Глава 14. Богач на час

В четверг ко мне подошел незнакомый молодой человек:

– Андрей Николаевич, вам письмо.

Незнакомец протянул мне неподписанный запечатанный конверт и ушел, не оглядываясь. В управлении я вскрыл послание.

«Дело сделано. Крысятник в третьей городской больнице. Зовут Лобов Евгений Сергеевич».

– Айдар, готовься на выезд, – велел я Далайханову, а сам пошел к начальнику.

– Николай Алексеевич, в третьей городской больнице лежит человек, укравший воровской общак в садовом домике адвоката Машковцова. Я съезжу, переговорю?

– Вчера звонил прокурор города. Он недоволен, что мы перестали делиться с ними оперативной информацией. Воловский так и сказал: «Вы что, перестали нам доверять?» Сейчас ты без ведома прокуратуры отработаешь свидетеля, и поднимется вой: «Почему на первом допросе не присутствовал наш следователь? Где взаимодействие между правоохранительными органами?»

– А кто сказал, что этот Лобов – преступник? Предположим, я от нечего делать обхожу всех больных в третьей городской больнице. Зашел в отделение травматологии, и мне первый встречный выложил всю правду-матку. Я, кстати, не знаю, чем разговор закончится. Денег-то у Лобова уже нет.

– Андрей Николаевич, давай подстрахуемся. Оформи поездку в больницу как отработку анонимного звонка. Напиши рапорт на мое имя, если что, им и прикроемся.

В больнице, перед тем как встретиться с Лобовым, я зашел в ординаторскую, переговорил с его лечащим врачом.

– Евгений Сергеевич поступил к нам вчера вечером, – сверяясь с историей болезни, начал врач. – Из травм у него выявлено: перелом пяти ребер справа и шести ребер слева, переломы трех пальцев рук, множественные гематомы по всему телу. На наши вопросы пациент пояснил, что упал с лестницы, катился кубарем вниз и все переломал.

– А как вы видите картину? – спросил я.

– Больного били ногами, били твердым предметом по кистям рук, тушили об него сигареты. На левой руке у пациента два характерных округлых ожога. Он говорит, что пьяный дважды промахнулся мимо пепельницы и сам о себя окурки затушил… Вы не подскажете, кто этот человек? Его ведь не с улицы подобрали, а прямо в приемный покой привезли. Не успели мы осмотреть больного, как прибежал завотделением с глазами по пятьдесят копеек и дал указание поместить пациента в отдельную палату. Кто он?

– Никто. После моего ухода можете перевести его в общую палату.

Врач равнодушно пожал плечами: «Не хотите говорить – не надо. Мне-то до этого больного и дела нет. Я уже сообщил о его травмах куда надо».

– Айдар, – повернулся я к Далайханову, – пока я буду у Лобова, узнай, кому передали сообщение о поступлении в больницу человека с криминальными травмами и какое решение будет принято по этому сигналу. Доктор, проводите меня к пациенту.

– У него скоро прием лекарств.

– Ничего страшного. При мне пилюли выпьет.

Евгений Лобов оказался смуглым пятидесятилетним мужчиной небольшого роста, щуплого телосложения. От внутренних болей черты лица его заострились, густые черные брови сомкнулись на переносице, словно мужчина однажды поморщился и не смог обратно разгладить лицо.

– Здравствуйте, Евгений Сергеевич, – приветливо сказал я. – Как вы себя чувствуете? Я из милиции, меня зовут Андрей Николаевич Лаптев. Расскажите, пожалуйста, что с вами вчера произошло?

Я придвинул к кровати больного табурет, присел на самый краешек.

– У меня уже были из милиции, и я им все рассказал, – недовольным тоном ответил Лобов. – Оставьте меня в покое, я плохо себя чувствую.

Я обернулся, проверил: не открылась ли дверь в палату? Все в порядке. Дверь закрыта, можно работать.

– Позвольте, Евгений Сергеевич, немного помочь вам. – Я взял пациента за подбородок, поправил его голову на подушке. – Вот так будет лучше.

Довольный внесенными изменениями, я улыбнулся больному и со всего размаху влепил ему звонкую пощечину. Голова Лобова метнулась в сторону, он негромко вскрикнул. Я вскочил с табуретки, схватил мужичонку за грудки, приподнял над кроватью:

– Что ты, гнида, ментам рассказывал, как с лестницы упал? А про спортивную сумку, полную денег, рассказал? Про трупы в домике Машковцова все выложил? Запомни, ублюдок, ты до сих пор живой только потому, что я об этом попросил. Ты украл воровской общак, и по законам преступного мира тебя положено казнить.

– Я ничего не знаю, – прохрипел Лобов. – Отцепись от меня, сволочь! Я на тебя жаловаться буду.

– Жаловаться? – Я разжал руки, выпрямился, отряхнул ладони о штанины. – Жалуйся. Сегодня же прокурору на меня заявление напиши. Тебя где уму-разуму учили? На кладбище? После выписки съездишь туда еще раз, только обратно уже не вернешься. Я снимаю табу на твое убийство. Ты мне больше не нужен. Денег у тебя нет, а как свидетель ты не хочешь сотрудничать. Желаю тебе всего наилучшего!

– Погоди, – запротестовал мужик. – Какое табу ты снимаешь?

Я вышел из палаты, прикрыл за собой дверь, но уходить не стал. Пациент должен созреть для раскаяния. Он должен прочувствовать, что остался один на один с коварным и безжалостным миром.

К палате подошла симпатичная медсестра с подносом в руках. Я предупредительно открыл ей дверь, пропустил девушку внутрь и вошел следом.

– Давайте примем лекарство, – обратилась медсестра к Лобову. – Сядьте на кровать, откройте рот.

Больной инстинктивно поднял руки, чтобы самому взять таблетки, но кисти рук у него были загипсованы, так что он ни есть, ни пить самостоятельно не мог.

– Вот так, хорошо. – Медсестра с ложечки скормила пациенту таблетки, дала запить водой из мензурки. – Куда укольчики поставим? Давайте в плечо, чтобы лишний раз не переворачиваться.

Поставив два укола, медсестра вышла из палаты. Столкнувшись с ней в дверях, вошел Далайханов.

– Андрей, давай выйдем, я расскажу, что узнал.

– Говори при нем, – велел я.

– Сигнал отрабатывала оперативная группа Центрального РОВД. Этот тип, – Айдар показал рукой на Лобова, – сказал им, что упал с лестницы, покалечился сам и ни к кому претензий не имеет. Завтра центральщики откажут в возбуждении уголовного дела. Что тут расследовать, если он сам ничего не хочет?

– А что он может хотеть? – нехорошо усмехнулся я. – Гражданин Лобов попал впросак. Куда ни кинь – всюду клин. По нашим советским законам за кражу денег и недонесение об убийстве ему светит лет пять. Он этого хочет? Нет. С другой стороны, за кражу общака его в первой же зоне придушат. Только ни до какой колонии он не доедет. Как только выпишется из больницы, так тут же и исчезнет… Пошли, Айдар. Мне с живым трупом разговаривать не о чем.

– Подождите, – заерзал на кровати Лобов. – Я же не знал, что вы в курсе этих денег. Мне на кладбище сказали, что если разболтаю ментам о садовом домике, то мне тут же язык отрежут.

– Не ври, – не скрывая презрения, сказал я. – Бандиты знали, что я приду к тебе с расспросами, и не могли так сказать. Даю гарантию, что они тебе даже фамилию мою назвали.

– Откуда я знаю, что вы – это тот самый Лаптев? – стал оправдываться Лобов. – Вы же удостоверение мне не показывали.

– Слушай меня, убогий, – я вновь присел на табурет, – или ты сейчас мне все подробно расскажешь, или мы уйдем. Я не собираюсь на тебя зря тратить свое драгоценное время, у меня других дел полно. Итак, начнем. В прошлый четверг ты приехал к себе на мичуринский участок. Что было дальше?

Лобов поморщился, повозился в постели, попросил прислонить подушку к спинке кровати, с нашей помощью попытался сесть, но ничего не получилось. Переломанные ребра не позволяли ему находиться в вертикальном положении.

– Я так, лежа буду говорить, – морщась от боли, пробурчал он. – В четверг я смотрю: приехал сосед, адвокат Машковцов. Дай, думаю, схожу, проведаю, поболтаю за жизнь. Одному-то скучно вечером сидеть, а так, может, по рюмке выпьем, все веселее будет. Подхожу к его домику – машина адвоката стоит немного не там, где обычно. Я еще подумал: «Может, Юра пьяный приехал да с местом постоянной стоянки промазал?» Он как-то раз приехал на участок чуть тепленький, так машину вообще в лог загнал, по самые передние колеса в болоте утопил. Трактором потом вытаскивали… Так что же потом? А потом я вошел в ограду, смотрю, хозяина ни в огороде, ни на веранде нет. Прошел в дом, а там – мать честная! – три трупа и все в крови!

– Не ври, – жестко перебил я. – Я был в садовом домике. Где ты там «все в крови» увидел? Лобов, я тебя предупреждаю в последний раз: если у нас разговор не состоится, то готовься к встрече с Создателем. Завещание напиши, место на кладбище присмотри. Ты понял меня?

– Понял. Дальше рассказывать?

– Как лежали трупы? – Я решил взять инициативу в свои руки. – Подробнее, кто где был?

– Двое окочурились у стола. Один сидел, другой на полу лежал. Я потрогал того, что за столом сидел, – он уже холодный был. На улице-то снег шел, в домике не топлено, вот он и остыл, закоченел. Адвоката я не трогал. Чего его трогать, если и так понятно, что он уже не поднимется? Голова вся в крови, рядом молоток валяется… Сумка с деньгами была на кровати, а на столе, на столе тоже деньги были! Много денег. Я сгреб их в сумку и ушел. На улице как раз снег повалил, потемнело, так что меня никто не заметил.

– Вернемся к адвокату, – предложил я. – Ты уверен, что это был именно он?

– А чего не он-то? Куртка его, домик его, тачка у забора – тоже его. Я к нему близко не подходил, он в крови лежал, чего я буду зря ноги марать? Видно же, что мертвый, не шевелится.

– Какое освещение было в домике, ты свет включал?

– Чтобы у него электричество включить, надо рубильник повернуть, а где в его доме распределительный щиток, я не знаю. У меня с собой фонарик был, я им светил. Я всегда по вечерам из дома с фонариком выхожу. Мало ли что, засидишься в гостях, обратно без фонарика как возвращаться? Лужи кругом, грязь. Было бы сухо – другое дело.

– Давай дальше.

– Я принес деньги к себе, пересчитал. Наутро к первому трамваю вышел, приехал домой, тысячу оставил на мелкие расходы, а остальные за город увез, закопал в приметном месте.

– Не хило ты жить начал, – хмыкнул Айдар. – Тысячу – на мелкие расходы! А на остальные домик у моря прикупить хотел?

– Ничего я не хотел. Каждую ночь лежал и думал, куда такую прорву денег можно деть.

– Сколько ты потратить успел? – спросил я.

– Пятьдесят три рубля. Эти, что били меня, сказали: «Выйдешь из больницы – отдашь». Могли бы и простить, ан нет, крохоборы, над каждой копейкой трясутся. Я теперь на лекарства больше потрачу…

– Кто же тебя заставлял чужие деньги брать? – усмехнулся я. – Ты там, в садовом домике, не подумал, что у этих денег может быть другой хозяин? Скажи спасибо, что живой остался.

– Родственникам про деньги говорил? – поинтересовался Айдар.

– Промолчал. Как я им объясню, что у меня откуда ни возьмись сто двадцать тысяч объявилось? Жена бы нашла, куда их деть, а я так и не придумал. Даже в руках толком не подержал.

Мне представилась картина: ночь, под потолком в садовом домике тускло светит электрическая лампа без абажура, окна прикрыты ставнями, шторы задернуты. Двери заперты на все замки и все задвижки. За столом сидит немолодой сгорбленный мужичонка и дрожащими руками пересчитывает пачки денег. Делит их на кучки, раскладывает по номиналу: десятки к десяткам, полтинники к полтинникам. Время от времени вздрагивает и прислушивается: не идет ли кто, не пора ли спрятать деньги под кровать?

«Коварная синусоида, – подумал я, – дала ему насладиться вкусом богатства, а потом разом все отняла. Она такая, синусоида: одной рукой тебе пирожное протягивает, а другой может под дых врезать».

– Когда мы в субботу осматривали садовый домик Машковцова, то самого адвоката в нем не было. Куда он делся? – спросил я.

– Не знаю. Я его вообще не трогал, может, он живой еще был?

– Ты же только что утверждал, что адвокат был мертв, а сейчас уже юлить начал из стороны в сторону. Так куда делся третий труп? Ожил и своими ногами ушел?

– Я ничего не знаю! – занервничал свидетель. – При мне он лежал и не подавал признаков жизни. Что было потом, я не знаю… Может быть, после меня кто-то пришел и забрал его тело? Этих двух оставил, а адвоката унес.

– По вашей аллее этой ночью проезжали автомобили?

– Не было такого. Холодина же на улице, в саду делать нечего. Я-то поехал на участок от жены отдохнуть. Мы повздорили с ней в тот день, я психанул – и на мичуринский, пар выпустить. А тут сосед приехал. Отчего бы не зайти, не проведать его? Юра, к слову сказать, без бутылки на участок не приезжал, а родня у него вся непьющая была.

– Вы часто встречались?

– Было дело, выпивали. У него же участок от меня совсем рядом: через сад и через дорогу. Пять минут ходьбы.

– Лобов, объясни мне одну вещь. Ты приятельствовал с Машковцовым, звал его по имени, нахлебничал, пил его водку. И вот настал момент, когда ты мог спасти ему жизнь. Ты вошел в домик и увидел, что адвокат лежит весь в крови, и не понять, жив он или мертв. А если он только ранен и находится без сознания? Ты же, Лобов, даже не наклонился к нему, не пощупал пульс. Ты увидел деньги, побросал их в сумку и убежал. Скажи, тебе не было жалко соседа?

– А чего его жалеть, если он мертвый был? Сами-то на моем месте как бы поступили?

В коридоре зазвенела, задребезжала тележка с лекарствами – это дежурная медсестра пошла обходить лежачих больных. Одноместная палата Лобова – третья с краю. Минут через десять медсестра заглянет к нам, за ней придет санитарка, сменит под пациентом утку. Пора уходить. Работа со свидетелем окончена. Больше он ничего интересного не расскажет. Ему просто больше нечего вспоминать. Одиссея гражданина Лобова в прошлый четверг была коротка: пришел, увидел, украл, убежал.

– Сегодня к тебе приедет следователь прокуратуры, – сказал я, поднимаясь с места, – расскажешь ему, как дело было.

– Меня не посадят? – заворочался на кровати несостоявшийся богач.

– Не думаю. Если будешь молчать про деньги, а скажешь только про трупы, то отделаешься годом условно. Миг позора, и ты свободен.

– У меня вопрос есть, можно спрошу?

Я молча кивнул головой.

– Когда все это началось, бандиты выволокли меня из дома и отвезли в лес, стали бить, но я держался. Я говорю им: «Вы ошиблись, нет у меня никаких денег!» Они били, били меня, сигареты об руку тушили, а потом привезли на кладбище. Вечер, народу никого нет, по могилам вороны скачут, кругом кресты – жутко, словами не передать. Подводят они меня к свежевырытой могиле и говорят: «Сегодня состоятся твои похороны, но если деньги отдашь, то живым оставим». Я взмолился, говорю: «Нет у меня никаких денег!» И тут к нам подходит человек-обрубок, ростом где-то метр сорок, не больше. Лысый, глаза навыкате, в зубах окурок сигары, на голове шляпа с широкими полями. Этот карлик посмотрел мне в глаза, усмехнулся и говорит: «Долбите эту падлу, пока все не расскажет. Деньги – у него!» Бандиты потащили меня к зданию администрации, положили руки на колоду и стали молотком по пальцам бить. Тут я сдался и все рассказал.

– Стоило ли так упорствовать, убить же могли? – спросил Айдар.

– Понятно, что могли, – отмахнулся Лобов. – Я вот что хочу спросить: кто этот карлик? Он как глянул на меня, так мурашки по телу пошли.

– Этот человек – известный карточный шулер, тонкий психолог, мошенник экстра-класса. Он по твоим глазам понял, что ты врешь.

Дребезжание тележки с лекарствами приблизилось. Пора уходить.

– Выздоравливайте, гражданин Лобов! – сказал я. – Нам пора. Ждите следователя.

– Это все? – приподнялся с кровати свидетель.

– Нет. Напоследок я хочу дать тебе один совет. В другой раз, если увидишь сумку с деньгами, не поленись, понюхай купюры – они иногда кровью пахнут, а кровь невинных жертв имеет обычай мстить за себя. Всего тебе наилучшего!

…Мои пожелания не сбылись. Московские и грузинские воры в законе отказали Почемучке в коронации, и он, взбешенный до предела, приказал покарать всех, кто имел отношение к похищению общака. Адвоката Машковцова бандиты не нашли, так что отыгрались на Лобове. Его убили ударом ножа в сердце. При осмотре трупа милиционеры обнаружили в кармане потерпевшего жирную крысу, задушенную капроновой нитью…

Покинув больницу, мы с Айдаром пошли на остановку.

– Что ты молчишь? – спросил он. – Об этом воришке думаешь? Мерзкий тип, скользкий. Такой за деньги мать родную продаст и угрызений совести испытывать не будет.

– Плевать мне на этого Лобова, я об адвокате думаю. Труп, который он видел, – это не Машковцов, волосы на молотке не его. Спрашивается: куда делся Юрий Эдуардович? Он как фантом: появляется то тут, то там, а потом исчезает. У меня такое ощущение, что нас водят за нос, дурачат, и я не пойму в чем.

– Если тебе наплевать на Лобова, то наплюй и на адвоката, – посоветовал Далайханов. – Преступление раскрыто, налетчики установлены. В пятницу Малышев прикажет объявить Машковцова в розыск, и на этом все закончится.

– До тебя не доходили слухи, что Клементьев снова стал прикладываться к бутылке? В субботу почему-то Малышев меня дернул в садоводческое товарищество, а не его. У меня ребенок больной, оставить не с кем, а у Геннадия Александровича дети взрослые, жена не больная, почему бы ему не съездить на место происшествия?

– Я так думаю, что если бы Клементьев раскодировался, то наверняка бы ушел в запой. В понедельник я его видел. Бодренький такой, не опухший. Андрей, ты всякую ерунду в голову не бери и за Малышева решений не принимай. А если тебе Клементьев не дает покоя, то спроси у Николая Алексеевича напрямую: запил его второй заместитель или нет?

– Больно мне надо в чужие дела лезть! Я о Клементьеве так, между делом поинтересовался. Если он раскодировался, то скоро узнаем.

На работе нас ждал сюрприз: посреди кабинета на полу лежал запечатанный конверт.

– Под дверь сунули, пока никто не видел, – догадался Айдар.

Я вскрыл послание. Текст начинался с биографии участвовавшего в нападении на квартиру Желомкиной налетчика по фамилии Здрок. Воры славно потрудились! Они установили всех родственников Здрока, включая двоюродных братьев и сестер, живущих в Томской области. Сведения о втором бандите, Степанове, были такие же подробные.

Для себя я отметил одного человека: Андрей Вешняков, сводный брат Степанова.

«Андрей В. из дневника Кислицыной Лены – это наверняка Андрей Вешняков. Ему пятнадцать лет. Он хоть и не живет в одной квартире со своим братом, но поддерживает с ним родственные отношения. Проболтался паренек братику про общак, вот они и не искали, где деньги спрятаны».

Часов в шесть в коридоре поднялась беготня, захлопали двери, раздались не то выкрики, не то команды.

– Айдар, выгляни, посмотри, что случилось. Может, пожар начался, а мы тут сидим в полном неведении.

Далайханов вышел в коридор и тут же вернулся:

– Лучик помер!

– Да ты что?! – вскочил я с места. – Когда?

– Два часа назад. Андрей, пошли в актовый зал. Большаков срочно весь личный состав управления собирает. Будем готовиться к похоронам.