльев, понять было трудно. Словно торговки на базаре бранятся, подумал Отто, глядя на «сорок». Долго, впрочем, спор не продлился.

– Мне, – задумчиво произнес майор, – не нравится поведение этих… птичек. Знаю, это прозвучит странно, но ведут они себя, словно стая гиен на охоте. Пулеметчик!

Окрик майора лишь на мгновение опередил хриплый клекот вожака «сорок», а в следующий миг ящероптицы атаковали. Они двигались очень быстро – лейтенант едва успел опустить бинокль, а твари уже были у подножия холма.

Затем раздалось ровное «так-так-так-так». Пулемет на левом фланге очертил стволом широкую дугу, одну за другой скосив четырех ящероптиц. Но справа дело не заладилось. Выплюнув короткую очередь, «максим» замолк, и, пока пулеметчик вместе со вторым номером отчаянно дергал перекосившую ленту, «сороки» стремительно приближались.

Медленно, словно во сне, лейтенант потащил из кобуры «люгер». Рядом с ним вразнобой хлопали винтовки матросов. Вот упала одна из оставшихся ящероптиц, затем еще две, но последняя, словно заколдованная, продолжала бежать.

– Спокойней! – В отличие от лейтенанта, Форбек даже не пытался воспользоваться своим оружием. – Не жгите зря пули. Подпустите ее ближе, цельтесь по ногам… Огонь!

Тварь была уже почти рядом, когда пули все-таки настигли ее, заставив с разбегу грохнуться оземь. Но даже это не остановило ее до конца – пронзительно шипя, «сорока» приподнялась на передних лапах-крыльях, и в этот момент ожил наконец-то пулемет, разразившись затяжной очередью. Шквал свинца отшвырнул хищника назад, разом превратив жуткую тварь в комок окровавленных перьев. И даже этот комок продолжал, царапая землю когтями, подтягиваться на перебитых лапах, пытаясь добраться до ненавистного врага, пока не уткнулся мордой в грязные сапоги застывшего от потрясения лейтенанта. Царапнул зубами кожаный мысок. И только тогда, наконец, умер.

В два захода удалось оттащить тушки убитых мелких ящеров с дороги. Долина на глазах превращалась в проходной двор: едва пестрохвостые титаны отошли достаточно, чтобы люди могли приблизиться к добыче, не сгибаясь, как с осыпи к ручью помчались некрупные, стремительные звери, пугливые, точно антилопы: их удалось отогнать, размахивая руками, под богатырское уханье Скрипко и вопли диких апачей в исполнении профессора Никольского. Обручев уже вздрагивал больше не от страха перед динозаврами, а при каждой мысли о том, что на спусковом крючке пулемета лежит палец немецкого лейтенанта. Тот явственно нервничал при виде чудовищ, и геолог про себя рассудил, что встреча немецкой экспедиции с доисторической фауной прошла неудачно.

Добыча невольных охотников напоминала крупных кенгуру с птичьими головами. Шкуры животных покрывала мелкая колючая чешуя – Скрипко заметил, что она похожа на акулью. Хвосты украшали странные пучки длинных плоских игл. Никольский вначале предположил, что это средство защиты, подобное иглам дикобраза, но заколоть такой иглой даже мышь было бы затруднительно, а уж пробить плотное оперение стимфалиды… Сошлись на том, что пестрыми флажками на хвостах звери подают друг другу сигналы на бегу. Хотя никто этого в суматохе, сам собой, не заметил, идея оказалась настолько убедительной, что Обручев к концу и сам почти поверил, будто наблюдал ящериный телеграф своими глазами.

Когда волокли к пулеметной позиции последние тушки, над ручьем уже кружились два певучих беса. Заметно было, что сухопутные стервятники отличаются от птероящеров-рыболовов – они были крупнее, имели гребни другой формы и окрашенные иначе, не в синий и белый, а в рыжий и белый цвета. В остальном твари были сходны, в том числе манерой передвигаться по земле паучьим манером, опираясь на то место, которое у человека соответствовало костяшкам пальцев. Геолог обратил внимание, что задние лапы животных опирались при ходьбе на всю стопу, как у медведя.

– Раньше мы таких не замечали, – указал Обручев.

Никольский прищурился.

– Должно быть, падальщики сопровождают стадо в его передвижениях, – предположил он. – Без крупных ящеров они умрут с голоду… Вы мне лучше скажите, Владимир Афанасьевич, вам не кажется все это странным?

– В последние дни мне уже ничего не кажется странным, – отозвался геолог. – Должно быть, чудометр зашкалило после пережитого. А вы о чем?

– Птероящеры передвигаются по земле не как летучие мыши, – рассеянно проговорил Никольский. – Казалось бы, анатомически они к ним ближе, чем к птицам… Но я не о том. Видите, над ящерами кружат мелкие птицы? Вроде скворцов?

Обручев кивнул, сбрасывая с плеч тушку флагохвоста.

– Мне кажется совершенно абсурдным, что птицы сосуществуют с птеродактилями, – признался зоолог. – Пока мы не повидали Новый Свет, казалось очевидным: птицы и млекопитающие, высшие, теплокровные формы жизни, вытеснили гигантских рептилий, оказавшись более приспособленными. Но я гляжу на живых динозавров и не могу найти в них неисправимого изъяна. В драке за добычу стаи стимфалид и львиного прайда я не рискнул бы поставить на львов. Я не понимаю, отчего птероящеры менее приспособлены, нежели птицы. И так ад инфинитум!

Геолог пожал плечами. В спине противно хрустнуло.

– Вы смотрите на срубленное дерево и пытаетесь понять, почему оно таким странным уродилось, – ответил он. – Откуда нам знать: быть может, в представлении ученых будущего наша зоология – такая же смесь нерожденного с отжившим? И большинству привычных нам форм жизни уготовано скорое и бесславное угасание, а какие-то мелкие твари, что путаются у нас под ногами, станут корнями обширного и развесистого генеалогического… то есть, простите, эволюционного дерева?

Никольский всплеснул руками.

– Ну что вы, право, как студенту… Это все самоочевидно! Я пытаюсь понять: почему?! Где тот признак, по которому зерна отделяются от плевел?

– А он есть? – Обручев бросил на коллегу косой взгляд. – Вот эти гигантские ящеры, динозавры, правили Землей миллионы лет, целую геологическую эру. И вдруг – вымерли. Так что же, по-вашему, жили они с этим отделительным признаком столько времени и вдруг разом устарели, точно коллекция дамских мод?

– Вы ведь повторяете мои слова, – Никольский развел руками.

– Нет, – геолог покачал головой. – Вы сказали «приспособленными» и спросили: «чем?» А надо было бы спрашивать «к чему?». Не живые твари соревнуются на арене эволюции, а условия существования меняются медлительно и неуклонно… или мгновенно и необратимо, судя по той стремительности, с какой исчезают из геологической летописи остатки динозавров в определенный ее момент.

– Это очень красивый образ, – хмыкнул Никольский, раздраженно ероша волосы под шляпой. – Но он не объясняет, откуда берутся конкуренты. Пока существуют птероящеры, птицам взяться вроде бы неоткуда. То есть появиться – могут, но как сумеют они выдержать соперничество с уже приспособившимися формами?

– Возможно, наблюдение за местной фауной поможет нам прояснить этот вопрос, – неопределенно высказался геолог, пытаясь не выказать, что для него этот вопрос – такая же загадка, как и для его собеседника. – Давайте лучше прикинем, как нам лучше будет доставить этих… флагохвостов к устью ручья. Оттуда, полагаю, можно будет вызвать подмогу из лагеря.

– А почему не сейчас? – предложил Никольский. – Вон, я смотрю, кто-то торопится…

Обручев пригляделся.

– Да, – согласился он. – Я его знаю. Матрос Карцев. Павел Евграфович о нем хорошо отзывался. Однако что же случилось в лагере, если за нами пришлось посылать? Готовьтесь, Александр Михайлович, не иначе как лейтенанту стало хуже, и ему нужен врач.

– Если так, то я вернусь в лагерь налегке, – отозвался зоолог, хмурясь. – А за дичью пришлем моряков. Вы, главное, не давайте падальщикам до нее добраться.

– Непременно, – уверил его Обручев, про себя уже твердо решив, что, если на добычу позарятся стимфалиды, он им ее оставит.

На бегу матрос опасливо пригибался, должно быть ожидая, что из-за валунов на него набросятся стаей «черные петухи» и заклюют.

– Что стряслось, любезный? – окликнул его Никольский.

– А, вашбродь! – обрадовался матрос. – Вот вы где! Палевграфыч за вами посылал. Просил возвращаться немедля. И… – Карцев глянул на немецкого лейтенанта, облокотившегося о пулемет. – И гостей прихватить.

– Что, Николаю Егоровичу стало хуже? – с беспокойством осведомился зоолог, примериваясь, как бы половчей взгромоздить на плечи дохлого флагохвоста.

– Да нет, господь с вами! – замахал руками матрос. – Бродит, ихбродь, по берегу. Хромает, ругается, а бродит, ложиться не хочет.

– Ну так что случилось? – перебил его Обручев. – Не тяните, рассказывайте толком.

Матрос запнулся, снова покосившись на немцев.

– Наши гости по-русски не разумеют, – напомнил геолог, – говорите смело.

– Тут вот что вышло… – Карцев подтянулся и заговорил четче: – В бухту входит корабль.

– Ну наконец-то! – вздохнул Никольский. – Я уже начал волноваться за «Манджура» и его команду. Воды неведомые, знаете…

Матрос затряс головой так отчаянно, что Обручеву показалось – отвалится.

– Это не «Манджур». Это английский крейсер.

Ученые молча переглянулись. Стоявший рядом молчун Черников крякнул. Скрипко пробормотал что-то неразборчивое.

– Александр Михайлович, – выразил общее мнение Обручев, – вам не кажется, что на этом необитаемом острове становится как-то слишком уж людно?

– Бухта, – промолвил Черников. Геолог до этого не обращал внимания, какой у моряка звучный голос – наверное, потому, что тот редко его подавал.

– Ну, конечно! – Никольский раздраженно хлопнул себя по бедру. – Единственная привлекательная гавань на многие мили вдоль берега… конечно, все экспедиции встречаются в этом месте. Как оазис посреди Сахары…

– И почему-то все караваны приходят в оазис одновременно, – хмуро заметил Обручев.

– Потому что всем участникам гонки за новыми землями нужно было время для подготовки экспедиций, – подсказал зоолог. – А время это – оно для всех примерно одинаковое. И то… как проговорился доцент Беренс, «Ильтис» вдоль берегов этого архипелага шел дольше, чем «Манджур», и двигался с юга. Мы – с севера. А британцы, вполне возможно, уткнулись по случайности в Зеркальную бухту с первого захода.

– Все это пустое, – подытожил геолог. – Сейчас нам пора немедля возвращаться в лагерь. Николай Егорович, должно быть, уже от волнения опять слег. С его ранами… Я, пожалуй, переведу для герра лейтенанта. А лишняя пара рук нам как раз очень пригодится – нести добычу.

– Погодите, – проговорил Обручев отстраненно. – Погодите. Вы, мил-человек, сказали: корабль входит в бухту.

– Ну да, вашбро…

– Один корабль, – с напором повторил геолог. – Крейсер. Не канонерка с парусным вооружением.

Он обвел взглядом товарищей. Черников, кажется, начинал понимать.

– Уголь, – промолвил Обручев. – Не построен еще крейсер, который на запасе в своих погребах может добраться до Нового Света и вернуться. Если англичане пригнали его сюда – рядом должен быть тендер. Где он? И почему мы его не видим?