Книга: Кровососы
Назад: Глава 18. Безмолвные весны и супербактерии. Ренессанс комаров
Дальше: Заключение

Глава 19. Современные комары. На грани вымирания?

21 августа 1999 года в управлении по борьбе с инфекционными заболеваниями при департаменте здравоохранения Нью-Йорка раздался странный звонок. Звонила доктор Дебора Аснис, специалист по инфекционным заболеваниям из больницы Квинса. Доктор Аснис столкнулась с необычными симптомами, и ей нужна была срочная консультация ради спасения жизни. У четырех пациентов отмечались лихорадка, спутанность сознания, дезориентация, мышечная слабость, а затем начинался паралич конечностей. Состояние пациентов стремительно ухудшалось. Доктор Аснис пыталась узнать, какова может быть причина столь необычной и опасной болезни.
Первые анализы, проведенные 3 сентября, указывали на некоторую форму энцефалита или отека мозга. Энцефалит может быть вызван разными факторами – вирусами, бактериями, грибками, паразитами, а иногда гипонатриемией (нарушением водно-солевого или электролитного баланса в мозге). Образцы крови и тканей были быстро проанализированы на вирусы, способные вызывать воспаление мозга и сходные симптомы. Анализы оказались позитивными на переносимый комарами энцефалит Сент-Луиса. Эту болезнь от птиц людям передает обычный комар Culex.
В городе и окрестностях на следующий же день началось опрыскивание инсектицидами для уничтожения комаров и их личинок. Но в клиническом отношении что-то не складывалось. К этому времени в диалог вступил центр инфекционных болезней в Атланте. После быстрого анализа их базы данных ситуация и контекст обстановки стал еще более загадочным. С конца Второй мировой войны и создания центра в Атланте в 1946 году в Соединенных Штатах было отмечено лишь 5000 случаев энцефалита Сент-Луиса, при этом ни одного в Нью-Йорке. Центр не был уверен в том, что речь идет именно об этом заболевании. По-видимому, нужно искать другую причину.
Специалисты по биологическому оружию из ЦРУ и Форт-Детрика также пристально следили за событиями, разворачивающимися в Нью-Йорке. Они были не одиноки. Орды возбужденных журналистов слетелись в больницу. Каждому хотелось стать первым и написать эксклюзивную статью. Слухи уже пошли, но убедительных ответов не было, поэтому средства массовой информации воспользовались случаем, чтобы продать собственные истории. Уважаемые мировые издания, желтые таблоиды, журналы типа New Yorker – все указывали на биологическую террористическую атаку с помощью комаров. И во всем обвиняли Саддама Хусейна. Газеты писали, что в 1985 году центр по борьбе с инфекционными заболеваниями отправил иракскому ученому образцы относительно нового и редкого вируса, переносимого комарами. С 1980 по 1988 год Ирак был втянут в кровопролитную войну с соседним Ираном. В то время страна получала многомиллиардную американскую экономическую помощь. Америка делилась техническими достижениями, обучала иракских военных, поставляла оружие, в том числе и химическое. Отправка опасного вируса вполне вписывалась в эту картину – по мнению жадных до сенсаций журналистов.
История начала жить собственной жизнью. Михаил Рамадан, бывший двойник Саддама Хусейна, иракский перебежчик и шпион, утверждал, что Саддам превратил полученный от американцев вирус в мощное оружие. «В 1997 году, когда мы встречались чуть ли не в последний раз, – утверждал Рамадан, – Саддам познакомил меня с этими исследованиями. Я редко видел его в столь возбужденном состоянии. Он отпер верхний правый ящик стола, достал большую кожаную папку, раскрыл и прочел мне некоторые фрагменты». Саддам похвалялся, что создал «штамм SV1417 лихорадки Западного Нила, способный уничтожить 97 процентов всего живого в любом городе».
Эти фантастические обвинения в адрес Саддама, якобы создавшего супервирус лихорадки Западного Нила, быстро облетели весь мир. И сразу же стали звонить телефоны в полицейских участках и в различных департаментах здравоохранения в Нью-Йорке и центре борьбы с инфекционными болезнями. Из зоопарка в Бронксе сообщали, что у них отмечается странный падеж фламинго и других птиц, содержащихся в неволе. Случайные люди сообщали об увиденных в парках, на улицах и игровых площадках города трупах птиц, преимущественно ворон. Вирус энцефалита Сент-Луиса передается человеку комарами непосредственно от птиц (не от человека комару, а затем снова человеку, как малярия, желтая лихорадка и большинство болезней, переносимых комарами), но птицы обладают иммунитетом к этому вирусу. Он не вредит нашим пернатым друзьям. Появились также сообщения о странном поведении местных лошадей и поразившей их необычной болезни. Эта пандемия не была ни энцефалитом Сент-Луиса, ни одним из конских энцефалитов, переносимых комарами, ни каким-то еще распространенным и каталогизированным птичьим патогеном. Это было нечто совсем иное и, по крайней мере для Соединенных Штатов, совершенно новое. Эпидемия поразила птиц, лошадей и людей, и это оказалась переносимая комарами лихорадка Западного Нила. Саддам Хусейн не имел никакого отношения к распространению этого супервируса в Нью-Йорке, хотя средства массовой информации обвиняли его в один голос.
Во время эпидемии 1999 года лихорадкой Западного Нила заболели 10 000 человек, 62 человека были госпитализированы, 7 из них умерли. 20 случаев этого заболевания были отмечены у лошадей. Львиная доля жертв пришлась на птиц. По некоторым оценкам, от вируса погибли две трети популяции ворон Нью-Йорка и окрестностей. Лихорадка Западного Нила поразила птиц еще не менее двадцати видов, в том числе соек, орлов, ястребов, горлиц и малиновок.
Поскольку наибольшую тяжесть заражения приняли на себя братья наши меньшие (конечно, гипотетически), то подобная биотеррористическая атака явно закончилась полным провалом. В эпоху терроризма, оружия массового поражения и паранойи из-за угроз истинных и мнимых, комары вполне могут быть включены в список потенциальных биологических угроз. «Если бы я планировал биотеррористическую атаку, – признался анонимный научный консультант ФБР, – то сделал бы это максимально тонко, чтобы все выглядело совершенно естественно». Министр военно-морского флота Ричард Данциг добавил, что хотя доказать биологический терроризм очень трудно, но столь же трудно и опровергнуть эту идею.
Через два года после эпидемии лихорадки Западного Нила произошли трагические события 11 сентября.
Атаки «Аль-Каиды» перевели Соединенные Штаты в состояние повышенной бдительности и тревоги. Если террористы сумели угнать самолеты и атаковать Всемирный торговый центр и Пентагон, то на что еще они способны? Страх усилился после атаки 11 сентября, когда «Унабомбер» стал рассылать письма с бактериями сибирской язвы. Такие письма получили редакции нескольких изданий и два американских сенатора. Пять человек погибли, а семнадцать были заражены. Теневой мир американских тайных служб, в том числе и занимавшихся разработкой биологического оружия в Форт-Детрике, начал оценку рисков различных сценариев, в том числе и биологической террористической атаки. Оспа, чума, эбола, сибирская язва и ботулизм – эти вирусы считались наиболее вероятными в подобной ситуации. Серьезно рассматривалась также желтая лихорадка и генетически модифицированный штамм малярии.
В триллере В. А. Макалистера «Война комаров» 2001 года описана именно такая ситуация: террористы выпускают смертельно опасных генетически модифицированных комаров в Вашингтоне, округ Колумбия, в День независимости. Идея эта не нова. Зловещая формула и стратегический замысел помогли Наполеону организовать эпидемию лихорадки Вальхерена. Доктор Люк Блэкберн примерно так же планировал эпидемию желтой лихорадки. Нацисты целенаправленно восстановили популяцию малярийных комаров на Понтийских болотах в Анцио. Исторических примеров биологического терроризма достаточно. В книге IV века до н. э. «Как выжить в осаде» греческий писатель Эней Тактик, один из первых специалистов в искусстве войны, предлагал «выпускать жалящих насекомых» в туннели, прорытые вражескими саперами. В 2010 году группа из семидесяти ведущих специалистов в области изучения комаров собралась во Флориде, чтобы обсудить проблему «Противодействие биотеррористической интродукции патогенных инфицированных комаров с помощью средств борьбы с комарами». Перед учеными стоял простой вопрос: что произойдет, если биотеррорист-одиночка, зараженный желтой лихорадкой, заразит 500 комаров Aedes aegypti, кормя их собственной кровью, а через неделю выпустит их во Французском квартале Нового Орлеана или на Саут-Бич в Майами? Учитывая колоссальный ущерб, причиненный желтой лихорадкой в прошлом, можно с уверенностью сказать, что эпидемия, которая разразится среди непривитого и не имеющего иммунитета современного населения, будет развиваться стремительно и иметь тяжкие последствия.
Неожиданное появление эндемичной лихорадки Западного Нила в Соединенных Штатах в 1999 году пробудило нас от апатичной дремы. Мы забыли, кто наш самый опасный и извечный враг. Ирак не обладал мобильными лабораториями биологического оружия, которыми пугала нас администрация Буша-Чейни. Но над планетой летает оружие массового уничтожения, которому уже миллионы лет. И оружие это растет и множится. Комары гораздо опаснее любого оружия Саддама и прекрасно знакомы нам. В арсенале этих насекомых скрывается огромное множество болезней.
Вирус лихорадки Западного Нила, тесным образом связанный с лихорадкой денге, впервые был выявлен в Уганде в 1937 году. Он периодически встречался в Африке и Индии. Начиная с 60-х годов стали появляться сообщения о незначительных вспышках этого заболевания в Северной Африке, Европе, на Кавказе, в Юго-Восточной Азии и Австралии. В конце 90-х годов подтвержденные случаи лихорадки Западного Нила происходили в гораздо более широких в географическом отношении регионах, а степень заражения усилилась. Но до 1999 года эта болезнь не привлекала внимания средств массовой информации: вспышки случались редко, и сообщений о них из отдаленных уголков планеты поступало немного. Кроме того, в Соединенных Штатах лихорадки Западного Нила не было. Это была чуждая болезнь.
Все изменилось, когда лихорадка Западного Нила летом 1999 года сковала Нью-Йорк смертельным страхом. Вирусное заболевание, скорее всего, зародившееся в Израиле (а не на каких-то передвижных иракских фабриках по разведению комаров), пришло в Америку с перелетными птицами, завезенными комарами или путешественниками. Нью-йоркская вспышка стала первым случаем болезни в Западном полушарии. Ученые из центра по борьбе с инфекционными болезнями быстро поняли, что болезнь останется надолго. На следующее лето вновь были отмечены случаи лихорадки Западного Нила. «Мы более не можем считать себя защищенными, – говорилось в сообщении центра. – Мы должны жить с этим и справляться в меру сил». С 1999 года в Соединенных Штатах наблюдалось 51 000 случаев лихорадки Западного Нила, от которой скончались 2300 человек. Наибольшая смертность была зафиксирована в 2012 году. По данным центра по борьбе с инфекционными заболеваниями: «5674 случая лихорадки Западного Нила было отмечено в 48 штатах (за исключением Аляски и Гавайев), причем 286 человек скончалось». Пик заболеваемости пришелся на 2003 год: 9862 заболевших, из которых 264 человека умерли. Для сравнения скажу, что в 2018 году было отмечено 2544 случая лихорадки Западного Нила и умерло 137 человек – практически во всех штатах, кроме Нью-Гэмпшира и Гавайев.
После летнего визита в Нью-Йорк в 1999 году лихорадка Западного Нила прокатилась по всем Соединенным Штатам, Южной Канаде, Южной и Центральной Америке. Повышение заболеваемости отмечалось в Европе, Африке, Азии и Тихоокеанском регионе. За десять лет с дебюта в Нью-Йорке болезнь стала глобальной. Как и энцефалит Сент-Луиса, лихорадка Западного Нила передается от птиц комарам, а от тех людям. Около 80–90 процентов зараженных (десятки миллионов человек) никогда об этом не узнают, поскольку симптомы у них не проявятся. У остальных обычно наблюдаются легкие симптомы, напоминающие грипп и сохраняющиеся в течение нескольких дней. Тяжелые симптомы – отек мозга, паралич, кома и смерть – встречаются всего у 0,5 процента заболевших.
Когда лихорадка Западного Нила начала угрожать Америке, комары тут же оказались в центре внимания средств массовой информации, хотя, конечно же, никто не испытывал к ним симпатии. Яркий рекламный ролик Microsoft Cloud продвигал и программное обеспечение Билла Гейтса, и его желание избавить мир от болезней, переносимых комарами. Он не сходил с телевизионных экранов, чтобы помочь превратить нашего смертельного врага в союзника. Канал Discovery Channel в 2017 году запустил фильм «Комар», посвященный «величайшему агенту смерти в современной истории человечества». Пока Соединенные Штаты и остальные зараженные страны свыкались с лихорадкой Западного Нила, комары преподнесли очередной сюрприз. С новой болезнью они вновь оказались в центре внимания.

 

Мир готовился к Олимпиаде 2016 года в Рио-де-Жанейро, и тут стало известно о лихорадке Зика. Вирус, напоминающий лихорадку Западного Нила и лихорадку денге, был впервые выявлен у обезьяны в Уганде в 1947 году, а первое заражение человека произошло спустя пять лет. С 1964 по 2007 год, когда вирус Зика появился на уединенном тихоокеанском острове Яп, было отмечено четырнадцать подтвержденных случаев заражения – все в Африке и Юго-Восточной Азии. Но в 2013 году эта лихорадка стала медленно распространяться с острова Яп на восток, захватывая разные тихоокеанские острова. Всемирное внимание к болезни было привлечено в 2015 году в Бразилии. Эпидемия 2015–2016 годов распространилась по странам Западного полушария.
Эпицентром стала Бразилия, где заразились около полутора миллионов человек и было отмечено более 3500 случаев микроцефалии (младенцы рождались с маленькими головами и другими деформациями мозга), вызванных вертикальной передачей инфекции от матери к плоду. Еще более пугающим стало заявление относительно путей заражения. Основным переносчиком оказались комары Aedes. Но, в отличие от всех других болезней, переносимых комарами, вирус Зика мог передаваться половым путем партнерам обоих полов (такие случаи были отмечены в девяти странах) и от матери к плоду, свидетельством чему стали случаи микроцефалии, породившие целый ряд неврологических и физиологических осложнений. Симптоматика лихорадки Зика почти идентична лихорадке Западного Нила: 80–90 процентов зараженных этого даже не замечают. У некоторых проявляются слабые симптомы, сходные с лихорадкой Западного Нила, денге или чикунгунья. Как и в случае лихорадки Западного Нила, серьезные симптомы проявляются менее чем у одного процента зараженных. Зика вызывает также неврологический синдром Гийена – Барре, который может привести к параличу и смерти.
Зика, как и лихорадка Западного Нила, поразила всю планету. Заболеваемость лихорадками денге и чикунгунья с 1960 года выросла в 30 раз и в глобальном масштабе обходится человечеству более чем в 10 миллиардов долларов в год. В 2002 году в Рио-де-Жанейро были отмечены около 300 000 случаев лихорадки денге. Второй пик эпидемии пришелся на 2008 год, когда заболели 100 000 человек.
В целом ежегодно в мире лихорадкой денге заболевает 400 миллионов человек.
Сония Шах пишет, что «денге может стать эндемичной во Флориде, она уже появилась в Техасе и, скорее всего, распространится на север, затронув миллионы людей». Помимо местной лихорадки денге и лихорадки Западного Нила, в 2016 году в Техасе был зафиксирован первый местный случай лихорадки чикунгунья в Соединенных Штатах.
Чуть не погибнув после Второй мировой войны, комар, подобно фениксу, возродился из пепла ДДТ и вновь стал глобальной силой. В безмолвные весны 60-х годов опасность истребления и вымирания была реальной. И вновь реальной она стала благодаря международной коалиции, во главе которой встали Билл и Мелинда Гейтс.
После ряда международных встреч в 1998 году был создан фонд Roll Back Malaria Partnership. Спустя десять лет был запущен в действие глобальный план по борьбе с малярией. В рамках поддержки международного плана уничтожения комаров была проведена кампания экономической информации, возглавляемая экономистом и профессором Колумбийского университета Джеффри Саксом. Он подчеркнул финансовое неравенство и тяготы для государств, столкнувшихся с болезнями, переносимыми комарами. В 2001 году Сакс заявил, что одна лишь малярия ежегодно обходится странам Африки в 12 миллиардов долларов из-за производственных потерь. В 2000 году Билл и Мелинда Гейтс официально открыли свой фонд и стали бороться за истребление комаров и достижение целей развития тысячелетия, разработанных ООН и ВОЗ.
В 2002 году появился Глобальный фонд по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией, который главным образом финансируется фондом Гейтсов. Этот фонд обеспечивает крупномасштабное финансирование исследований, которые помогут достичь целей тысячелетия. В 1998 году общее финансирование из всех источников мер по контролю над малярией составляло 100 миллионов долларов. В период с 2002 по 2014 год Глобальный фонд одобрил гранты на борьбу с малярией на сумму около 10 миллиардов долларов. Фонд Гейтса полагает, что для полной победы над малярией к 2040 году потребуется еще 90–120 миллиардов, причем пик расходов в 6 миллиардов придется на 2025 год. За тот же период прямая экономическая выгода, связанная с повышением производительности труда, должна превысить два триллиона долларов.
Десять миллиардов кажутся колоссальной суммой, но это всего лишь 21 процент от общего финансирования. Из полученных средств программа борьбы с ВИЧ/СПИДом получает 59 процентов, а программа борьбы с туберкулезом – 19 процентов.
За последнее десятилетие от СПИДа ежегодно умирает вдвое меньше людей, чем от малярии.
Но три эти болезни неразрывно связаны, и между ними существует даже определенная синергия. Туберкулез остается основной причиной смерти пациентов со СПИДом – 35 процентов. К сожалению, основной удар на себя по-прежнему принимает Африка, где отмечается 85 процентов новых заражений малярией и 50 процентов новых заражений ВИЧ. Малярия повышает вирусную репликацию ВИЧ, а ВИЧ, ослабляя иммунную систему, делает переносчиков более уязвимыми для малярии. Это двойной удар. Исследователи считают, что с 1980 года ВИЧ стал причиной более миллиона случаев заражения малярией в Африке, а малярия подкрепила более 10 000 случаев заражения ВИЧ, поскольку сыграла непосредственную роль в усилении репликации. Вспомните, что антиген Даффи, о котором мы говорили выше, обеспечивает иммунитет к малярии vivax, но в то же время на 40 процентов повышает риск заражения ВИЧ. К несчастью для тех, кто страдает сильнее всего, малярия (и ее генетические защитные механизмы), ВИЧ и туберкулез взаимно поддерживают и усиливают друг друга.

 

В последние несколько десятилетий Фонд Гейтса и другие благотворительные предприятия и организации ведут настоящую глобальную войну с комарами. «Самый поразительный пример силы и влияния филантропического капитализма – это Фонд Билла и Мелинды Гейтс, – пишет Нэнси Лиз Степан. – Фонд был основан Биллом Гейтсом в 1999 году, когда он вложил в него акции своей компании Microsoft. Сегодня Фонд имеет в своем распоряжении 31 миллиард долларов собственных средств Гейтса, а также еще 37 миллиардов в акциях Berkshire Hathaway Inc., хедж-фонда Уоррена Баффета (средства были пожертвованы в 2006 году). Ежегодные расходы Фонда на задачи здравоохранения выросли с полутора миллиардов в 2001 году до 7,7 миллиарда в 2009-м. Фонд Гейтса – это, если хотите, фонд Рокфеллера эпохи глобализации». Влияние Гейтса и Баффета на этом не ограничилось. Как пишет Алекс Перри в книге «Хлеб насущный»: «Новый взлет произошел 4 августа 2010 года, когда Гейтс и Баффет убедили сорок богатейших людей мира – среди них основатель Oracle Ларри Эллисон, создатель Citygroup Сэнди Вейл, режиссер «Звездных войн» Джордж Лукас, медиамагнат Барри Диллер и основатель eBay Питер Омидьяр – объявить, что они пожертвуют Фонду по меньшей мере половину своих состояний». Можно только аплодировать усилиям мистера и миссис Гейтс и всех тех, кто их поддерживает.
Фонд Гейтса сегодня – третья по масштабам организация, финансирующая мировые исследования в области здравоохранения. Он уступает лишь правительствам Соединенных Штатов и Великобритании. Это крупнейший в мире частный донор ВОЗ и Глобального фонда по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией. В отличие от правительств и корпораций, Фонд Гейтса не имеет коррупционных или иных интересов, кроме победы над малярией и другими болезнями, переносимыми комарами, а также поддержки других программ, связанных со здравоохранением. Работа Фонда совершенно прозрачна и направляется исключительно добрыми намерениями его создателей.
В 2007 году первая леди США Лора Буш организовала в Белом доме «День информирования о малярии», и с тех пор борьба с малярией присутствует даже на телевидении. Двухчасовая программа «Американский идол», посвященная сбору средств на борьбу с малярией, вышла в эфир в апреле 2007 года. В ней приняли участие десятки очень известных актеров и музыкантов. Венцом программы стало выступление канадской звезды Селин Дион, которая спела дуэтом с голограммой молодого (и, по-видимому, озадаченного) Элвиса Пресли. Телевизионную программу посмотрели 26,4 миллиона американцев, она получила отклик в социальных сетях. Благодаря этому на исследования в области борьбы с малярией удалось направить 75 миллионов долларов. В апреле 2008 года состоялся второй аналогичный гала-концерт, в ходе которого было собрано 64 миллиона долларов. Война с малярией и комарами стала поистине международной.

 

Новая надежда: две школьницы ожидают результатов анализа на филяриоз и малярию в Северо-Восточном департаменте, Гаити, 2015. (Dr. Alaine Kathryn Knipes/ Public Health Image Library-CDC)

 

Альтруистические устремления Гейтса, Сакса и продюсера «Идола» Саймона Фуллера (его отец заразился малярией в Бирме во время Второй мировой войны), несомненно, весьма похвальны, но основная глобальная война с комарами все еще идет под эгидой капитализма и интересов крупного бизнеса. Да, в последнее десятилетие средства массовой информации уделяют больше внимания борьбе с малярией и истреблению комаров, но осуществление таких программ часто наталкивается на административные осложнения, связанные с коррупцией и другими печальными реалиями нашей жизни. Фармацевтические компании тратят миллиарды долларов на исследования и разработку противомалярийных лекарств и вакцин, и им, естественно, нужно компенсировать свои расходы, что делает лечение недоступным для тех, кто более всего в нем нуждается. «Малярия и бедность, – писал Рэндалл Паккард, – взаимно усиливают друг друга». Сегодня 85 процентов заражений малярией происходят в тропической Африке, где 55 процентов населения живет менее чем на доллар в день. 8 процентов случаев малярии приходится на Юго-Восточную Азию, 5 процентов – на восточную часть Средиземноморья, 1 процент – на запад Тихоокеанского региона и около 0,5 процента – на Америку. Сильнее всего страдают беднейшие страны Африки и Азии, и люди там не могут позволить себе покупать лекарства. До недавнего времени в этих странах никак не развивались научные исследования, связанные с местными болезнями. В отличие от СПИДа, который получает львиную долю глобального финансирования фармацевтики, малярия и другие забытые заболевания редко встречаются в развитом мире, поэтому и исследования их финансируются в последнюю очередь. На такие заболевания, включая малярию, приходится около 10 процентов частных исследовательских ресурсов, хотя именно они составляют 90 процентов мировых болезней. В период с 1975 по 1999 год в мире были созданы и испытаны тысячи новых препаратов, но лишь четыре из них были противомалярийными. Однако сохраняется надежда, что фармацевтические титаны все же включатся в нашу борьбу с комарами благодаря активной мультимедийной кампании и финансовой поддержке Фонда Гейтса и других благотворителей.
Фонд Гейтса и прочие благотворительные организации финансируют многочисленные исследования, направленные на создание первой в мире вакцины от малярии. Сегодня Фонд Гейтса выделил два миллиарда долларов на гранты, связанные с борьбой только с малярией. Более двух миллиардов долларов Фонд выделил Глобальному фонду борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией, который с 2002 по 2013 год потратил 8 миллиардов долларов только на борьбу с малярией. Фонд Гейтса финансирует многочисленные проекты, направленные на разработку вакцины от малярии, в том числе PATH Malaria Vaccine Initiative и программу Исследовательского института малярии при Университете Джона Хопкинса. В 2004 году девять независимых коллективов ученых в разных университетах и исследовательских институтах в девяти странах получили финансовую поддержку Фонда Гейтса. Гонка по изобретению волшебной сыворотки пошла полным ходом.
Первым к финишной черте пришел лондонский фармацевтический гигант GlaxoSmithKline. После двадцати восьми лет работы, потратив 565 миллионов долларов, полученных от Фонда Гейтса и других организаций, компания выпустила вакцину от малярии RTS, S, или Mosquirix. Третий, финальный этап клинических испытаний на людях проходил в Гане, Кении и Малави летом 2018 года. Но, судя по первым результатам, вакцина оказалась недостаточно надежной. Через четыре года после первой вакцинации и ряда последующих экспериментов выяснилось, что эффективность вакцины составляет 39 процентов, а после семи лет она резко снизилась до 4,4 процента. «Проблема большинства вакцин в том, что их эффективность часто оказывается краткосрочной, – говорит доктор Клаус Фру, работавший над вакциной RTS, S. – После новых исследований мы надеемся создать вакцину, обеспечивающую пожизненную защиту от малярии». Другие экспериментальные вакцины также приближаются к первому этапу клинических испытаний на людях. Это вакцина от малярии, связанной с беременностью (PAMVAC), разработанная компанией ExpreS2ion Biotech совместно с Университетом Копенгагена, и живая ослабленная вакцина от плазмодия falciparum (PfSPZ), изобретенная биотехнологической фирмой Sanaria. Летом 2018 года GlaxoSmithKline объявила о создании нового радикального противомалярийного препарата «Тафенокин» («Кринтафель»), который подавляет приступы малярии vivax, атакуя спящую форму паразита, гнездящуюся в печени. Подобные результаты внушают оптимизм, но наша борьба с постоянно меняющим форму малярийным плазмодием еще далека до завершения, а в отношении вакцин все только начинается.
Узнав об этих достижениях в области исследования комаров и о перспективах создания вакцин от малярии, вам может показаться, что человечество вступило в новую эру. Кажется, что все проблемы и трудности мира можно решить с помощью современной науки или технологий. Блестящие умы в огромных океанах знаний каждый день совершают волшебные прорывы. Все нам доступно, все кажется возможным. Сенсационные открытия прокладывают человечеству дорогу в странные новые миры, мы ищем новые формы жизни на нашей планете и за ее пределами и начинаем смело выходить в неизвестные просторы космоса. Мы говорим о заселении других планет так, словно это всего лишь вопрос времени.
Глобальные мечты и бескрайние горизонты героев и легендарных исторических личностей, отважных конкистадоров колонизации, Александра Македонского, Лейфа Эрикссона, Чингисхана, Колумба, Магеллана, Рэли и Дрейка были такими же. Они тоже отправились в чуждые края безграничных «концов света» Александра. И в древности, и сегодня траектория прогресса кажется почти бесконечной. Даже великий физик сэр Исаак Ньютон говорил: «Если я видел дальше других, то потому что стоял на плечах гигантов». К этому Фридрих Ницше добавил собственное видение, заявив, что прогресс возможен только тогда, когда «каждый гигант призовет своего брата через определенный промежуток времени».
Мы приблизились к границе и раздвинули эти границы, и теперь перед нами разверзлась бесконечность. Земное бессмертие уже не кажется бессмысленной мечтой или сказкой, доступной только джиннам. В современном восприятии человечества «если» сменилось на «когда».
Но в бурлящем, головокружительном, развивающемся окружающем мире скромный комар напоминает нам, что во многих отношениях мы ничем не отличаемся от Люси, наших предков-гоминидов и первых Homo sapiens, появившихся на просторах Африки. Они тоже вели войну на выживание с комарами и проложили нам сложный путь к победе над опаснейшим хищником в истории. Чем стремительнее движется современный мир, тем в большей степени он напоминает первые случайные стычки между людьми (нашими возделывателями ямса из племени банту) и смертельно опасными насекомыми. Люди мигрировали или были вынуждены покинуть Африку, и опасные патогены, в том числе и болезни, переносимые комарами, следовали за ними. Со временем изменились способы перемещения и передачи болезней. Когда-то люди ходили пешком, потом стали использовать вьючных животных, корабли, повозки, самолеты, поезда и автомобили. Эти технические достижения ускорили темп наших первых робких шагов – и способствовали еще более широкому распространению болезней. Хотя средства переноса микроорганизмов изменились, заражение осталось практически таким же, за исключением того, что время путешествия значительно сократилось, и теперь болезни доставляются от дверей к дверям за часы, а не за месяцы, годы или даже тысячи лет, как это было в древности.
Как пишет палеопатолог Этна Барнс: «Опасные вирусы пробуждались ото сна и выходили из изоляции, когда войны, голод и алчность заставляли множество людей сталкиваться с ними. Миграции и воздушные путешествия подталкивают людей контактировать с микробами, которых они не знали никогда прежде». В 2005 году в наших приветливых небесах побывали 2,1 миллиарда человек. Через пять лет количество воздушных путешественников увеличилось до 2,7 миллиарда, а в 2015-м – до 3,6 миллиарда. В 2018 году в аэропортах мира побывало 4,3 миллиарда человек, а в 2019-м это количество должно возрасти до 4,6 миллиарда. Масса болезней, в том числе атипичная пневмония, свиной и птичий грипп, эбола и болезни, переносимые комарами, как показали лихорадки Западного Нила и Зика, благополучно преодолевают аэропортовые кордоны безопасности и путешествуют по всей планете с растущим числом пассажиров по все большему количеству мест назначения. Болезни совершают циклические, бесконечные кругосветные путешествия по системе «все включено». Бредут ли они пешком или подсаживаются на первых мигрантов из Африки, плывут ли на кораблях рабовладельцев, старт которым дал Колумбов обмен, или летят на «Боинге-747» – ничего не изменилось. Болезни – это вечный и неизменный багаж человека.
С 1798 года, когда Томас Мальтус заявил о существовании природных ограничений для человеческой демографии (пожалуй, даже раньше – с 81–96 гг. н. э., когда Иоанн Патмосский написал свое апокалиптическое Откровение, где появился бледный конь Армагеддона), параноидальные предсказатели Судного дня и самозваные оракулы твердили о Мальтузианской чуме и голоде, чтобы установить непреодолимые границы роста численности населения, раздвинутые современной технологией. Но сегодня все по-другому. Во времена Мальтуса на планете жило около миллиарда человек (почти вдвое больше, чем жило на планете за все предшествующие две тысячи лет).
Сегодня численность населения планеты с 1970 года увеличилась больше чем вдвое и достигла 7,8 миллиарда представителей вида Homo sapiens.
Если в 2055 году вы еще будете живы, то количество ваших зараженных супербактериями соседей по планете достигнет 10–11 миллионов. По мере того, как растет наша численность, уменьшаются наши ресурсы.
Поскольку комары были и остаются главными убийцами человека, многие (вполне в духе Мальтуса) возражают против попыток борьбы с болезнями, переносимыми комарами. Люди и комары являются частью глобальной экологии и биосферы. Они существуют в естественной, живой системе сдержек и противовесов. Насильственное нарушение этой системы, то есть устранение главного хищника, равносильно опасной игре в русскую рулетку. С мальтузианской точки зрения, учитывая ограниченность имеющихся ресурсов, последствия ничем не сдерживаемого роста населения приведут к невообразимым страданиям, голоду, болезням и катастрофической гибели.
Если же мы стремимся к равенству и справедливости, то трудно будет не оценить простую логику контраргумента – то есть безусловного и полного истребления комаров и связанных с ними болезней. Сегодня четыре миллиарда человек в 108 странах мира подвергаются опасности болезней, переносимых комарами. Как могли бы подтвердить наши предки, борьба с комарами всегда была вопросом жизни и смерти. В настоящем, когда переносчики болезней пересекают планету с рекордной скоростью, а наш собственный вид стремительно истощает экологические способности планеты, начинает казаться, что историческая война с комаром подходит к концу.
Рэчел Карсон писала, что наше отношение к планете и животным поразительно узкое и эгоистичное: «Если по какой-то причине мы считаем существование вида нежелательным или просто относимся к нему с безразличием, то немедленно обрекаем его на уничтожение». Карсон не могла предвидеть появления технологии редактирования генов CRISPR, которая драматически ускорила это «немедленно» и даже изменила параметры и определение фразы «обречь на уничтожение». Ученые в лабораториях могут вторгнуться в естественный отбор и биологическую структуру, чтобы обречь на вымирание любой нежелательный или безразличный нам вид.
Революционную технологию редактирования генов CRISPR открыла команда ученых из Калифорнийского университета в Беркли под руководством биохимика Дженнифер Дудна. Это открытие потрясло мир и изменило наши представления о собственной планете и месте человека на ней. Статьи о новой технологии и комарах постоянно появляются на первых страницах популярных газет и журналов. Впервые технология была успешно применена в 2013 году. CRISPR – это процедура извлечения определенного участка ДНК из гена и замены его другим, более желательным, что быстро, дешево и аккуратно навсегда меняет геном. То есть это вырезание и замена генов по желанию. В 2016 году Фонд Гейтса выделил на исследования возможности применения этой технологии для комаров 75 миллионов долларов – это была крупнейшая сумма, единовременно вложенная в генную технологию. И нетрудно понять, почему это было сделано. Биологи из Беркли сообщили, что их технология способна победить вирусы Зика, ВИЧ и других болезней.
Таким образом, стало вполне возможным обеспечить полное истребление комаров путем генетической стерилизации. Эта теория витала в умах научного сообщества с 60-х годов. Сегодня же CRISPR делает ее практически реальной. Справедливости ради надо сказать, что комары тоже меняли нашу ДНК, создавая серповидные клетки и другие генетические защитные механизмы. Настало время отплатить им той же монетой. В зараженные комарами регионы следовало выпускать генетически модифицированных с помощью технологии CRISPR самцов, чтобы они, спариваясь с самками, давали бесплодное потомство, состоящее исключительно из самцов. Комары вымерли бы за одно-два поколения. Это оружие навсегда избавило бы нас от страха перед укусом комара. Мы проснулись бы в прекрасном новом мире, свободном от болезней, переносимых комарами.
Альтернативой созданию экспозиции комаров в крыле музея, посвященном вымершим видам, может стать попытка сделать их безвредными. Доктор Энтони Джеймс, молекулярный генетик из Калифорнийского университета в Ирвайне, который, по его собственным словам, «буквально одержим комарами вот уже тридцать лет», предлагает с помощью технологии CRISPR сделать комаров Anopheles неспособными распространять малярию, уничтожая паразитов, когда те проходят через слюнную железу насекомых. «Мы добавили несколько новых генов, – объясняет Джеймс, – которые позволяют комарам вести обычную жизнь с одним лишь мелким изменением». Комары более не могут являться переносчиками малярийного плазмодия. Воздействовать на комаров Aedes сложнее, поскольку они передают целый букет болезней, в том числе желтую лихорадку, лихорадки Зика, Западного Нила, чикунгунья, Маяро, денге и другие энцефалитные заболевания. «Нужно сконструировать генный механизм, который сделает насекомых бесплодными, – говорит Джеймс о комарах Aedes. – Нет смысла изобретать комаров, устойчивых к вирусу Зика, если они будут и дальше переносить денге и другие болезни». Мы достигли такого исторического момента, когда можем выбирать формы жизни для уничтожения так же просто, как выбираем блюда в меню, сериалы в Netflix или книги в Amazon.

 

Но у нас есть веские, пусть пока и неизвестные, причины быть осторожными в своих желаниях. Если мы истребим комаров – переносчиков болезней, то есть виды Anopheles, Aedes и Culex, то не заполнят ли образовавшуюся экологическую нишу другие виды комаров или иные насекомые, которые продолжат передачу болезней? Какие последствия будет иметь истребление комаров (или любых других животных либо возрождение давно вымерших видов) для баланса сил и биологического равновесия матери-природы? Что произойдет, если мы уничтожим виды, которые играют важную, но непонятную для нас роль в глобальной экосистеме? К чему это приведет? Мы еще только начинаем задавать себе эти морально и биологически сложные вопросы, ответов на которые пока никто не знает.
Единственная болезнь человека, которую удалось истребить полностью, это вирус variola, то есть оспа.
В XX веке, до того момента, когда оспа была осуждена на исчезновение и стала достоянием истории, она успела убить 300 миллионов человек. Болезнь была обречена на уничтожение ВОЗ не только в силу своей смертельной природы, но и потому, что ей некуда было скрыться. Единственными носителями были люди. Самостоятельно вирус не мог существовать более нескольких часов. Последний естественный случай легендарной смертельной болезни был отмечен в Сомали в 1977 году. 3000-летний цикл передачи оспы навсегда прервался. Но в то же время тогда еще неизвестный вирус ВИЧ начал медленно выбираться из Африки. Одна смертельная болезнь сменила другую. Близок конец полиомиелита и болезней, вызываемых паразитическими червями, в том числе и филяриоза. Но на их место придут другие, новые болезни – эбола, Зика, лихорадка Западного Нила и другие. Так, с 2000 года по Северной Америке вплоть до Ньюфаундленда распространяется новый вирус, переносимый комарами. Вирус каньона Джеймстаун представляет собой нечто вроде лихорадки Западного Нила, только в более слабом варианте. Впервые он был выделен в Джеймстауне, штат Колорадо, в 1961 году.
Технология CRISPR дает человеку возможность способствовать вымиранию любых организмов по его выбору. Мы можем возвращать исчезнувшие виды к жизни, если получим образцы древней ДНК. В феврале 2017 года команда ученых из Гарварда объявила, что «через два года мамонты вернутся на нашу планету». Стойте, я же в детстве видел такое кино? Тогда это была фантастика и называлась «Парком юрского периода». Голливуд отлично умеет эксплуатировать научные чудеса, оказавшиеся пустышкой, и технологические просчеты, продиктованные гордыней. Последствиями ошибочного использования технологии CRISPR могут стать велоцирапторы, снующие по Таймс-сквер или Пикадилли-серкус, и тираннозавры, разглядывающие витрины Мэйн-стрит или Елисейских Полей. «Мы можем переделывать биосферу по своему усмотрению – можем возвращать мамонтов или выводить некусающихся комаров, – говорит Генри Грили, профессор права и директор Центра права и биотехнологий при Стэнфордском университете. – Как мы должны к этому относиться? Хотим ли мы жить в природе или в Диснейленде?» Мы – вид, перед которым встала беспрецедентная моральная дилемма, последствия которой грандиозны и почти наверняка никем не предвидены. Цунами катастрофических перемен могут произойти в любой сфере цивилизации. Научная фантастика может стать реальностью – если уже не стала.
Профессор биологии и мой коллега по Университету Колорадо Меса, Томас Валла, считает, что «технология настолько проста, дешева и распространена, что старшекурсники сегодня забавляются CRISPR на лабораторных работах. Но запуск этой технологии в жизнь может открыть ящик Пандоры». С ее помощью можно изменять строительные блоки ДНК любых организмов, в том числе и человека, и делать это бесконечно. «Каковы непредвиденные последствия редактирования генома? – спрашивает Дудна. – Я не знаю, достаточно ли нам известно. Но люди будут использовать технологию, достаточно ли мы о ней знаем или нет. Страшно, что ваши студенты могут когда-нибудь так поступить. Очень важно, чтобы люди точно понимали, на что способна эта технология». Да, она революционна, но в то же время страшна. Как сказал после первого успешного испытания атомной бомбы в июле 1945 года руководитель Манхэттенского проекта Дж. Роберт Оппенгеймер: «Я вспомнил строки из древнеиндийской Бхагавад-гиты. Вишну пытался убедить принца, что тот должен исполнить свой долг. Чтобы произвести на принца впечатление, бог явился ему в своем многоруком виде и сказал: «Теперь я есть Смерть, разрушитель миров».
Да, подобные генетические манипуляции на людях могут избавить нас от болезней, биологических нарушений и любых качеств, которые кажутся нежелательными, но в то же время они открывают дорогу евгенике, биологическому оружию, другим преступлениям и преследованию «негодных», как в фильме 1997 года «Гаттака». В феврале 2016 года директор Национальной разведки США Джеймс Клеппер в ежегодном отчете говорил Конгрессу и президенту Бараку Обаме, что CRISPR следует рассматривать как потенциальное биологическое оружие. «Да, генное редактирование может сделать комаров неспособными переносить малярийный плазмодий, – говорит Дэвид Гурвиц, профессор молекулярной генетики и биохимии человека из Тель-Авивского университета. – Но с помощью той же технологии можно сделать их переносчиками других смертельных болезней и бактериальных токсинов». Да, мы в силах генетически модифицировать животных – переносчиков зоонотических болезней ради прекращения распространения патогенов. Но та же технология способна превратить их в носителей еще более опасных инфекций. Хотя мы раскрыли тайну этой технологии, но почти не сознаем ее потенциала. Оборотной стороной CRISPR вполне может стать настоящая антиутопия.
В 2016 году китайцы провели первые испытания новой технологии на людях. Вслед за ними подобные опыты в начале 2017 года провели Соединенные Штаты и Великобритания. «С CRISPR возможно все, – говорит генетик Хьюге Беллен из Медицинского колледжа Бейлора. – И я не шучу». Технология генетического программирования стремительно распространяется, и сегодня в лабораториях мира проводится более 3500 экспериментов с ее применением. Да, мы можем истребить комаров, но в то же время мы можем переделать человечество. Как и все другие виды, человек является результатом миллионов лет сложнейшей эволюции. А теперь, получив новую технологию, мы можем взять этот процесс в свои руки.
26 ноября 2018 года на Второй международной конференции по редактированию человеческого генома китайский генетик Хэ Цзянькуй объявил миру, что он нарушил государственные законы и правила и успешно модицифировал геном девочек-близнецов, наделив одну из них, Нану, полным иммунитетом к ВИЧ, а другую, Лулу, лишь частичным. Его заявление разворошило осиное гнездо. На ученого посыпались обвинения, проклятия, критика. Но этот опыт поставил важные вопросы и стал началом международного диалога о будущем технологии CRISPR. Ведущие генетики и биологи мира, включая и Дженнифер Дудну, были возмущены подобными действиями и назвали их безответственными. Многие говорили: «Если это правда, то эксперимент чудовищен», «Мы имеем дело с вмешательством в организм человека, и это очень серьезно», «Я безоговорочно осуждаю подобный эксперимент». В статье журнала Nature говорилось, что особенно огорчены были китайские ученые. Эта проблема для Китая «стоит особенно остро, поскольку китайские ученые очень чувствительны к репутации собственной страны, которую в мире считают Диким Западом биомедицинских исследований».
На момент публикации этой книги я могу с уверенностью утверждать, что генетически модифицированные «дизайнерские» дети вызовут бурю противоречий и дебатов, а также международных дискуссий по вопросам морали и права. Как заявил генетик из Гарвардского университета, доктор Джордж Черч, технология CRISPR «уже выпустила джинна из бутылки». Многие из тех, кто занят ее изучением и спорами, хотели бы загнать этого джинна назад в бутылку, и как можно скорее. Если заявление Хэ Цзянькуя не фальшивка и результаты его эксперимента будут подтверждены, эта возможность будет упущена навсегда.
Идея о том, что мы можем управлять невообразимо сложными генетическими кодами и экосистемами, равносильна уверенности в умении управлять погодой. Да, мы можем на нее влиять, но можем ее и ухудшить. У нас нет никаких оснований полагать, что нам удастся добиться идеального желаемого результата и создавать безупречный продукт в 100 процентах случаев. Достаточно одной ошибки, промаха, ненамеренной погрешности, чтобы опыт завершился катастрофой. Недавний всплеск природных катастроф, то есть мальтузианских факторов, а именно возникновение или возвращение болезней, чудовищной силы ураганы, цунами, лесные пожары, наводнения и землетрясения, напоминает нам о том, что мы относительно беспомощны и вовсе не так умны и всемогущи, как нам часто кажется. Мы всего лишь один из 8–11 миллионов видов на этой планете. Мы не отличаемся от других организмов дарвиновской эволюции, вовлеченных в постоянный цикл естественного отбора. Природа всегда найдет способ вернуть нас и гордыню Homo sapiens на землю.
В своем эпохальном труде 1859 года «О происхождении видов» Чарлз Дарвин писал: «Естественный отбор, как мы увидим дальше, – сила, постоянно готовая действовать и столь же неизмеримо превосходящая слабые усилия человека, как произведения Природы превосходят произведения Искусства». Я считаю технологию CRISPR естественным отбором, но другими средствами, хотя и не уверен, что мистер Дарвин согласился бы со мной.
Лекарства и инсектициды уже проиграли войну нашему хищнику-вампиру.
Теперь новым оружием в решительном бою вечной войны с комарами становятся вакцины от малярии и технология CRISPR.
Когда мы получили возможность воздействовать на геном комара, у нас появился шанс нанести ответный удар, но при этом не следует забывать уроки истории. Как мы убедились на примере ДДТ, все не так просто. Судьба нашего вида неразрывно связана с судьбой комара в ходе всей эволюции – от первых столкновений в Африке до серповидных клеток Райана Кларка и других участников Супербоула НФЛ. Не мы выбирали свой путь. Хорошо это или плохо, но наши судьбы связаны навечно, сплетены в единую историю борьбы и выживания с одинаковым результатом. Было бы наивно считать, что мы сможем без усилий и опасных последствий разделить эти истории. В конце концов, и люди, и комары все еще здесь.
Назад: Глава 18. Безмолвные весны и супербактерии. Ренессанс комаров
Дальше: Заключение