Кадр девятый
Санитары организма

Оператор вывел на дисплей данные по ретрансляционному спутнику, недавно выведенному на орбиту...

– Где он? – спросил инженер по гражданским навигационным системам.

– Над Гвинейским заливом пролетает, – откликнулся оператор. – Минут через сорок уже над Австралией будет.

– Период?

– Сто тридцать пять, девяносто девять.

– Девяносто девять? Точно?

– Ну, если верить моей телеметрии...

– Ладно... Радиус?

– Три, ноль.

– Так... А перигей-апогей?

– Подожди секунду... А, вот: 208 на 4554.

Они помолчали. Практически синхронно протянули руки и, подняв кружки, отхлебнули остывшего кофе.

– Знаешь, Гена, в чем проблема?.. – задумчиво сказал инженер, отставив чашку и вперив красные глаза в свой монитор.

– В чем? – Оператор вытер с левого уса темно-коричневую каплю и заодно почесал щеку.

– Я тут посчитал... Его масса по всем выкладкам должна превышать заявленную в предстартовом протоколе почти на полцентнера...

– Там же невесомость...

– Серьезно? Вот ведь... Этого я не учел...

Оператор и инженер медленно повернули головы и посмотрели друг на друга. Через миг оба зашлись в припадке истерического смеха, расплескавшегося сдавленным эхом по всем техпомещениям космического центра «Барнаул-3».

– Мне нужен отгул... – выдавил оператор, успокаиваясь. – Наверное, у нас мозги уже сгнили от фона, который ядерные отходы излучают под задницей.

– Да уж, – согласился инженер, протирая слезящиеся глаза. – Ты хотя бы вспомнил, что там невесомость... Но я все же еще разок пересчитаю. Не сегодня, конечно. Минимум через недельку, когда ясность мышления вернется хотя бы частично... У этой болванки железной, Гена, период должен быть на две сотые короче...

Зимним вечером в горах довольно жутко. Особенно если путник одинок. Говорят, что весной и летом в Гуамском ущелье плачут скалы и зрелище срывающихся с нависающих камней капель воды очень впечатляет. Быть может, это и так – Рысцов не видел. Сейчас же безмолвные тонны мерзлой породы просто наклонялись над ним и укоризненно глядели темными пятнами рытвин и пещерок, топорщились безлистной щетиной деревьев – буков, грабов, кленов. Зима в Адыгее в этом году выдалась на редкость суровая.

Он уже успел двадцать раз пожалеть, что вызвался пойти за покупками один.

Машина здесь не могла проехать – уступ в некоторых местах узок и опасен. А дрезины по заметенной снегом узкоколейке в это время года не ходят. Поэтому за провиантом и кое-какими бытовыми мелочами приходилось совершать пешие рейды в ближайшее поселение. Андрон предлагал назначить Валере в помощники нескольких человек из техперсонала, но тот отказался. Думал, развеется, прогуливаясь в сиротливом одиночестве... Болван неотесанный.

Рюкзак, несмотря на наличие удобных лямок и анатомическую форму, страшно тяготил, а две огромные сумки только усугубляли это ощущение. Погода со времени начала похода заметно ухудшилась, и теперь метель уже вовсю злобствовала, швыряясь ледяной крупой Рысцову в лицо.

Он вслух обзывал себя маргиналом и мизантропом, то и дело останавливался, ставил баулы на заснеженные шпалы и поправлял воротник дубленки. До входа в помещения новой студии оставался еще добрый километр. Слева сквозь белесые порывы ветра Валера различил очертания заброшенного на зиму кафе. Преодолев искушение свернуть и укрыться от вьюги, продолжил путь: переждать ее все равно не удастся, тут если начало мести, то до утра стихия не угомонится. А расслаблять себя мнимым теплом помещения, где сквозняк на сквозняке сидит, нет смысла.

Переставляя коченеющие ноги, Рысцов решил, что простуда ему обеспечена. Хорошо, если отделается ангиной и дело не дойдет до воспаления легких... Так и подмывало распаковать одну из сумок и глотнуть коньяка прямо из бутылки.

Когда Валера перестал осязать собственный нос и спина уже готова была остаться зафиксированной в положении «зю» навечно, он наконец увидел впереди мутные желтоватые пятна огней периметра. Амундсен долбаный...

– Валерий Степанович, что ж вы в одиночку-то отправились? – сокрушенно покачал головой офицер у входа в бункер, глядя на побелевшую рожу Рысцова и помогая ему снять рюкзак. – В горах зимой такое геройство может плохо обернуться.

Валера просипел что-то неразборчивое на тему «да какое там, так его в душу, геройство», на одеревеневших ногах-ходулях передвигаясь в глубь коридора.

В ярко освещенном холле, оборудованном под студию, он встретил Феченко, яростно спорящего с каким-то оператором. Бородач, заметив Рысцова, на миг замолчал и смерил его все еще скрюченную фигуру взглядом эксперта по обморожению из травмопункта.

– Водки выпей, – в конце концов посоветовал Дима и вернулся к распеканию оператора.

В студию из бокового прохода влетела Мелкумова. Она рвала и метала. Причем в прямом смысле слова: раздираемые листки оседали клочковатым бураном прямо на пол.

– Из чего вы тут собираетесь пропаганду на весь мир делать? – взвизгнула Вика, резко оборачиваясь к опешившему сценаристу. – Из побрякушек вроде новостей и политики?! Какого лешего? Сейчас это никому не нужно! Полностью концепцию менять надо, понятно?! Тунеядцы! Мы здесь собираемся выступить в качестве реальной силы, а не клоунами какими-нибудь очередными заделаться! Ты вообще на планерке генеральной сегодня утром присутствовал?

Кудрявый сценарист рьяно закивал.

– Какого лешего в таком случае ты мне тут понаписал?! У нас через два часа эфир! Развлекуха – это дело Андрона! И он, в отличие от некоторых, свое ремесло знает! Работает на износ! А нам, любезные, нужно грамотный черный пиар состряпать, чтобы сшизы по углам забились! Чтобы люди на них бросаться стали! Так вот жестоко, да. Деваться некуда, ведь пока они спокойно по эсу разгуливают и бесчинства творят, С-каналы мрут, как комары от «Фумитокса»! А С-пространство меж тем через день-другой такой фокус отчебучит, что вы все ядерную войну сами запросите взамен... – Она наконец обнаружила в студии Рысцова. – Ох, Валера... Ты чего бледный такой?

– Подмерз...

– Господи, у нас работы непочатый край, а ты болеть вздумал? Сейчас же иди отвар зверобоя сделай и лечись! Коробочку у меня в комнате на столике возьми.

– Зверобой – это самец зверя, – философски изрек Валера, растирая ладонью нос. – А зверогерл – самочка...

– Тьфу! Придурок! – улыбнулась Вика, когда смысл слов дошел до нее. – Видать, ты и мозг себе отморозил.

– Не исключено, – сердито ответил Рысцов.

Петровский, как всегда, ворвался в помещение решительно и целеустремленно. Он поправил голубую шляпу и радостно провозгласил:

– Теперь мы государственные преступники.

Все присутствующие выжидающе посмотрели на гения freak-режиссуры.

– На шести недавно запущенных ретрансляционных спутниках нелегально установлено наше оборудование, – с готовностью пояснил он. – Единовременный радиус охвата – треть площади поверхности планеты. Если после первого эфира нас не вычислят в течение часа, считайте, что крупно повезло!

– Отлично! – хмуро поддержал его вошедший Шуров. – Лично меня радует только то, что в нашей стране все еще наложен мораторий на смертную казнь...

– Ерунда, – весело отмахнулся Андрон. – Наша задача как можно быстрее добиться поддержки широких общественных масс. Как известно истории, у тех, кому симпатизирует народ, самый надежный протекторат.

– Ты это следователю объяснять будешь, когда он тебе камни в почках дробить начнет... – угрюмо подытожил Рысцов. – Продукты я принес, на сутки должно хватить.

– Молодец, Валера! – подбодрил Петровский. – Только побольше оптимизма! Что ты скорчился весь?.. Бравируешь?

– Он замерз, – трубным голосом заступился Феченко.

– Ну так иди и погрейся, – резонно заметил Андрон, обнажая крепкие зубы. – Только смотри аккуратней, не напейся с горя – у нас скоро первый эфир! Историческое, между прочим, событие.

Рысцов махнул рукой и двинулся в сторону своих скромных апартаментов. В одном режиссер прав: действительно нужно оттаять.

Место под павильоны новообразованного С-канала «Либера» было выбрано Петровским не случайно. У него в городе Майкопе, который, кажется, находился километрах в пятидесяти отсюда, жили какие-то родственники, и Андрон был немного знаком с этими местами. Черт знает, для какой цели пробивали эти катакомбы в скалах Гуамского ущелья полвека назад, но сейчас они пришлись как нельзя кстати. Каменная толща прекрасно экранировала, не давая посторонним глазам и ушам легко обнаружить их повстанческий бункер, а трансляционные тарелки были установлены на вершинах гор и могли передавать устойчивый сигнал в космос. За несколько недель под чутким руководством Петровского, обильно сдобренным его же денежными вливаниями, заброшенные катакомбы превратились в центр С-производства, оснащенный самым современным оборудованием. Сам Андрон после завершения обустройства новой базы с головой ушел в съемочный процесс – решил тряхнуть стариной и отснять очередной киношедевр. А управление «Либерой» перебросил на плечики Мелкумовой.

Трудно сказать, почему он пошел на такую, мягко выражаясь, рискованную авантюру. Фактически, организуя подобный С-канал, Петровский объявлял открытую войну сшизам. Никто толком не знал, чем они ему так насолили. Ходили слухи, что кто-то из сшизиков очень сильно наступил ему на хвост. А вот в эсе или в реале – оставалось загадкой.

Трезво рассуждая, вся эта затея выглядела страшным эпатажем мирового масштаба. Крайне опасным, надо заметить, эпатажем. Поскольку, несмотря на то, что команду Андрон подобрал более чем фанатичную и профессиональную, сшизы в последнее время очень серьезно укрепляли свои позиции в С-пространстве. И уж Рысцов-то об этом знал не понаслышке.

Ох и фривольную борьбу затеял Петровский.

С другой стороны, это было благородное дело – возрождение С-видения в первоначальной его роли: развлекательной индустрии. Ни больше ни меньше. Ведь с появлением синдрома Макушика все с этим связанное исказилось до неузнаваемости. И неизвестно было, что произойдет завтра, если уже сегодня в определенных кругах шепотком поговаривали, будто сшизы могут по-настоящему убивать людей через эс...

Тяжко было в последнее время Валере. Тревожно. Умом он понимал, что ведет двойную игру, а сердцем никак не мог определиться – на чьей все-таки стороне.

Зайдя в небольшое помещение, оборудованное в стиле тесноватой однокомнатной квартирки, Валера сбросил свитер – благо здесь отапливалось хорошо – и уселся на кровать...

Кто он на самом деле?

Сильный сшиз, все больше зависимый от эса?

Да.

Или, быть может, человек, который активно способствует тому, чтобы подобных ему феноменов стали считать изгоями?

Тоже – да.

Перевертыш.

Чего-то не хватало, чтобы одна из чаш этих бездушных весов уверенно поползла вниз. Какого-то решающего фактора...

Взгляд Рысцова упал на полуоткрытый дорожный кейс, в который перед отъездом он сложил самые необходимые пожитки. Привстав, он подтянул чемодан за ручку к себе и до конца откинул крышку.

Вещи. Рубашки, брюки, несколько книг, видеодиск с записью одного из последних уик-эндов, проведенных с Сережкой, ворох визитных карточек и календариков, просы́павшихся из портмоне, документы в прозрачном файле, черный маркер, скотч, какие-то пузырьки с лекарствами, огромная кружка с наклеенной надписью «Ветерану пива» на боку, нераспечатанный рулон туалетной бумаги, зажигалка, в которой еще год назад кончился бензин, а заправить все как-то руки не доходили...

Вещи.

Они иногда говорят – когда остаешься с ними наедине. Валера давно подметил одну особенность: они рассказывают лишь о хорошем, а плохое вспоминает сам человек. У каждого есть такие предметы, просто иногда мы почему-то стыдимся их.

К примеру, потертые наручные часы, что вы таскали на запястье в далекие студенческие времена. Они могут поведать, как вы впервые познакомились с девушкой с параллельного потока, как болтали с ней по вечерам, после пар, в опустевших аудиториях, пили дешевые коктейли из жестяных банок и целовались. Диалог ни о чем, смех, друзья, вкус ее сигарет на пугливых губах. И такси на двоих, крепкий чай, старое кино...

Вещи помнят лишь хорошее – это их участь.

А сами вы, углубившись в волны памяти, вдруг невольно содрогнетесь, когда перед внутренним взором встанет картина мерзкой драки с одногруппником из-за этой стервы, которая, вкусив прелесть бабского куража, стравила вас и, хихикая, любовалась кровавыми соплями и безвозвратно испорченной одеждой. Сами вы вздрогнете, вспомнив, что потом она стала растрепанной наркоманкой, раздвигающей ноги перед первым встречным в подъезде, где пахнет сыростью подвала, а задиристый одногруппник попал в горячую точку и вернулся инвалидом, озлобленным на весь мир.

Это ваша память, любезные дамы и господа. Вещи тут совершенно ни при чем...

Рысцов взял за кончик воротника зеленую рубашку, которую Светка подарила ему на 23 февраля шесть лет назад. Кому-то это может показаться чересчур суеверным, но он до сих пор хранил ее. Потертую, растерявшую половину пуговиц.

Сережке тогда был всего год, а самому Валере недавно исполнился четвертак. Успешная карьера, любящая жена, подрастающий буквально на глазах сын... Они брали коляску и втроем ходили гулять по тротуарам улицы Кухмистерова. Все чаще и чаще Рысцов подхватывал малыша на руки и опускал на асфальт. Поддерживая его двумя пальцами под мышки, он вел юного конквистадора покорять ближайшие бордюры, открывать тайны окрестных деревьев, изучать строение фонарных столбов, похожих на гигантские колоссы.

Любой ребенок по натуре своей – экспансионист.

Сначала он внимательно исследует пространство, которое видит над своей колыбелькой, – будь то разноцветные погремушки, подвешенные словно бусы, или блеклый небосвод потолка детдома. Потом, едва научившись ползать, он обнаруживает, что границы мира гораздо протяженнее, чем казалось на первый взгляд. Он приступает к штудированию понятий, которые возникают в пределах новых просторов – будь то комфортабельный манежик с мягкими игрушками, которым даже можно при толике усердия откусить нос, или холодный кафель перехода метро и рваная коробка с засаленной мелочью. Дальше происходит воистину грандиозный качественный скачок в освоении все расширяющегося ареала обитания – он учится ходить. И принимается топать то в одну сторону, то в другую, пока на его пути не встанет нечто такое, что ну никак невозможно обойти или перелезть, будь то строгий отец, категорически запрещающий выходить во двор и играть в футбик до тех пор, покамест не сделаны уроки, или высокие каскады заборов воспитательной колонии для малолетних. После он обнаруживает, что перемещаться можно не только пешком. И это подвигает его на очередную анфиладу открытий. На автомобилях, самолетах, океанских лайнерах и космических челноках он снова стремится вперед, все дальше и дальше, пока путь не пересечет еще одно ограждение, будь то плохое зрение вкупе с отсутствием финансов или кювет на скорости сто пятьдесят под кайфом иглы. Но и это не конец. Параллельно он понимает, что вокруг существует не только наш довольно, надо сказать, ограниченный мир, но и другие – с большей степенью свободы. Виртуальность и С-пространство. И начинается путешествие в неизведанные области нематериального. Он шагает в созданные кем-то игровые арены, где не страшны враги, потому как они нереальны, он жмет кнопку С-визора и погружается в бесконечное пространство грез, где границы равны размеру человеческой фантазии, до тех пор, пока не упирается во фронтир собственного разума, будь то виртуальный психоз или С-шизофрения...

Мы чуть было не упустили последний вариант, когда он теряет желание познавать.

Правда, стоит уточнить: это уже не ребенок, а старик с обветшавшей душой...

Зеленая рубашка прошептала Валере несколько слов, напомнив о счастье, и умолкла, раскинув рукава в разверзнутой пасти дорожного кейса. А за этим бледно-малахитовым полотном вдруг открылась совсем иная картина.

Первые семейные размолвки, срывы, крики и скандалы с гадким хлопаньем дверями. Четыре года сумбура и нервотрепки, надоевшей всем. И тугой полумрак того вечера, когда Рысцов впервые не пришел ночевать, отключив телефон и напившись в своем кабинете в стельку. Не мог он больше терпеть раздражающейся по любому поводу Светки! Пытался оградить Сережку от ее сердобольно-идиотского воспитания, чтобы превратить растущего мужика в тряпку с рваными краями.

Он сам бесился от своей беспомощности, наблюдая, как жена растрачивает остатки здравого смысла и былой рассудительности. Как она из умной, интеллигентной девушки превращается в строптивую бабу, не внимающую абсолютно ничему, кроме собственной, все стремительнее искажающейся логики, доходящей порой до абсурда. Именно тогда он решил для себя, что самодурство подчас даже хуже подлости.

Четыре долгих года холодной войны, все чаще и чаще оборачивающейся открытыми стычками – что может быть хуже для подрастающего ребенка?.. В конце концов Валера прикинул, что менее болезненно будет для сына, если он самоустранится из их семьи. Уберет один, по крайней мере, из раздражающих факторов.

Процесс развода тоже не обошелся без свинства. Накануне официального оформления Светка привела в дом нескольких подруг и устроила громкое обсуждение темы «все мужики козлы», сопровождающееся хлопками пробок из-под шампанского, одна из которых сбросила на пол с холодильника старую семейную фотографию в рамке. Она разбилась. И все это в присутствии Сережки...

Звон бьющегося стекла в тот момент, помнится, окончательно сорвал врата терпения Рысцова. Просто-таки вынес их вместе с чугунными петлями и косяками...

Он, грязно матерясь, буквально пинками выставил из квартиры осоловевших баб и чуть не прибил Светку. Она по пьяному делу пыталась что-то доказывать, визжать и колотить посуду, но Валера силой уволок бьющуюся в истерике женщину и запер ее в сортире. Как известно, в состоянии аффекта у человека открываются неведомые до этого момента резервы.

Осатаневшая Светка высадила дверь туалета и ушла. Через некоторое время она вернулась. Еще более пьяная, в сопровождении двух каких-то мужиков, которые, как потом выяснилось, являлись ее приятелями еще со школьных времен. Визитеры тоже были навеселе.

– Что это ты женщину обижаешь? – спросил один, нагло переступая порог.

Рысцов промолчал. Он был на грани. А второй верзила тем временем попытался отечески погладить Сережку по волосам, облокотившись на вешалку с одеждой...

Дальнейшие события запечатлелись в сознании Валеры довольно скомканно, с провалами.

Удар наотмашь. Потянувшийся к сыну мужик вываливается в коридор... Другой, грубо отшвыривая впавшую в ступор Светку, хочет схватить Рысцова, но тот выворачивается и бросается в кухню... В руке зажат окровавленный нож, кто-то стонет и выкрикивает угрозы, валяясь на половичке и зажимая раненое плечо. Свет в прихожей странно дергается, будто возникают перебои с напряжением в сети... Крики соседей и остолбеневшая Светка, шепчущая что-то неразборчивое вмиг побледневшими губами... Заскорузлое рыло сержанта, бесцеремонно расталкивающего каких-то людей на лестничной клетке... Болезненный холод наручников на запястьях...

И перепуганный взгляд зеленоватых кругляшек глаз. Загнанный в угол Сережка смотрит на всю эту похабщину, словно слабый зверек, угодивший в клетку к беснующимся волкам.

Эти зеленоватые кругляшки будто намертво высеклись на пленке, поставленной кем-то на «паузу»...

Рысцов резко оттолкнул ногой чемодан с распластавшейся на нем зеленой рубашкой и обнаружил, что часто дышит, будто пробежал стометровку.

Вещи рассказывают лишь о хорошем. Правда, Валера?

Да, пожалуй. Но вот то, что мы видим за ними, иногда заставляет вздрогнуть. Только это уже не их вина. Это уже шалит наша собственная память.

Она живет по ту сторону вещей...

После того страшного случая Рысцову насилу удалось выпутаться из уголовной катавасии, возникшей вокруг. Все-таки два ножевых при свидетелях – это вам не шуточки. Чтобы не отправиться в негостеприимные стены «красной зоны», ему пришлось поднимать все старые ментовские связи, выставлять водку ящиками разным полковникам и катать их по дорогим саунам с готовыми на любой каприз шлюшонками. Следствие тянулось аж три месяца, но в конце концов не без протекции бывшего шефа, который любил приговаривать «пятница-развратница» и дробно дубасить по столу сардельками пальцев, вместо тяжких телесных Валере припаяли хулиганство и списали бесчинства на самооборону в пределах частной собственности. Суд заставил его выплатить приличный штраф пострадавшей стороне, и на том эпопея завершилась.

Пару раз, правда, обиженные друзья-приятели пытались предъявить Рысцову претензии, угрожая порешить в подворотне, но несколько присмиревшая после этого эпизода Светка позвонила им и попросила оставить их семью в покое.

Насчет семьи она, конечно, загнула, ибо после такого ни о какой совместной жизни не могло быть и речи. А бедного Сережку вообще пришлось полгода водить на сеансы к психотерапевту...

– Эфир через пять минут, Валерий Степанович...

Рысцов встрепенулся, отгоняя навалившиеся воспоминания, и повернулся к открывшейся двери.

– Извините, я стучала, но вы не отзывались, – извиняющимся тоном сказала Ольга Панкратова, поправив очки. – Трансляция вот-вот начнется.

– Ничего, Оля... Я уже иду.

На пороге Валера остановился. Развернувшись на сто восемьдесят, он подошел к чемодану и с силой захлопнул крышку. Вот так. Одним махом.

Поношенные вещи должны жить в сундуках.

– Английские синхроны готовы? Дикторы?

– Да, все загружено!

– Операторы?

– Первый готов!

– Второй готов!

– Третий готов!

– Кран?

– Да!

Вика была сосредоточенна и немного растрепана. Она поправила наушник с микрофоном и присела наконец, выпустив струйку дыма в стекло режиссерской. Андрон тоже был здесь. Сняв голубую шляпу, он проверил, достаточно ли круто завернуты поля, и снова нахлобучил свой верный атрибут на макушку.

– Друзья мои! – громко провозгласил киногений на всю студию. – Момент исторический, поэтому я решил сделать вот что... Леша, дай-ка сюда...

Петровский бережно принял из рук ассистента бутылку шампанского. Подошел к выключенной камере, грустившей неподалеку на жестком штативе, и с размаху расколотил дорогую «Вдову Клико» о стальную кромку новенького «Бетакама-С» – цена камеры подобного класса, надо отметить, зашкаливала за сотню тысяч евро. Острые изумрудные осколки смешались с брызгами игристого вина и, кажется, несколькими деталями объектива в сверкнувшем на миг дожде.

– На счастье, – спокойно объяснил Андрон, отирая рукав свитера. Тут же скорчил злобную физию и, обнажая белоснежный ряд резцов, повернулся к застывшему в ожидании ассистенту. – Что ты мне подсунул?! Почему эта бутыль забрызгала мою одежду?

Судьба камеры, явно утратившей после удара большую часть своих функций, гения freak-режиссуры, как видно, не особенно беспокоила.

– Андрей Михайлович, я сделал... – начал было перепуганный ассистент Леша.

– Меня зовут Андрон! – рявкнул Петровский, перебивая. – Ты мне случайно не угрожаешь?..

– Ни в коей мере... – совсем сник рыжеволосый Леша.

– Ну тогда ладно, – как ни в чем не бывало улыбнулся Андрон. – Давайте начинать...

– Внимание! – прозвучал голос Вики по громкой связи. – Эфир через полминуты! Валера, Артем, вы последите за картинкой вместе со мной. Никакой интерактивности в этот раз не будет, только информация, так что все просто. Как на телевидении. Дима, будь на подхвате... Оля, ты готова?

Только сейчас Рысцов обратил внимание, что Ольга Панкратова сидит на месте диктора. Гм... А в общем-то она очень неплохо смотрится, – подумал он, оценивая фотогеничность девушки: в меру молодая, но не соплячка; взгляду хоть и не хватает чуточку наглости, но держится молодцом, не дергается; руки твердо держат лист с распечаткой текста, хотя суфлер все равно проворкует в крошечный радионаушник, что нужно говорить. И очень даже симпатичная, ухоженная такая... Такому диктору зритель... или реципиент, хрен теперь разберешься... поверит. Это главное. Повстанческий канал с красивым лицом – уже наполовину успешный канал...

– Да, Виктория Игоревна, готова, – ответила Ольга, поправляя очки знакомым движением.

Сколько она уже вместе с ними работает? Года три, наверное. В политике рубит. Опять же теперь, когда почти все сотрудники бывшего 24-го струхнули, девчонка пошла дальше, хотя, как и все окружающие, знала, что риск стать отступником велик. Молодец, одно слово.

«Может, совратить ее и жениться? – вдруг пришла Валере в голову грязная мысль. – Тьфу, дуралей старый! – усмехнулся он тут же про себя. – Тебе-то куда? Со своими проблемами разобраться не умеешь толком...»

Тем временем роковой для всего человечества эфир начался.

На плазменном экране, установленном прямо возле одной из стен студии, возникла заставка: на звездном фоне появилась девушка и нежно провела ладонями вокруг бирюзового шарика Земли. Надпись под планетой гласила: «С-канал „Либера“ представляет...»

После этого на экране стала видна студия, снятая с камеры, расположенной на движущемся операторском кране. Изображение наехало, укрупнив полукруглый стол, за которым сидела Ольга.

– Добрый вечер, уважаемые зрители! – сказала она, чуть улыбаясь и глядя в объектив сквозь тонкие линзы очков. – Точнее, доброй ночи, дорогие реципиенты! Или, быть может, приятных сновидений? Да, скорее, как раз так: приятных сновидений... Именно эти слова вы видели на протяжении многих лет, снова и снова переступая порог мира сладких грез, который был создан человечеством, подтверждая наш высокий уровень научных достижений. Но задумывались ли вы когда-нибудь, что там – за невидимой гранью сна? Так ли приятны ваши сновидения, как обещано?

Ольга сделала грамотную паузу, после чего опять заговорила, отложив в сторону лист сценария и уже не опуская глаза вниз.

– Что для нас с вами – С-пространство? Свобода? Да. Так было не один год. Вы откидывались на подушку и, устало потягиваясь после трудного рабочего дня, нажимали несколько зеленых кнопочек над собой. Не задумываясь о том, куда вас поведут там, за гранью. И каждую ночь мы наслаждались этой свободой, пользовались уникальной возможностью управлять снами и, заплатив ту или иную сумму, познавать те стороны мира, которые недоступны нам в реальности. И все чаще и чаще возвращаясь туда, мы, сами того не желая, породили нечто, решившее, что настало время поменять нас самих. Эс. Кто может дать точное определение этой новой действительности, возникшей по ту сторону вашего С-визора? Что это? Или, быть может... кто это? Глупость, отмахнетесь вы, С-пространство не может существовать без человека... А вдруг мы не правы? Представьте на мгновение, что может. Вдруг это нечто уже не совсем нуждается в нашем присутствии? Вдруг из создателей, демиургов, творцов – ярлык не имеет значения – мы уже превратились в рабов?..

В режиссерскую вбежал кто-то из техперсонала и громко прошептал:

– Виктория Игоревна, нашу передачу уже ретранслирует CNN на обычном телевидении! В новостях других мировых каналов, в том числе российских, пока лишь неясные упоминания, неточные цитаты! В общем, полная неразбериха!

– Тихо ты! – зашипела на него Мелкумова, прикрыв пальцами микрофон. – Отслеживайте и не мешайте!..

– Оглянитесь вокруг! К чему мы все стремились? Лишь к очередному свободному информационному плацдарму, – продолжала тем временем Ольга. Шуров едва заметно поморщился: мол, непонятны для люмпенов такие фразы. – А к чему пришли? К рабству! Я не побоюсь этого слова: к рабству! Подумайте, не терзает ли вас страх в последние месяцы? Не боитесь ли вы нажимать кнопку активизации С-визора? Не трогаете ли с опаской себя за правым ухом? Лично я – боюсь. Но пусть не обольщаются лидеры так называемого движения бодряков, цель нашего канала вовсе не заставить людей отвернуться от С-видения. Наша цель – вновь сделать этот мир свободным! Чтобы не сны управляли человечеством, а оно ими. Как десяток лет назад!

Ольга остановилась и глотнула из стакана, что стоял рядом. Продолжила:

– С-пространство неразумно – это наш козырь. Оно не может преднамеренно выжить нас из себя. У него нет определенной последовательности в... действиях, нет алгоритма борьбы. Да и не совсем понятно – борьбу ли оно ведет вообще. Но... Бессознательно эта загадочная действительность уже вступила в игру! Лихо вступила! И цель ее – вытеснить мешающие клетки из своего организма. Да-да, именно с организмом я хочу сравнить сегодня эс. Вы же не можете выплюнуть из себя, скажем, вирус гриппа? Нет. На этот случай природа и долгий процесс эволюции создали малюсеньких «санитаров», которые существуют в нашей крови. Лейкоциты – именно эти белые кровяные клетки замечают инородные тела, попавшие внутрь наших артерий, вен и капилляров. Нейтрализуют их и выводят наружу. Прочь! Правда, сами при этом тоже гибнут. Так, в очень упрощенном понимании, функционирует иммунная система человека. А теперь давайте с вами представим, что вирус – это люди! Люди в организме С-пространства. Сначала мы, крошечные работяги, создали этот бесформенный организм, а потом стали мешать ему развиваться дальше. Попробуйте вообразить такое. Не так уж трудно, по-моему...

– Трансляция захлестнула всю планету! – сообщил тот же парень из технарей, опять вбегая в режиссерскую с безумным блеском в глазах. – Все функционирующие С-каналы, телевидение, радио, Интернет – везде наша Оля! Российский министр обороны грозится «все спутники с орбит поснимать, к дьяволу», но его, кажется, дружно игнорируют. Президент выступил с официальным заявлением, обозвал нас «отщепенцами»...

– Ну правильно, перестраховаться никогда не вредно, – прокомментировал Феченко. – А потом никогда не поздно уточнить, что мы – герои-отщепенцы...

– Да заткнетесь вы?! Герои облезлые! – раздраженно повернулась Мелкумова. Ее армянские глаза так и пылали. Никто не понял досконально – чего в них было больше: гнева или восторга. В микрофон она сказала мягко: – Ничего, ничего, Олечка, продолжай. Ты молодчина... Весь мир тебя слушает...

Из-за стекла режиссерской было видно, как Панкратова покраснела, и даже дыхание ее на секунду сбилось от такой информации. Но как истинный журналист Оля мгновенно взяла себя в руки и вновь заговорила ровным, внушающим доверие тоном:

– Вы, наверное, уже догадались, кому таки С-пространство поручило роль лейкоцитов, выживающих обычных людей из его организма. Сомнений нет – сшизам. Только они не погибают, выполнив свою функцию, в отличие от белых кровяных клеток... Именно этих феноменов мы боимся в последнее время, засыпая под включенным С-визором! Страх – вот что незаметно поселилось в наших душах! И виной тому эти люди, наделенные даром менять структуру эса. И не только модифицировать сам мир сновидений, но и воздействовать на нас самих. На реципиентов, которые постепенно становятся рабами трепета перед неизвестностью! По некоторым данным, уже были зафиксированы случаи... – Ольга запнулась, как бы решаясь озвучить самую шокирующую информацию. – Случаи смерти людей в реальности, после убийства их сшизом в эсе... – В конце концов нервы Панкратовой не выдержали и ее голос сорвался на повышенные тона: – Готовы ли вы в следующий раз заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться? Готовы ли к встрече с теми, кого неразумное, жестокое С-пространство выбрало на роль палачей?.. Готовы ли вы еще раз пожелать друг другу приятных сновидений?!

– Все, конец эфира! – истошно вскрикнула Вика, выбегая из режиссерской.

На плазменном экране снова появилась девушка с очаровательным шариком Земли в ладонях. Спустя секунду изображение подернулось рябью и исчезло, оставив вместо себя лишь зияющий прямоугольник тьмы.

Рысцов тоже выскочил из режиссерской. В студии был полнейший хаос.

Основная масса присутствующих громко галдела, обсуждая события, которые транслировал какой-то общероссийский канал. Там показывали, как на Красную площадь высыпала туча народу – мгновенно возникла паника и давка. Вдалеке, кажется, на Васильевском спуске, виднелись клубы дыма, подсвеченные мощными прожекторами, а особые подразделения милиции стройными шеренгами наступали на демонстрантов, прикрываясь прозрачными щитами... Голос диктора отрывисто бормотал что-то о беспорядках во всех крупных городах. По радио, которое кто-то настроил на волну незабвенного «Маяка», сообщалось, что несколько сшизов в разных уголках С-пространства буквально взбесились: крушили все направо и налево, жертвы исчислялись уже десятками – реанимационные бригады не успевали вытаскивать обдристанных реципиентов из-под С-визоров. ФСБ стояла на ушах, МЧС ввело в стране режим чрезвычайного положения, солдат поднимали среди ночи по тревоге... Штаты выразили России какой-то квотум недоверия – совсем сбрендили, что ли?.. Китай грозился разнести все С-визоры в своей стране в приказном коммунистическом порядке, а Ватикан не мудрствуя лукаво предал официальной анафеме всех сшизов.

«Вот тебе и костры, Сережка, – невольно подумал Валера, вспоминая последний разговор с сыном. – Вот тебе и еретики с инквизицией в придачу...»

– Надо же, какая бравада... – прошептал Андрон, подходя к Рысцову, и, забываясь в восторженной растерянности, снял шляпу. – Молниеносная цепная реакция, а, Валера? Оказывается, все человечество уже было на взводе. Оставалось лишь дать звонкий щелчок по лбу, чтоб оно стало хаотично размахивать кулаками, зажмурив глаза. Я, конечно, предполагал фурор... Но чтоб такое... А мы-то, орлы горные! Столько всего наготовили, павильоны отгрохали, аппаратурой их забили под завязку... Да тут можно было на любительскую камеру снять – эффект не изменился бы ни на йоту.

Вдруг Валера заметил, как из студии выходит рыдающая Ольга. Она вздрагивала на ходу и прижимала к лицу смятые листки с переломанными строчками сценария. Ну это уже слишком! Мир пускай бесится, но девчонка-то в чем виновата? Какой-то необъяснимый всплеск гнева, злости на всех и вся, смешанные со жгучей досадой и обыкновенной жалостью к девушке, заставил его цинично выругаться.

Рысцов бросился вслед за ней, грубо отталкивая недоуменно таращащегося на него Феченко.

– Бу-бу-бу, – проворчал длинноволосый гигант в бороду. – Зачем толкаться-то?..

Выбежав в коридор, ведущий в гримерку, Валера прищурился – глаза привыкали к полумраку. Панкратову он нагнал уже у двери, развернул к себе.

– Ну, ты чего? – ласково спросил он. Никогда не знал, что нужно говорить, когда женщина плачет. – Оль, ну чего стряслось?

– Валер... Валерий Степанович, – дрожащим от нахлынувших слез голосом ответила Ольга, снимая наконец очки и утыкаясь в его грудь. – Я... не знаю... У меня такое чувство, что я прокляла всех сшизов... Разве они... виноваты? Скажите мне, виноваты? Я сам... сама не могу разобраться. Когда предварите... льно... текст читала – все казалось складно и... правильно. А потом... когда перед камерой... на весь мир... Я же, можно сказать, сделала их изгоями...

– Да мы и так были изгоями... – погладив ее по волосам, тихо сказал Валера. И осекся.

– Ч-что? – Девушка перестала всхлипывать и подняла на Рысцова влажные испуганные глазенки.

Ответить он не успел. Оно и к лучшему...

В этот момент в студии раздался треск и стрекотание автомата, по-видимому, плюнувшего в потолок предупредительную очередь.

– Всем лежать! – раздался оттуда хриплый сильный голос. – Лицом вниз! Лежать, сволочь!..

После этого крики усилились, раздались какие-то глухие удары и звон бьющегося стекла... Но всего этого Валера уже не слышал – он, увлекая за собой изредка взвизгивающую девушку, стремительно бежал по коридору к эвакуационному выходу, находящемуся на первом подземном этаже.

И, слушая гулкие удары пульса в висках, благодарил себя за то, что еще неделю назад от нечего делать ознакомился с планами старых катакомб.

По пути они наткнулись на склад, куда Петровский намедни велел отнести ненужные шмотки и реквизит. Недолго думая, Валера выхватил из груды тряпья один полушубок для себя и какую-то теплую куртку для Ольги. Порывшись, нашел также две пары рукавиц.

– Куда же мы сейчас? – прошептала она, покорно просовывая дрожащие ладошки в меховые рукава.

– Не знаю, – честно признался Рысцов. – Главное, не угодить к легавым! Или кто там пожаловал... Они теперь с нас за такой дебош в мировом эфире шкуру спустят и самих ее выделывать заставят. Пойдем...

– Ты сшиз? – четко спросила Ольга, не замечая, как перешла на «ты».

– Да. Пристрели меня.

– Я... я не понимаю... – Девушка снова разрыдалась.

– Перестань! – громким шепотом гаркнул Валера, увлекая ее за собой. – Нам нужно выбраться отсюда, из катакомб, и попробовать выйти на трассу. Там рискнем. Поймаем машину и доберемся до Майкопа. У тебя паспорт с собой?

– Н-нет...

– Плохо. Но как-нибудь прорвемся. Нужно остановиться в какой-нибудь неприметной гостинице, посмотреть новости и обдумать, что делать дальше.

Они подбежали к двери, за которой должна была находиться лестница, ведущая на нижние этажи.

Лестница нашлась, но доверия не вызывала. Деревянная, с прогнившими ступенями и чрезвычайно крутыми витками. Какой болван-самоубийца здесь догадался построить такое?.. Вдобавок ко всему внизу была кромешная тьма.

– Дьявольщина, – выругался Рысцов, пробуя ногой сомнительную доску. – Давай-ка я первым пойду... Мобильник есть?

– Хочешь службу спасения вызвать? – мрачно пошутила Ольга, хлюпая носом и вынимая из кармана пиджака телефон.

Он раскрыл трубку и, пользуясь синей подсветкой как фонариком, стал спускаться. Придерживаясь за холодную стену, обитую ржавой жестью, Валера добрался практически до конца витого чуда архитектуры, прежде чем очередная ступенька все же с влажным треском подломилась под ним. Заваливаясь спиной в темноту и беспомощно хватая руками воздух, он с необыкновенной ясностью представил, как изогнутый штырь арматуры продирает его внутренности. Сердце екнуло...

Рысцов отделался неприятным ударом о дощатый пол, недетским испугом и выслушиванием сдавленных Ольгиных причитаний сверху.

Отогнав жуткое арматурное наваждение, он поднялся на ноги и позвал:

– Спускайся потихоньку, я подстрахую.

Через минуту он подхватил пискнувшую Панкратову под мышки.

Освещая путь призрачно-синим экраном мобильника, они двинулись дальше. Здесь, на подземном этаже, видимо, никто не бывал уже довольно давно. Кроме, пожалуй, крыс и местной шпаны, о присутствии которой говорили несколько пустых бутылок из-под адыгейской настойки и полуразобранный скелетик нутрии. Здесь, в предгорьях Кавказа, по рассказам Андрона, любили делать из этой водоплавающей твари шашлыки.

Метров через двадцать коридор уперся в изрисованную сажей стальную дверь с круглым вентилем запорного механизма.

Валера попробовал его прокрутить: сначала по часовой стрелке, потом – против. Шиш. Кольцо не сдвинулось ни на сантиметр.

– Ну-ка помоги, – решительно распорядился он, закрепляя раскрытый телефон в настенной скобе на манер прожектора. – Посмотрим, что сильнее – твердая хватка политического журналиста или этот краник...

Она измученно улыбнулась в тусклом индиговом свете, надела рукавицы и взялась за вентиль.

– И... р-раз... – Валера навалился на строптивую железяку всем весом. – И... ещ-ще разок... Так. П-фу! В другую сторону – и... р-ра-аз...

Спустя полминуты оба выдохлись и взглянули друг на друга.

– Видимо, краник сильней, – хмуро резюмировал Рысцов.

Панкратова извлекла из кармана футляр и по-деловому нацепила очки – жест в этом промозглом подземелье показался Валере и жалким, и забавным одновременно. Девушка отстранила его и принялась разглядывать дверь. Через десять секунд обернулась и констатировала:

– Здесь же есть упор. Вот, гляди... – Она бережно положила очки обратно в футляр. – Если найти подходящий рычаг, то наши усилия возрастут на порядок.

– Эва-а... – озадаченно протянул он, ощупывая приваренную стальную балку. – Да, перед аналитическим умом опытного политтехнолога не устоят никакие механизмы.

В качестве рычага решили использовать обнаруженный неподалеку кусок звена древней батареи, распиленного с непонятной целью кем-то напополам. Приложили, налегли. Раздался скрежет, брызнула ржавая шелуха, и вентиль поддался. Одухотворенные результатом, они надавили с удвоенной силой, и побежденное колесо провернулось.

– Железо бессильно перед интеллектом! – радостно крикнул Рысцов и неожиданно для самого себя обнял Ольгу, ощущая под толщей меховой куртки хрупкое тело девушки.

Постояв так нос к носу какой-то миг, они, будто испугавшись сиплого дыхания друг друга, неуклюже разошлись в стороны и стали наглухо застегиваться перед выходом в неприветливую метель.

– Ну что, теперь постараемся не окоченеть, – сказал Валера, поправляя на Панкратовой капюшон. – Здесь нам не переждать: они наверняка взяли с собой кинологов с собаками. Так что надо идти... До трассы километров шесть, не меньше. Дыши носом. И не скукоживайся, чтоб кровообращение не нарушалось. Надеюсь, не увязнем в сугробах...

Ольга согласно кивнула и неожиданно привлекла его к себе.

Оба долго наслаждались поцелуем, понимая, а вдруг – последний?..