Никогда Краев не видел, чтобы люди так странно и даже болезненно реагировали на его имя и фамилию. Лиза сделала глубокий сипящий вдох, словно ее неожиданно одолел приступ астмы, дернулась как ужаленная и отстранилась от Краева. Салем присвистнул, выпятил нижнюю губу, уронил сигарету на пол. Похоже, им было знакомо такое сочетание слов: «Николай Краев». И знакомо с какой-то неожиданной для Краева и, может быть, даже не слишком приятной для него стороны.

— Эй, вы, — поинтересовался он. — Вы чего так на меня вытаращились?

— Опять врешь?

— Нет. На этот раз — чистая правда. Я — Николай Краев.

— Тот самый?

— В каком смысле?

— Был один такой, — произнес Салем, вонзив в Краева буравящий взгляд. — Никто про него ничего толком не знает. Но ходят слухи, что это он придумал и провел кампанию по выборам нашего дорогого и любимого президента. А потом пропал — как в воду канул.

— Ну, так уж и провел всю кампанию… — смущенно, пробормотал Николай. — Там много народу было. Я только подкинул несколько идеек…

— Эту книгу — «Сверхдержава» — ты написал?

— Мы. Вместе с тем, кто стал президентом. Вместе с писателем Волковым.

— Вот так-то, Лиза! — Салем многозначительно поднял вверх указательный перст. — Теперь ты понимаешь, с кем ты разделила ложе? С самим Краевым! Ты не чувствуешь, что на тебя снизошел святой дух? Не ощущаешь себя Девой Марией?

— Отвяжись, — буркнула Лиза. — Ну и что, что он Краев? Мало ли что они там о нем думают? Здесь он — просто человек.

— Ничего не понимаю. — Краев совсем уж растерялся. — А где я не просто человек? Или просто не человек? Может быть, объясните что-нибудь?

— Вставай. Одевайся.

— Что, расстреливать поведете? За преступления, совершенные перед трудовым народом?

— Слушай, Николай. — Салем придвинул свою серьезную физиономию вплотную к Краеву. — Вставай, ради Бога. Нам нужно улепетывать отсюда как можно быстрее. Ты и так нас здорово подставил. А если учесть еще и то, что ты оказался Краевым… Я даже не знаю, как теперь вообще выпутываться. Нам нужно посоветоваться кое с кем… И сваливать отсюда как можно быстрее. Уходим.

Краев оделся с армейской скоростью. Салем кинул свой шокер в сумку и пулей вылетел в дверь. Лиза и Краев бросились за ним. Салем уже сидел в эмобиле. Стартовали с места резко, с визгом покрышек. Похоже, что в машине Салема были отключены все системы, делающие вождение эмобиля плавным и безопасным. Это больше походило на гонки «Формулы». Салем мчался стрелой, закладывал такие резкие виражи, что машина едва не вставала на два колеса. Он очень спешил.

— Куда мы? — прокричал Краев.

— Все узнаешь! Если успеем доехать.

Далекий вой сирен раздался откуда-то с соседней улицы. Салем топнул по тормозам, эмобиль резко затормозил, клюнув носом, Краев слетел по инерции с места.

— Это они, — пробормотал Салем. — Бегите за мной, ребятки. Бегите и не отставайте! Не дай Бог отстать…

Никогда Краев не бегал так быстро. Они мчались по. разбитому асфальту заброшенного квартала, и ветер свистел в их ушах. Едва они успели свернуть за угол, как Краев услышал рев форсированных двигателей. Салем уже карабкался по железной пожарной лестнице. Они взлетели вверх, обдирая руки о ржавую арматуру, они прыгнули в старую дверь и захлопнули ее за собой. Салем приложил палец к губам. Потом встал боком у запыленного окна и осторожно выглянул наружу.

— Три машины, — сказал он беззвучно, одними губами. — Чумная полиция. У них есть детекторы. Похоже, что мы подцепили маячок. — Салем с подозрением покосился на Краева. — Ладно, с этим мы справимся. Пока справимся. — Он извлек из сумки свой фолдер, присел на корточки и набрал на клавишах какую-то комбинацию. — Теперь они нас не слышат. Они оглохли. Временно. Пока не найдут частоту, которая обходит помехи. Полчаса у нас есть. А может быть, и час.

Все трое стояли в большой захламленной комнате — похоже, что сюда выкинули кучу ненужной старой мебели. Салем брел вдоль стен и осматривал каждый сантиметр, бормоча что-то под нос.

— Ага, здесь. — Салем вцепился в край древнего коричневого шкафа и пытался сдвинуть его с места. — Помогите, чего вытаращились?

Шкаф поддался, стряхнув тучу пыли. Совместными усилиями его отодвинули от стены. За шкафом виднелось неровное отверстие — пролом в кирпичной перегородке шириной чуть более полуметра.

— Лиза, ты первая. Николай, досчитаешь до двадцати и прыгаешь за ней. Вперед ногами, на спине. Только предупреждаю — не орать, что бы ни случилось. Заорешь — нас накроют. Я — последний. Мне еще шкаф обратно придвигать…

Лиза безропотно полезла в дыру ногами вперед, чихнула от пыли и исчезла. Краев стоял и считал до двадцати, пытаясь сделать это как можно медленнее. Сердце его испуганно колотилось.

— Лезь, — прошипел Салем.

— Что там?

— Специальная мясорубка для тупых пиарщиков, которые притворяются метаморфами! — Салем толкнул Николая в плечо. — Лезь, быстро!

Краев вздохнул, просунул ноги в отверстие, задержался на секунду, чтобы набрать воздуха, а потом оттолкнулся и полетел вниз.

Трудно сказать, чем было это устройство для быстрого спуска. На лифт он походило меньше всего. Скорее это была труба из синтетической пленки — эластичной, но толстой и прочной. Что-то вроде прямой кишки длиной метров двадцать. Она плотно облепила Краева, не давая ему разогнаться в падении своем до слишком высокой скорости. Краев скользил вниз ногами вперед и пытался сделать вдох. Дышать в этой кишке было нечем.

Впрочем, рассчитано все было с умом. Потому что, когда запас воздуха уже начал кончаться, кишка издала неприличный звук, и Краев вылетел из нее, мягко спружинив ногами о что-то специально подложенное. Он не мог увидеть, что это было, поскольку его окружала кромешная чернота. Но чьи-то пальцы тут же схватили его руку и дернули вперед — так, что он промчался несколько шагов, с трудом удержав равновесие. Темнота рассеивалась, словно кто-то поворачивал ручку настройки яркости, и Краев увидел Лизу. Она светилась мягким зеленым цветом, как привидение.

— Что с тобой?

— Это твои линзы. — Лиза показала пальцем на глаза. — Забыл? Они видят в темноте. Я зеленая?

— Да.

— А ты весь розовый! Как червяк! — Лиза метнулась к кишке, которая выбросила сумку Салема. Лиза схватила сумку и оттащила ее в сторону — очень вовремя, потому что через несколько секунд вывалился и сам Салем. Парень приземлился на четвереньки и помотал головой.

— Где мы? — спросил Краев.

— Под землей. Под городом проходят десятки километров заброшенных коридоров. Мало кто суется сюда. Но кое-кто изучил все эти ходы и даже проделал новые. Тот, кто знал, что когда-нибудь придется драпать.

— Ты?

— И я тоже. — Салем вскочил, вытащил из сумки электрошокер и автомат. Шокер отдал Лизе, автомат повесил на собственное плечо. — Лисенок, прикрывай нас сзади.

— А что, есть от кого прикрывать?

— Есть. Попадаются тут, в подвалах, всякие странные твари. Весьма странные… — Салем неопределенно пошевелил в воздухе рукой. — Надеюсь, ты их не увидишь. Да, вот еще что. Лиза, у тебя еще остались таблетки? УД быстрого действия?

— Ага. — Лиза шарила по карманам. — Вот. Три штуки.

— Этого хватит. — Салем сунул одну таблетку в рот, другую протянул Краеву. — Положи ее на язык и соси. Как конфетку.

Таблетка имела мятный вкус с оттенком неприятной горечи. Краев сглотнул слюну. Язык его постепенно немел, терял чувствительность.

— Что это за дрянь такая? — с трудом выговорил он.

— УД. Ускоритель.

— От него никакого толку.

— Никакого? — Лиза усмехнулась. — Посмотрела бы я на тебя, если бы мы не наглотались вчера ускорителя. Нашинковали бы тебя животрупы — пикнуть бы не успел.

Краев вдруг вспомнил невероятную скорость движений тех, кто выручал его вчера. Вот оно что. Ускоритель, значит…

— А животрупы? Они почему ползали, как черепахи?

— Им ускоритель нельзя. Он не сочетается с их наркотой. Передохнут сразу.

— Хорош трепаться! — оборвал их Салем. — Пойдем, брат Краев! Добро пожаловать в наши катакомбы.

Они мчались вперед как стая волков — след в след. Краев не успевал смотреть по сторонам — да и не разобрал бы он ничего в этом призрачном бледно-зеленом свете. Смотрел лишь на мелькающие впереди пятки Салема, стараясь не отстать. Один раз только притормозил и обернулся — когда Лиза глухо вскрикнула сзади. Увидел, как Лисенок лупит электроразрядами в бледную гадину, извивающуюся на стене. Тварь напоминала полуметровую членистую гусеницу с четырьмя крысиными лапами и зубастой визжащей пастью. Последний из выстрелов сбросил гадину на пол, она раздулась и лопнула, забрызгав все вокруг вонючей слизью. Лиза помчалась дальше, едва не сбив с ног ошеломленного Краева.

— Что это было? — крикнул он, задыхаясь на бегу.

— Сниркояд! Маленький! Ерунда! Большие на этом уровне не ползают. Они глубже!

«Слава Богу, — подумал Краев, аккомпанируя мыслям топотом собственных ног. — Слава Богу, что маленький. И что у меня есть Лиза, которая знает, как обращаться с крысами-гусеницами и прочей подобной им гадостью!»

Бежать пришлось не так уж долго — около получаса. Но для Краева время растянулось в мучительные часы марафонского забега. И когда Краев выдохся окончательно и уже понял, что свалится сейчас на землю и умрет — самостоятельно, без помощи всяких там животрупов и сниркоядов, — Салем остановился. Перед ним находилась глухая стена из старого, ноздреватого бетона, покрытая белесым мохнатым наростом плесени.

Краев шлепнулся на задницу. Кровь стучала молотками в висках. Салем снова возился с фолдером — пальцы его летали по клавиатуре, а глаза, не отрываясь, пожирали светящийся прямоугольник экрана.

Стена дрогнула и пошла вверх, дергаясь и скрипя.

— Высокая влажность, — сообщил Салем. — И эта плесень чертова. Механизм быстро приходит в негодность.

Стена проскрежетала в последний раз и остановилась. Между ней и земляным полом образовался просвет высотой сантиметров в сорок.

— Все. Похоже, дальше не пойдет, — констатировал Салем. — Лезем так. И быстро! Пока обратно не рухнула.

Они проползли под бетонной плитой, извиваясь, как ящерицы. Салем пнул стенку ногой, и она упала вниз, заняла свое прежнее место, заставив землю содрогнуться.

— Вот и все. — Салем напряженно скалился. — Мы почти дома. Как тебе тут, брат Краев?

— Здорово, — сказал Николай, оглядываясь по сторонам. — Чистота, комфорт. Я бы сказал, очень уютно. В таком месте можно жить годами, не поднимаясь на поверхность.

На самом деле они находились в вонючем коридоре, настолько низком, что приходилось нагибаться, чтобы не задевать головой потолок. Бледные грибы свисали на тонких ножках сверху, а на стене, насколько мог различить Краев, было написано: «Всем нам хана!»

— Это еще не апартаменты, — просипел Салем. Он прикладывал все силы, проворачивая тугое колесо запорного механизма на овальной двери в углу. — Это так, прихожая… Вот, полюбуйтесь!

Дверь растворилась, и Краев зажмурился от света — люминесцентного, искусственного, кажущегося с непривычки ослепительно ярким. Противно запищал прерывистый сигнал зуммера. «Быстро, быстро! Шевелитесь!» — закричал Салем, шлепнул Лизку по попе, зазевавшегося Краева дернул за руку и буквально вкинул в проход. Впрыгнул сам, захлопнул дверь, уперся в нее коленом и начал заворачивать колесо. Пот тек по его грязному лицу, оставляя светлые дорожки.

Зуммер замолчал. Они стояли в пустом помещении идеально квадратной формы, со стороной квадрата, равной трем метрам. Вдоль сухих серых стен шли три ряда круглых черных отверстий. Пол был засыпан расплющенными пулями. На полу было несколько бурых пятен — как старая кровь, впитавшаяся в бетон. Не понравилось все это Краеву.

— Это что, камера для расстрела? — полюбопытствовал он, нацепив на физиономию улыбку, хотя зубы его пытались выбивать дробь.

— Тихо. — Салем показал ему здоровенный волосатый кулак. — Помолчи, шутник. Говорить буду я. А ты ответишь на вопросы, если тебе их зададут.

Салем смотрел в верхний угол. Там находился хоботок, поблескивающий внимательной линзой. Видеокамера. Кто-то осматривал визитеров и, вероятно, решал: расстрелять их пулями из отверстий в стенах прямо сейчас или повременить пять минут.

— Салем? — Голос раздался со всех сторон сразу — надтреснутый, словно из старого порванного радиодинамика, висящего на сельском столбе.

— Да. Это я.

— Ближе.

Салем сделал несколько шагов по направлению к видеокамере, вытянулся на цыпочках, чтобы его можно было лучше рассмотреть. Краеву показалось даже, что глазок камеры подслеповато моргнул.

— Хорошо. Кто там еще? Лиза?

— Да, — пискнула Лизка. — Это я. Лисенок.

— Вижу. Кто там у вас третий?

— Это тот самый. Человек из Инкубатора. Ты велел ему прийти сегодня.

— Почему так рано? — В скрипе голоса появились обертоны недовольства. — Я ждал вас в четырнадцать часов. И почему вы идете по этому заброшенному ходу, а не по центральному?

— Извини. Кое-что случилось. Нам пришлось удирать.

— Что случилось?

— Сейчас придем к тебе и все расскажем.

— Не пущу. Говорите здесь. За вами, наверное, «хвост»…

— Иди ты к черту, старый идиот! — заорал вдруг Салем так, что эхо заметалось между стенами. — Не пустит он нас! Видел, вот! — Он согнул руку в локте и показал камере неприличный жест. — Сиди там, в своей берлоге, и соси свою пластмассовую лапу. Или еще что-нибудь соси! А мы пойдем! Обойдемся без тебя.

Он решительно направился обратно и начал раскручивать штурвал двери, через которую они только что вошли.

— А я вас перестреляю, — хрипло сообщил голос. Краев напрягся, втянул голову в плечи.

— Давай перестреливай! — Салем даже не повернулся. — Посмотрим, кто будет тогда за тобой дерьмо убирать.

— Подожди…

— Отвяжись!

— Ладно, идите! — великодушно объявил голос. — Садитесь.

Салем зло сплюнул, оставил дверь в покое, пошел в центр комнаты и сел там на пол, вытянув ноги и оперевшись на руки. Лиза села рядом с ним. Краев присел на корточки рядом с Лизой.

— Держись, — тихо сказала Лиза. — Это старый ход. Никто не знает, как он сработает на этот раз.

Пол дернулся, словно тектоническая плита, сдвинутая землетрясением. Краев не удержался, упал на Лизу, Лиза свалилась на Салема, Салем выругался сквозь зубы. Пол трясся, как старый паралитик, и медленно опускался вниз. Свет погас. Лиза обхватила руками шею Краева и быстро поцеловала его — пока никто не видел.

— Не бойся, — шепнула она. — У старого пердуна свои причуды. Но он не злой. Совсем не злой.

— Куда мы едем?

— К Агрегату.

Долго ли, коротко ли шли наши странники, петляли по мрачным туннелям, а все ж добрались-таки до места. И воздух здесь стал посвежее, и стены почище. Еще одна лестница вверх — Краев уж и не помнил, какая по счету, и они вылезли из люка в помещение, которое можно было назвать жилым. Деревянный пол, скрипящий под ногами. Стены, оклеенные древними обоями, наполовину отслоившимися и скручивающимися в трубки. Желтая тусклая лампочка на потолке.

Здесь имелась дверь — надежная, мощная, металлическая. На двери присутствовал кодовый замок. Салем набрал комбинацию цифр, дернул за ручку. Дверь поползла в сторону.

— Добро пожаловать к Агрегату, — сказал он. Они перешагнули за порог и оказались в царстве чистоты. Это напоминало скорее высококлассный госпиталь, чем загаженное подземелье. Идеально ровные стены, мягкий свет, ряды никелированных трубок под потолком. Пол, застеленный мягким покрытием. В воздухе витал специфический лекарственный запах — Краев сразу вспомнил немецкую больницу, где в последний раз оперировали его больное колено. Впрочем, был в гамме запахов странный оттенок — какой-то нечеловеческий, заставляющий кожу покрываться испуганными пупырышками.

Дверь захлопнулась за ними с пневматическим шипением, большой засов автоматически скользнул в паз, отделив их от внешнего мира.

— Так… — Шваркнув свою сумку на пол, Салем сдирал теперь свою пропотевшую, вонючую одежду и кидал ее в окошечко, прикрытое черной пластиковой мембраной. — Одежду — сюда. Мыться здесь. — Он показал на несколько белых дверей вдоль стены. — Десять минут на помывку у нас есть. Даже пятнадцать. Все равно одежда быстрее готова не будет. Я пошел.

Он пошлепал к одной из дверей, совершенно голый. Краев кинул на него оценивающий взгляд сзади. Да, хорош мужик… Широкая спина в буграх перекатывающихся мышц, крепкие ягодицы, словно вырубленные из розового мрамора. Прямые мускулистые ноги. Ни капли жира.

— Ничего у меня братец? — Лизка улыбалась. — До Чумы мастером спорта был!

— Заметно. Уважаю сильных людей. По какому виду спорта?

— По шахматам, — сказала девушка с гордостью. — Знаешь, какой он умный! И в карты он тоже всегда всех обыгрывает. Даже в буру!

— Умных тоже уважаю. — Краев смущенно кашлянул в кулак. — Мне что, в душ идти?

— Да. — Лизка стягивала брючки. — Одежду вот сюда положишь. Она будет выстирана и простерилизована. Быстрее раздевайся! А то высохнуть не успеет.

— Ага. — Краев вяло расстегивал жилет. — А там душ-то хоть нормальный? Не химия какая-нибудь?

— Нормальный! — Лиза закинула последнюю свою одежонку в окошко и побежала в душевую. Краев проводил ее взглядом и вздохнул. Ему было страшно, что он может никогда уже больше не увидеть такую картинку.

Струи бодрящей, озонированной воды хлестали сразу со всех сторон, массируя кожу. Краев стоял, расставив руки, и откровенно балдел. Ему лень было даже намыливаться.

— Спинку тебе потереть? — громкий шепот. Николай оглянулся. Хитрая мордочка в приоткрытой двери. Светлая косичка намокла и потемнела. А шарики? Интересно, шарики отвязывают, когда моются?

— Иди сюда.

Шарики на месте. Переливаются, подмигивают Краеву. Что это, мол, ты такой невеселый, старый парень? Такая девчонка у тебя в объятиях — а на физиономии твоей написано уныние и витальная тоска.

— Ты что? — Она смотрела встревоженно. — Ты такой грустный… Что?нибудь случилось?

— Случилось. Только сегодня утром я думал о том, что нашел тебя и никогда не расстанусь с тобой. Не важно — чумник я или иностранец. Не важно, каково мое прошлое. Все это не имеет никакого значения — то, что было до тебя. Я думал о том, что нашел тебя, а значит, нашел и себя — наконец-то нашел, впервые в моей жизни. Но теперь я вижу, что это только мое собственное мнение. Тех людей, которые охотятся за нами, вряд ли оно заинтересует. Я боюсь, что нас заставят расстаться. И я потеряю все.

Я не знаю, люблю ли я тебя… — Она прижалась к нему всем своим юным телом. — Сейчас мне кажется, что люблю. Это неправильно. Мы с тобой не пара. Совсем не пара. Я не знаю, почему я влюбилась в тебя. Именно в тебя. Но случилось именно так. И я не хочу ни о чем думать сейчас. Я просто хочу быть с тобой — пока это возможно. Любить тебя…

Она закрыла глаза. Он закрыл глаза. Горячие струи хлестали со всех сторон, и вода стекала с их тел, смывала грязь, собиралась в воронки на полу и исчезала в бездне — более глубокой, чем даже то подземелье, в которое закинула их прихотливая судьба.

Краев, Салем и Лиза сидели в комфортабельных широких креслах. Они были облачены в свою одежду — выстиранную, высушенную и выглаженную. Находились они в гостиной, отделанной без лишней роскоши, но со вкусом. Толстый ковер застилал пол, картины висели на стенах. Здесь был даже камин — скорее всего, имитация, ибо кто стал бы тянуть дымоход до поверхности земли и выдавать свою тайную резиденцию подозрительным дымом? На столике перед ними находился завтрак — кофе, горка бутербродов со всякими деликатесами. Салем и Лиза поглощали их с нескрываемым удовольствием. Краев вяло теребил кусочек хлеба. Что-то не было у него аппетита.

Стена напротив них представляла собой сплошное матовое стекло. Экран? Будем смотреть кино? Сколько можно так сидеть и ничего не делать? Там, где-то сзади, за ними идут по следу. Почему Салем так спокоен? Он уверен, что их здесь никогда не найдут? Краев не был уверен в этом совершенно.

— Салем, за тобой должок, — сказал Николай.

— Какой? — Парень поднял глаза.

— Ты должен закончить свой рассказ. О том, что было в Сибири. Тогда, восемь лет назад. Когда пришла Чума.

— А на чем я тогда закончил?

— На том, что за тобой приехал майор. И ты держал его на мушке. Собирался его пристрелить.

— Я не убил его. Он сказал, что он такой же, как я. Это означало, что он остался нормальным. Я был страшно рад, что еще остались нормальные люди, — я-то уж думал, что весь мир сошел с ума. И еще я думал тогда, что все мои приключения закончились. — Салем горько усмехнулся. — На самом деле они только начинались.

— Ты попал в компанию нормальных людей?

— Да. Там были разные люди. Военные и штатские. Нас объединяло одно — то, что мы не стали неагрессивными и могли защищать себя. А еще у нас было желание навести порядок. Нас не устраивала ситуация, которая воцарилась в нашем городе: мародеры грабили и убивали, бараны шлялись кроткими стадами и совершенно не представляли, как им дальше жить в этом жутком мире. Чума баранам не грозила — всем им была сделана прививка. Но сознание их полностью переменилось в считанные дни. И у них появился новый враг — бандиты и уголовники. В Сибири этого сброда всегда хватало. Прививки урки делать не собирались, они были твердо уверены, что Чума их минует. У них было занятие поважнее — они торопились нахапать как можно больше. Впрочем, хаотические перестрелки, когда каждый был сам за себя, скоро закончились. У бандитов появился свой центр, свое политическое руководство, и все это переросло в настоящую гражданскую войну.

— У бандитов? Центр руководства? — Краев недоуменно покачал головой.

— Именно так. Если ты помнишь, страна только что выбрала нового президента Волкова. Он начал круто перетряхивать всю мафиозную систему. Это многим пришлось не по вкусу. Нашелся в нашем городе один из прежних высоких чиновников, который объявил выборы незаконными и призвал к вооруженной борьбе. Я думаю, что у этого новоявленного фюрера было много денег. Очень много. И у него были большие связи по всей стране — с такими же, как он, местными фюрерами. Они действовали быстро и решительно. Им было абсолютно безразлично, кто и с какими целями вливался в их армию повстанцев. Они вооружали всех — зеков, срочно выпущенных из колоний, торговцев на рынках, всяких полууголовных уродов. Всех, кому было выгодно не признавать новую власть. Они захватили телецентр и вещали о своих победах. И еще они призывали не делать прививки тех, кто еще не прошел вакцинацию. Они заявляли, что сделавший прививку превращается в беззащитного полудурка, достойного только психушки. Мы ничего не знали о том, что происходит в стране. Мы только пытались сохранить в живых бедных баранов и не допустить распространения якутской лихорадки, которая косила людей десятками — с каждым днем все больше и больше. Повальной эпидемии не было — прививки действовали достаточно эффективно. Бараны, как я тебе говорил, заболеть чумой не могли. Но в городе оставались еще тысячи невакцинированных.

— А вы? Так и действовали сами по себе без всякого плана?

— Недолго. Совсем недолго. Неделю мы отбивались от вооруженных повстанцев, которые наседали на нас и днем и ночью. А потом появились эпидемические силы.

— Кто?!

— Эти люди были из Центра. Они были вооружены электрошокерами, не убивающими, а временно парализующими людей. Они были облачены в резиновые комбинезоны, на головах их были герметичные шлемы. Они не желали подцепить какую-нибудь заразу. Их было не так много — около двух сотен, но они знали, что делать. Именем нового президента они объявили чрезвычайное положение. Они были настоящей властью. Нас, тех, кто остался нормальными, они переписали и организовали в несколько отрядов. Нам выдали бронежилеты, каски и вооружили шокерами. Они запретили нам уничтожать людей без необходимости — даже откровенных убийц и бандитов. Теперь мы, под руководством офицеров эпидемических сил, действовали четко и планомерно. Мы прочесывали квартал за кварталом и вылавливали всех. Всех поголовно. Тех, кто сопротивлялся, обездвиживали электроразрядами. Мы свозили всех в специальные зоны, которые были организованы на месте нескольких опустевших колоний. Отдельно — неагрессивных, тех, кто стал «правильными» после прививки. Теперь они были в безопасности. Их тщательно охраняли. Отдельно всех заболевших — в госпиталь закрытого режима. Всем непривитым делали инъекции. И — интересное дело — через три дня большинство из них становились неагрессивными. Девять человек из десяти. Даже отпетые убийцы и бандиты. Даже больше того тебе скажу — именно бандиты все поголовно и становились баранами. Они становились послушными и совершенно не опасными. Правда, у них появлялась какая-то эмоциональная тупость, у этих бывших урок. Они больше не способны были улыбаться.

— Тормоза, — пробормотал Краев. Молодежь у «правильных» называет таких тормозами.

— Все это длилось очень недолго. За две недели мы вакцинировали весь город и уничтожили сопротивление. Сопротивляться больше было некому — все, кто еще недавно называли себя повстанцами, превратились в баранов и удивлялись, как это совсем недавно они могли себя вести так неправильно и агрессивно. В том числе и местный фюрер. Он стал образцовым «правильным». Так-то вот. Обошлось без больших кровопролитий. Баранов распустили по домам, и они начали быстро налаживать жизнь. Для них началась новая, счастливая эпоха.

— А что стало с вами? С теми, кто не стал неагрессивным?

— Нас погрузили в транспорт и повезли зачищать следующий город. А потом — еще один. Мы прошли всю Сибирь. Теперь мы назывались отрядами народного ополчения в составе эпидемсил. Это дело нам нравилось. Это не было романтичным — мы делали грязную работу. Порою очень грязную. В некоторых городах нам оказывали упорное сопротивление, и нам приходилось брать квартал за кварталом, используя артиллерию и танки. Кровь лилась рекой. Многие наши погибли. Очень многие… Мне повезло — меня даже не зацепило. Так мы и шли по стране — наводили порядок ценою собственных жизней, вакцинировали всех поголовно и отделяли «наших» от баранов. Большинство «наших» присоединялось к отрядам ополчения. Тогда мы еще не знали, что «наши» — это неиммунные. Что все мы — те, кто не потерял способность к самообороне, — скоро будем называться чумниками.

— Как это случилось?

— Очень просто. Нас привезли в заброшенный, совершенно безлюдный город в центре России. Сперва мы думали, что готовим какие-то оборонительные позиции. Мы сами построили эту бетонную стену. А потом нам объяснили то, о чем мы и сами давно догадались. Что мы — не такие, как большинство. Только теперь это получило научное объяснение. Оказалось, что мы неиммунные. Исследования показали, что у нас не выработались антитела против вируса. И мы можем заболеть в любой момент, если не будем проходить специальной профилактики. Нам обещали, что скоро вакцина будет улучшена, мы обретем полный иммунитет и займем свое место среди остальных граждан страны. А пока временно придется пожить в эпидемическом карантине. Так и появились временные карантины. Временные, черт бы их побрал…

— А как ты нашел Лизу?

— Это было несложно. Я послал запрос и получил ответ. Тогда, восемь лет назад, о чумниках очень заботились. Мы горой стояли за своего президента Волкова, глотки готовы были перегрызть за него кому угодно. А государство всячески помогало нам, относилось к нам с большим сочувствием. Любые прихоти чумников выполнялись. Власть как бы извинялась перед нами за то, что нам приходится жить в изоляции. Перемещение между врекарами было свободным. Люди искали свои семьи и объединялись. Я нашел Лизку и вывез ее сюда. Тогда ей было только пятнадцать лет. А родители наши погибли. Я получил справку, что они умерли от якутской лихорадки.

— Вот как… Вот, значит, как оно все было, — пробормотал Краев. — А я ничего не знал…

— Почему?

— Я не был полноценным членом президентской команды, — сказал Краев. — Я был наемным работником. И когда президента выбрали, я решил, что с меня достаточно. Я сбежал. Сбежал из Москвы в свой родной город Верхневолжск. Но спецслужбы выловили меня очень быстро — когда вся эта буча с повстанцами только началась. Я просидел в бункере всю гражданскую войну. Всю эпидемию. Я был под негласным арестом — меня берегли, как ценную персону. Меня оберегали от всего. В том числе и от правдивой информации. А потом, когда я изъявил желание уехать за границу, меня отпустили с неожиданной легкостью. Понимаешь, я был больше не нужен им. Я отказался с ними работать…

— Где ты жил все эти годы?

— В Германии. Я даже имя сменил. Стал называться Рихардом Шрайнером. Но однажды я не выдержал и снова приехал в Россию. Инкогнито. Мне хотелось знать, что здесь происходит.

— Как ты попал в чумную зону?

— Я украл карточку у убитого чумника. Я думаю, что он был полумехом.

— Да, это действительно ты, Николай Краев… — Сиплый голос раздался из динамиков, и Краев вздрогнул от неожиданности. — Я узнаю тебя. Я помню, как ты уехал за границу. Давила был тогда в гневе. Но, я думаю, он не показал тебе своего гнева. Так ведь?

— Не показал, — сказал, растерянно озираясь, Краев.

— Он всегда относился к тебе неравнодушно.

— Мы были друзьями в юности. В юности он был очень хорошим парнем.

— Он и сейчас хороший. Просто он вынужден действовать так, а не иначе. У него нет выбора. Россия, несмотря на свое благополучие, балансирует на тонкой грани между процветанием и полной гибелью. Такой вот странный контраст. И причина этого состояния — вирус. Чума. Он изменил людей.

— Кто ты? — возопил Краев. — Кто ты и где ты находишься?

— Я — Агрегат. Тебе же сказали, как меня зовут.

— Ты — машина?

— Я — человек.

— Может быть, выйдешь сюда, покажешься? Это не очень-то вежливо — разговаривать с гостями через микрофон и наблюдать за ними посредством видеокамеры. Ты боишься нас, да, Агрегат?

— Я никого не боюсь. Мне уже некого бояться, потому что нечего терять. Просто я плохо выгляжу. Людям почему-то не нравится, как я выгляжу. Да и мне тоже. Но мне легче — я уже привык к своему внешнему виду.

— Ничего, — сказал Краев. — Я не привередливый. Давай показывайся, Агрегат.

— Хорошо.

Матовое стекло в стене напротив медленно осветилось. Трудно сказать, было ли это экраном, или просто исчезла непрозрачность и стало видно то, что находилось по ту сторону стены. Краев встал с места, стараясь не совершать резких движений, и подошел к стеклу. То, что он увидел, потрясло его. Он никогда не видел такого.

Краев постучат пальцем по стеклу, и существо слегка повернуло к нему свою безобразную голову.

— Привет, Агрегат, — сказал Краев. — Ты меня знаешь, да?

— Знаю. Ты действительно Краев. Я помню твое лицо. Хотя с тобой что-то случилось. Ты помолодел, вот оно что. А я… Я, как видишь, не могу похвалиться хорошим здоровьем. Я, можно сказать, почти умер.

То, что называлось Агрегатом, когда-то, безусловно, имело нормальное человеческое тело. Но сейчас от этого тела осталась едва ли пятая часть. Если бы попытались оживить старый, местами разрушенный мраморный бюст какого-нибудь героя Гражданской войны, выглядело бы это почти так же. Бюст, как и положено, был установлен на постаменте. Только этот бюст не был мраморным. Он был обтянут кожей — бледно-пятнистой, зеленоватой, влажной, как кусок заплесневелого сыра. Ниже грудной клетки находилось основание из никелированного металла, из которого выходило огромное количество трубок — толстых и тонких, гладких и гофрированных, прозрачных и разноцветных. Трубки жили собственной жизнью — пульсировали, вздувались и опадали, подводя к обрубку человека питательные жидкости и отводя от него мутные продукты распада. Рук у человека также не было. Их заменяли два уродливых манипулятора — левый слишком короткий, правый слишком длинный для человеческих конечностей. Тот, кто изготавливал эти искусственные руки, не слишком позаботился об их красоте — основу их составляли металлические многогранные стержни, соединенные шарообразными суставами и оплетенные трубками и проводами. Механические тяги из проволоки блестели во всей своей неприкрытой функциональности, двигаясь со щелчками и заставляя двигаться длинные многосуставчатые пальцы из серой эластичной пластмассы. Правая конечность лежала на клавиатуре и время от времени нажимала на какие-то кнопки, вероятно, управляя жизнью и функциями автоматизированного подземелья.

— Да… — тягуче произнес Краев. — Выглядишь ты своеобразно. Выходит, мы были знакомы когда-то?

— Да. Я узнал тебя, как только ты вошел в эту гостиную.

— Извини… А я вот тебя что-то не узнаю.

Это было неудивительно. Трудно было представить, как выглядел этот человек до того, как стал Агрегатом. Он не дышал — да и как он мог дышать, если у него не было легких? Ушных раковин тоже не наблюдалось — вместо них были прикреплены черные прямоугольные коробки с микроантеннами, ощетинившимися, как иглы ежа. Безволосый череп покрывали овальные серебристые пластинки-электроды, провода от них собирались в многожильный пучок, подвешенный на кронштейнах и идущий к аппаратуре контроля, мигающей огоньками и осциллографами. Глаза закрывали окуляры с толстой ребристой оправой и тусклыми фиолетовыми линзами. Единственное, что еще двигалось на этом мертвом неподвижном лице, — это губы. Они слабо шевелились. Микрофон, прикрепленный к подбородку, улавливал неясный шепот Агрегата и превращал его в то самое синтезированное сиплое карканье, которое имел счастье слышать Краев.

— Я был приближен к Жукову, — проскрипел голос из динамика. — Но я не входил в избирательный штаб. Я не часто появлялся в вашем обществе. У меня было собственное направление. Я занимался биотехнологией.

— Как тебя зовут?

— Звали. Меня звали Виктор Александрович Фонарев. Ты вспоминаешь?

Краев вдруг вспомнил. Доктор наук Фонарев. Большой толстый человек с профессорской бородкой. Он приходил пару раз к Давиле, они обсуждали что-то в углу — тихо, по-конспираторски, размахивая руками и подозрительно оглядываясь на остальных, непосвященных. А однажды Давила шепнул Краеву, показав на удаляющуюся фигуру в бесформенном пиджаке: «Вот, Коля, смотри! Фонарев! Собственной персоной! Большой ученый, скажу я тебе. Будущее нашей науки. Гений, не побоюсь такого слова!»

Любил Давила гениев. Любил, лелеял и доил их, как породистых молочных коров. Что же стало с этим конкретным гением — с Фонаревым? Почему он догнивал свой век в этом угрюмом подземелье, подключенный к механизмам, не позволяющим ему отправиться на тот свет? Он заслуживал лучшей доли.

— Ты работал с Эдиком? — спросил Николай. — С Эдуардом Ступиным, да?

— Нет. Я знал Ступина, но у него было другое направление. Он изучал микроорганизмы. Бактерии, вирусы. Вакцины против них. Генетика и тому подобное. Я занимался человеком. Точнее, тем, что можно сделать из человека, если слегка усовершенствовать его. Улучшить его тело при помощи всяких полезных приспособлений.

Агрегат поднял руку и пошевелил механическими пальцами.

— Курить хочется, — сообщил он. — Я курил «Яву». Всегда «Яву». Был, как видишь, патриотом во всем — даже в выборе сигарет. Курить до сих пор хочется. А курить уже нечем.

— Ты придумал все это — полумехов, киборгов? Всю эту дрянь из четвертого врекара?

— Я был один из тех, кто создавал Инкубатор. Но я знаю о нем не очень-то много. Я погиб слишком рано.

— Погиб?

— Автокатастрофа. Это было шесть лет назад. Обычно я обитал в четвертой зоне, но сын мой жил здесь. Он — врач. Хороший хирург. Иногда я ездил к нему в гости. В тот злосчастный день случилась большая неприятность — машина, в которой я ехал, столкнулась с грузовиком. Это было неподалеку отсюда. Нас спешно доставили в эту зону, в госпиталь. Но было поздно. Никто не выжил — наши тела были серьезно повреждены, и мозговая деятельность прекратилась. Нас всех похоронили. Но на самом деле меня похоронили не полностью. Никто не проконтролировал то, что мой сын сохранил кое-что себе на память. Вот это. — Агрегат ткнул себя в грудь пластмассовым пальцем. — Он реанимировал мой мозг. Вначале меня было совсем немного — один только этот обрубок. Но я пришел в сознание. Я сам начал давать указания. И по моим чертежам достроили все остальное. Пришлось поэкспериментировать — не все сразу получалось. Зато теперь, как видишь, я устроился с комфортом. Любой может мне позавидовать… — Уголки бескровных губ приподнялись в едва заметной улыбке.

— Ничего не понимаю… — Краев нервно ходил по комнате, хмурился, задумчиво тер подбородок. — Извини, Виктор… Может быть, тебе неприятно такое слышать, но почему ты здесь? — Краев повернул голову, уставился прямо в искусственные глаза Агрегата. — Почему ты прячешься от «правильных»? Если твоя голова так ценна, если ты можешь выдвигать продуктивные идеи и создавать новые технологии, почему бы тебе не выйти из подполья? «Правильные», со всей их научной оснащенностью, обеспечили бы тебе более приличное существование.

— Я не хочу к «правильным». Не хочу снова в Инкубатор. Мне никогда не нравилось это место. Это не мой мир.

— «Правильные» ненавидят чумников?

— Конечно нет. Ты забыл, что бараны не способны ненавидеть? Зато они способны бояться. Они боятся нас. Россия теперь — это две страны. Большая страна «правильных» и маленькая, закрытая страна чумников. Есть равновесие — зыбкое, неустойчивое, но пока оно еще существует. К сожалению, это равновесие начинает расшатываться. Не исключено, что оно может рухнуть. И тогда страна погибнет.

— Кто виноват в этом? Бараны?

— Нет. Чумники. Они защищают «правильных» до сих пор, как и восемь лет назад. Но они не хотят больше заниматься этим. Чумники обижены, как маленькие детишки, которым не дали обещанную конфетку. Чумники никак не могут понять, что «правильные» не виноваты перед ними ни в чем. Во всем виноват вирус. Проклятый вирус. «Правильные» — это уже не просто люди. Вирус необычно отреагировал на прививку — в организмах «правильных» он мутировал и встроился в человеческие гены. Он теперь не проявляет себя как смертельная болезнь, он стал частью человеческого генома. Ты сам видел — «правильные» ведут себя как инопланетяне. Это уже не гомо сапиенс, это новый биологический вид. Им чужды наши мотивации, наш человеческий образ мысли. Но что они могут поделать? Они не несут зла, но то добро, которые они предлагают остальным людям, вызывает отторжение. Нельзя обвинять «правильных» в их непонятном поведении. Это их беда — страшная, смертельная беда. Огромная страна, целая колоссальная нация оказалась вдруг во враждебном окружении привычно агрессивных людей. «Правильные» почти не покидают пределов своей родной среды — России. А чтобы поддерживать внешние отношения с другими государствами, с иностранцами, «правильным» приходится проходить специальное многолетнее обучение на факультетах международного воспитания.

— Видел я такой факультет, — пробормотал Краев, передернувшись от неприятных воспоминаний.

— Россия находится в очень опасной ситуации, — продолжал Агрегат свой рассказ. — Пока властям России удается скрывать от всего мира то, что произошло с «правильными». Разработана сложная система мифотворчества, заменяющая идеологию. Для проповеди этих мифов внутри страны и за ее пределами существует телесистема убойной убеждающей силы — «Телерос». Она создана для ежечасной, ежеминутной прокачки мозгов. Каждое слово продумывается специалистами по информации. И эта система делает свое дело. Вот примеры самых распространенных официальных мифов: большинство баранов верит в то, что они неагрессивны из-за совершенной системы воспитания. На самом деле никакого воспитания нет — достаточно измененных генов. Бараны верят в то, что чумники заразны и потому их приходится держать в изоляторах. На самом деле бараны уже никогда не смогут заразиться чумой. Бараны верят, что Сверхдержава способна защитить их и делает это без посредства людей, только при помощи оборонительной аппаратуры. В действительности армия была распущена не потому, что в ней пропала необходимость. Просто в армии стало некому служить. Армия заменена механизмами, полностью закрывающими границу. Но кому-то нужно нажимать и на кнопки, чтобы запустить ракету, сбивающую самолет. Проявить агрессию. На это способны только чумники. Они обслуживают все сферы, в которых требуется малейшее проявление силы.

— Я чувствовал это! — Краев хлопнул ладонью по колену. — Чувствовал, что всем нам пудрят мозги!

— А что еще остается делать российскому руководству? Единственная возможность выжить для России — это сохранить свою беззащитность в тайне. Стоит нашим соседям, тому же Бурдистану, узнать об этом факте — и Россия будет завоевана очень быстро. Пока Сверхдержаву боятся. Но если этого страха не будет, ее просто затопчут. Возьмут не умением, а тупым числом. Как бы ни была сильна оборонительная аппаратура, ее просто не хватит, если начнется крупномасштабная интервенция со всех сторон. А желающие поживиться нашими несметными богатствами всегда найдутся. Сам понимаешь…

— А чумники? Почему они сохранили свою агрессивность?

— С чумниками все просто. Вирус находится в их организме, но не может проникнуть в гены. Поэтому чумники остаются обычными людьми. Но зато вирус якутской лихорадки остается для них смертельным заболеванием. Приходится каждые два месяца делать ревакцинацию, чтобы чумники не заболели и не умерли.

— Но если чумники не заразны для «правильных», зачем их прячут в зонах?

— С той же целью. Чтоб не выдать секрета всему миру. Никто за пределами страны не знает правды о чумниках. Их как бы нет. Есть отдельные горстки недолеченных больных во временных эпидемических карантинах.

— Я вконец запутался! — произнес Краев и рухнул в кресло. Ему впору было пить валидол. — Что же ты хочешь втолковать мне, дорогой Виктор Александрыч?

— А только одно, дорогой ты мой Николай Николаич! — ласково проскрежетал Агрегат. — Что равновесие, которое сложилось между чумниками и «правильными», далось очень непросто! Это равновесие на данный момент — единственно возможная форма существования России! И ни в коем случае нельзя его нарушать. Мне кажется, ты искал ответ на вопрос: что здесь происходит? Теперь ты получил его.

— Не-ет! — Краев помахал пальцем. — Это еще не все! Есть еще один вопросец, но очень каверзный! Если в этой стране все так замечательно и гуманно устроено, то как ты объяснишь существование тайного репрессивного аппарата? Того же самого четвертого врекара, Инкубатора, в котором выращивают наемных убийц? Убийц, которые уничтожают чумников, не желающих признавать законов? Как-то это не по-правильному! Как бараны могут так поступать по отношению к чумникам?

— А это не бараны так поступают. Это сами чумники. Те чумники, которые находятся в руководстве страны и не хотят, чтобы страна развалилась из-за действий горстки негодяев!

— В руководстве страны есть чумники?

— Примерно половина руководства страны — «правильные». А половина — чумники! Взять того же Илью Жукова, твоего приятеля Давилу.

— И с кем же они борются с помощью полумехов?

— С отщепенцами! С повстанцами из чумников! С эмигрантами, которые проникают на нашу территорию с юга! С террористами!!! С ублюдками, которые готовы всю страну погубить из-за своих мелочных интересов!!! — Голос в динамике яростно визжал, и кашлял, и плевался, хотя на лице самого Агрегата губы едва кривились. Пожалуй, синтезатор речи был не такой уж и плохой, если так тонко улавливал и передавал эмоции своего хозяина. — Тебе понравились вчера животрупы? Ты хочешь побороться за их права, да, Краев? Это уже не люди! Это звери! Их нужно уничтожать! Вырезать, как удаляют злокачественную опухоль!..

— А разве Салем — не повстанец?

Салем усмехнулся и покачал головой. Лиза брезгливо сморщила носик, словно Краев сказал нечто крайне неприличное.

— Салем, кто ты? — спросил Краев.

— Я вовсе- не пытаюсь выступить против существующего статуса, — глухо сказал Салем. — Его все равно не изменишь. Я только хочу навести порядок. Когда-то мы, чумники, навели порядок в стране. Похоже, пора снова приниматься за это. Чумники зажрались. Появилось слишком много тварей, вроде этих животрупов, которым пора открутить головы. Пока все вокруг не заразились гнилью.

Что-то происходило за железной дверью. Глухой звук доносился оттуда — как будто кто-то кричал и не мог докричаться через бетон и толстую сталь.

— Агрегат, — обеспокоенно произнес Салем. — Там кто-то есть, за дверью.

— Ах да… — прошипел динамик. — Заболтался я с вами. Совсем забыл… Там еще гости. Ваши друзья пожаловали.