Глава 23
Дарья Вьюгина
В четверг новый начальник уголовного розыска продемонстрировал нам, что не обязательно разбираться в оперативной работе, гораздо важнее иметь управленческий опыт.
— Уважаемые коллеги, — обратился к нам Литвиненко на утреннем разводе, — у меня накопилось много срочных дел, так что «текучкой» с сегодняшнего дня займется товарищ Елькин. По всем вопросам повседневной службы прошу обращаться к нему.
— Когда у него успели «срочные дела» накопиться? — возмущались инспектора, выйдя от Литвиненко. — Он всего второй день работает, а уже весь в бумагах зарос! С Зыбиным проще было.
— Что делать будем, мужики? — спросил, обращаясь ко всему коллективу, Матвеев. — Нам надо кого-то в заместители короновать, иначе в отделе анархия наступит.
Местом для импровизированного собрания выбрали наш кабинет. Первым выступил Сергиец:
— У нас не колхоз, голосованием вопросы решать не будем. Иван Алексеевич, занимай кабинет Игошина и бери руководство отделом на себя. С нового шефа, как я погляжу, толку не будет.
Елькин не очень-то хотел брать на себя ответственность. Если он сосредоточится на руководстве уголовным розыском, то кто на его участке преступления раскрывать будет?
— Иван Алексеевич, я могу временно заняться твоим участком, — предложил Матвеев.
— Ну уж нет! — возразил Елькин. — Если ты уйдешь на участок, то мы гарантированно линию квартирных краж завалим. Давайте так: Петровский, Андреев и Лаптев по очереди станут замещать меня, а ты, Сергей Васильевич, будешь контролировать их.
Какое решение утвердило собрание, я не узнал — меня вызвал к себе Литвиненко.
— Андрей Николаевич, прочитай и распишись, что ознакомлен. — Новый начальник протянул мне два листа машинописного текста.
Я сел в углу и стал внимательно изучать «Заключение служебного расследования по факту совершения бывшим начальником Заводского РОВД подполковником милиции Вьюгиным С.С. преступления, предусмотренного ст.103 УК РСФСР».
«1 мая 1983 года подполковник милиции Вьюгин С.С. на почве личных неприязненных отношений, возникших после ссоры с гражданкой Лебедевой Е.К., совершил ее убийство при следующих обстоятельствах: Вьюгин С.С. и Лебедева Е.К. длительное время состояли в интимных отношениях между собой… При обыске в перчаточном ящике в личном автомобиле Вьюгина С.С. обнаружены и изъяты патроны к пистолету «ТТ» в количестве трех штук. Серия и год выпуска данных патронов полностью совпадают с гильзами, изъятыми на месте преступления».
Ознакомившись с заключением, я расписался и вернул его Литвиненко.
— На этом заключении стоит гриф «секретно», а учетного номера нет.
— Ну и что, — простодушно пожал плечами начальник, — потом поставят.
Остальные вопросы задавать ему было бесполезно. Вряд ли бы он ответил, почему из всего коллектива уголовного розыска нашего РОВД с неким «секретным» документом решили ознакомить именно меня. Почему на этом документе нет специфических отметок о регистрации его в канцелярии? Наконец, почему на «секретном» документе нет номера, определяющего степень секретности?
«Этот «документ», — решил я, — составлен в одном экземпляре специально для меня. Как только он вернется к Николаенко, полковник уничтожит его. Цель этого меморандума проста: объяснить мне, что виновен в убийстве Лебедевой именно Вьюгин и никаких других версий следствие рассматривать больше не будет. С уголовным делом Николаенко ознакомить меня не может (оно в прокуратуре), вот и выдумал «секретное» заключение служебной проверки, на котором, даже для видимости, не проставили порядковый номер».
До обеда я опрашивал свидетелей по краже запчастей из гаража на участке Елькина. Около часа позвонила Дарья Вьюгина и предложила встретиться после работы у нее дома. Я согласился.
В пять часов вечера, сказав, что поехал искать новых свидетелей по взлому гаража, я направился во двор дома, где была убита Лебедева.
От места, где, по словам Полины Александровны, Вьюгин оставил автомобиль, я прошел через весь двор, вошел в подъезд, где снимала квартиру Лебедева, не останавливаясь на этажах, поднялся до конца лестничного марша и вышел на улицу. Люка на чердак и входа в подвал в этом подъезде не было. Версия о том, что преступник мог спуститься с крыши или уйти после убийства через подвал, окончательно отпадала.
«Не убивал ее Сергей Сергеевич, — уже в который раз подумал я. — В этом преступлении нет согласованности между действием и психическим состоянием преступника. Если Вьюгин убил Ленку в порыве гнева, то он бы уматывал с места преступления резвой рысью. Он бы мчался к своему автомобилю, как деревенский воришка, которому совхозный сторож всадил из «берданки» в мягкое место заряд соли со щетиной. А если он действовал планомерно и обдуманно, то ни за что не стал бы стрелять в Лебедеву с расстояния. Патроны, которые обнаружили в «Жигулях» Вьюгина, скорее свидетельствуют о его невиновности, чем о причастности к убийству. Вьюгин — бывший оперативный работник, а не выпускник интерната для слабоумных. Он даже в бредовом состоянии не стал бы хранить улики в своей машине».
Я остановился, сделал вид, что прикуриваю, защищая спичку от ветра, украдкой осмотрел близлежащие дома. В пятиэтажке напротив дома Лебедевой старушка на четвертом этаже с любопытством наблюдала, как я хожу по двору взад-вперед. А что ей еще делать целый день, как не в окно глядеть? Других-то развлечений нет.
«Если убийца не Вьюгин, то это человек в японской куртке, которого Полина Александровна из-за телосложения назвала «мужичком». А если это не Вьюгин и не человек в куртке с капюшоном, то это был человек-невидимка. Других вариантов нет: убийца появляется из ниоткуда и уходит в никуда, никем не замеченный. Человек-призрак. Фантом. Интересно, куда человек-фантом дел пистолет после убийства? Патроны Вьюгину в машину подкинул, а ствол где?»
Дарья Георгиевна Вьюгина принимала меня в домашней одежде: на ней был атласный китайский халат с вышитыми драконами, на ногах — комнатные тапочки с иероглифами. Узкие губы хозяйки были накрашены блестящей розовой помадой, глаза подведены специальным карандашом, белесые от природы ресницы густо намазаны тушью.
Ничто в доме не свидетельствовало, что хозяйка находится в трауре. Сама она выглядела свежо, словно недавно вернулась с оздоровительной прогулки по парку.
Еще на похоронах Лебедевой, когда я увидел жену Сергея Сергеевича в первый раз, я отметил, что она внешне похожа на Ларису Калмыкову: такая же бледнолицая крашеная блондинка, волосы до плеч, невысокая, без косметики — блеклая. «Мне и Вьюгину нравится одинаковый тип женщин», — подумал я тогда.
Сейчас у меня появилась возможность рассмотреть жену бывшего начальника вблизи. Для своих лет она выглядела неплохо: кожа на лице ухоженная, под халатом чувствовалось полное сил крепкое тело.
— Проходите на кухню, — пригласила она. — Я напою вас хорошим цейлонским чаем. Вы не хотите есть? Я могу что-нибудь быстренько приготовить.
Вместо чая Дарья выставила на стол блюдо с бутербродами и бутылку армянского коньяка.
— Лимона нет, к сожаленью, — сказала она. — Даже через нашу базу снабжения не могла достать.
Мы выпили по рюмке за упокой души Сергея Сергеевича. Дарья угостила меня американскими сигаретами с ментолом.
— Жуткий дефицит — настоящие фирменные сигареты, — сказала она, сделав пару глубоких затяжек. — На нашу базу их завозят в ограниченном количестве: кто первым успел, тому и достались.
В дверь позвонили. Вьюгина пошла открывать, оставив сигарету дымиться в пепельнице.
— Тетя Даша, вам мама ключ не оставляла? — раздался в прихожей голос девочки лет десяти.
— Оставляла, оставляла. — Дарья Георгиевна отдала ей ключ, закрыла дверь.
— С похорон вы уехали вместе с Журбиной, — сказала она, вернувшись на кухню. — Валентина Павловна сильно меня ругала?
— Она Ингу ругала за длинный язык, про вас Валентина Павловна не сказала ни слова.
— Ингу не надо ругать — каждый борется за место под солнцем, как может. Она рассказала вам, что у нее с Сергеем были любовные отношения?
— Вы так спокойно об этом говорите, Дарья Георгиевна, словно о постороннем человеке.
— В последние годы Сергей только формально был мне мужем. Мы даже спали в разных комнатах. Развестись со мной он не мог, по понятным причинам, хотя отношения у нас не раз доходили до стадии: «Забирай свои вещички и вали куда глаза глядят». Вещички забирать должен был он. Ему — машину, мне — квартиру. Это моя квартира, я ее получила от облсовпрофа семь лет назад.
«Трехкомнатная квартира бездетной семье — это круто! — подумал я. — Не иначе, Валентина Павловна постаралась».
— Это я предложила Сергею вступить в интимные отношения с Лебедевой, — глядя мне в глаза, сказала Вьюгина. — В психиатрии давно известно, что если супружеская спальня через пять лет совместной жизни не наполнится детскими голосами, то она наполнится кошмарами. Мы прожили в браке десять лет, и все наши попытки зачать ребенка не увенчались успехом. Наша семейная жизнь летела под откос, и ничего нельзя было сделать: врачи констатировали у меня приобретенное бесплодие. Когда-то мне пришлось сделать аборт — и вот результат. Наш брак с Сергеем мог спасти только ребенок. Из детдома брать младенца мы не рискнули — неизвестно, какие гены потом в нем взыграют, какие болезни проснутся. Брать ребенка постарше — тоже не вариант. «Добрые» соседи наверняка расскажут ему, что папа и мама у него не родные. В общем, я предложила Сергею найти молодую одинокую женщину и заключить с ней сделку: она нам рожает ребенка, мы оплачиваем ее услуги. Лебедева показалась мне подходящей кандидатурой.
— А ничего, что у нее шесть пальцев? — спросил я.
Вьюгина пожала плечами:
— Вряд ли это передается по наследству. Хотя, если честно, я об этом не задумывалась. О глазах думала. Вы знаете про закон Менделя? У голубоглазых родителей могут родиться только голубоглазые дети. У Лебедевой подходящие глаза, и сама она не дурнушка. Словом, Сергею этот план понравился. Он стал встречаться с Лебедевой, она забеременела. Мы предложили ей за ребенка десять тысяч рублей. Лена вначале согласилась, потом заломила цену в два раза больше. Первого мая Сергей пошел в очередной раз уговаривать ее сбросить хоть пару тысяч. Что там произошло у них, я не знаю. Возможно, она сказала, что ребенок вовсе не Сергея. Лена была ветреная девушка, от нее всего можно было ожидать. Вы знаете про фотографию?
— От Инги слышал.
— Я видела эту фотографию — похабщина высшей пробы! Поверьте мне, я не собиралась показывать ее мужу, он сам нашел. Ярости его, конечно, не было предела, но я успокоила Сергея. Какая нам разница, чем занимается Лебедева! К будущему ребенку это не имеет совершенно никакого отношения. Но он почему-то считал, что Лена его обманула.
«И это все? — подумал я. — А куда же фотография делась из вашей квартиры?»
— Когда Сергей стал встречаться с Лебедевой, у нас с ним на какой-то период восстановились супружеские отношения, — продолжила Вьюгина. — Парадоксально, но это факт — после Лебедевой Сергей вновь стал видеть во мне женщину, а не соседку по коммунальной квартире. У нас появились новые общие интересы: мы стали обсуждать, как назовем ребенка, где поставим детскую кроватку, в какую секцию его запишем, когда подрастет. Все пошло прахом! Теперь у меня ни мужа, ни семьи — ничего нет.
Пока Вьюгина рассказывала мне эту трагическую историю, я рассматривал ее грудь. Бюст у Дарьи Георгиевны был таким развитым, что как ни запахивай халат, что-нибудь да выглянет наружу. Периодически передо мной то обнажалась соблазнительная ложбинка, то проглядывала лямка бюстгальтера. Я вспомнил, как на похоронах Лебедевой она строила мне глазки. Сейчас была вторая часть обольщения. Не удивлюсь, если в конце вечера услышу: «Андрей, мне так одиноко, останься, утешь несчастную женщину в своих объятьях!»
— Спасибо, что выслушали меня. — Дарья встала, давая понять, что вечер окончен. — Мне надо было сегодня выговориться, выплеснуть все, что накопилось на душе. Сергей говорил мне, что вы когда-то были влюблены в Лебедеву?
— В десятом классе. Это было так давно, что об этом не стоит даже вспоминать.
До самого последнего момента я ждал приглашения остаться и даже придумал несколько веских причин, чтобы откланяться, не испортив отношения.
— До свидания. — В дверях Дарья Георгиевна протянула мне на прощание руку. — Рада была с вами познакомиться.
Я пожал ей руку, шагнул через порог. Лифт был занят, я не стал его дожидаться и пошел на первый этаж пешком.
«Она сама предложила мужу встречаться с Лебедевой! Обалдеть, какой поворот в нашей трагической пьесе. Один момент не продуман — зачем Лебедеву прилюдно по щекам бить, если сама ее в постель к мужу подтолкнула?»
На улице потемнело. На лавочках у подъезда собралась местная молодежь. Длинноволосые худощавые парни обнимали худеньких длинноволосых девушек; все одеты в одинаковые куртки-ветровки и джинсы, у всех в руках сигареты. С первого взгляда, выйдя из освещенного подъезда в сумрак ночи, нельзя было понять, кто из субъектов на лавочках носит штаны по праву рождения, а кто — в силу моды.
— Ребята, — спросил я наугад, — а где милиционер с шестого этажа свою машину ставит?
— Какой милиционер, Вьюгин, что ли? — уточнил парень, вяло перебирающий струны гитары. — Раньше здесь, под окном, ставил. Второй день что-то не видно. Наверное, на станцию техобслуживания загнал. Машина у него была вся дырявая, да еще движок стучать начал.
— Сам ты движок! — перебил его сосед, которого я вначале принял за девушку. — У него подшипник в редукторе полетел. Я лично слышал, как ему про подшипник дядя Петя из второго подъезда объяснял.
— Что вы мелете! — вступил в перепалку третий парень. — Машину его во вторник ночью менты на буксире утащили.
— Было, было, — подтвердила худенькая, почти прозрачная девушка.
Гитарист закончил вялый перебор, достал из кармашка медиатор и вдарил по струнам. По всему двору разнеслось вступление к «Гимну свободной молодежи».
Я бросил парням «спасибо» и пошел на остановку. Вслед мне донесся исполняемый хором припев:
Сизый дым марихуаны стелется во мгле, хулиганы, наркоманы, хиппи и т. д., хиппи и т. д.
Сколько раз я слышал эту песню и все никак не мог понять: к сокращению «и т. д.» автор слов прибег потому, что не мог подобрать рифму к слову «мгла», или он был не силен в пороках буржуазного общества? А может быть, автор текста принадлежал к загадочной школе поэтов-лаконистов? Дескать, я задал вам направление, а остальное вы сами додумывайте.
На другой день я никак не мог свести вместе дебет и кредит. Под «дебетом» (она могла) у меня выступала Вьюгина, под «кредитом» (она должна) — Журбина.
Итак, кто из них и почему организовал или лично совершил убийство Елены Лебедевой?
Первое. У Вьюгиной и у Журбиной, у обеих мужья были действующими сотрудниками милиции. Наверняка, выезжая на природу, под водочку и шашлычок мужчины учили их стрелять из пистолета по банкам и бутылкам. Я уверен, что в самых минимальных объемах и Журбина, и Вьюгина владеют огнестрельным оружием. С двух метров попасть в спину движущегося человека сумеют. Здесь у них по нулям.
С годами милицейские жены приобретают жесткость своих мужей — становятся решительными и хладнокровными. Постоянные рассказы о раскрытии убийств превращают само убийство, как действие, в обыденность. «Представь, — рассказывает довольный супруг, — мы раскрыли это убийство за два часа. Оказывается, это жена его ножом ткнула». «Ну и что, — думает любимая супруга милиционера, — я бы тоже так смогла. Эка невидаль — ножом в сердце ударить! Это же не топором голову срубить. Ножом — и крови меньше, и спрятать его после убийства легче». Профессиональная деформация милиционеров переходит на их жен, так что и Журбина, и Вьюгина — вовсе не безобидные овечки и в нужный момент оружие пустят в ход не задумываясь. Здесь у них вновь по нулям.
Журбина в разговоре со мной пистолет сразу же отсекла: «Нет у нас «ТТ». Вьюгину отдали, много лет назад». Дарья Вьюгина про пистолет не обронила ни слова, как будто никогда его в своей квартире не видела. А ведь это не так! Сергей Сергеевич, придя выпившим от Журбиных, наверняка ведь похвалился своей жене: «Посмотри, Даша, какую классную штуку подарил мне Иван Игнатьевич! Уважает меня начальник, ценит!» Будем считать: у Журбиной — минус, у Вьюгиной — плюс. Последнее место хранения «ТТ» — в квартире Вьюгиных.
Патроны от пистолета дают Дарье Георгиевне еще один плюс: она могла беспрепятственно подбросить их в автомобиль мужа, а потом сделать анонимный звонок в милицию, сообщить, где надо искать улики по резонансному убийству.
Мотив убийства: обеим ставлю по плюсу. У одной Ленка вымогала деньги, у другой — отбила мужа. Мнимый отъезд Лебедевой за границу во внимание брать не стоит — никто бы ее за пределы социалистического лагеря не выпустил.
Движение по двору. Если убийца — это человек в куртке с капюшоном, то у Журбиной — плюс, а у Вьюгиной — жирный минус. Дарья Георгиевна, с ее пышным бюстом, хоть в куртке, хоть в тулупе никак на «мужичка» походить не будет. А вот сухощавая подтянутая Валентина Павловна в мужской куртке за парня сойдет.
Наличие потенциальных сообщников: у Журбиной — обширные разнообразные связи, а кто в друзьях у Вьюгиной — я не знаю. Вполне возможно, что ни Журбина, ни Дарья Георгиевна сами убийство не совершали, а послали расправиться с Лебедевой своего сообщника, одетого в японскую куртку. Здесь вновь по нулям.
Теперь о фотографии. Дарья Георгиевна так и не сказала мне, куда она делась. Начало было: мол, муж психовал, увидев Лебедеву в непотребном виде. А дальше что? С собой на разборки Сергей Сергеевич взял фотку или сожрал ее от злости?
Патроны и фотография уверенно выводят на Вьюгину. Но она никак не могла пройти по двору незамеченной! Никак.
Если расследование дела зашло в тупик, то надо искать новые доказательства. А надо ли? Я ведь обещал Журбиной, что больше не полезу в это дело. Стоит ли рисковать, докапываясь до истины? За несанкционированный руководством розыск убийцы Лебедевой меня никто по головке не погладит. Примером тому Николаенко — он целый меморандум склепал, чтобы я больше не совал свой нос куда не просят.
Пожалуй, я не стану лезть на рожон, но одну догадку на всякий случай проверю. Вдруг пригодится?
Я выписал из записной книжки Лебедевой все номера телефонов, закрепленных за АТС Центрального района. Ориентиром мне служил номер телефона квартиры, в которой ее убили — в записной книжке он тоже был.
С официально оформленным запросом я пришел в городскую телефонную станцию. Запрос у меня приняли и предложили подождать с ответом две недели: мол, хлопотное это дело — по номерам телефонов адреса искать. Я не стал спорить и пошел к начальнику ГТС.
«Что почта, что телефонная станция — все это сонное царство. Замполитов у них нет, где-нибудь да я найду прокол в организации культурно-просветительской и идейно-политической работы!»
Удача улыбалась мне. В коридоре у актового зала ГТС висел плакат с «дорогим и всеми горячо любимым Леонидом Ильичом Брежневым». Увидев Брежнева, утверждающего, что «Мир без войн — это идеал социализма», я обрадовался ему, как лучшему другу.
В приемной начальника телефонной станции я представился, сказал, что пришел по срочному делу. Начальник ГТС, женщина средних лет, выслушав меня, сослалась на сроки исполнения запроса и предложила подождать как минимум неделю. Я, сделав расстроенный вид, поднялся со стула, пошел к двери и, словно что-то вспомнив, остановился.
— У вас возле актового зала висит портрет Брежнева, — тоном средневекового инквизитора сказал я. — Вы этим портретом на что намекаете? Что не считаете Юрия Владимировича Андропова главой партии и государства? Мне просигнализировать в соответствующие органы о вашем, мягко говоря, странном отношении к Генеральному секретарю ЦК КПСС?
Начальница ГТС побледнела на глазах. За несвоевременное обновление наглядной агитации ей на бюро горкома влепят выговор с занесением в личное дело. За выговором по партийной линии прискачут проверяющие из областного управления связи, найдут недостатки в служебной деятельности и понизят в должности. Начальник ГТС — это ведь не просто руководитель государственного учреждения, это еще и проводник политики Коммунистической партии в жизнь. А что за проводник, у которого черт знает кто на стене висит? Как можно такому человеку доверять телефонную сеть в областном центре?
— Я сейчас посмотрю, что можно для вас сделать, — засуетилась начальница.
Через полчаса список с телефонами и адресами был у меня.
Из всех полученных адресов мое внимание привлекла квартира в том же подъезде, где убили Лебедеву. По моим подсчетам, это была двухкомнатная квартира с окнами, выходящими во двор.
Решив довести начатое дело до конца, я приехал в ЖКО, обслуживающее дом Лебедевой. Паспортистка, не задавая лишних вопросов, выдала мне картотеку на весь дом. В интересующей меня квартире, судя по учетной карточке, раньше проживали три человека: отец, некто Ерохин, 1927 года рождения, его жена и дочь. Хозяин квартиры был выписан в связи со смертью, дочь сменила фамилию (вышла замуж) и тоже выписалась.
«Ерохина Надежда Васильевна, — прочитал я в карточке. — 12 марта 1933 года рождения, место работы — областной совет профсоюзов».
Я вернул картотеку паспортистке и пошел в дом Лебедевой.
«Через эту Ерохину Ленка нашла, кто сдает квартиру на длительный срок. Первого мая гражданка Ерохина была на демонстрации. Квартира ее пустовала. Осталось понять, как обстоит у нее дело с ключами».
На мысль о пустой квартире меня подтолкнула девочка, зашедшая вчера за ключом к Дарье Георгиевне. В наше время многие доверяют ключи от своей квартиры соседям.
Я зашел в подъезд к Лебедевой, осмотрел дверь квартиры на втором этаже. Замок в двери был один. Английский. Если его захлопнуть и не проворачивать ригель на дополнительный оборот, то язычок английского замка можно легко отжать тонкой металлической пластинкой или обычной столовой вилкой.
«Никто не запирает дверь с английским замком на два оборота, — подумал я. — Гораздо привычнее, уходя из квартиры, просто хлопнуть дверью».
Вернувшись в райотдел, я стал искать в записной книжке Лебедевой телефон Валентины Павловны Журбиной. Сначала позвонил некой Вале Ж. — оказалась Валентина Жданова. Позвонил Вале П. — снова промах. Набрал номер абонента Жаба, и мне ответил знакомый мужской голос.
— Валера, привет! Это Андрей Лаптев. Мне нужно с Валентиной Павловной переговорить.
