Николай Краев лежал на широкой прямоугольной кровати в комнате с синими стенами. Над ним наклонился человек по имени Салем. Правой рукой чумник чесал в макушке, выбритой наголо. Он был очень озадачен.

— Лиза, как ты думаешь, он не того?… — произнес Салем.

— Вполне вероятно. — Девушка Лиза тоже наклонилась над Краевым, дышащим ровно, но не подающим ни малейших признаков разумной деятельности. — Похоже, ты перестарался, Салем. Говорила же тебе — снизь амплитуду пиков! Ты же не с компьютером работаешь — с живым человеком! Вот и допрыгался, экспериментатор! Агрегат будет очень недоволен. Он тебе башку оторвет.

— Ничего мне не будет! — огрызнулся Салем. — Не в Агрегате дело! Знаешь, в чем проблема? Проблема в том, что я вовсе не собирался убивать этого странного человека. Он мне даже понравился, если хочешь знать! Я хотел только убедиться, что он не опасен.

— Ага! — Лиза сморщила физиономию и стала похожа на обезьянку. — Понравился он тебе! Ты чуть не обгадился от страха, когда узнал, что к нам пожаловал метаморф из «четверки». Все, можешь считать, ты обезопасился достаточно. Ты все мозги ему выжег!

— Эй, ты, очухивайся! — Салем начал хлестать Краева по щекам. — Ты! Слышишь? Не отъезжай, брат! Ты нам нужен!

Голова Краева моталась туда-сюда под звонкими пощечинами. Вдруг Салем вздрогнул — глаза Николая широко распахнулись, и он уставился на Салема вполне осмысленным взглядом. Ничего хорошего этот взгляд не выражал.

— Как ты, брат? — В голосе Салема звучало облегчение, может быть, даже некое подобие сочувствия.

— Херово, — шепеляво сообщил Краев. — Давай я настучу тебе по морде, Салем. Может быть, тогда ты поймешь, что чувствует человек, когда его лупят по физиономии.

— Ладно, извини! — Салем уже широко улыбался. — Я-то уж думал, ты это… Концы отдал.

— Отдашь тут с вами концы… — Краев сел на кровати, полез пальцем в рот. — Черт… Ладно, хоть зубы не сломал. Реаниматор хренов… Ну, давай рассказывай.

— Что рассказывать?

— Что ты там про меня узнал?

— Я думал, это ты мне расскажешь что-нибудь интересное…

— Хорошо! — Краев уставился на Салема столь выразительно, что тот невольно опустил глаза. — Расскажу тебе все как на духу, камарадо. Я помню себя в двухтысячном году. Тогда, когда началась эта хренова Большая смута. Меня тогда тоже задержали на улице — как и тебя. Только мне не дали оружия. Меня привезли в какое-то военное учреждение, и дальше я ничего не помню. А очухался я только неделю назад — в Москве. Прямо на улице. И обнаружил, что нахожусь в другом времени и в стране, которая совершенно не похожа на Россию. То, что я увидел, поразило меня до глубины души. Я оказался в фантастической сказке. Люди вокруг были странными, манера их поведения — идиотской, порядки — просто неописуемыми. Пропустить стаканчик и то негде. В кармане я обнаружил пластиковую карточку. Я поступил просто — подошел к первому попавшемуся менту и предъявил ее. В результате я попал в странное учреждение — то ли тюрьму, то ли больницу. А там никто из этих сволочных «правильных» и не думал объяснять мне, что со мной сделали. Я только узнал, что восемь лет моей жизни вылетело в трубу. Я понятия не имел, что все эти восемь лет происходило — и со мной, и с нашей бедной страной. Единственное, что мне сообщили, — то, что я неиммунный из четвертого врекара и теперь перевожусь в седьмой карантин. Для меня этот набор слов представлял полную абракадабру. Я не знал ни черта. Мне очень нужна была информация. Два первых нормальных человека, которых я встретил в спецрейсе, были двумя чумниками. Вася и Савелий. Знаешь их?

— Знаю.

— От них я кое-что узнал. Я не стал им говорить, что я ничего не помню. Я пытался разобраться…

— И это я знаю. Савелий сообщил мне. Он сказал, что ты задаешь вопросы, очень странные для чумника.

— А что я должен был говорить им? Радостно сообщить, что мне, кажется, стерли память? Что я беспомощен в вашем мире, как младенец? Я пытался сориентироваться и рассчитывал на более теплый прием, Салем. «Правильные» не жестоки, но они холодны, как рыбы. Вы, чумники, насколько я вижу, — живые, чувствительные люди. Но вы держите меня под прицелом. И что же мне делать? Неужели в этой стране не осталось больше людей, которые могли бы отнестись ко мне по-человечески?! Я хочу знать, кто я все-таки такой…

Краев опустил голову, закрыл лицо руками. Видно было, что ему очень плохо.

«Неплохая импровизация. Если тебе сейчас не отрежут голову, значит, импровизация сработала. Главное — верить в то, что говоришь. Жить этим. Тем более, что жить пустотой не так уж и трудно. Жить реальной, наполненной событиями чужой жизнью гораздо труднее».

— Скажи ему, Салем, — произнес голосок Лизы. — Он должен знать.

— У тебя паранойя.

Салем подошел, дружески опустил руку на плечо Краева. Николай ощутил легкое, может быть, даже дружеское пожатие.

— Ты знаешь это?

— Сообщили уже… В том эпидцентре, в котором я просидел неделю. Там проверяли мои мозги.

— Ты знаешь, что это значит?

— Знаю. Я — псих.

— Не только это. Не только.

— И что же еще? — Краев поднял голову, глянул искоса на Салема.

— Ты из четвертого врекара. И у тебя отсутствует здоровенный кусок памяти. Когда я сканировал твои мозги, я обнаружил, что последние лет восемь-девять у тебя пусты. Там ничего не было, в твоей памяти. Я в первый раз вижу такое. Я никогда не видел человека, у которого затерли часть памяти. Но я слышал, что они могут делать такое…

— Ну, что я тебе говорил? Я тоже не знаю, можно ли стирать память. Но я догадался, что кто-то сделал это.

— Раньше, до чумы, у тебя были какие-нибудь ненормальные способности?

— Были, — сообщил Краев. — Я выпивал литровую бутылку водки из горла и не морщился. А еще я на спор мог съесть килограмм соленых огурцов за минуту. Один раз я даже уложился за пятьдесят секунд. Меня в Книгу Гиннесса надо было занести…

— Нет, я не об этом! — Салем раздраженно скривился. — Я говорю, ты мысли читал? Или, может быть, ты пальцами видел? Я говорю о параномальных способностях!

— Да, — соврал Краев не моргнув глазом. Он почему-то почувствовал, что там, в его еще не придуманном до конца дочумном прошлом, у него обязательно должно было быть что-то такое.

— Что?! — Салем вытянул шею, вытаращил глаза. Лиза тоже явно умирала от любопытства.

— Извините, ребятки. — Краев смущенно кашлянул в кулак. — Я скажу вам. Но вам это не понравится. Наверное, вы снова свяжете меня вашей идиотской изолентой, а потом будете поджаривать электорошокером, пока я не превращусь в обугленный кусок говядины. Дело в том, что я мог убивать мыслью.

Реакция Лизы и Салема была совершенно одинаковой. Оба прыгнули назад, как кузнечики, и наставили на бедного Краева свое оружие.

— Вот. Так я думал, — грустно констатировал Николай. — Никакого сочувствия к умственному инвалиду. Смею заметить, что, если бы я хотел убить вас мыслью, дорогие мои, я давно воспользовался бы такой возможностью. Проблема в том, что сейчас я не чувствую в себе такой способности. Кроме того, когда я такой способностью обладал, сила ее была невелика. В основном она распространялась на тараканов и мух. Особенно хорошо было летом. Я специально открывал окно, напускал мух, валялся на кровати и сшибал их взглядом. Жена моя вечно ворчала, потому что после моих развлечений весь пол был завален дохлыми насекомыми. Она выгребала их веником, а пару раз этим же веником отлупила меня. Она называла меня «шизанутым мухобоем». Я не мог оправдаться даже тем, что истребил всех тараканов в квартире. Единственный раз я удосужился похвалы от ненаглядной моей супружницы. У нас в доме завелась мышь. Симпатичный такой, серенький мышонок. Я не имел ничего против его присутствия, но вел он себя неправильно. Вылезал иногда посреди бела дня и начинал носиться по комнате — как микроскопическая торпеда с хвостиком. Моей жене это почему-то не нравилось. Она прыгала на стол и начинала орать благим матом. Иногда — даже не благим. Просто матом. Она уверяла меня, что мышка бешеная и собирается нас всех искусать. Загрызть насмерть. Поэтому однажды, когда меня достало все это, я бросил сердитый взгляд на мышь и убил ее. Сшиб взглядом на бегу. Бедный мышонок упал, поднял лапки и сдох. Я выкинул его в мусоропровод. Это было венцом моей киллерской работы. После этого я перестал убивать даже мух. А с женой мы разошлись через два месяца. Я решил, что с меня достаточно.

— Понятно… — Салем почесал лоб стволом автомата. — Я так и думал.

— И что же ты думал?

— Лиза, ты у нас умная. Объясни ему.

— Похоже, что ты отбракованный параспос.

— Она не умная! — заявил Краев. — Она даже по-русски говорить не умеет. Выражается какими-то нецензурными словами в моем присутствии.

— Лиза, объясни понятнее.

— Есть такое место, которое пользуется исключительно нехорошей репутацией. Официально оно называется «Четвертый временный эпидемиологический карантин строгого режима». Но у нас есть информация, что там проводят эксперименты над людьми. В основном над теми чумниками, которые совершили преступления. Или над теми, кто на свою беду имеет какие-то паранормальные способности. Дело в том, что «правильные» не способны на агрессию. Это действительно так. Но защищаться они все равно как-то должны. Поэтому в четвертом врекаре выращивают особых людей. Мы называем его Инкубатором. Информации о нем у нас очень мало. Но одно мы знаем точно — тех чумников, которые в прошлом были убийцами, там превращают в полумеханических существ. Мы называем их полумехами. Полумехи — это палачи, те, кто приводят в исполнение подписанные кем-то смертные приговоры. Оружие страшной силы встроено в их конечности — руки или ноги. Мозгов у полумехов не очень-то много, но это им и ни к чему. Можно, конечно, было бы создать и сверхинтеллектуального полумеха, но он был бы слишком опасен. Те, кто делает киборгов, имеют достаточно осторожности, чтоб не баловаться такими неконтролируемыми игрушками.

Лиза села на стул, закинула ногу на ногу. Свой электрошокер она положила на колени, покачивала им играючи, но не спускала палец с крючка. Девочка была красива. Но, кроме того, она оказалась еще и умна. Краев почувствовал, как интерес проклевывается в его душе, пускает первые свои любопытные росточки. Он всегда любил умных женщин.

— Так, и что? — спросил он. — Вы убедились, что я не полумех?

— Да. Но это еще не все. В четвертый врекар в течение многих лет собирали всех чумников, которые обладали паранормальными способностями. Мы называем их параспосами.

— Я — параспос?

— Да. Ты сам только что рассказал об этом.

— И для чего же я им был нужен? Чтобы бороться с тараканами?

— Любые способности можно развить. — В разговор влез Салем. — Это не так уж и трудно, с нынешним уровнем технологии. Я думаю, что там, в «четверке», тебя научили убивать не только мышей, но и животных покрупнее. Например, людей.

— Ты хочешь сказать, что я тоже был убийцей? Только более высокого уровня, чем полумехи?

— Понятия не имею. Мы почти ничего не знаем о параспосах. Но я могу предположить следующее: все эти годы ты жил в четвертом врекаре и выполнял какие-то функции. Возможно, боевые. Я думаю, что тебя заставляли работать очень интенсивно, — потому что мозг твой здорово износился. Ты заработал паранойю. А может быть, и потерял свои феноменальные способности. Так или иначе, ты стал непригоден, и тебя решили отправить в отставку. Тебя перевели в нашу зону как на курорт. Денег на твоем счету — море, я проверял. Я не знаю, почистили тебе мозги или ты сам потерял память из-за перегрузок. Но ты не опасен сейчас. Ни для нас, ни для своих бывших хозяев. Отдыхай теперь, чумник. Наслаждайся жизнью.

— Жду поздравлений! — Краев встал, раскинул руки. Он и в самом деле почувствовал себя безумно счастливым. Салем сделал шаг вперед, криво усмехаясь. Краев заключил его в объятия, похлопал по спине. Он почувствовал ладонью напряжение бугристых мощных мышц Салема — парень не мог расслабиться, все еще ждал подвоха. Лиза подошла грациозно, как кошечка, подставила щечку. Николай чмокнул ее, попытался обнять, но жесткий ствол шокера внезапно уперся ему в промежность.

— Отстреливает сразу оба яйца, — интимно сообщила Лиза ему на ушко. — Рано пока обниматься, параспос. Свою безопасность надо доказать.

— И как же я ее докажу?

— Своим непорочным образом жизни, — сообщил Салем. — Ты как младенец сейчас. Тебе придется начать с чистого листа. Заново учиться жить в этом странном мире. Здесь очень многое изменилось, Сергей. Очень многое…

— Вижу… И все же я склонен думать, что я совершенно безопасен.

— Есть один нюанс, — сообщил Салем, нахмурив брови. — Очень неприятный для тебя нюанс. Да, ты не помнишь ничего. Но это не дает гарантии, что тебя уже нельзя использовать. Те, кто пользовался тобой еще не так давно, могут всем нам подкинуть неприятный сюрпризец. Есть вероятность, что в твоем мозгу оставлен какой-то участок памяти, который может сработать как взрывной механизм. Сейчас он заблокирован, и я не могу обнаружить его. Но если тебя закинули сюда с диверсионной миссией, они могут послать в твой мозг радиосигнал, и ты снова превратишься в убийцу. Возможно, в изощренного убийцу. И ты ничего с собой не сможешь сделать. Ты будешь действовать по чужой воле.

— Черт возьми! — взорвался Краев. — Так сделайте хоть что-нибудь! Вы же тут такие умные! И вообще, кто такие эти «ОНИ»? Ты упоминаешь их на каждом шагу! Кто это такие? Бараны? Они на такое не способны!

— Это не бараны, — холодно произнес Салем. — Это гораздо хуже, чем бараны. Это очень большие пакостники. А ты не ори. Рекомендую тебе вести себя спокойно и не совершать глупостей. Наступит время — все узнаешь. Если жив останешься.

— Пить мне можно? — осведомился Краев.

— Пей. — Салем собирал свою сумку — запихивал туда оборудование и оружие. — Только закусывай как следует. И не употребляй все без разбору. Здесь, на зоне, много всякой гадости ходит. С непривычки можешь копыта откинуть.

— А как я разберусь-то?

— Она тебе подскажет. — Салем кивнул на Лизу. — Она останется с тобой. Будет присматривать за тобой, пока мы не убедимся, что ты не опасен. Ну все, бывайте. Лизка, я на связи. Завтра придете к Агрегату. Оба. В четырнадцать ноль-ноль. Пока.

Салем вышел, хлопнул дверью, даже не оглянулся. Серьезный мужчина. Краев стоял слегка обалдев. В России ему определенно везло с красивыми девчонками. Их регулярно приставляли к нему в качестве надзирательниц. Узнала бы об этом Герда…

Герда была из другой жизни. Краеву сейчас с трудом верилось, что столько лет он был Шрайнером — благополучным немецким учителем с отвратительным здоровьем. Это была другая жизнь. И Краеву она больше не нравилась.

Он пытался обмануть судьбу и сбежал из своей страны. Он вернулся, чтобы стать самим собой — хотя бы отчасти. И теперь, похоже, он попал в место, определенное ему неумолимой фортуной. В чумную зону страны России.

— Ты можешь удрать, — сказала Лиза.

— Я не удеру.

— Ты можешь попытаться удрать. Умный человек не стал бы удирать. Мне кажется, что ты умный человек, но я могу и ошибаться. Далеко ты не убежишь, а кончится для тебя это печально. Потому что ты можешь попасть в лапы плохих людей. Вовсе не таких добрых, милых и замечательных, как я и Салем. Потому я надену на тебя наручники. Я пристегну тебя к себе. Извини.

— Ты добрая, милая и замечательная девушка, — теплым тоном сообщил Краев. — И я ничего не имею против того, чтобы быть пристегнутым к такому хорошему существу, к тому же с такой красивой прической. Единственное, что меня несколько беспокоит, — неудобства, кои будут вызваны этим обстоятельством. Неудобства для тебя. Что, например, ты будешь делать, если тебе захочется пописать? Потащишь меня с собой в туалет?

— Оставлю тебя за дверью. — Лиза поглядела на Николая как-то странно. — Можно, конечно, пописать и при тебе, но… Это не обязательно. Сейчас все сам увидишь. Протяни руки.

Краев вытянул вперед кисти рук. Лиза достала из сумки бумажный пакет, разорвала его и достала оттуда три больших кольца — два зеленых и одно желтое. С виду они напоминали декоративные браслеты — то ли из полудрагоценного камня, то ли из пластмассовой подделки под камень. Лиза нажала на какую-то часть зеленого браслета, и он разомкнулся со щелчком. Еще один щелчок — и наручник сомкнулся на запястье Краева, не оставив ни малейшей видимой щелочки на месте разрыва. То же самое Лиза сделала и со второй бранзулеткой. Желтый браслет Лиза нацепила на свою левую руку.

— Готов, — сообщила она. — Теперь ты у меня — птичка окольцованная.

— Перелетная?

— Далеко не улетишь.

— Как же так? — пробормотал Николай. — А где же цепь, связывающая наши юные тела? А если я возьму и побегу? Ты можешь меня и не догнать…

— Бежать не советую — без рук останешься. А на несколько шагов отойти попробуй. Только осторожно. Не понравится — возвращайся обратно.

Краев шаг за шагом отошел от Лизы уже на три метра, когда почувствовал первое движение браслетов. Наручники едва заметно щелкнули и уменьшились. Еще два шага — и хитрые приспособления впились в кожу уже весьма неприятно. Еще через полметра Краев вскрикнул от боли.

— Дальше идти не советую, — быстро произнесла Лиза. — Этим колечкам наплевать на твои ощущения. Они просто будут ломать твои бедные косточки с хрустом. Ты хочешь ходить в гипсе?

Краев быстро вернулся к Лизе, шлепнулся на кровать, поднял правую руку и задумчиво уставился на браслет.

— Интересно. Очень интересно… А твой наручник тоже сжимается?

— Нет, конечно. Он только вибрирует. Докладывает мне о том, что арестованный сошел с ума и решил переломать себе конечности.

— Интересно… Неплохо придумано. Но есть недоработка конструкции. Я, конечно, не настолько отчаянный тип, но ведь может найтись кто-то, кто пожертвует руками ради свободы. В конце концов, кости срастаются. Вот представь такую ситуацию: арестованный и надзиратель идут по мосту. Внизу проходит поезд. Арестованный прыгает сверху в открытый вагон. Предположим, на платформу, на которой перевозят матрасы. Это я так, для мягкости придумал. Он лежит на матрасах, корчится от боли, может быть, даже теряет сознание. Но дело сделано — хотя кости и сломаны, арестованный все же удрал. Поезд уносит его. Минут через двадцать он приходит в себя, спрыгивает с платформы и исчезает в неизвестном направлении. Находит людей, которые распиливают наручники…

— У тебя хорошая фантазия. — Лиза широко улыбнулась, показывая сразу все зубы — немножко неровные, но очень белые и здоровые. — Как только человек в наручниках сбежал, браслеты сжимаются до определенного предела. Через минуту, если человек не вернулся обратно и расстояние между надзирателем и заключенным продолжает увеличиваться, из браслета автоматически выщелкивается маленькая иголочка, и человеку делается инъекция сильного усыпляющего средства. Так что спрыгнуть со своей платформы он уже не сможет. Все это время браслет посылает радиосигналы определенной частоты. Их пеленгуют. Находят беглеца. Это несложно. Впрочем, по желанию надзирателя возможны и другие варианты. С пульта управления посылается сигнал — и вместо снотворного впрыскивается смертельный яд мгновенного действия. Езжай себе дальше на поезде — твой труп уже никому не нужен. Наконец, еще один вариант действия — браслеты взрываются и разносят своего обладателя на кусочки. Очень романтично, согласись…

— Последний вариант мне не нравится, — заявил Краев. — При взрыве может пострадать поезд. Может быть даже железнодорожная катастрофа! Лучше яд. Договорились?

— Я хочу выпить. — Лиза осмотрела бутылку, но обнаружила, что Салем осушил ее до последней капли. — И есть хочется. Уже восемь вечера. Пойдем куда-нибудь? Посетим какое-нибудь заведение?

— С удовольствием! — обрадовался Краев. — А ничего, что я в наручниках? Наверное, все будут пялиться на них. Или того хуже — кто-нибудь настучит «правильным», что вы взяли пленника и жестоко с ним обращаетесь. Лишаете его свободы, проявляете агрессию.

— А никто не знает, что это — наручники, — заявила Лиза. — Эти бранзулетки — штучный товар, больше таких нету. Для всех ты будешь просто моим новым бойфрендом. Моим парнем.

— Парнем? — Краев усмехнулся. — Староват я для парня.

— Ты? Староват? — Лиза оценивающе оглядела Краева с головы до ног. — Да ничего. В самый раз будешь.

— Сколько мне лет, как ты думаешь?

— Я и так знаю. По твоей карточке тебе сорок лет. Но ты неплохо сохранился. Выглядишь, пожалуй, лет на тридцать восемь. Или даже на тридцать семь с половиной. — Лиза снова одарила его своей бесподобной улыбкой.

— Тридцать семь?! — Краев закашлялся, скрывая смущение. Еще недавно он выглядел просто стариком. А теперь эта девушка даже не подозревает, что ему ни много ни мало сорок шесть. Да и чувствует себя Краев просто отменно. Что это? Будем надеяться, что это просто чудо, произошедшее очень вовремя. А почему бы и нет?

— Одеть тебя надо как следует, — сказала Лиза. — Причесон твой до ума довести. И вот еще что… Очки. В очках сейчас никто не ходит. Подберем тебе контактные линзы. Ты не против?

— Я не против, — сообщил Николай. — Я готов пойти на любые жертвы, только чтобы выглядеть как твой бойфренд. Можешь даже вставить кольцо мне в ноздрю.

— Это уже не в моде, — фыркнула Лиза. — Пойдем, метаморф. Только не забудь свою карточку. У меня с деньгами туго Платить за все будешь ты. Салем сказал, что ты богатый.

— А Салем не будет против, что ты представишь меня как своего парня?

— А почему он должен быть против?

— Ну, как — почему? — Краев замялся. — Все-таки ты его девушка…

— Ах вот ты про что! — Лиза махнула рукой. — Нет, Салем против не будет. Потому что Салем — не мой парень. Он мой брат. Родной.