Борис Георгиев
Вошки
Марс-26> Ошибка управления: скорость снижения выше допустимой.
Людмила Чижова, лидер экипажа-Б, навигатор, на вспомогательном мониторе нашла начальные данные, отклонения по осям и ошибки. Глянув на таймер, решилась.
– Внимание, экипаж! Второй заход!
По второму разу получилось. Тряхнуло, но в допустимых пределах.
Марс-26> Посадка завершена. Экипажу-Б приступить к отработке этапа «Грунт». Обеспечить охрану периметра зоны посадки.
– Внимание, экипаж! Грунт! Десантной группе приготовиться к выходу! Охранный пост! Манохина!
– А?
В наушниках фыркнули. Кто-то из десантников.
– Люся, ты чего-то хотела? – спросила Манохина.
Людмила Чижова, выцедила сквозь зубы:
– Охранный пост, приказываю: задействовать систему слежения, проверить системы активной и пассивной безопасности, обеспечить мониторинг периметра зоны посадки, систему сопровождения целей привести в полную боевую готовность. О выполнении доложить.
– Сейчас, – ответила Анна Манохина.
Навигатор откинула блокировочную скобу и щелкнула тумблером кессонной двери.
– Внимание, десантная группа! На выход! Отсчет пошел!
– Но я же не успе… – тоненько пискнула Аня.
– Поторопись, – сухо ответила навигатор, мельком глянув на кессонный датчик давления и термометр. Холодина. На Марсе как на Марсе.
– Я не осьминог, – буркнула Манохина.
На посту охраны два рабочих места, но экипаж неполон, а на поверхность по инструкции нельзя выходить одному.
Десантники дышали тяжело, общались междометиями. Грунт мерзлый, отбор керна – непростое дело. Чижова отвлеклась – представила: из десантного люка валит пар, на трубе керноприемника иней. Шипастые подошвы скользят по наледи. Над холмистой сизой равниной фиолетовое небо; солнце – низко над горизонтом, не греет. Позади, на востоке, плоскогорье, похожее на слоеный торт. Слишком близко. Граница периметра безопасности…
– Навигатор, докладываю: системы слежения, активной и пассивной безопасности задействованы, мониторинг периметра ведется, система сопровождения целей в полной боевой готовности, но…
– Что «но»?
«Няха-тюха, что не так опять?»
– Сопровождение низколетящих целей в восточном секторе… Люся, не видишь, что ли? Мертвая зона. Сели слишком близко к этим дурацким скалам. Какое тут может быть сопровождение?
Пискнул зуммер. Навигатор глянула на главный монитор, а там…
– Отставить болтовню, – бросила она, думая: «Ну вот, теперь еще и это. Засыпались мы по полной программе».
Марс-26> yF CNFWBJYFHYJQ JH,BNT J,YFHE;TY LTCFYNYSQ RJHF,KM @CBYB [@/ rJHF,KM @CBYB [@ C,HJCBK LTCFYNYSQ,JN/
Покосившись на контрольную панель, навигатор поняла – сбой дешифровщика. Разбери-пойми теперь, что было в команде. Дешифровать вручную?
– Границу периметра в восточном секторе пересек неизвестный объект, – нервно доложила Манохина.
– Свой-чужой? – машинально, спросила Чижова. Разглядывала белиберду на экране, пытаясь припомнить, где видела уже вот это: «@CBYB [@»
– По СЧ не отвечает.
– Зенитную систему – к перехвату.
– Восточный сектор. С грунта не достать, мертвая зона.
«Может, не амеры? Что такое «CBYB [»? Оба раза между двумя «собаками». Няха говорит, с грунта ракетами не достать. Взлет? А Юра с Толиком как же?
– Десантная группа, вы скоро?
– Три… минуты… – задыхаясь, ответил кто-то из двоих, не разобрать кто.
– Копаетесь! – раздраженно выкрикнула Людмила.
«@CBYB [@ – это «синих» в другой раскладке, капсом. Если так, то…»
Навигатор прочла начало исковерканного сообщения, скомандовала:
– Десантная группа! Через минуту взлет! Охранный пост, повторяю, зенитную систему – к перехвату. Амеры.
– Но как же… – мямлила Манохина.
– Выполнять! – приказала Чижова, следя за таймером. Палец держала на фиксаторе пусковой кнопки, думала: «Взлет? Люк можно закрыть после».
Снежинки посверкивают в воздухе, на прочищенной с утра тропе нарос пуховый слой. Сухо, морозно. Потянешь носом – слипаются ноздри. Минус двадцать для конца февраля обычное дело.
Антон Сергеевич поежился и ускорил шаг. За три года не смог привыкнуть к зауральской зиме и поверить не мог, что такое можно любить. Виды, конечно… Он глянул поверх сугроба. Да, фантастика. Холмы эти на западе. Небо фиолетовое на востоке. Солнце маленькое, не греет. Не будь над обрывом сосен – ни дать ни взять Марс.
«Марс будет наш!» – прочел Антон Сергеевич на фасаде корпуса. Поморщился. Лозунг за три года навяз в зубах, но надо терпеть, детям нравится.
В окне третьего этажа стриженые головы. Приготовишки? Как они носами к стеклу! Не иначе, на полигоне у кого-то тренинг. Антон Сергеевич, всходя по широкой лестнице на парадное крыльцо главного корпуса, против воли оглянулся через плечо. Возле «сигары» копошились серебристые фигурки.
«Берут грунт? Не опоздать бы. Марс жесток, но это Марс», – подумал Антон Сергеевич и через силу отвернулся.
«Проект «Марс-26», – прочел он справа от двери, золотом по красному полю, и ниже, крупно: «ВОШк-И № 1616».
Антону Сергеевичу снова захотелось поморщиться, но вместо этого он сделал каменное лицо и показал его камере. Куратора первого уровня уволили без указания причин неделю назад. Тоже вечно корчил кислую мину. «Марс-26» жесток, представления о справедливости у него весьма оригинальные, но… «Возможно, он прав. Идешь к детям – кислятину оставь за порогом», – думал Антон Сергеевич Марченко, в прошлом учитель физики, куратор экипажа-Б шестого уровня филиала номер тысяча шестьсот шестнадцать всероссийской общеобразовательной школы-интерната.
Щелкнул замок, «Марс-26» признал Антона Сергеевича своим и пустил внутрь. «Не мои ли бешки на полигоне?» – подумал Марченко, поднимаясь по служебной лестнице в кураторскую. Перед пластиковой дверью остановился и подарил видеокамере усталую полуулыбку. «Открывай, свои». Кремовая плита откатилась в сторону.
– …вообрази, Жора, половина третьего ночи! – услышал Марченко голосок Маши. Вошел, огляделся, таща с головы шапку.
Горбунова – рыжая, встрепанная – косясь на монитор, что-то рассказывала Вишнякову.
– Доброе утро, Машенька, – поздоровался Марченко, глянув мельком на монументального куратора экипажа-А. Облаченный в комбинезон космодесантника, Жора торчал у окна, Машу слушал вполуха, считал ворон. «Машка тоже успела переодеться, надо бы и мне, построение скоро», – подумал Антон Сергеевич.
– Добрутр Тонсергеич, – чирикнула Горбунова, не повернув головы. – Ага, она срезалась на первой попытке. Я так и знала.
– Это не мои бешки у тебя там? – спросил Марченко. – Здравствуйте, Георгий Михайлович.
– Ваши-ваши. Чижова на первом заходе стратила.
– Что у нее?
– Ветер не учла. А еще сокращенное умножение. Не любит она его, видите? – Горбунова потянулась к экрану, чтобы показать строку, но Марченко уже и сам увидел. Марс жесток: почуял слабину и подсунул девчонке задачку. Срезалась. Опять бешки продуют ашкам.
– Георгий Михайлович, доброе утро! – повторил Марченко, соображая, как подъехать к Вишнякову, чтобы на построении не добивал проигравших дубовыми шуточками.
– А? – Вишняков снизошел, услышал. – Мое почтение.
«Каков, а?! Мое почтение. Вот в этом он весь. Молод, удачлив, буйноволос, а я…» Марченко погладил залысины и направился к шкафу – за комбинезоном.
– Жора, ты слушаешь? – спросила Горбунова, отстукивая что-то на клавиатуре, и продолжила прерванную историю из личной жизни, изредка вкрапляя реплики: «Что, Марсик? А, понятно. Дам девчонке дешифровку в цейтноте», «Что еще, Марсик? Ага. Тонсергеич, Чижова гробанула десант, подняла корабль».
Марченко байку не слушал, на монитор не смотрел. Чтобы скрыть лицо, прятался за ширмой, все равно надо было переодеться. И без монитора ясно: Люся выкрутилась, спасла корабль, подняла экипажу процент выполнения. Зря. Сколько ни бейся с детьми, против системы не попрешь. Родства не помнящие ради процента выполнения пойдут по головам. Вырастут, пройдут отбор, полетят на этот свой Марс… Это если полетят. А если нет? Гробануть десант можно и на Земле. Не к добру вся эта затея, зря. И напрасно Маша треплется под камерами о домашних делах. Марс на всех один, как бы не вышло неприятностей.
– Маша, зря вы! – сказал Антон Сергеевич, высунув из-за ширмы голову. Ну как ей намекнуть, что Марс видит и слышит? Девчонка не понимает. Сразу видно, домашний ребенок, в интернате работает без году неделя, не насмотрелась.
Горбунова предостережение пропустила мимо ушей. Развлекалась, была весела. Посмеиваясь, сообщила между делом: «Тонсергеич, ваши прошли. Рейтинг – семь с хвостом. Ашкам продули, конечно».
Марченко, приглаживая редкие волосы, выбрался из-за ширмы.
Вишняков повернулся на каблуках и глянул на куратора поверженных бешек победно.
Маше, как и «Марсу-26», безразлично было, кто победил. Дотравила анекдот и наслаждалась реакцией Вишнякова. Тот громогласно расхохотался.
Марченко не до смеха было; ждал, пока Георгий Михайлович отхохочется и соизволит высказаться по делу.
– Ну что, Антон Сергеевич, займемся кнутами и пряниками? – спросил, наконец, Вишняков. – Через десять минут построение.
Марченко садиться за терминал не спешил; тщательно подбирая слова, проговорил:
– Кстати, о наказаниях. Георгий, считаете ли вы правильным, что весь экипаж будет наказан за ошибку лидера?
– Зачем мне считать? Система посчитает лучше меня. Опять вы затеваете… Сорок раз говорено, я не в состоянии учесть все микрособытия, ведь не слежу же я за детьми круглые сутки. «Марс» видит все, ему лучше знать, кто виноват. Вы директивы смотрели?
– Успею, – проворчал Марченко и побрел к своему столу. Нехотя разбудил терминал, уселся и, не глядя на экран:
– Я спросил вас, а не систему. Как думаете вы?
«Бесполезно. Не понимает. Адепт автоматической системы кнута и пряника, марсофанатик. Социализация – все, личность – ничто. Не воспитатель он, куратор. Эффектор системы».
– Как я думаю? А вот как. Если я не накажу сейчас, жизнь накажет. Всех за одного.
– Она уже наказана, – с тоской проговорил Марченко. – Зачем добавлять? Зачем эта порка перед строем?
– О ком вы? – с большим удивлением спросил Вишняков.
«Дальше своего носа не видит. Они для него не люди, а переменные системы «Марс-26».
– Я о Чижовой. Очень вас прошу, Георгий Михайлович, давайте на построении обойдемся без сравнительного оценивания. Хотя бы справедливости ради. Бешки мои в неполном составе, и…
– Посмотрите директивы, – перебил Вишняков.
«А то я не знаю, что там будет, – подумал Марченко. – Ну вот: провести сравнительное оценивание действий экипажей, указать лидеру экипажа-Б…»
– Прочли? – сухо осведомился Вишняков.
– Прочел. И все-таки я считаю…
– Антон Сергеевич! – рокотнул молодой начальственный баритончик.
Марченко вздрогнул, обернулся. Когда он успел войти? Явился, как черт к пьянице. Как всегда вовремя. Вездесущий директор.
– Да, Ваня.
Росников стоял у двери, поглядывая поочередно на обоих кураторов.
– Напоминаю вам, – сказал он. – Куратор экипажа, подписавший трудовое соглашение с проектом «Марс-26», взял на себя некоторые обязательства. Обсуждение директив считаю бесполезным и…
Росников повернулся к Антону Сергеевичу и добавил, не глядя в глаза: «И даже вредным».
– Но ведь это же игра, – несмело подала голос Машенька. – Жора, они еще дети.
– Да, игротехник, – сказал Георгий Вишняков. – Они пока еще дети, игротехник. Это игра, правила устанавливает «Марс». Нельзя нарушать правила.
«Вопрос исчерпан, – подумал Марченко. – Но он не прав. Нет в системе детей. Дети остаются детьми, когда рядом есть взрослые. Если заменить взрослых правилами, дети становятся…»
Он не позволил себе сделать вывод.
Директор покинул комнату, следом за ним вышли кураторы, Горбунова осталась писать сценарий на завтра.
«Марс жесток, – думал Марченко, спускаясь по лестнице в холл за Вишняковым. – Он устанавливает правила, мы не будем их нарушать. Мы незаметно внесем коррективы». Карандашик видеокамеры шевельнулся под потолком, провожая Антона Сергеевича взглядом рыбьего глаза.
– Марс будет наш!
Хоровой выкрик ашек – мощностью в пять подростковых сил – раскатился под потолком холла.
– Экипаж-А, воль-но, – растягивая слоги, скомандовал Вишняков. – Свободное время тридцать минут. Лидер, проследите, чтобы не было опозданий на лекцию. Р-разойдись.
Куратор ашек смотрел в потолок, будто его не заботило, как экипаж исполняет приказы.
Ашки были в восторге.
Марченко отметил мимоходом: «Не все. Мила – да. Смирницкого не поймешь, флегматик. Тася – да. У Чена глаза как щелки, рад. Дети. Но Макс…»
Лидер ашек победу не праздновал, из холла уходить не спешил. Не хотелось при нем, но выбора у Антона Сергеевича не было, долго держать детей в строю нельзя. Разбор полетов окончен, директива выполнена.
«Теперь коррективы, – подумал Марченко, пройдясь вдоль строя. – Вишняков ушел, пора. Макс еще здесь, кого-то ждет. Ничего, пусть послушает».
– Разбор действий экипажа при выполнении зачетного задания окончен, но я хотел сделать кое-какие замечания и задать вопрос, – негромко сказал Антон Сергеевич.
«Чернов напрягся, Толик тоже. Думают, я им персонально сейчас устрою разнос. Люся, кажется, тоже так думает. Манохина… Ну, эта спит, как всегда. Начнем».
– К Чернову и Колосу нет замечаний, сделали что могли. Манохина…
«Аня проснулась, выставила иголки».
– Манохина поработала за двоих, я ею доволен. Кое-какие ошибки были…
– Кое-какие? – возмутилась Чижова. – Синус перепутать с косинусом!
– Лидер экипажа Чижова, – не повышая голоса, сказал Марченко. – Люди не автоматы, им свойственно ошибаться и учиться на ошибках. Надеюсь, вы тоже разберетесь с формулами сокращенного умножения и с прочими мелочами. Скажите, правильно ли вы поступили, оставив на грунте десантную группу?
– Но ведь амеры… – Вопрос застал Чижову врасплох. – То есть, десантный бот «синих»… И потом, рейтинг экипажа…
– Вы хотите сказать, что если бы не ваши действия, процент выполнения мог быть ниже. Людмила, я не критикую, просто спрашиваю. Что думают остальные члены экипажа?
– Нужно было выйти из мертвой зоны и расширить сектор, – вступилась Манохина. – Иначе они накрыли бы нас ракетами.
– Все равно продули, – буркнул Чернов.
– Продули своим, а не чужим, – Чижова взяла себя в руки, выглядела прекрасно. – Бот «синих» подбили.
«Красивая девочка, но формалистка. Будут у кого-то проблемы, – подумал Марченко. – Впрочем, это не относится к делу. Почва готова, теперь вопрос».
– Да-да, лидер, все в порядке, конечно. Чужие побеждены, наши победили, хоть и не обошлось без жертв. Но что дальше?
– Извините, Антон Сергеевич, я не понимаю вопроса.
«Это неудивительно», – подумал Марченко, с удовольствием глядя на возмущенную космодесантницу. Румянец во всю щеку, глаза серо-стальные. Определенно, у кого-то будут проблемы. «Не будут, а уже есть», – отметил Антон Сергеевич, краем глаза следя за лидером ашек. Макс подпирал дверной косяк, руки держал в карманах.
– Не понимаете? Представьте: вы закончили интернат, прошли отбор, курсы подготовки и в две тысячи двадцать шестом году всем экипажем приняты в экспедиционную группу. Перелет позади, экипаж-Б сброшен в десантном боте, имея задание взять пробы грунта и выбрать место для высадки основной группы. И тут на корабль и десантный бот нападают какие-нибудь «синие».
– Мы победим, – уверенно заявил космодесантник Колос по прозвищу Тол. – Марс будет наш.
– Конечно, – Марченко старался видеть всех одновременно, но получалось плохо. – Допустим, мы уже победили, но вы, Анатолий, и вы, Юрий, не дожили до победы, остались на грунте. Бот цел, связи ни с кораблем, ни с Землей нет. Лидер экипажа Людмила Чижова и бортинженер Манохина живы и здоровы, Анна, правда, слегка не выспалась, но это дело поправимое. Заброшенных на поверхность запасов хватит лет на двести, в зоне посадки имеются подповерхностные залежи водяного льда, почва богата оксидом железа, неподалеку – капсулы со сборными жилыми куполами. Что вы будете делать дальше, лидер?
– Как это – что?
– Подумайте над этим, Чижова. Я не тороплю с ответом. До две тысячи двадцать шестого года времени много. Экипаж-Б, вольно! Свободное время двадцать минут. Разойдись.
«Ни до чего она не додумается, зря я это затеял, – решил Марченко, наблюдая, как расходится экипаж. – У Чижовой вид надутый. Пусть. Думать не вредно. Здорово Марсик им прочистил мозги».
– Люся, – позвал Максим. Отлепился от косяка так, словно это стоило ему немалых усилий, подошел ближе. Руки по-прежнему держал в карманах, вид имел мрачный и независимый, на Антона Сергеевича посматривал с неприязнью.
«Не мое дело», – подумал Марченко, собираясь улизнуть, но не успел. Лидер ашек решился. Громко, чтобы слышал куратор, сказал:
– Люся. Я это… Сделал бы то же самое. Тоже поднял бы корабль. И это… Я хотел бы…
– Мне все равно, чего бы ты хотел, ашка, – отрезала Чижова. – В подачках не нуждаюсь. Дай пройти.
Лидер экипажа-А посторонился, вслед ей смотрел с такой тоской, что Антону Сергеевичу захотелось хоть как-то помочь парню – потрепать по плечу, сказать что-нибудь утешительное, – но он вовремя остановился. Говорят, в Чебаркульском филиале ВОШкИ куратора экипажа девятого уровня уволили за склонность к педофилии только потому, что имел обыкновение по-отечески класть детям руки на плечи. «Свят-свят. Мне это ни к чему», – и Марченко решил ограничиться словами.
– Молодец, – сказал он Максиму.
Мальчик посмотрел на него волком.
«Я на твоей стороне», – подумал Антон Сергеевич, но вслух добавил только:
– Куратор просил тебя проследить, чтобы не было опозданий.
– Не просил, а приказал, – огрызнулся Макс и зашагал через холл наискосок, прочь.
«Двенадцать лет, ужасно прекрасный возраст, – размышлял Антон Сергеевич. – И помочь бы ему, но как? Бог знает, чем все это кончится, неизвестно еще, чем Марс отплатит за неуместный вопрос. Не хочу, чтоб выгнали. Уволят – плакала тогда Валеркина ипотека».
В проекте неплохо платили, Антон Сергеевич мог себе позволить половину отдавать сыну. Тот ввязался в постройку дома, переселился, но не рассчитал, и с полгода уже едва сводил концы с концами, воюя с исполнительной службой. Если бы не деньги отца – давно вышвырнули бы Валерку с женой и двумя детьми в муниципальное общежитие. Что это значило, Антон Сергеевич знал не понаслышке – интернаты повсюду, что ни день отовсюду везут космодесантников, чьи родители не могут обеспечить или не справляются. Со взрослыми «Марс-26» не играет и шансов на второй заход не дает. Приоритетный проект. Не справляешься с родительскими обязанностями – отдай детей стране. В интернате им будет лучше.
«Лучше? Ну нет. Внуков не отдам. Пусть тогда…»
Антон Сергеевич приостановился на лестнице. Тряхнул головой и двинулся дальше. «Что за мысли, в самом деле? Можно подумать, это обмен. Они мне внуков, я им – Макса, Чижову и остальных. Бог знает до чего так можно додуматься. Морду не криви, когда смотришь в камеру».
Дверь кураторской отъехала в сторону. Марченко вошел.
Георгий Михайлович опять со значительным видом торчал у окна и считал ворон.
– Тонсергеич? – весело чирикнула, крутнувшись на стуле, Маша. – Вас к директору.
«Что еще за новости?» – подумал, потирая лоб, Марченко.
У входа в директорский кабинет Антон Сергеевич нагнал медсестру. Алина, более чем всегда похожая на печальную рыбу, не спешила. Одна рука в кармане халата, в другой – пакет с комбинезоном космодесантника. «Вот в чем дело, прибыло пополнение», – сообразил Марченко и распахнул перед медицинской работницей дверь. Она так и не вынула из кармана руку, вошла. С нею всегда так – ждет, что люди и вещи станут повиноваться без слов, и устало удивляется, когда этого не происходит.
В директорских апартаментах пахло озоном. В смежной каморке гудел и пощелкивал медисканер, похожий на саркофаг. Полицейский – двухметровая дылда – с видом кота, стерегущего мышиную нору, нависал над директорским шикарным столом. Росников листал протокол и вырисовывал подписи.
– На вокзале? – спросил он.
– Лез в «Пустельгу» зайцем, – прогудел полицейский, мотнув головой в сторону сканера. – И пролез бы, если…
Он осекся, заметил Алину. О подписании документов на какое-то время забыл. Медсестра его не почтила вниманием, нырнула в каморку.
– Если бы что? – спросил Антон Сергеевич.
– А? – Полицейский забыл, о чем речь. – Здравствуйте.
«Он был уже тут пару раз, – подумал Марченко, здороваясь с полицейским за руку. – Плевать ему на то, как и где поймали мальчишку. Подписи на бумажках важнее. Но этот не совсем безнадежен. Как он – на Алину!.. Кот».
– Принимайте, Антон Сергеевич, – сухо распорядился Росников, отдав конвоиру бумаги. Тот перелистал; кивнул; вздохнул, зыркнув на дверь медотсека, где возилась возле саркофага Алина, и отбыл.
Саркофаг пискнул; заныл, поднимая крышку. Данные о новобранце попали в систему.
– Одевайся, – уныло распорядилась Алина. Тут же вышла, походя щелкнув клавишей на силовом щите. Спросила директора: «Я больше не нужна?» – и, не получив ответа, улизнула.
«Рыбка. Для нее мальчишка – новая порция данных в кандидатскую. Для полицая – подконвойный. Сбыть с рук поскорее. А для Вани…» Марченко не додумал – на пороге медотсека увидел космодесантника. Тот никак не мог справиться с рукавами.
– Помочь?
Мальчик глянул исподлобья, не ответил.
– Ну сам так сам, – сказал Антон Сергеевич. – Как тебя величать?
– Не говорит, – ответил за космодесантника Росников.
– Совсем? – с улыбкой спросил Марченко, думая: «Немых к нам не возят. Кричал, небось, когда ловили, дрался. На лбу ссадина и на губе. Теперь молчит. Что это у него?»
Мальчишка, когда застегивал куртку, что-то сунул за ворот, держа в горсти.
«Шнурок на шее. Что-то на нем блестящее. Хорошо, что в директорском кабинете нет камер. Или есть?»
– Не совсем, – ответил директор, листая бумаги. – Просто не отвечает. Как мне его регистрировать?
«Тебе бы только регистрировать», – подумал Марченко и сказал мальчишке:
– Меня зовут Антон Сергеевич Марченко. Добро пожаловать в экипаж-Б, дорогой… Э-э… Видишь, не получается. У космодесантника должно быть имя или хотя бы прозвище. Ты же не хочешь быть у нас Молчуном? Космодесантник Молчун – это несолидно, так ведь? Как же нам тебя…
– Мне все равно, – буркнул космодесантник, застегивая верхнюю пуговицу.
– Но мне не все равно и экипажу.
– Миклуха, – выпалил мальчик.
«Врет, конечно. Он не интернатский, домашний. Не мое дело, что у него на шее».
– Николай Николаевич? – Марченко серьезно кивнул. – И через черточку Маклей. Хочешь быть путешественником, к тому же великим?
– Николай Николаевич? Маклей через черточку? – Директор поднял одну бровь. – Откуда вы… Так и записывать?
– Ваня, ты меня огорчаешь, – проговорил Антон Сергеевич. – Пиши пока просто Миклуха, вторую часть фамилии неплохо бы сначала заработать. Так ведь, космодесантник Миклуха? Пойдем, представлю тебя экипажу.
– Антон Сергеевич, задержитесь на минуту, – сказал, оторвавшись от монитора, директор.
– Подожди меня в коридоре, Миклуха, я сейчас, – сказал мальчику Марченко.
«Мальчишка кивнул. Есть контакт. Что еще от меня нужно Ване? Вроде, все с формальностями».
– Антон Сергеевич, – с видимым нежеланием начал директор, глядя в стол. – Хотел вас предупредить, могут быть неприятности. Я получил от системы предупреждение.
«Все-таки нет здесь камер, иначе бы он не решился».
– Ты же меня хорошо знаешь, Ваня.
– Поэтому и говорю: прекратите саботаж. Вы же не хуже меня теорию помните и должны понимать, к чему приводит неточное исполнение директив.
– Теория – ладно. С практикой беда.
– Что вас опять не устраивает?
– Методы. Куда-то нас Марсик не туда ведет. Но это длинный разговор, а меня за дверью ждет практика.
– Я вас предупредил, – буркнул Росников.
– Зачем? – спросил Марченко, взявшись за ручку двери.
– Я рекомендовал вас в проект.
«Понятно, – подумал, поджав губы, бывший учитель физики и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь. – Непонятно только, от себя ты предупредил или выполнил директиву. У мальчишки глаза красные. Плакал или не выспался? Ничего, Марсик его сегодня уложит. Прочистит мозги, выжмет из подсознания всякую дрянь. Не нравится мне все это…» Куратор отогнал кислые мысли и сказал:
– Здесь направо, Миклуха. Я тебе покажу твою ячейку, а после – в экипаж, знакомиться.
– Макс, дай сдуть комбин, – попросил Смирницкий, поймав лидера за рукав.
– Иди, – отругнулся Макс, дернув рукой, но Смирницкий держал крепко.
Дело было перед обеденным построением, сразу после алгебры. Дима Смирницкий, для друзей – Дым, на алгебре занимался кое-чем получше комбинаторики и прохлопал новую тему.
– Зажал? – флегматично спросил он, не отпуская рукав.
Макс смотрел куда-то мимо, было ему не до конспекта.
– Дым, рассейся, – вежливо попросил он и, толкнув Смирницкого, все-таки выдрал рукав. Сделав это, отошел на пару шагов, чтобы лучше видеть.
– Что это с ним? – спросил Дым, проследив, кого там высматривает лидер.
– Не что, а кто. Люська, – равнодушно ответила Аня Манохина.
На общих лекциях ашки и бешки сидели вперемешку, Смирницкий, к примеру, всегда оказывался рядом с Няшкой, потому что та не задалбывала болтовней.
– Она не с ним, а с этим новеньким. Как его?
– Вот именно.
– Не понял.
– Тебе и не нужно, – сказала Ня и отвернулась к окну. Там заснеженная равнина. Ходят слухи, раньше, когда в Елани стояла военная часть, низменность эту называли Долиной Смерти. Подходяще.
Чижова действительно была с новеньким – на лекциях усадила этого лопоухого рядом, таскалась за ним на перерывах, и теперь, загнав в угол, пыталась разговорить. Максим сам не мог понять, почему это его бесит. На то и лидер в экипаже, чтобы раскручивать всяких миклух. Но слишком уж рьяно она за него взялась, как будто ей нравится, когда посылают. Максим незаметно для себя оказался так близко, что услышал обрывки фраз:
– Я тоже не сразу попала… Сначала меня удочерили одни… Они и сейчас пытаются… Так что могу понять, почему ты…
– Ничего ты не можешь понять, – неожиданно зло огрызнулся Миклуха. – Слушай, отстань, а?!
Он выбрался из угла, куда его загнала настырная Люся, и нос к носу столкнулся с лидером ашек.
Вид у Чижовой был жалкий. Макс рассвирепел.
– Нельзя ли повежливей с лидером? – спросил он, заступая Миклухе дорогу.
– Чихал я на лидеров, – хладнокровно ответил тот.
Тут, как на грех, Люся вмешалась.
– Макс, не лезь! – крикнула она. – Ашками своими займись!
– Ашки… Бешки… – ворчал Миклуха, пытаясь сбросить с воротника руку Макса. Потом добавил едва слышно: «Вошки».
Это было последней каплей.
– Что ты сказал, хомячок?
Лидер экипажа-А окончательно потерял голову. Схватил сопливого хомячка за грудки, тряхнул, потащил к стенке, прижал. Треснула, отлетев, пуговица, потом еще одна. «Наряд так наряд», – подумал Макс, примерившись дать в ухо. Хомячок брыкался, но слабо; хрипел, цеплялся за руку. «Что это у него за шнурок?»
– Макс! Не надо! – визжал позади кто-то и тащил за куртку.
В руке у Макса оказался шнурок, на нем железка. Увидев, что это такое, лидер ашек разжал кулаки. Тут же получил еще один толчок в грудь. Не глядя, отпихнул того, кто повис на плечах.
Миклуха глядел зверем, одной рукой шарил по стене, другою пытался спрятать под майку висевший на шнурке ключ. Ждал нападения, но Макс, присунувшись снова, пальцем не тронул. Прошептал внятно:
– Шатун? Прячь быстрее, зенки по углам.
– Экипаж-Б, строиться! – отчаянно выкрикнула Люся.
Максим, повернувшись к ней, сказал с досадой:
– Спокойно, лидер, не трону я твоего бешку.
Затем, мельком глянув на часы – и правда ведь, пора! – скомандовал:
– Строиться, ашки!
Миклуха искал вторую пуговицу. Максим подобрал, подал и шепнул, придержав новичка за руку: «После обеда в коридоре столовой. Два слова». Сказал и метнулся к правому флангу. Увидел в дальнем конце коридора обоих кураторов.
– Экипаж-А, смирно! – крикнул он. Подумал при этом: «У Шатуна порвана куртка. Дед Марчелло засечет».
– Дал бы ему в рыло, – углом рта сказал стоявший смирно Дым. – Наряд на камбуз, делов-то.
– Это Шатун, – ответил Макс.
– Что?!
– Заткнись. После поговорим.
Рапорты лидеров кураторами были приняты благосклонно. Как ни странно, дед Марчелло не заметил явных повреждений, нанесенных лидером ашек новому члену экипажа-Б.
– Передай Манго для Джея, – шепнул Макс по дороге в столовую Дыму. – Пусть готовит ящик.
Антон Сергеевич знал, что дети называют его дедом Марчелло. И, конечно, он заметил, что у одного космодесантника не хватает двух пуговиц, а два других шепчутся в строю. Понял он и то, что Чижова солгала, докладывая. Разумеется, было происшествие, нетрудно догадаться какое. «Дети доросли до триангуляции, – думал он. – Ужасно прекрасный возраст. Не мое дело, но Марс запросто может сунуть нос. Или нет? Ладно, что толку гадать: сунет – не сунет, плюнет – поцелует. Посмотрим, что будет завтра в директивах. Ваня прав, неприятности мне сейчас ни к чему».
За обедом он специально сел так, чтобы не видеть детей. Ел через силу, слушал Горбунову – та устроилась напротив, энергично разделывала отбивную, рассказывала что-то о сетевом семинаре по волновой психотехнике. Новые какие-то низкоамплитудные излучатели, точечное вмешательство, плато Гаудино-Ашбаха, купирование инкапсулятов… «Инструментарий – дело хорошее, – рассеянно думал Марченко, – но… Размахиваете этими излучателями вслепую, авось что-то выйдет. Там обрежете, здесь купируете, потом каетесь – ах, извините, вышло плато Гаудино-Ашбаха. Удивляетесь потом: где ребенок? Был же где-то тут, в воде. Выплеснули».
– …нарушаются вторичные связи… – беззаботно болтала игротехник Машенька.
– Вот именно, – перебил Марченко. Тарелку отодвинул, взялся за стакан. – Понимаете, Маша, резать связи – дело нехитрое. Гораздо сложнее понять, какие первичные, какие вторичные. Мы с вами, положим, как-то их обозначим, расставим приоритеты, обрежем, вытряхнем сор. А вдруг из этого сора… Темная штука – память. Есть ли в ней вообще что-то вторичное?
– Первичное, вторичное! – вмешался Вишняков. – Чепуха. Есть безусловно вредное, вот что важно.
«Когда он успел подсесть?» – подумал Марченко и занялся компотом в надежде, что разговор увянет сам собой.
Но куратор ашек, основательно подкрепившись, был настроен поговорить.
– С раннего детства видят вокруг всякую мерзость, просто барахтаются в ней. Семьи! Вы видели, что творится в этих семьях? Вот скажите мне, Антон Сергеевич, почему, перед тем как усадить за руль, учат водить, заставляют сдать на права, окулиста пройти, психиатра и нарколога, а перед тем как…
– Детей иметь, кому ума недоставало? – пискнула Маша, глянув искоса на пока еще бездетного Вишнякова.
– Вот именно, – надувшись, буркнул тот. – Если кто-нибудь спьяну или под дозой лезет за руль, мы возмущаемся: убийца! Отобрать права! А бухого в подкладку производителя готовы чуть ли не на руках носить. Демографический благодетель! Всю бытовую пакость надо резать под корень. Сор говорите? Отрезать и выкинуть, а затем с чистого листа…
– Пробовали уже, – перебил Марченко, оставив компот. Стал выбираться из-за стола в надежде, что разговору конец, но не тут-то было.
– Это не причина, чтобы не попробовать еще раз. Вечно вы брюзжите, Антон Сергеевич, все вокруг у вас получаются виноватыми, а сами вы?
– Что – я?
– У вас в экипаже новенький, кажется? Судя по тому, что я видел, в памяти у него куча сорных связей. И что же? Вы приняли его под опеку, указали спальную ячейку, сегодня он ляжет спать…
– Я не желаю публично обсуждать чужие связи и вам не советую, – зло отрезал Марченко и направился к выходу.
– Нельзя жить в обществе и быть свободным от связей, – сказал в спину ему куратор экипажа-А.
«Что со мной сегодня? – потерянно думал Антон Сергеевич. – Склочничаю, брюзжу. Прав он, между прочим. Мальчишку я принял и сам указал ему место, где с его памяти снимут сегодня стружку. И что? Не я, так другой кто-нибудь. Какая разница? Система. Нельзя жить в системе и быть свободным от… Полез в проект за Валеркиным домом, теперь нечего кочевряжиться, сам виноват. Взялся резать чужие связи, чтобы спасти свои, режь. Мера за меру. Как бодро Марсик с нами управляется! И это ведь не только здесь. По всей стране. Если так пойдет дело, скоро он все горизонтальные связи вырежет подчистую, оставит одни вертикальные. Когда в обществе не остается горизонтальных связей, оно превращается в… Куда я бегу?»
Антон Сергеевич сдержал шаг и в кураторскую вошел степенно. Уселся за терминал, стал просматривать последние директивы воспитательной системы «Марс-26».
В двадцать один пятьдесят по местному времени в гигантском спальном отсеке гам, шум и муравьиное копошение. Спальные ячейки в четыре яруса, рядами, как почтовые ящики многоквартирного дома.
Кто-то стегнул Миклуху полотенцем между лопаток, он оглянулся… Толкучка у входа в душевые, мелюзга, второй или третий уровень. Что с них взять, с малявок?
– Четыре-двенадцать, – сказал кто-то позади.
Миклуха крутнулся на месте. Йорик? Да нет, не похоже.
Юра Чернов о чем-то болтал с Манохиной, та смеялась. Но не показалось же, кто-то назвал номер! Четыре-двенадцать.
Миклуха отыскал в четвертом ярусе ячейку – люк нараспашку. Не розыгрыш ли? С вошек станется устроить хомячку посвящение в космодесантники. Плюнуть, залезть в свою? Но Макс говорил…
Максим Кравченко, лидер ашек, как и обещал, после обеда в столовском переходе оказался рядом. Двумя словами не ограничился, бросил: «Спать ляжешь в чужую ячейку. Номер скажут без десяти десять». Миклуха, конечно, спросил: «Зачем?» Ответа не получил. Лидер ашек отстал вдруг и напустился на Тасю Углову, чего та опять завалила истот. История Отечества – та еще нудота, слушать Миклуха не стал, видно было, что ашка нарочно это устроил, чтобы хомячок не приставал с дурацкими вопросами. А вопрос-то не дурацкий. Вдруг это подстава? Но Макс тогда в коридоре, когда увидел на шее ключ, назвал кличку. Откуда узнал?
Позади кто-то запел дурным голосом: «Спят задолбанные в дупель хомячки!» – Миклуху схватили под локоть, потащили к ячейкам. Смирницкий? «Спят в ячейках раздолбаи и сачки! Траля-ля-ля-ля!» – орал Дым, толкая к лестнице. Миклуха не сопротивлялся – куда там, вырвешься от такого кабана. «Даже Няшка спать ложится, чтобы ночью нам присниться! В ящик залезай!»
Миклуха у лесенки уперся, но Дым прошипел в ухо: «Лезь, дурак, пофиксят», – а когда хомячок-новичок, неловко цепляясь, полез на четвертый ярус, Смирницкий отскочил в сторону и заорал на подвернувшуюся белобрысую малявку: «Ба-а-аю! Бай!»
«Если что, скажу: ошибся номером», – решил Миклуха и, взобравшись на узкую площадку перед распахнутой дверцей ячейки, на четвереньках заполз внутрь. В изголовье зажегся плафон, осветив кремовые стеганки на стенах, туго натянутую на мат одноразовую простыню, решетки воздуховодов, сдвижную дверь шкафчика для одежды. Прежде всего, нужно было закрыть дверь. Чмокнул магнитный замок, из зарешеченных зевов дохнуло теплом. Раздеваться неудобно, но можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть, кроме… Миклуха вытащил ключ, подержал на ладони, потом сунул обратно – снимать, разумеется, не стал. Смятую комом одежду и кроссовки сунул в шкаф. Если дед Марчелло не соврал, утром в ящике будет выглаженный комбинезон и чистые кроссовки. Ничего своего. Муравейник. Еще Марчелло сказал: «Утром может с непривычки мутить, но зато выспишься».
Выспишься в таком гробу, как же.
– Я здесь не засну! – заявил Миклуха.
Возразить было некому. Мертвая тишина. От соседей справа, слева и снизу – ни звука. Снаружи – ни звука. Вот это изоляция!
– Или они все спят? Сколько я здесь уже торчу?
Часов нет, книг нет, компа нет. Непонятно, как выключить свет. Если не получится уснуть, можно спятить.
– Потому вошки такие идиоты, что каждую ночь…
Свет погас, легче от этого не стало, даже наоборот. Миклуха протянул руку – пощупать, на месте ли потолок. Пальцы дрожали. Само собой, потолок был на месте. Миклуха сглотнул слюну, подышал, чтобы успокоиться и сказал:
– Устал как бобик.
Оно и понятно – ночь без сна в подвале вокзала, потом беготня, «Пустельга», полицаи, два часа тряски в «корзинке для фруктов», интернат.
– Должен бы валяться в отключке, – буркнул Миклуха. – Сна ни в одном глазу.
Какой-то шорох слева. Кажется? Нет.
– Здесь что, мыши?
Живности Миклуха боялся. В приюте, откуда сбежал неделю назад, в подвале шарились здоровенные пацюки.
– Кш-ш! – зашипел он, прижимаясь к левой стенке, и захлопал по матрасу ладонью.
– Не пыли, Шатун, – пробубнил кто-то справа, так, будто у него на голове картонная коробка.
Шатун выдохнул: «Фу-уф. Человек», – и спросил:
– Ты кто?
– Называй меня Мэд.
– Как?
– По буквам: Михаил, Эдуард, Дмитрий. Мы хотели с тобой поговорить.
– Кто это – мы?
– Вошки. Имен не спрашивай. Говорить можешь спокойно.
Миклуха собрался с мыслями. А если подстава? Но зачем? Если он знает только кличку…
– Что вы обо мне знаете? – спросил он.
– Проверяешь? Ты Шатун. Это раз. Месяц назад ты был на пересылке в Ебурге. Сбежал. Это два. Неделю назад тебя видели в Чусовском лишайнике. Это три.
– Хватит, – перебил Миклуха. – Откуда вы знаете? Сеть?
– Нет. Через Сеть нельзя, ее смотрит Марсик. Вошкопочта. Больше пока не скажу.
– Зачем вам этот финт с ячейкой? Только чтобы поговорить?
– Карусель? Нам ни к чему, для тебя сделали. Ну и поговорить без лишних ушей. Вошки хотят знать, чего тебя носит с места на место. Нужна ли помощь? Чем можешь помочь нам?
– Для начала убеди меня, что мне нужна была карусель, – сказал Шатун, удобно растянувшись на мате и подложив руки под голову. – Потом посмотрим.
Мэд фыркнул: «Убеди! Делать мне больше нечего», – потом все-таки рассказал. Оказывается, в стенах каждой ячейки – излучатели. Обыкновенно они используются только для того, чтобы детки лучше спали, но всех новичков «Марс-26» подвергает оздоровительной процедуре, которую Мэд назвал вошебойкой. После нее новичок просыпается утром беспамятным. Не то чтобы совсем, частично. Как и что вычищает вошебойка, Мэд не знал. Сказал:
– Но папу с мамой забудешь, как я, к примеру.
«Дед Марчелло говорил, утром может подташнивать с непривычки. Из-за вошебойки? Слишком Мэд спокойно об этом. Пофигист?»
– И тебе теперь папа и мама пофиг? – спросил Шатун.
– Да. Вот это меня и бесит.
Шатун нашарил на груди ключ, сжал в кулаке, думая: «Жуть. Папа… Нет, не сходится у него. Откуда же?..»
– Откуда же ты тогда знаешь о вошебойке, если всех вас – того. Чистят.
– Не всех. Но это потом. Теперь твоя очередь.
Шатун лег на бок, подложив под голову локоть. Очень хотелось рассказать хотя бы кому-нибудь, и он не смог удержаться.
Родителей лишили прав. Они подали протест, написали заявление в прокуратуру, но Шатун не стал дожидаться решения, сбежал. Он числился теперь пропавшим без вести, применить постановление суда поэтому стало невозможно.
– Глупо, – картонно пробубнил Мэд. – Опознают при поимке, и готово дело. Применят где поймают. Или ты думаешь, что… Слушай, тебя ведь ловили уже.
– И не один раз. Пока они не знают, кто я, пусть ловят. А время идет. Папа говорил, все сделает. Вернет квартиру. Отберет у той сволочи, которая… Ладно, проехали.
«Болтаю», – подумал Шатун.
– Сбежал из дому, чтобы не выгнали из дому, – задумчиво проговорил Мэд. – Толково. А как ты узнаешь, что можно вернуться?
«Не знаю», – подумал Шатун. В ответ смолчал.
– Ключ на шее зачем? – спросил Мэд. – А, это от квартиры, которую отобрали… Технично. Но тоже глупо. Новый хозяин сменит замок, и все. Не могу понять…
«И не поймешь, – подумал Шатун, держа на ладони ключ. – Вошка. Сам говорил, что папу с мамой не помнишь».
– Слушай, я знаю, чем мы можем тебе помочь, – сказал Мэд. – Ты же и отсюда сбежишь? Мы пробьем по сети, лишили твоих предков прав или нет, и если все в порядке, разошлем по вошкопочте для Шатуна сообщение: «Домой». Тебя, когда опять заловят, сунут в интернат. Они сейчас всех подряд гребут в проект. Надо только знать, как тебя…
– Нет, – перебил Шатун. – Этого не скажу.
– Как знаешь. А можно было бы.
– Проехали. Откуда вы узнали о вошебойке? Если вам первым делом чистят мозги.
Оказалось, чистят всех, но не всем помогает.
– Нашлись такие, на кого промывка мозгов не действует. Жаль, не повезло мне, а то бы… Да, так вот, один из них допер, что не зря новички после первой ночи тупеют. Он рассказал мне. Мы сломали ячейку, провернули первую карусель и убедились. Нас теперь много.
– Здесь, в Елани?
– Тормозишь. Как бы тогда работала вошкопочта?
– А как она работает?
Мэд хихикнул. «С чего я решил, что Мэд он, а не она? – подумал Шатун. – Через дурацкий воздуховод не разберешь. Бубнит».
– Много знать вредно, – ответил Мэд.
«Вредно? А карусели проворачиваешь, чтобы много знать, это как?.. Э! Они же кого-то вместо меня подставили!»
– Вошебойка штука гнусная, – с расстановкой проговорил Шатун. – Но подставлять под нее кого-то вместо меня…
– Какие мы великодушные! – противным голосом прогундосил Мэд. – Благородные, но глупые. Сказано тебе, есть такие, на кого она не действует. Пожалел вошку? Молодец, возьми с полки пирожок. Тот, кто сегодня отдыхает в твоем ящике, мечтает забыть своих предков. Не получается у него. Наш Смог слегка сдвинутый.
– Ты тоже.
– Тонкое наблюдение. Как ты думаешь, почему я Мэд?
– А, понятно.
– Ничего тебе не понятно, о благоразумный Шатун. – Мэд вздохнул. – Ты о вошебойке узнал сегодня, а меня она бесит три с лишним года. Ладно, давай спать. Завтра вечером договорим.
«Завтра вечером меня здесь не будет, – подумал Шатун, переворачиваясь на другой бок. – Валить надо, но куда? Везде эти интернаты. Государственный проект! Мэд сказал, всех сюда гребут. Этот по счету тысяча шестьсот шестнадцатый, значит, есть где-то еще тысяча шестьсот пятнадцать таких же вошкоферм. А может, и больше». Он представил себе все эти интернаты, подумал – экая толпа космодесантников! – попытался понять, зачем кому-то понадобилась вошкоармия, но так ничего и не придумал – заснул. Проснулся от стука.
– Ша! Тун! – кричал кто-то и барабанил в стену.
Шатун подскочил, ударился головой об мягкое. Потолок? Стены – кремовая стеганка. Плафон. Шатун зажмурился. Протирая кулаками глаза, вспомнил. Ячейка. Вошебойка. Интернат. Утро? Из воздуховода стук. Ага, понятно, пора вставать.
– Ша! Тун!
– Слышу, встаю, – сказал Шатун, придвинувшись ближе к решетке.
Там завозились, что-то щелкнуло.
«Он в соседней ячейке. Надо посмотреть, кто», – подумал Шатун.
Не вышло. Провозился с одеждой, потом с замком. Когда понял, как открыть, и выкарабкался наружу, в соседней ячейке было пусто. В спальном отсеке – муравьиное копошение, головы, головы…
– Миклуха! – крикнула снизу Люся. – Слезай быстрее, до построения десять минут!
Шатун спросонок оступился, чуть не сверзился с лестницы.
– Вид у тебя, – сказала Чижова. – Голова кружится? Тошнит?
«Вот пристала», – обозлился Шатун и буркнул:
– Тошнит.
– На вот, Марчелло дал, чтоб ты утром выпил, если будет тошнить.
Он взял таблетку.
– Бегом в умывальник. По корпусу не шатайся, через пять минут в холле построение на зарядку.
«Не шатайся?»
– Ну, чего смотришь? – спросила лидер экипажа-Б. – Бегом, говорю!
Шатун по дороге в туалет думал: «Она сказала: не шатайся. Может, она и есть Мэд? Пофиг. Все равно не останусь. Вошкаться с ними… Надо рвать отсюда, пока не пробили по базе».
Таблетку он спустил в унитаз, нашел в своем шкафчике пасту и новую зубную щетку, наскоро умылся и без двух минут восемь стоял в строю между Йориком и по-утреннему встопорщенной Няшкой, вечной левофланговой.
Марченко утром не успел принять директивы и заглянуть в план. С Машей двух слов не сказал – пришел на терминал вызов. Опять к директору. Вишняков на Антона Сергеевича посмотрел странно, с этакой соболезнующей усмешечкой. Он-то директивы прочел.
«Что опять?» – пытался угадать Антон Сергеевич, стучась в директорскую дверь.
Услышав обычное для Вани раздраженное «да!», вошел, поздоровался.
– А, это вы! – Росников изобразил оживление, даже улыбнуться попробовал. Видно было – ищет слова.
– Что-то случилось, Ваня?
– Антон Сергеевич, у нас с вами ЧП. Не знаю даже, как… Вы директивы читали?
– Не успел.
– Может, это и к лучшему. На первой паре замена, Марс требует, чтобы в экипажах шестого уровня провели… Э-э…
Директор мялся.
– Совместное занятие? – подсказал Марченко. – Опять что-нибудь патриотическое? Дайте Вишнякову, у него лучше получается.
Говоря это, Марченко, пытаясь понять, какое отношение ЧП имеет к учебному плану.
– Нет, – лицо Росникова ожесточилось. – Система сообщает, что в нашем филиале действует подпольная организация.
– Что?! Чушь. Ты лучше меня знаешь, как принимали на работу кураторов. Среди них…
– Не среди них. Детская подпольная организация.
– Это шутка? Подпольная организация… Ниспровергатели основ тригонометрии? Борцы со сном?
– Что-то вроде. Вы не ерничайте, а послушайте, я изложу факты. Помните, две недели назад мы вызывали наладчика из «Ивотэкса»?
– Помню, как же. Что-то со спальными ячейками. Я видел, как он приехал, но не видел, как уехал. Был на занятиях. Тогда еще решил, раз парень так быстро смылся, значит, ничего серьезного. И ты как-то замял дело.
– Потому что получил от системы закрытое распоряжение. Были повреждены две спальные ячейки. Умышленно сломаны.
– Да? Кто-то разобрался с излучателями и захотел по ночам без помех почитать с фонариком?
– Не смешно. Некто вывел из строя ячейки. Некто, используя схему под названием «карусель», избавлял некоторых новобранцев от очистки памяти и привлекал их к работе в организации.
«Аплодирую этому некту, – подумал Марченко. – Понятно, почему так расколыхался Ваня. Но чего он хочет от меня?»
– А я здесь при чем? Почините ячейки и отправьте саботажников на неделю в наряд.
– Вы, Антон Сергеевич, вот при чем: сегодня ночью некто, назвавший себя Мэдом, имел беседу с вашим новобранцем. Марс прислал мне запись…
– А вот это уже незаконно, Ваня. Видеонаблюдение за жилыми ячейками и санитарными помещениями запрещено, почитай устав проекта. Марсик зарвался.
– Это не видеозапись, а всего лишь стенограмма разговора. Техник «Ивотэкса» по распоряжению системы «Марс-26» установил в поврежденных ячейках микрофоны. Марс расшифровал запись и составил стенограмму. Все в рамках закона. Возьмите, я распечатал, чтобы удобнее было работать.
«Пропади они пропадом, эти резиновые рамки закона, – подумал Антон Сергеевич, принимая от директора распечатку. – Стенограмма разговора. Мерзость. Над чем здесь работать? Мэд… Шатун… Вошки… Шатун – это Миклуха? Конспираторы. Что дальше? Ебург… Чусовской лишайник… Ха! Остроумцы. Приют обозвать лишайником! Да, Шатун – это Миклуха. А Мэд? Ага, вот чего от меня хочет Ваня! У них только стенограмма, они не могут определить, кто есть кто, и хотят, чтобы я… Пакость».
– Если я правильно понял, Ваня, ты хочешь попросить меня сыграть неблаговидную роль. Мне казалось, ты знаешь меня лучше. Помнится мне, один десятиклассник…
– Это не я прошу, а Марс приказывает, – перебил Росников, в первый раз за утро глянув старому своему учителю в глаза. – А я со своей стороны настоятельно рекомендую выполнить приказ. Вот, можете ознакомиться с директивой, если не верите: «Куратору экипажа шестого уровня Марченко надлежит…» Это опустим… А, вот: «…и установить имена фигурантов. Особое внимание нужно обратить на того, кто оказался иммунным к процедуре очистки памяти. Рекомендовано…»
– Избавьте от подробностей, – поморщившись, попросил Марченко, потом спохватился и добавил:
– Я сам прочту. У себя.
– Прочтите внимательно и разберитесь со стенограммой, пока экипажи на практических занятиях. У вас есть почти два часа.
Марченко вздохнул и спросил, потирая лоб:
– Ну почему я, а не Вишняков?
– Не зна-ю, – сказал по слогам директор. – Думаю, Марс доверил вам, потому что вы человек опытный и сможете выполнить это… м-м… поручение – как бы так выразиться? – тактично и деликатно.
«Не уверен», – подумал Антон Сергеевич, покидая директорские апартаменты.
Антон Сергеевич шел по коридору к аудитории. Экипажи шестого уровня наверняка уже были там, можно было представить, что делает каждый. Милена Григорянц рисует в конспекте зверей, каких не бывает в природе, Юра Чернов режется с Толом в «марсианские шашки», Танечка Углова у окна нашептывает Чижовой на ухо сплетни, та делает вид, что слушает, сама же разглядывает длинные тела «сигар» и оранжевые бока марсианских жилых куполов на полигоне. Чен грызет комбинаторную задачку – он не любит терять время даром. Смирницкий спит, уложив голову на руки, рядом за партой Аня Манохина, она украдкой смотрит на…
Марченко замедлил шаг, ссутулился и сцепил руки за спиной. Стенограмму он оставил на столе. Не нужно допросов, расследование было окончено, он знал все. Знал, кто из них Мэд, знал два других прозвища: Джей и Манго – их однажды подслушал случайно. Догадался, как работает эта их вошкопочта. Во всяком случае, если бы самому Антону Сергеевичу пришлось бороться с Марсиком, именно этим свойством системы он и воспользовался бы. Под самым ее электронным носом. Но самое страшное – он знал, кто из них Смог, мальчишка, на котором дала сбой вошебойка. Все знал или почти все, но не знал, что делать.
«Я могу не ходить в аудиторию. Пойти и сдать их Росникову. Тогда Мэда, Джея и Манго вышибут из проекта, отправят на перевоспитание в специнтернат, а Смога… Об этом даже думать не хочется. Марсик надеется, что так я и поступлю, чтобы не уволили. Но как после этого смотреть в глаза детям?»
Антон Сергеевич остановился, с ненавистью глядя на карандашик видеокамеры.
«Можно, не заходя в аудиторию, вернуться к директору и послать его вместе с Марсиком ко всем чертям. Тогда за дело возьмется сам Росников. Он туповат, Джея и Манго вычислить не сможет, но Мэд… Мальчишка засветился, наверняка Марсик видел, кто именно провел прошлую ночь в соседней ячейке. За Мэда возьмутся всерьез, попробуют вытрясти имена остальных. Насколько я знаю, ничего из этого не выйдет. Его научили ненавидеть. В итоге он опять-таки окажется в специнтернате. А это нечто среднее между тюрьмой и штрафбатом. Пионерлагерь строгого режима».
– И больше вариантов нет, – сквозь зубы выцедил Марченко. – Зачем же Марс устроил балаган с дознанием?
«Для того чтобы заодно проверить лояльность куратора? Не подстроено ли явление Шатуна? Система дает ему сбежать, потом ловит и помещает сюда. Провокатор? Нет, в это я не верю. Мальчишка ничего не знает. Слепое орудие. Они называют себя вошками. А как следует назвать куратора шестого уровня Марченко?»
Шагов десять до входа в аудиторию. Идти туда бессмысленно.
– Нет! – сказал вдруг Антон Сергеевич. – Не бессмысленно.
Он распрямил спину, преодолел под прицелами видеокамер последние метры и открыл дверь.
Милена захлопнула конспект, Танечка метнулась от окна к первой парте. Лидер экипажа-Б крикнула, перемещаясь по сложной траектории к своему месту: «Тол!» – и Юру Чернова толкнула в плечо. Увлеклись игрой, не заметили. Чен аккуратно закрыл тетрадку, положил ручку и встал. Манохина будила Диму Смирницкого, заметив, что дед Марчелло смотрит именно на него. Максим Кравченко уже стоял навытяжку, как истукан. Миклуха…
Антон Сергеевич поздоровался, выслушал приветствие и разрешил экипажам садиться. Мельком глянул на Макса, подумал: «Почуял, насторожился. Надо спокойнее».
Он прошелся по маленькой аудитории и сказал:
– Согласно учебному плану экипажи шестого уровня должны были изучать иностранный язык. Из неких высших педагогических соображений система «Марс-26» дала мне указание вместо этого провести в экипажах совместное занятие. Соображения Марса непроглядны, как смог над городом, который кое-кто из вас в приватных беседах почему-то называет Ебургом. Кому-нибудь может показаться, что изобретатели системы электронного правосудия всех инстанций не в своем уме, однако плоды их совместных усилий сладки, как дивный овощ манго. Невзирая на обстоятельства, мы сделаем то, что опытный доктор прописал небезызвестному Джею: не станем забивать себе голову вещами, которых не понимаем. Мы с вами сейчас напишем сочинение на весьма неожиданную, но от этого не менее интересную тему.
«Сколько у меня еще времени? – думал, похаживая у доски, Марченко. – Надеюсь, Марсик не сразу поймет. Прекрасно: все, кому надо, услышали. Теперь тему».
– Тема сочинения «Что я буду делать после победы?» Да-да, Людмила, я уже задавал тебе почти такой же вопрос, теперь хочу, чтобы об этом подумали все. Представьте себе: Марс уже наш. Вы – взрослые космодесантники и космодесантницы, – победили. Напишите, что станете делать после победы. Объем сочинения я не устанавливаю, если можете ответить одной фразой – пожалуйста. Но подумайте над этим вопросом как следует. Времени у вас…
В аудиторию без стука вошел Вишняков. Чижова глянула на Марченко: «Подавать команду?»
– Не надо, Люся, – остановил ее старый учитель.
– Антон Сергеевич, вас вызывает директор.
– Ваня? Ничего, он подождет, – ответил Марченко, сделав над собою усилие, чтобы не дрогнул голос.
– Повторяю, Антон Сергеевич, вас немедленно вызывает директор. Это приказ системы «Марс-26».
«Спокойно. Не надо, чтобы дети слышали», – подумал Антон Сергеевич и, не прибавив больше ни слова, покинул класс.
– Внимание, экипажи! – сказал Вишняков, глядя в потолок.
Выждав, пока уляжется ропот, продолжил:
– Приказом по интернату куратор шестого уровня Марченко уволен за систематическое неисполнение директив проекта «Марс-26». Куратором Экипажа-Б временно буду я.
Вишняков опустил голову и скользнул взглядом по лицам. «Ага, – подумал он, глянув на Максима Кравченко. – Кажется, разговорить его будет несложно».
– Распоряжения Марченко я отменяю, – продолжил он. – Согласно директиве системы «Марс-26», у экипажей стрелковая практика, два часа.
Полный восторг. Стрелковая практика! Два часа на виртуальном Марсе с оружием в руках! Вешайтесь, амеры!
А у Максима Кравченко вид был хмурый. «Почуял, чем пахнет, готовится врать, – подумал Вишняков. – Ничего, Мэд, я не Антон Сергеевич. Так. Остальных на занятия, этого оставить».
– Смирницкий! Временно назначаетесь лидером экипажа-А. Лидеры, ведите экипажи на стрелковую практику. Кравченко, вы останетесь со мной.
Аня Манохина, выходя, замешкалась в дверях. Растерянно глянула на Макса, хотела что-то сказать.
– Пойдем, Няха, – зашипел на нее Смирницкий и вытолкал прочь.
– Но…
– Я сказал, пойдем.
Дым потащил ее за локоть, шепча: «В переходе».
По дороге туда они молчали, Дым смотрел Миклухе в спину, думая: «Драный провокатор».
– Ну? – спросила Няшка, когда вошли в разлинованный солнечными полосами переход.
– Мэда замели, – негромко проговорил на ходу Смирницкий. – Ему светит крысятник.
Аня остановилась, Диме пришлось снова взять ее под локоть. Он шепнул:
– Реветь не вздумай.
Аня замотала головой, вырвалась, отстала.
– Ты чего, Няха? – спросила Людмила Чижова. Ответа не дождалась, пожала плечами, и, выйдя в холл перед игровым залом, подумала:
«Ашки в неполном составе. Теперь мы посмотрим. Чего это с ними со всеми? Смирницкий тоже… А! Ясно, почему он…»
– Дым, ты понял? – спросила она. – Вы теперь вчетвером. Строиться, экипаж-Б!
– Понял, – флегматично ответил Смирницкий. Лидера бешек слушать перестал, с ней все было ясно.
«Вошка она, ничего не понимает. А дед Марчелло мужик. Предупредил. Надо прямо сейчас разослать по вошкопочте. У Люськи радости полные штаны. Уделать ашек – большое счастье. Вошка. Универсальный солдат».
