Глава 3
НОВАЯ ПРАВДА
Лесная Дыра оказалась намного симпатичнее и удобнее, чем подземелье Агрегата. И это понятно — много ли нужно было Агрегату, намертво привинченному к своему постаменту? Здесь же, в убежище Бессонова, трудно было представить, что ты находишься под землей. Это напоминало даже не комфортабельную гостиницу, а просто дом. Огромный двухэтажный дом — правда, без окон, зато оснащенный по последнему слову техники. Как объяснил Бессонов, на нижнем этаже находились лаборатории, мастерские и технические службы. На втором, верхнем этаже — жилые комнаты, кухня и даже спортзал.
Бессонов собрал своих гостей в месте, напоминавшем небольшой лекционный зал. Правда, вместо кафедры он водрузил на возвышающийся помост кресло. Сидел там закинув ногу на ногу, смотрел на своих слушателей единственным глазом — несколько свысока и все же ласково. Остальные расселись на диване, сделанном в виде полукруга. Все волновались, никто не ожидал, что встреча будет выглядеть именно так — как занятие профессора со студентами.
— Не смущайтесь, друзья мои. — Бессонов улыбнулся тепло и обаятельно — так старый вампир улыбается молоденькой девушке перед вечерней своей трапезой. — Я прекрасно представляю, что каждый из вас знает что-то об окружающей вас специфической среде, называемой Сверхдержавой. Даже более того — каждый из вас составил собственное мнение на этот счет, и изменить его будет не так-то просто. Поэтому я начну с простого вопроса и задам его самому старшему из вас. Николай, что ты можешь сказать о ситуации в стране? Коротко, в двух словах?
— Это болезнь, — сказал Краев. — Во всем виновата болезнь. Наверное, это наказание Божие — якутская лихорадка. Вирус сидит во всех нас. Я не знаю, кому больше повезло — тем, у кого вирус пролез в гены, или тем, у кого этого не случилось. Первые обречены на беззащитность. Вторые — на вымирание, если им вовремя не будет сделана иммунозащита. А государство обречено на ложь. И я в принципе могу понять это государство. Оно сделало все, чтобы спасти людей от чумы, — оно вакцинировало все население страны. Но эта мера была только первым шагом. Теперь государственная машина делает следующие шаги, чтобы спасти свою страну. Оно вынуждено лгать — чтобы, с одной стороны, сохранить равновесие между чумниками и «правильными» и, с другой стороны, не выдать эту тайну внешнему миру. Ложь во имя спасения. Вот, пожалуй, и все.
— Отлично, Николай. Для нескольких дней частного расследования — просто отлично! А теперь позволь тебя спросить: почему ты сбежал из этой страны восемь лет назад? Только честно.
— Не хотел делать прививку, — честно ответил Краев.
— Почему?
— Не знаю. Чувствовал, что что-то не так.
— А теперь тебя вакцинировали?
— Да. Давила собственной рукою вкатил мне в загривок дозу вакцины.
— Молодец Давила! — Бессонов хватил себя кулаком по колену. — Заразил бывшего своего лучшего друга! И после этого, наверное, еще щебетал тебе о том, как рад тебя видеть? И о том, как замечательно, что ты вернулся?
— Как — заразил? — Неясная догадка ледышкой скользнула в душу Краева.
— А так. До того как тебе сделали прививку, организм твой был чист. Не было в нем никакого вируса.
— Это понятно… Но при чем тут прививка? Вирус — вот он, летает в воздухе! — Краев помахал руками. — Передается воздушно?капельным путем. Все мы заражены. Прививка — это просто чтобы я не сдох. Чтобы все мы не сдохли…
— Мне прививку не делали, — четко проговорил Бессонов, скрестив руки на груди. — И, как видишь, я не сдох. И не собираюсь. Давиле тоже не делали прививку. И Домогайко не делали. И люди из чумной полиции, которые стреляли в вас, — они тоже непривитые. Они не бараны и не чумники. Они просто люди. Всем тем, кто реально управляет этим государством, прививку не делали. Они оставили себе, избранным, возможность быть просто людьми. Быть агрессивными и в то же время не сидеть в чумных зонах на игле «иммунозащиты».
— Но почему же они не заражаются якутской лихорадкой?! У них что, есть какие-то особые методы профилактики?
— Вирусом якутской лихорадки нельзя заразиться, — четко проговорил Бессонов. — Нельзя, потому что такого вируса не существует. И никогда не существовало в природе.
— Подожди, Люк… — Краев чувствовал, что его затягивает в яму, заполненную гнилостной вонючей жижей — такой грязью, в которую ему еще не приходилось вляпываться. — Но ведь «правильные»… У них же изменен генетический набор. И это изменение — действие вируса…
— Все правильно. Есть вирус, который изменяет геном человека. И делает человека послушным чужой воле. Только этот вирус не передается от человека к человеку. Он вообще не заразен. Единственный способ, которым можно подцепить этот вирус, — подставить свою шею под инъектор. И получить дозу «прививки». На самом деле это не прививка, Коля. Это штамм вируса.
— То есть как?… — Краев схватился за шею. — Они мне не прививку, а сам вирус впрыснули?
— Именно так, Коля. И не тебе одному. Эту гадость ввели всей стране. Этот вирус был создан в лаборатории искусственным путем. Уточняю — в лаборатории твоего старого знакомого Эдуарда Ступина. Этот микроорганизм — настоящее произведение искусства. Того искусства, которое называется генной инженерией. Эдик назвал этот вирус СЭМ — в честь себя, любимого, Ступина Эдуарда Михайловича. СЭМ делает сознание податливым, как пластилин. Добрый дядя врач впрыскивает в твою кровь вирус, гладя тебя по головке. И ты еще благодарен ему за то, что он спас тебя от чумы, которой никогда не было. Три дня уходит на то, чтобы вирус размножился, распространился по всему твоему организму и изменил твои хромосомы. И всего лишь через три дня ты становишься милым и послушным мальчиком. Готовым полуфабрикатом для восприятия чужой воли.
— А чумники? Как же они?
— Им тоже впрыснули вирус. И он точно так же встроился в их гены. Только у чумников есть один маленький дефект — они не поддаются внушающему, кодирующему излучению. Тому излучению, которое все россияне получают через «Телерос». Это не особенность генного набора чумников — скорее особенность их психологии. У чумников слишком сильная воля, слишком выраженная индивидуальность. Сознание их шутя справляется с подсознательным давлением вируса, который призывает подчиняться…
— Подожди! — Салем поднялся в полный рост, поднял руку. Физиономия его побагровела от возмущения. — Мне кажется, что ты пудришь нам мозги, профессор. Я был там. Был в городах, где резвилась чума. Эпидемия ползла от дома к дому, и люди дохли как мухи.
— Много ты видел умерших от якутской лихорадки?
— Немного, — сказал Салем, несколько смутившись. — Но видел. Просто мы не давали этой заразе расползтись. Мы отлавливали всех и делали им прививки. Но я слышал, что в тех городах, куда мы опоздали, вымерли все поголовно.
— Ага, поголовно, как же! Я сам видел, как Давила давал указания. Он не прятался от меня, потому что я был в полном курсе происходящего. Я даже был одним из участников разработки этой сложной программы. Давиле приносили сводки — сколько человек умерло за день в каждом городе Сибири. И я видел, как Давила с удовольствием пририсовывал по два нолика к каждой однозначной цифре. Там, где от болезни скончались пятеро, получалось пятьсот. В таком виде все это шло и в прессу, и на телевидение. Более того, в левых газетенках и в Интернете специально нанятые придурки нагнетали истерию — мол, истинные цифры умалчиваются и в действительности погибших на порядок больше…
— Но люди все-таки умирали от чего-то!..
— Это была эпидемия гриппа. Жуткого гриппа, новой гонконгской разновидности. Эпидемия пришла в Сибирь из Китая. С нее все и началось. — Бессонов встал из кресла, зашагал по помосту, как взволнованный журавль. — Давила воспользовался этой эпидемией, чтобы испытать свою тайную биологическую технологию. Вирус СЭМ, который вводился под видом прививки, был создан Ступиным еще за год до того, как началась президентская кампания. Ступин много лет работал над противогриппозными средствами. Первоначальная его идея была такой — создать вирус с генным набором, близким к структуре одной из человеческих хромосом. Вывести такой микроорганизм, который не мог бы терпеть других вирусов в теле человека и убивал бы их, как нежелательных конкурентов. И Ступину удалось создать такой штамм! Это было универсальным противовирусным средством — до сих пор в мире такого не существовало. Эдик испытал свое чудесное лекарство на животных и в тот момент, когда Давила схватил его за руку, пытался загнать его за границу.
— Помню я этот момент, — пробормотал Краев. — Давила выглядел так, словно сорвал жирнейший куш. Так оно и оказалось.
— Жуков изолировал Эдуарда от внешнего мира, — продолжал Бессонов. — Посадил его работать в каком-то секретном учреждении. Снабдил его самой лучшей аппаратурой. И самое главное — предоставил ему человеческий материал. Эдик был безумно счастлив, что в первый раз в жизни может испытать свой биопрепарат на людях. Естественно, первыми подопытными были заключенные, причем самые мерзкие — отпетые убийцы. И тут обнаружилось уникальное побочное действие препарата, которое, естественно, никак не могло выявиться при опытах на крысах. Убийцы становились смирными и послушными, как отличники с первой парты. У них значительно снижалась агрессивность.
— Снижалась или исчезала совсем? — поинтересовался Крюгер.
— Снижалась. И самое главное — они становились в десять-двадцать раз восприимчивее к гипнозу, чем обычные люди. Вот так-то, дорогие мои слушатели. Противовирусный препарат оказался отличным средством для исправления закоренелых преступников. Президентская кампания уже шла вовсю, Давила работал с тобой, Николай, со мной, с Волковым и всеми прочими. А параллельно контролировал исследования с СЭМом. Привлек к делу специалистов по психотехнике. Они изучали условия, при которых обработанные СЭМом люди лучше всего воспринимали то, что вдалбливалось в их головы. А потом президента выбрали, и Давила занялся новой деятельностью. Начал наводить порядок в стране. По-своему, конечно.
— Не понимаю, — упрямо сказал Краев. — Я помню это время. Да, Жуков был влиятельной фигурой. Да, после выборов президента в стране начались страшные беспорядки. Но никто не позволил бы ему использовать психотропный препарат, да еще и перестраивающий генетику, в качестве инструмента всеобщего умиротворения. Не так уж плохи были тогда дела у нового президента. Народ в большинстве своем верил ему. Все силовики поддерживали его безоговорочно. И они справились бы с разгулом бандитизма и беззакония. Справились бы все вместе — МВД, ФСБ, армия. К чему нужно было начинать этот варварский эксперимент над людьми?
— Да, они бы справились. А заодно навели бы порядок в этой стране — сделали то, что давно уже пора было сделать. И я думаю, что через пять лет наша страна, при новом умнице президенте, процветала бы не меньше, чем сейчас. У нас были для этого все предпосылки. Но Давилу это не устраивало. Он чувствовал, что теряет влияние. Он начал понимать, что президент Волков — слишком сильная и самостоятельная фигура. По-другому и быть не могло. Я ведь не случайно выбрал именно Волкова. Я хотел уравновесить действия Давилы. И тогда Жуков сделал свой ход. Он направил в Сибирь, в центр эпидемии начинающегося гриппа, несколько преданных ему людей. И они привезли оттуда «научное» заключение, что там появилась новая смертельная вирусная болезнь — якутская лихорадка. Давила начал бешеную деятельность. Он перекрыл границы страны. Он добился объявления чрезвычайного положения. Он создал некие «противоэпидемические силы». Салем, именно это ты видел собственными глазами. Это то, в чем ты участвовал. Отлавливали и вакцинировали всех. Баранов оставляли жить на прежнем месте. Чумников гнали на запад — пока не перезаразили вирусом СЭМ все население и не отделили козлищ От смирных агнцев. После этого чумникам объяснили, какие они заразные бяки, и запихнули их в города-изоляторы. Навсегда.
Краев оглядел свою компанию. То, что он услышал, потрясло его до глубины души. Но эти люди были потрясены еще больше. Губы Крюгера дрожали, но он все же сдерживался, успокаивая Диану. Лиза склонила голову до колен, закрыла ее руками. Громила Салем беззвучно матерился, играл желваками на мощных челюстях. По лицу его текли слезы, падали на джинсы, оставляя маленькие темные пятнышки. Трудно сказать, что шептала Таня, обратив взор в потолок. Может быть, она молилась своему мифическому Учителю и просила его наставить ее на путь истинный? Савелий единственный сидел спокойно и чистил ногти спичкой. Он уже знал все это. Знал давно.
Краеву было легче. Он не знал ничего восемь лет — только догадывался, что происходит что-то мерзкое. Этим людям, ставшим уже для него дорогими, пришлось сейчас гораздо хуже. Все сказки, в которые они верили восемь лет, оказались полным дерьмом.
— А президент? — тихо спросил Краев. — Как же он? Почему он допустил такое? Почему он не скрутил Давилу? Вначале это не так трудно было сделать.
— Президенту сделали прививку. Одному из первых.
— И он оказался бараном?
— Да. Умнейшим, интеллектуальнейшим бараном. Он не так уж сильно изменился после того, как в нем поселился СЭМ. Но в его голове появился новый пунктик. Он зациклился на том, что необходимо уничтожить в людях агрессивность. Я думаю, он догадывался, что дело в стране нечисто. Но то, что произошло, вполне соответствовало его новым моральным установкам. Люди в стране стали чистыми душой, как ангелочки. Какая ему была разница — было это результатом якутской лихорадки или же действием генной инженерии? Волков стал «правильным» и действовал теперь в интересах «правильных». Он развивал экономику и образование. Он занялся обороной и довел ее до совершенства — отгородил страну от внешнего мира непроницаемым забором. Волков создавал новую страну, удобную для проживания новых людей. И он преуспел в созидании — ты сам видел это. Все неприятные вопросы Волков оставил для Давиды. Чумников, полицию, террористов, преступников… И вакцинацию, конечно. Они составили неплохой тандем — Волков и Жуков. Белое и черное. Явное и тайное. Вода и огонь. Они создали Сверхдержаву. Самое сильное государство в мире.
— Нет. — Салем вытер слезу и погрозил Бессонову пальцем. — Ты не прав, одноглазый! Государство наше только кажется таким крепким. На самом деле равновесие весьма неустойчиво. Нарушить его можно легким толчком. И тогда весь мир набросится на нас и завоюет! Разорвет на части!
— Кто это тебе сказал? — поинтересовался Люк.
— Агрегат. Он все знает.
— Что такое агрегат? Разумный мусоросборник? Стиральная машина с голосовым модулятором?
— Агрегат — это человек. Он живет в нашей зоне. Он старый. Он скрывается ото всех. Он — тайный мозг нашего маленького сообщества…
— Имя у него есть, у этого Агрегата?
— Это профессор Фонарев, — сказал Краев. — Помнишь такого? Теперь он чумник. Весь уже разваливается, но пока живой. Более или менее… — Краев хмыкнул. — Мозги, однако, не потерял. Он действительно должен много знать…
— А, Фонарев! — язвительно сказал Люк. — Старый стукач Виктор Александрыч Фонарев! Помню, помню такого. Готов поспорить на миллион рублей, что в вашей зоне только половинка от Фонарева. Верхняя. Нижняя половинка его уже ни на что не пригодна. К тому же у него нет рук. Кушает и гадит через трубки…
— Откуда ты знаешь? — Четыре пары изумленных глаз одновременно уставились на Бессонова — Салем, Лиза, Диана и Крюгер. Все те, кто еще недавно бегали к Агрегату за советами.
— А чего тут знать? В каждой зоне есть такой Агрегат. Старый пердун из команды Давилы. Есть у Ильи Георгиевича Жукова такая милая традиция. Когда кто-нибудь из старой его гвардии начинает загибаться — к примеру, от рака или от порока сердца — и лежит при смерти в больнице, приходит к нему Давила. За руку немощную подержать, посочувствовать. И шепчет этот пациент в самое ухо Давиды: «Илья, помоги! На одного тебя надежда!» Верят ведь в Жукова, как в Бога. Знают, хрычи старые, что имеет он доступ к самым лучшим технологиям, которые и мертвого с того света выдернут. «Хорошо, — понимающе говорит Давила. — Попытаемся что-нибудь сделать. Из уважения к вашим заслугам… Но вы должны понимать, что это наложит на вас определенные обязательства…» — «Да, конечно!» Тем, кто умирает, все равно, что будет после их воскрешения. Многие и дьяволу душу отдали бы, только бы пожить еще хоть денек. Пациента везут на операционный стол. А очухивается он уже ополовиненным. Такая вот метаморфоза. Был профессор Фонарев — стала голова профессора Доуэля. А дальше — дело техники. Выкопают подземелье под очередной чумной зоной — под видом профилактических работ. Поселят там воскрешенного. Наладят связь со штабом чумной полиции. Создадут возможность прослушивать и проглядывать территорию всей зоны. Была такая возможность у вашего Агрегата?
— Была.
— Естественно, была. А ты говоришь — кто в зоне хозяин? Салем, небось ты себя хозяином считал?
— А почему бы и нет? — нервно произнес Салем, избегая встречаться взглядом с Бессоновым.
— Давила — вот кто настоящий хозяин чумных зон. Давила и его полутрупы — агрегатики. Они добросовестно отрабатывают свое чудесное воскрешение. А куда они могут деваться? Будешь брыкаться — быстро отключат от системы.
— Нет, как же так? — Салем еще цеплялся за миф, разваливающийся у него на глазах. — У него там и сын есть. Врач. Говорит, что он его сам оперировал…
— У Фонарева никогда не было сына. У него вообще детей не было. Профессор Фонарев был голубым с самого рождения. А сын его… Это техник. Техник из четвертого врекара. Должен же кто-то следить за исправностью аппаратуры. Аппаратура там сложная, доставлена из Инкубатора.
— Черт возьми! — зло произнес Крюгер. — Я же чувствовал, что он стукач, этот Агрегат! Это ты, Салем, в рот ему смотрел, каждое его слово чуть ли не на бумажку за писывал в качестве руководства к действию! Ты облажался, Салем, понял? И нас всех подставил…
— Отвяжись. — Салем махнул рукой. Вид у него бы очень смущенный.
— Не ссорьтесь, — примирительно сказал Люк. Главная роль Агрегата и ему подобных — идеологическая. Чумники ведь не верят «Телеросу». А Агрегату — скрывающемуся в подполье, обиженному, несчастному — поверят. Поверят в тщательно составленную и научно выверенную порцию лжи, которую он обязан донести до их ушей. В то, что вирус — это следствие болезни, наказание Божье, неизбежное и неумолимое. В то, что, если бы не иммунозащита раз в два месяца, чумники давно бы вымерли.
— Подожди, подожди! — Страшная догадка уже осенила Краева, но он пока отказывался верить в такое. — Если чумникам не нужна иммунозащита, если никакой чумы не существует, зачем же им делают эти уколы? И от чего они умирают, если инъекцию не делают вовремя?
— От нее и умирают, милый мой. От этой самой так называемой иммунозащиты. Ты еще не успел сделать ее, Николай?
— Нет…
— Тебе повезло. Значит, ты остался здоровым человеком. Чумникам вводят вещество, регулирующее их иммунную систему. Через два месяца, если не введена новая порция, защитные системы организма перестают работать. Любая инфекция, которая попадает в организм, убивает его быстро и беспощадно. Чумников посадили на иглу — это действительно так. Только это не иммунозащита. Это иммуноразрушитель.
Уныние охватило зал. Чумники дружно повесили носы. Выглядели они так, словно уже прощались с жизнью.
— Не горюйте, ребятки! — жизнерадостно произнес Люк. — Посмотрите на Савелия. Он не делает- эту самую иммунозащиту в течение многих лет. И ничего, жив. Дело в том, что наука есть не только у государства. Наука есть и у нас, тех, кто выпал из-под его контроля. Больше того скажу вам — многие из тех, кто официально работает на Сверхдержаву и создает все те химические гадости, которыми она пичкает своих граждан, работают и на меня. У нас есть средство, чтобы разблокировать иммуноразрушитель. Чтобы сделать чумника независимым от крючка, на который его насадили. И сделать это не так уж и трудно.
Крюгер встал, медленно подошел к помосту, на котором стоял Бессонов — старый одноглазый пират с горькой усмешкой на устах. Крюгер держался рукой за горло. Он пытался преодолеть спазм, который мешал ему говорить. Мука была написана на его лице.
— Что ты сделаешь с нами? — просипел он. — Вылечишь нас, да? Снимешь нас с крючка, на который мы подвешены? Чтобы перевесить на свой крючок? Чтобы сделать нас своими слугами? Да, мы не были свободными. Но у нас была иллюзия. Иллюзия того, что мы, чумники, живем своей собственной жизнью. Что эта страна обязана нам своим спасением. Что мы занимаемся делом, которое нужно этой стране. Ты убил эту иллюзию. Что ты можешь дать нам взамен?
— Правда горька. — Бессонов доковылял до кресл и опустился в него. — Для многих лучше не знать правду, чем знать оную. Правда может раздавить человека. Она может убить его. Может… Но вас она не раздавит и не убьет. Вы — сильные люди.
— Мы уже не люди. Мы — тени собственных надежд. Мы верили в то, что сохраняем равновесие. Оказалось, что равновесие — это блеф. Но мы не можем жить просто так — влачить существование, зная, что судьба отвела нам роль отбросов. Роль отходов производства, никому не нужного мусора, обреченного догнивать на помойке, пусть даже комфортной. Как жить нам дальше с тем знанием, которое ты нам дал? Жить, зная, что жизнь наша бесцельна и ничего сделать с этим нельзя?
— Ваша жизнь может обрести новую цель.
— Какую?
— Вы можете стать моими людьми. Идти со мной. Помогать мне в моих действиях.
— Каковы твои действия? Чего ты хочешь добиться?
— Я хочу изменить эту страну. Вернуть людей в их естественное состояние.
— Это нельзя совершить. Это преступно… Даже если у вас есть какие-то способы для этого, люди уже не станут прежними. Страна будет ввергнута в хаос. Война, насилие… Ты хочешь погубить эту страну.
— Если бы я хотел погубить ее, я давно уже попытался бы это сделать. Но я не хочу ничего губить. Я не хочу разрушать. Я хочу лечить. И поэтому я не спешу. Я медленно, обстоятельно готовлюсь к операции. Эта операция должна быть точной, как надрез микроскальпеля на глазном яблоке. Операция почти подготовлена. Пациент уже лежит на столе, и хирурги взяли в руки стерилизованные инструменты. Операция будет проведена вне зависимости от того, что вы об этом думаете. Я только предлагаю вам присоединиться. Помочь нам.
— А если мы не согласимся?
— Тогда вам придется уйти отсюда. Я не смогу вас оставить в Лесной Дыре. Это будет слишком опасно для меня и моего дела.
— Что ты сделаешь с нами, если мы захотим уйти? Сотрешь нашу память? Вырежешь нам языки?
— Это еще зачем? — Бессонов изумленно поднял брови. — Ты что, полагаешь, что я садист? Я очень добрый и душевный человек, Крюгер. Запомни это.
— Но ведь мы можем проговориться! Или даже нарочно пойти и донести на тебя. Они узнают о твоем существовании и существовании твоих людей. Они найдут твою Лесную Дыру и уничтожат ее. Вместе с тобой.
— Никто не найдет Лесную Дыру, — уверенно сказал Бессонов. — Этого не смогли сделать в течение пяти лет, не смогут и теперь. У них нет пока такой техники, которая засекла бы это убежище сквозь отвлекающие барьеры, создаваемые нашими Приборами. А насчет нашего существования… Спецслужбы и так достаточно хорошо осведомлены о нем. Только они ничего не могут сделать. Пока не могут.
— Я не знаю, можно ли тебе верить. Нас уже столько раз обманывали…
— Я ему верю, — сказал Салем. — Я остаюсь.
— Я тоже, — быстро произнесла Диана.
— А ты? — Крюгер повернулся к Лизе.
— А меня что, кто-нибудь спрашивает? — Лиза оскалила белые зубки. — Я — так же, как Салем.
— Не прибедняйся. Ты всегда поступала так, как хотела.
— Хорошо. Я остаюсь. Сознательно.
— А ты, Николай?
— Слушай, Крюгер. — Николай медленно поднялся на ноги. — Может быть, ты самый умный в вашей компании. И самый недоверчивый. Это не раз спасало тебе жизнь. Только знаешь что… Никто не давит на тебя. Не спеши. Подумай. То, что мы узнали сегодня, нужно переварить. Просто переварить.
— И то верно, — заметил Люк. — Знаете что? Пожалуй, объявлю-ка я сегодняшнее собрание закрытым, пока дело не дошло до мордобоя. Отдыхайте, ребята. Набирайтесь сил. Ну и думайте, конечно. Подумать никогда не помешает.