Глава 3

Эви просидела в кресле всю ночь с субботы на воскресенье. В этот раз была очередь матери спать в кровати, поскольку смен не было и шахтеры не приходили и не уходили, так что не надо было никого кормить и купать. Эви не спала – она ждала Джека, но он не пришел, а уже наступило утро. Саймон и Мартин, конечно, не выпускали его из виду, а когда Саймону надо было возвращаться в Холл, на его место рядом с Джеком заступил кто-то другой. Так жили здесь люди. Но ей нужен был Джек. Она хотела поговорить с ним, прежде чем отец увезет ее на телеге, то есть за час до полудня. В дороге у них будет вкусная еда – бутерброды с ветчиной. Ветчину приготовила мать – они зарезали свинью, выращенную на участке при доме. И у отца еще будет время, чтобы вернуться и поехать на телеге в Фордингтон собирать уголь.

Впервые она не поедет с ними туда, на холод, где ветер обрушивал на нее свою ярость, обрывал юбку, задирал вверх рогожку ее фартука, почерневшего от угольной пыли к концу работы. Поедет ли Джек? Она посмотрела на часы. Восемь утра. Все спят, как всегда в этот час по воскресеньям, тем более после вечеринки.

Она сходила на водокачку и принесла воды, разминувшись с миссис Грант, выходившей во двор с ведрами в руках. Потом прокралась как можно тише в чулан и переоделась в свою лучшую одежду. Теперь завтрак: она сварила себе овсянку и поела. Эви снова вышла во двор, обмотавшись шарфом. В чемодан, оставленный мисс Мэнтон, была уложена форма и накрахмаленные белые фартуки. Там же лежали грубые фартуки из мешковины. Она села на скамью, сделанную когда-то ее отцом из выловленных в море досок. Он установил ее у кирпичной стены напротив голубятни, чтобы наблюдать за своими любимцами, слушать их воркование.

Весеннее солнце светило ей прямо в лицо, но ее это не заботило. Кожа потемнеет, ну и пусть. Домашние уже встали, позавтракали и занялись делами. Никто не вышел к ней. И никто не упоминал Джека. Она сидела в одиночестве, слушая доносящиеся с улицы звуки и наблюдая за воробьями, кормившимися тут же. Каждое утро мать насыпала им хлебные крошки, чтобы «мелкота могла позавтракать», как она говорила. Сколько времени пройдет, прежде чем она, Эви, вернется сюда, снова станет частью своей семьи? И сможет ли она занять свое место, если Джек так ненавидит ее?

Самое долгое в ее жизни утро тянулось бесконечно долго. Но вот дедушкины часы пробили одиннадцать. Мама упаковала им с отцом коробки с едой, а сам он в это время пошел за Старым Солом, шотландским пони, которым они совместно владели с Алеком Престоном, отцом Саймона. Он впряжет пони в их общую телегу и приедет сюда. Ему придется застелить телегу мешками, чтобы угольная пыль не запачкала чемодан. Эви шагала взад-вперед по двору, но Джек не появлялся.

Отец подошел к задней двери. Он захватил с собой одеяло – накрыть им сиденье, чтобы она не запачкала юбку.

– Пора ехать, родная, – сказал он.

Солнце пригревало, дул легкий ветерок. День обещает быть чудным.

Во двор, сжимая кепку в руке, выбежал Тимми и бросился к ней. Он так крепко обнял ее, что, казалось, выдавил из нее весь воздух. Она обхватила его за плечи и рассмеялась. Тимми – копия Джека и папы во всем, вплоть до черных волос и задиристой манеры держаться. А она сама – вылитая мать, у обеих одинаковые вьющиеся каштановые волосы. А глаза у всех темно-карие.

Она слегка отстранилась, и теперь глаза у них оказались на одном уровне. И когда это он успел так вырасти? Ведь ему едва исполнилось тринадцать.

– Я приеду через две недели, дружок, ты не успеешь оглянуться, как у меня будет выходной, и я поеду с вами за морским углем.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Эви наша дорогая.

– Я должна, Тимми. Ты же знаешь, мы должны накопить на домик Фроггетта.

Он высвободился и, пиная ногой землю, сказал:

– Я уже скоро стану работать в шахте и буду больше зарабатывать, так что тебе незачем уезжать.

Она вздохнула. Мистер Дэвис, управляющий шахты, давно уже разъяснил всем шахтерам, что они лишатся домов, если их сыновья не придут работать на Истонскую шахту. Именно это обстоятельство, а также стремление обеспечить Джеку свободу добиваться лучших условий труда заставили ее придумать план на будущее.

Теперь уже мамины руки крепко обнимали ее, и Эви снова, как и всегда раньше, подумала: «Какая мама мягкая».

– Поступай, как сказала мисс Мэнтон, и присматривай за миссис Мур, солнышко. Не волнуйся о Джеке, этот дурень уже понял, что не прав. Все у тебя будет хорошо, помяни мое слово.

«Все будет хорошо» было семейным лозунгом, но вот значил ли он что-нибудь?

Папа уже ждет в телеге. Соседи выстроились в ряд и замахали руками, когда Старый Сол зацокал копытами по булыжнику и телегу начало трясти во все стороны. По обеим сторонам дороги высились конусы тлеющего шлака, блестели на солнце подъемные машины, а надо всем этим разносился запах серы. Она помахала в ответ, улыбаясь, но в глубине души у нее оставалось пусто, потому что единственный человек, которого она ждала, не пришел.

Они проехали Дженнингс-стрит и повернули на Нортон-стрит. Отец положил ладонь на ее руки. Эви старательно улыбалась.

– Когда будем есть бутерброды, пап?

Он не ответил. На лице его появилась улыбка, и он кивнул головой в сторону дороги. Навстречу шел Джек. Он вытянул руки, делая знак остановиться. Не глядя на нее, он сел рядом с отцом.

– Я отвезу ее, отец, – это был приказ. Отец бросил на нее взгляд, и она кивнула. Горло у нее сдавило, потому что она видела, что Джек был бледен и мрачен. Оба черных глаза выпучились, нос искривился, губы были разбиты. Вчера она этого не заметила. Может быть, он потом дрался еще раз? Он так и не взглянул на нее.

Отец передал вожжи сыну. Джек вытащил кошелек и бросил его отцу.

– Это за бой.

Оба кивнули. Добрый знак, отлично. Значит, отношения восстанавливаются. Плечи у нее облегченно расслабились. Джек взял вожжи.

– Шагай, дурень.

Голос его звучал холодно, и она снова напряглась.

Они выехали из деревни и повернули на север. Брамптоны ради удобства подъезжать на автомобилях к дому положили на дороге асфальт. Рядом несла свои воды, перемешанные с угольной пылью, река Тайн. Старый Сол размеренным шагом доберется до места за час. Пони не особенно любил работать, разве что получал как следует хлыстом по крупу. Джек просто держал вожжи и смотрел вперед. Им предстояло выехать из долины, подняться и спуститься по холму до следующего холма, на котором и был расположен Истерли Холл. Старый Сол брел вдоль боярышников, заканчивавшихся перекрестком Висельников. Здесь росли три дерева, и на самой высокой средней ели в прежние времена вешали разбойников и браконьеров. В этом месте Джек натянул вожжи и свернул налево. Эви прервала молчание:

– Нам нужно ехать по дороге.

Джек смотрел вперед.

– Нет, если мы хотим добраться до ручейка. Нам нужно поесть.

Голос его звучал теперь негромко и устало. Закатанные рукава болтались туда-сюда, когда он управлял вожжами. Костяшки пальцев на руках у него были разбиты и опухли, плечи тоже. Одно ухо посинело. Сердце Эви обливалось кровью за него. Господи, зачем он это делает, хватит и его работы на шахте. Он должен уйти оттуда, должен! Она приложила руку к щеке, туда, где попал его плевок. Он сказал:

– Прости меня.

Она ответила:

– Прощаю навсегда.

Телега рывками поехала вниз, то выскакивая из глубокой колеи, то снова в нее попадая. Телеги здесь ездили часто. По обеим сторонам дороги тянулись поля, где паслись овцы. На эти поля они с семьей приходят полоть сорняки, когда требуется. Фроггетт в первую очередь предлагает работу именно им, потому что они работают не покладая рук. И все это во имя будущего дома. Она смотрела по сторонам. Позади виднелись кучи шлака. Что было здесь раньше, до шахты и поселка? Такие же поля, как и эти. Старый Сол фыркнул, и телега в очередной раз выскочила из колеи. Она ухватилась за сиденье и, поколебавшись, проговорила:

– Прости и ты меня.

– Прощаю навсегда, – шепнул он.

До ручейка оставалось минут десять. В конце дорожки, рядом с кустами можжевельника, он остановил телегу, спрыгнул вниз и привязал пони к изгороди. Эви стала выкарабкиваться со своего места, но он резко остановил ее.

– Подожди.

Она замерла. Он подошел к телеге с ее стороны и поднял ее, перебросив через плечо.

– Эй! – закричала она.

– Мы ведь не можем позволить, чтобы ты явилась в благородное семейство по щиколотку в грязи, правда?

Он протянул руку и вытащил из телеги плетеную корзинку с провизией и подстилки с переднего сиденья. Он нес ее легко, как мешок с углем, и так же небрежно. Эви не могла удержаться от смеха, и он присоединился к ней. Все стало почти так же, как всегда. Только когда он бросил подстилки на берег ручья и разровнял их сапогом, тогда он опустил ее на землю. Их взгляды встретились.

– Я никогда намеренно не хотела сделать тебе больно, голубчик, – сказала она.

– Я тоже. Никогда больше не буду так напиваться. Никогда никого не обижу так, как обидел тебя.

Где-то он помылся. И где-то поспал, хотя и немного, по всей вероятности, у Мартина дома. Она сказала:

– Будешь снова пить.

Он ухмыльнулся.

– Никогда никого больше так не обижу.

– Я знаю. Это мы обидели тебя. Но все позади.

Они сели рядышком, он обнял ее за плечи. Ручей был чист и прозрачен, вода просачивалась сквозь запруду, много лет назад ими же и построенную, так что он был настолько глубок, что в нем можно было плавать. Ивы на другом берегу свесили в воду свои ветви, в их переплетении чирикали воробьи. Она произнесла:

– Мисс Мэнтон сказала, что устроит меня в Истерли Холл, а ее старая повариха научит меня всему, что знает. Я должна идти туда работать, я обещала охранять миссис Мур, потому что у нее болят руки из-за ревматизма, и я буду это делать так долго, как это понадобится, в благодарность за доброту мисс Мэнтон. Я хочу отправиться туда еще и потому, что мне нужно иметь возможность видеть вас всех как можно чаще. Я должна отправиться туда, потому что без помощи мисс Мэнтон мне бы пришлось ждать такого места гораздо дольше. Я должна отправиться туда, потому что хочу вытащить вас всех из этой шахты, Джек. Ты знаешь, я хочу открыть собственную гостиницу. Я хочу, чтобы нам больше не грозили опасности. Я могу это сделать. Я могу готовить…

Джек зажал ей рот рукой.

– Хватит. Хватит.

Он засмеялся, а потом вдруг стал серьезен. Серьезен как никогда.

– Я был не прав. Это твоя жизнь. Да, я с ненавистью думаю о том, что ты будешь работать на Брамптонов, но к тебе у меня нет ненависти. Я просто разозлился, а мама наказала меня за это.

Он потер ухо.

– Черт, да она одной левой выиграла бы любой бой на кулаках. Но понимаешь, Эви, я хочу остаться в шахте. Я шахтер. Мои марра – шахтеры. Они – моя семья, так же как и ты.

Он убрал руку с ее рта, и она попыталась перебить его, но он продолжал:

– Более того, это мой долг. Спасибо маме, папе и Джебу, я могу теперь разговоры разговаривать, когда мне это нужно, могу стараться, чтобы люди получали все лучшее, чего они заслуживают, и чтобы работа в шахте была безопасной настолько, насколько это возможно, и чтобы мы все как следует зарабатывали. Столько нужно сделать, что я не могу уйти и не уйду. Но ты права, Тимми там нечего делать. Мы должны выкупить этот дом.

Он теребил подстилку. Воробьи метались над ивами, в голубом небе скользили подгоняемые ветерком облака. Она хотела что-то сказать, но поняла, что он еще не закончил.

– Я знаю, почему папа это сделал, и, если он сможет изменить отношение к нам со стороны руководства, замечательно, только я не вижу как. И главное, ему угрожает опасность. Ему придется выбивать эти чертовы опоры из-под выработанных пластов, чтобы использовать их заново в другом месте, а когда он будет обследовать крышу, она может рухнуть. Ты знаешь это. Я знаю это. И я не хочу, чтобы он причинил себе вред. Уже хватает того, что в груди у него бог знает что творится.

Она сказала:

– Ему самому это слишком хорошо известно, и он будет осторожен, а не то придется иметь дело с мамой, а уж он-то знает, что лучше до этого не доводить.

Оба засмеялись, но в глубине души им было не до смеха. Все слишком серьезно, и к тому же им предстоит прощаться. Таких разговоров больше не будет, потому что их пути расходились. Она больше не ребенок, и их жизни теперь пойдут раздельно. Она только повторила:

– Я хочу, чтобы ты ушел из шахты.

Он покачал головой.

– Когда-нибудь, может быть, но сейчас смешно об этом говорить. Мы теперь оба в логове льва, малышка. Ты точно так же, как и я.

Она смотрела на него. Да, так оно и есть. Ей пришла в голову еще одна мысль. Она схватила его за локоть.

– Послушай, Джек, там у меня будет возможность ловить любые слухи, связанные с шахтой. Этим можно воспользоваться.

Джек отвернулся от ручья и посмотрел на нее, потом задумчиво кивнул.

– Угу, можно и так. Но помни, что ты должна быть очень осторожна, малышка. Я не хочу, чтобы у тебя отняли твою мечту.

Они смотрели, как зимородок камнем упал в воду и понесся к источнику. Эви купалась в этом ручье несчетное число раз с Джеком, Саймоном и Тимми. Что ж, жизнь может отнять мечту, но не прошлое. Она заплакала, и Джек тоже. Уткнувшись ему в плечо, она высказала вслух свои планы.

– Через пять лет я хочу быть в «Вермонте» в Ньюкасле и научиться там всему, что будет необходимо для нашей собственной гостиницы.

Она оглянулась на зимородка, а Джек принялся рассказывать ей об Ирландии, где уже назревали сражения между протестантами и католиками, о том, что Германия уже строит боевые корабли, собираясь бросить вызов мировому владычеству Великобритании. И это еще не все: британские рабочие почувствовали свою силу.

– У нас теперь есть своя политическая партия, ей-богу! Ты только представь: Независимая партия труда. Черт, да тут и до революции может дойти. Радуйся каждому дню, Эви, такому, каков он есть, потому что кто знает, что нас ждет впереди.

Эви тоже читала газеты, но она не слишком верила красивым словам.

– Войны не будет, мы же не такие идиоты, и в любом случае, даже если война начнется, она будет между католиками и протестантами в Ирландии, а если Германия захочет поссориться с нами, это будут сражения между армиями, а не между простыми людьми. И революции не будет. Не так уже много рабочих обозлены. Моя забота – это ты, папа и Тимми, ваша безопасность в Оулд Мод.

Она схватила его за руку.

– Продолжай свою работу в профсоюзе, но помни самое важное: твоя работа должна быть безопасной.

Джек пожал плечами.

– Это уж как повезет.

Она больше не пыталась найти зимородка и всматривалась в глубину ручья. Вода журчала среди камешков запруды. Она проворчала:

– Это уж как ты будешь прислушиваться к шороху крыши, когда она начнет падать, чтобы вовремя убраться оттуда. Как ты будешь стараться не рисковать. И да, как повезет. Старайся – и тебе повезет.

Они съели все, что у них было с собой.

Эви и Джек прибыли в Истерли Холл вовремя. Сам особняк был построен во времена Георга III, монарха изрядно оплеванного, по словам мисс Мэнтон, которая сказала, что он не был совсем уже чокнутый, а просто у него было небольшое отклонение. Истерли Холл спроектировал молодой итальянский архитектор, позже он сбежал во Флоренцию вместе с хозяйкой дома, из-за чего владелец продал его своему кузену, а сам отбыл в Лондон. Род прекратился, и пять лет назад дом купили Брамптоны.

Каким бы страшным грешником ни был молодой архитектор, чувство стиля у него было безупречным. Эви отметила это еще в первый раз, когда была здесь, и теперь она снова подумала об этом, когда Джек подъехал к особняку по дороге, по которой к дому подъезжали повозки торговцев. Дорога была скрыта от парадной, посыпанной гравием аллеи, тисовой изгородью, предположительно чтобы не оскорблять взор леди Брамптон, точно так же, как хозяйку Истерли Холла мог бы оскорбить вид Эви сзади, если бы девушка не вышла из комнаты, пятясь. Сквозь разрывы в зеленой изгороди можно было видеть, что гравиевая аллея проходит мимо просторной лужайки, в центре которой рос кедр.

– Этот кедр посадили по указанию итальянского архитектора, так что никто бы не удивился, если рогатый супруг приказал бы изрубить его на поленья и сжечь в печке. Я лично так бы и сделала, – прошептала Эви на ухо Джеку. Он тихонько рассмеялся.

Дорога привела к конюшням, где суетилось множество народу. Никто не обратил на них внимания, и они добрались через мощеный двор до черного входа в дом. Там их ожидал Саймон. Он снял с телеги жестяной сундук Эви, причем сделал это так быстро, что Джек смог, надвинув кепку на самые глаза, развернуть Старого Сола и отъехать, прежде чем кто-нибудь мог заметить и признать в нем подстрекателя Форбса. Джек наклонился и шепнул Эви:

– Если услышишь что-нибудь полезное для нашего дела, скажи Саймону.

Потом выпрямился и произнес громким голосом:

– До свидания, Эви Энстон.

Саймон указал кивком головы в сторону ступенек, ведущих вниз к двери. В прошлый раз она решила, что это спуск в погреб.

– Ты знаешь дорогу, красавица. Я вижу, вы все уладили с Джеком.

Эви только кивнула, не в силах совладать с нервами. Теперь, когда она наконец очутилась на месте, мужество оставило ее, и ноги, казалось, отказывались ей повиноваться.

Справа за сводчатым проходом у конюшен, как всегда, сновали взад-вперед слуги. Один нес громадный мешок сена на спине, другой перекинул через плечо уздечку, и, когда делал шаг, она звякала громче, чем гвозди его сапог по каменным плитам. Гаражи за ее спиной граничили с кухней, и в их тени скрылась телега Джека, когда он проезжал в конюшенный двор.

Саймон снова кивнул головой в сторону ступенек. По его лицу было видно, что ему нелегко держать тяжелый сундук.

– Ты знаешь, это совсем не перышко, как, наверное, ты думаешь. Может быть, пройдем к твоему новому рабочему месту, чтобы я мог поставить его?

Он произнес эти слова нарочито напыщенным тоном и ухмыльнулся.

Эви бросила последний взгляд в сторону, куда уехал Джек, но его уже не было видно. Она последовала за Саймоном вниз по каменным ступенькам, придержала ему дверь, отступив в сторону, чтобы он мог протиснуться в коридор с сундуком, где поскорее сбросил его на пол. Сундук нужно будет вернуть на этой неделе мисс Мэнтон, предупредила ее мать.

– Пользователи не владельцы, – сказала тогда она. Саймон обещал, что займется этим. И Эви вступила в темноту дома, где уже совсем не чувствовалось свежего воздуха.

Слева на стене Эви увидела скопление звонков, под каждым из которых было написано название комнаты. Безупречно чистый пол был выложен каменными плитами. На стене висел какой-то вышитый на ткани текст. Эви никогда не читала подобные тексты, это всегда либо что-то библейское, либо назидательное – чушь, если учесть, что господа всегда наверху, а она здесь, внизу.

Первой, кого она увидела, была девушка примерно ее возраста в темно-синей форме и белом переднике. На голове у нее была надета аккуратная белая шапочка.

– Привет, Саймон, – громко сказала девушка. Она стояла у кухонной двери, опираясь на метлу.

– Она не отсюда, – шепотом сказал Саймон и добавил, уже громче: – Лил, это Эви… Энстон.

Заминка длилась не дольше секунды, и девушка ничего не заметила. Саймон продолжал:

– Эви будет помощницей поварихи.

Лил засмеялась.

– Это она так думает? Миледи решила начать экономить, потому что налоги теперь ровно такие, как обещали либералы.

Лил мрачно сжала губы, брови ее изогнулись, и на ее лице появилось выражение насмешливой жалости.

Эви пристально смотрела на нее.

– Что ты хочешь этим сказать?

Лил, отворачиваясь, махнула в сторону кухни, куда всего несколько дней назад Эви приходила наниматься на работу.

– Давай быстрее, миссис Мур ждет тебя. Она велела быть начеку. Пока, Саймон, – и скрылась.

Саймон коснулся руки Эви.

– Все будет в порядке. Не забывай, твое учение началось, а я буду совсем рядом – в домике у озера вместе с другими младшими садовниками. Каждый день кто-то из нас обязательно приходит сюда с цветами и иногда с овощами. Я постараюсь устроить так, чтобы это был именно я. Лил на самом деле не такая плохая, а в моечной ты познакомишься с Энни.

Лил снова появилась в дверях, опираясь на метлу. Белокурые волосы выбились из-под шапочки и падали ей на лицо.

– Ты идешь или нет? Не зевай, когда имеешь дело с миссис Грин. Она здесь домоправительница. Ты уже видела ее, когда приходила в прошлый раз?

– Мельком. – Эви двинулась в сторону кухни.

Лил продолжала:

– Миссис Мур совсем расклеилась. Она хочет, чтобы ты занялась бульоном сразу после чая.

Эви колебалась. Бульон ей приходилось варить всего несколько раз. Она-то думала, что будет сортировать посуду и крошить овощи, что ей надо сначала набить руку…

Саймон сжал ей локоть.

– Это входит в обучение, – повторил он ей на ухо. – Осваивай все премудрости, учись.

Эви почувствовала его дыхание на своей щеке, его пальцы сжимали ей руку, и ей стало легче. Ну конечно, она здесь, чтобы учиться. Это не навсегда. Он улыбался ей. Какие красивые у него глаза, ярко-голубые! Он так ей нравится, всегда нравился. Он учился вместе с Джеком в одном классе, они были вместе в одной компании. Во всяком случае, после того как он передрался со всеми ними, потому что они дразнили его из-за рыжих волос. А потом перестали. Что такого, если у человека рыжие волосы? И если у него самые голубые глаза в мире? Так есть, вот и все.

Оказавшись на кухне, она снова ощутила прилив благоговейного страха, трепета, как в первый раз, когда она приходила сюда. Это было огромное помещение, по левую руку от входа размещались огромные печи. От них исходило тепло. Справа в стене были прорезаны окна, они выходили в центральный коридор. Напротив, с другой стороны подвала, располагался зал для слуг с такими же окнами, выходившими в этот же коридор. Ну конечно, поморщилась она, чего ожидать, если слугам не полагается иметь личное пространство?

Середину кухни занимал длинный деревянный стол. Над ним висели котелки и сковороды. Всю эту медную утварь чистила какая-нибудь из судомоек, слава богу, Эви не придется этим заниматься. Случаются же иногда в жизни маленькие радости. При мысли о маленьких радостях ей вспомнились Джек, дом, семья. Она заставила себя переключиться на тарелки и блюда, выстроившиеся в кухонном шкафу. Дальше за стеной находилась моечная. Чашки сияли белизной. В буфетах, располагавшихся вдоль стен кухни, можно было найти, как она предполагала, множество кухонных приборов, нескончаемое количество глиняной посуды и инструментов, необходимых для приготовления пищи. Однако серебро, тонкие бокалы и столовые сервизы, вероятно, хранятся в буфетной наверху.

В прошлый раз ей уже показали, где в дальнем конце кухни находится щетка для чистки ножей и станок для их точки. Станок был похож на старый молочный бидон. В воздухе разносился запах кипящего бульона.

У стола на табуретке спиной к печам сидела миссис Мур. Она терла глаза руками, положив очки на поваренную книгу. Стоя в дверях, Эви заметила распухшие суставы, увидела боль, проступившую на лице поварихи.

– Ну, наконец-то, – скорее прорычала, чем проговорила она, но Эви не стала обижаться.

– Ну что ты стоишь как пень! Лил, помоги Эви отнести сундук в ее комнату. Она будет жить вместе с Энни. Эви, переоденься в форму и сразу же спускайся сюда. Познакомиться с другими слугами ты сможешь за чаем, который сама и приготовишь. У нас больше дел, чем я думала. Миледи уже вернулась. Благодарение богу, милорда пока еще нет. Мы будем готовить и подавать наверх для троих, а когда вернется милорд, то на четверых. Мистер Оберон вернулся из университета, кажется, навсегда. Леди Вероника постоянно присутствует, ты это уже знаешь, если не забыла наш разговор.

Одутловатое лицо миссис Мур покраснело, глаза слезились.

Лил торопливо вышла в коридор, Эви последовала за ней. Они взялись за ручки сундука, и Лил пошла вперед мимо многочисленных звонков к черной лестнице. Они одолели первый пролет, потом следующий, поворачивая сундук на каждой лестничной площадке. Внизу ступеньки были каменными, но выше, ко второму этажу, камень сменило дерево. Лил молчала, пока они не добрались до четвертого этажа. Она буркнула:

– Это должна была делать Энни, а не я. Я работаю в доме, а не на кухне.

Эви опустила плечи, продолжая подниматься, и только бормотала извинения.

– Да уж, пропади ты пропадом, тебе только и остается, что извиняться.

Они с трудом поднялись еще на один пролет. Когда одна из ступенек заскрипела, Лил, запыхавшись, проговорила:

– Вот эта выдает нас, когда мы опаздываем с возвращением. Перешагивай через нее. Бывшая старшая горничная пометила ее, когда еще была младшей горничной.

Она мотнула головой, указывая на метку внизу на стене.

– Надеюсь, ты хорошо печешь? Миссис Грин ну просто помешалась на имбирном кексе, и мистер Харви тоже. Это его самый любимый.

Теперь было слышно, что Лил и в самом деле уроженка Ланкашира.

Эви призадумалась. Поскольку мистер Харви был дворецким, ему нужно угождать. Имбирный так имбирный, но экономка обычно сама печет кексы для чая и для хозяев, и для слуг, так почему же это должна быть ее работа?

Они добрались до пятого этажа. Лил кивнула в сторону двери на тесной лестничной площадке.

– Тут туалет и ванная, куда ты будешь выливать корыто, и смотри, не забудь тщательно вымыть за собой и корыто, и ванну.

– Корыто? – Эви не поняла, о чем речь.

Лил нагнулась еще ниже и рывком подняла сундук, переменив положение плеч. У Эви руки и шея горели от напряжения. Сундук был зверски тяжелый.

– Раз в неделю в своей комнате ты будешь мыться в корыте. Воду для себя тебе придется носить из кухни. Только старшая горничная и личная служанка леди Брамптон принимают настоящую ванну.

Наконец они добрались до верхней лестничной площадки с двумя дверями. Здесь было темно хоть глаза выколи, окон не существовало вообще, даже тех маленьких круглых, которые Эви заметила на нижних этажах. Лил отпустила свою ручку, и сундук упал на голые доски.

– Ну, господи прости, Эви Энстон, ты мне должна! Отблагодаришь меня. – Она протиснулась за сундуком и стала спускаться по лестнице. Эви окликнула ее:

– Постой, куда мне теперь?

– Ну, там же есть картинка, где изображена женщина, а та, с мужчиной, – это для ребят. Совсем ты, что ли, ничего не соображаешь?

Она продолжала спускаться.

Эви крикнула:

– А потом куда? – пробормотав тихонько: «Ишь, нос задрала, соплячка!»

– Твоя комната вторая слева. – Голос Лил с трудом пробивался сквозь стук ее каблуков. Она торопилась спуститься вниз и не останавливалась, но Эви услышала ее слова: – Сейчас у меня перерыв, и я не обязана была тебе помогать. Мне нужно покурить. Не оставляй на виду никаких личных вещей. Мы невидимы, судьба у нас такая. Мы не люди, а вещи. Миссис Грин будет следить за этим.

– Спасибо за совет! – крикнула Эви, затаскивая сундук в комнату. Кровать Энни, очевидно, находилась слева. На подушке лежала аккуратно сложенная ночная рубашка. Эви заметила несколько вешалок для одежды, в комнате также имелся комод на двоих: два нижних ящика пустые. Для каждой кровати полагалось одеяло. Матрас, казалось, был набит камнями. Она пощупала его и окончательно упала духом. «Проклятье, конский волос, сплошные бугры!»

Она переоделась в рабочую форму светло-голубого цвета, заколола волосы, уже успевшие выбиться из пучка во время поездки. Что ж, она здесь, и в этом их надежда, она просто должна никогда не забывать об этом. Ей вспомнилось прикосновение руки Саймона к ее руке и крепкие объятия Джека, и лицо ее озарилось улыбкой. Она прикрепила шапочку к волосам, разгладила белый фартук и вытащила из сундука другой, из мешковины, – на всякий случай. Перед уходом она выглянула из чердачного окошка. В небе клубились серые тучи, а издалека доносился рокот прибоя в Фордингтоне.

Волны вынесут на берег морской уголь, необходимый ее семье. Джек сейчас уже вернулся, и они все вместе отправились туда, на побережье. Мысль о том, что она может видеть то место, где они сейчас находятся, теплом разлилась в ее душе. Больше-то нечем согреваться на этом промороженном чердаке. Здесь имелся камин, но угля в нем не было. Еще бы! Станут Брамптоны тратить свой уголь на слуг.

Она еще немного задержалась, рассматривая чудесный вид из окна, но ни Истона, ни Оулд Мод с ее тлеющими горами шлака не было видно – они скрывались за холмами. Но они оставались там, господи, конечно, можно не сомневаться, они никуда не делись.

И теперь уже она застучала каблуками по ступенькам и вбежала в теплую кухню. С собой она захватила свою собственную поваренную книгу. Миссис Мур подняла на нее глаза.

– Слава богу, что у тебя хватило ума принести свои рецепты. Надеюсь, мне удастся как-нибудь с ними ознакомиться. Наша мисс Мэнтон – хорошая учительница, это точно.

Она опять терла глаза. Эви подумала, что ей бы следовало помыть руки, перед тем как начать готовить еду.

– Я учила ее, ты знаешь. Была поварихой у ее матери. Но эта малышка, Грейс Мэнтон, тоже кое-чему меня научила. Давно это было, вроде как сто лет назад.

Эви кивнула:

– Представляю.

Миссис Мур бросила на нее взгляд.

– Ты хочешь сказать, что представляешь, что мне сто лет?

Эви засмеялась, но увидела, что миссис Мур явно не разделяет ее веселья.

– Вовсе нет, я просто хотела сказать, что готовить – это долгое дело.

Эви осеклась. Ох, попала она.

Миссис Мур хлопнула рукой по поваренной книге.

– Ну, думаю, ты с головой зарылась в проблемы, так ведь?

Она посмотрела на Эви поверх очков.

Эви кивнула.

– Так глубоко зарылась, что и света не видать, миссис Мур. Я, наверно, замаскированный шахтер.

Секундное молчание, потом миссис Мур расхохоталась.

– Да ну тебя, девчонка! Может, мы с тобой и поладим. Ну а теперь, юная Эви, имей в виду, что с прошлого раза, когда ты была здесь, у нас произошли кое-какие перемены. Как тебе известно, Шарлотта, моя помощница, оказалась не на высоте, и ей пришлось уйти. Так что не раздвигай ноги, будь так добра, и, кроме того, миледи проявила желание перевести Эдит, помощницу на кухне, на должность младшей горничной. Так что прости, но тебе придется делать еще и эту работу тоже. Вот список твоих обязанностей.

Она сняла очки и указала на две страницы текста, лежавшие рядом с миской для замешивания теста напротив средней печи.

– Похоже, она считает, что пора начать экономить, – лицо поварихи помрачнело. – А поскольку понятно, что вся экономия делается во благо тех, кто наверху, то спасибо ей большое за все.

Эви прижала к себе поваренную книгу. Еще и помощницей на кухне, помимо помощницы поварихи? Она молча взяла список. День начинался с того, что в пять тридцать утра надо разжечь печь и не забыть прочистить решетку, вымыть пол на кухне, разбудить миссис Мур и принести ей чашку чаю, а еще миссис Грин и мистеру Харви. Дальше нужно отчистить все медные сковороды, оставшиеся с вечера, хотя они не должны быть оставлены на ночь, как раньше уже заявила миссис Мур. Чистить медную посуду нужно, чтобы помочь Энни. Задачей Эви было приготовить завтрак для слуг и помочь миссис Мур с завтраком для хозяев, после чего она должна переделать все дела, какие только можно вообразить, и плюс еще что-нибудь. Она также должна подготовить овощи для господской трапезы и обед и ужин для слуг.

– Я не могу переделать все это и остаться в живых, – сказала Эви, положив поваренную книгу на стол и обхватив себя руками. Она столько раз видела, как эту позу принимал Джек.

Миссис Мур подняла на нее глаза.

– Ясно дело, не сможешь, красавица, поэтому мы все тут будем выкручиваться как сможем, ты, я и юная Энни в моечной, до тех пор пока до них не дойдет. Эти благородные господа, видишь ли, заботятся о своих желудках так же, как о своих деньгах. И нам придется навести кое-какую собственную экономию, чтобы они перестали выкаблучиваться.

Она подмигнула.

– Они заявляют, что мы тут должны вообще раствориться в них и перестать существовать как отдельные люди. Ну, пусть болтают что их душе угодно, но, по мне, тьфу все это, солнышко. Уж мы точно устроим все как надо, лучше некуда.

Ее бедра свисали с табуретки, толстые пальцы с безупречно чистыми ногтями постукивали по столу, седые волосы были убраны в тугой пучок, шапочка плотно обтягивала голову. Фартук с трудом прикрывал живот, светло-голубая форма была засыпана мукой, рукава закатаны.

Взглянув на сурово сжатые губы миссис Мур, Эви почувствовала, как все в ней расслабляется. Да ведь она настоящий герой, эта женщина, и она, Эви, упадет к ее ногам и будет поклоняться ей. Надо вышить эти слова алыми буквами и повесить на самом видном месте. Интересно, это мисс Мэнтон повлияла на миссис Мур или тут что-то другое? Ну ладно, у нее будет еще время выяснить это.

Миссис Мур хлопнула ладонью по соседней табуретке.

– Садись, солнышко, и расскажи мне, какие кексы ты собираешься испечь слугам на завтрак, а я покажу тебе зал для прислуги, где ты должна все подготовить к четырем часам. Теперь вот еще что. Не бесись и не расстраивайся, когда вся эта орава явится, не говоря тебе ни единого слова, а уписывать будет за обе щеки. Просто помни, кто ты есть. Ты моя помощница, и без нас лодчонка-то пойдет ко дну. Так что держи хвост морковкой, и пойдем-ка займемся выпечкой. Энни пойдет к садовникам за травами к обеду, но уж, будь спокойна, за кексом она вернется.

Эви улыбнулась. В глубине души она уже почувствовала, что, хотя от миссис Мур пахло выпивкой, беречь и защищать ее будет для нее, Эви, великой честью.

Она спросила, где хранится имбирь. Миссис Мур тяжело поднялась на ноги, моргая.

– Это еще зачем?

– Для кекса. Лил сказала…

Миссис Мур затрясла головой.

– Гадкая девчонка эта Лил. Миссис Грин и мистер Харви терпеть не могут имбирь.

Она кивнула в сторону поваренной книги Эви.

– Смею думать, у тебя тут должен быть очень симпатичный бисквит с джемом. Отец мисс Мэнтон был одним из лучших пекарей в Ньюкасле, он научил ее кое-чему. Мать ее уже давно умерла, когда я пришла к ним работать. Она была француженка, такая симпатяжка. Благодаря ей наша Грейс знает кое-что о людях, говорящих на других языках. Наверно, это правильно. Ее брат, Эдвард, с рождения был предназначен для церкви и не понимает, что такое хороший бисквит, даже если сунуть ему кусок под нос. Он прекрасный человек, но не от мира сего. Не знаю, способен ли он улицу перейти без присмотра.

Слова миссис Мур одновременно забавляли и интриговали. Мисс Мэнтон никогда не говорила о семейных делах, только о жизни, к которой должны стремиться все женщины. Повариха изучающе смотрела на Эви.

– Она хорошая женщина. И очень она хочет, чтобы у тебя все было хорошо в жизни, вот почему она попросила меня взять тебя под крылышко. А еще она хочет, чтобы у нее все получилось. Она по-прежнему ходит на эти женские собрания?

Эви занялась поисками муки и сахара в глиняных банках, выстроившихся рядами на полках в другом конце кухни. Она кивнула:

– Да.

– И ты, стало быть, тоже ходишь на эти собрания? – спросила миссис Мур.

Эви направилась в моечную помыть руки и притворилась, что не слышит вопроса. Она не знала, насколько можно доверять людям, а хозяева не любят, когда их слуги рассуждают о правах, не говоря уже о вступлении в группы, где обсуждают такие темы. Когда она вернулась на кухню, миссис Мур тихонько смеялась, водя пальцем по своим рецептам.

– Все ясно. Я покажу тебе окно, ты сможешь оставить его незапертым, когда будешь знать, что вернешься поздно. Двери здесь закрываются в девять вечера. На лестнице есть одна скрипучая ступенька, и старшая горничная, страшная зануда в том, что касается подобных вещей, может поднять тревогу. А теперь займись чаем, уже пора. Господа наверху садятся обедать не раньше восьми часов, нижний этаж обедает в семь. Я задумала на сегодня подать для слуг пару симпатичных пирогов с ветчиной и курицей. Ты их приготовишь. Плюс то, что останется от господского ланча, а к их обеду мне нужно, чтобы ты сварила бульон. Сможешь?

Она проницательным взглядом окинула Эви. Стеклянные дверцы буфетов отражали каждое ее движение.

Эви кивнула.

– Да, конечно, миссис Мур.

Теперь она чувствовала себя уверенно.

Аромат пекущихся кексов наполнял кухню. Значит, печь работает хорошо. Эви нагрузила поднос тарелками, ножами и ложками и понесла его в зал для прислуги. Поясница тут же заныла, но, хотя в помещении находились несколько человек и все они без дела сидели в креслах и на диванах, читая журналы, зашивая одежду или просто подремывая, ни один из них не пошевелился, чтобы помочь ей. Из старых диванов вылезала через дырки набивка. Несколько горничных сидели на скамейках за столом, зашивая фильдеперсовые чулки, несмотря на полутьму в зале. Чего ж ожидать, если ты в подвале? Двое лакеев, развалясь у дальнего конца стола, играли в карты. Никто не поздоровался.

К четырем часам в зале зажглись газовые лампы, и все переместились за стол. Наверху было проведено электричество, но чердак и подвал освещались старым способом. По-прежнему никто не произносил ни слова, даже когда Эви принесла поднос с кексами. Мистер Харви сидел во главе стола с одной стороны, миссис Грин – с другой. Миссис Мур сидела рядом с ней. Лил улыбалась Эви, приглаживая белокурые волосы и прилаживая шапочку. Эви поставила один бисквит с джемом перед мистером Харви, а другой – перед миссис Грин. Три другие она расставила на столе. Перед Лил она поставила небольшой имбирный кекс. Лил бросила взгляд на кекс и поджала губы.

Миссис Грин разлила чай, ломти бисквита были разложены по тарелкам. Вместе с пятью младшими садовниками в зал вошел Саймон. Мужчины на скамейке подвинулись, чтобы освободить им место. Всего за столом сидели двадцать четыре человека. Саймон улыбнулся Эви. Она сидела между Энни и миссис Мур, которая толкнула ее локтем и заулыбалась. Все молчали, пока не были съедены первые куски, и при этом все смотрели, как мистер Харви пробует бисквит. Эви думала, что он выплюнет кусок, как это делают знатоки, когда пробуют вино. Саймон насмешливо смотрел на нее, будто читал ее мысли. Она затаила дыхание, когда мистер Харви принялся вытирать рот салфеткой.

– Отменный бисквит, – произнес он. – А как твой имбирный кекс, Лил?

Все засмеялись, кроме самой Лил. Миссис Мур шлепнула Эви по ноге.

– Ешь скорее. Нам еще обед готовить.