Мы меня теряем; «мы» в данном случае означает «сообщество уважаемых хомосапиенсов». Представителей делегации джиннов и саламандр просят пройти к кассе и оплатить приобретение. Понимаю, что не о таком пополнении вы мечтали, но, уважаемые, кому сейчас легко.

В городе минус двенадцать; выпустить себя из дома в половине шестого вечера мне удалось только под честное слово, что до угла и сразу обратно. Я всегда выполняю такие договорённости, потому что благоразумно не уточняю, до какого именно угла. Угол может быть какой угодно, в этом секрет.

Выйти из дома в половине шестого вечера, три часа спустя обнаружить себя у витрины с мороженым, а в своём сердце младенческое желание это мороженое купить – даже для меня довольно сильное впечатление. Мороженое не было куплено, что свидетельствует о хотя бы частичной сохранности мозга, так что в этом смысле мы пока не теряем меня. Но всё-таки отчасти теряем, потому что когда три с лишним часа ходишь по городу в минус двенадцать и снимаешь перчатки (когда мне жарко, я всегда первым делом снимаю перчатки, а летом стараюсь по возможности взять в руки лёд, или хотя бы подставить их под холодную воду, терморегуляция у меня происходит так) – так вот, когда снимаешь перчатки и начинаешь расстёгивать куртку в минус двенадцать, ощущаешь себя не очень-то органическим существом. Это приятно, но с непривычки стрёмно; мне всё с непривычки стрёмно, я немножко трусло.

Когда три часа ходишь по городу в одиночестве с музыкой в ушах, время от времени покупаешь кофе, сидишь с ним на улице (многие наши кофейни, к счастью, оставили летние веранды, храбрые чёрные стулья и столы вызывающе торчат из сугробов вечерней январской тьмы, как беззлобный, но бодрый фак климатическим обстоятельствам и вообще всему), а тебе всё жарче и жарче, так что правда впору купить мороженое, начинаешь понимать: то, что мы прежде считали внутренним огнём – это были просто фантазии. Потому что настоящий, если уж возгорается, то ещё и физически греет. Огонь есть огонь.

Когда, поскользнувшись на куске гололёда, для виду присыпанном снегом, теряешь равновесие и понимаешь, что, похоже, придётся падать, не выкручусь на этот раз, можно не просто (как часто бывает) смутно чувствовать чьи-то руки, придерживающие за плечи во время прогулок (чтобы, видимо, ветром заиньку не унесло), но и явственно ощутить, как эти невидимые руки, типичная игра романтично настроенного воображения, приподнимают тебя, переставляют, как шахматную фигуру, на соседнюю клетку, где гололёда нет, ещё и выравнивают, чтобы не пришлось садиться на жопу. Со стороны, наверное, выглядит, как неуклюжий прыжок, а может вообще никак не выглядит, просто идёт человек и не падает, ну так и не должен, не падать – обычное дело, ходят же как-то все.

Когда сидишь (на летней веранде кафе в январе, в минус двенадцать, а где мне ещё сидеть) и смотришь, расслабив глаза, на всё сразу, и ни на что конкретно, можно увидеть, как реальность окутывает золотистый туман, полный тепла и покоя; нет, не так, никто ничего не окутывает, просто этот тёплый золотистый туман и есть так называемая «реальность», весь мир – туман, я – туман, и вы – тоже туман, даже если вам с непривычки стрёмно, это я пойму как никто.

Всё это, конечно, не про погоду, но пусть считается, что про погоду. А то вообще непонятно (даже мне непонятно), о чём это я.