79

Герцог Бозон Вьеннский открыл город Труа для королевской ассамблеи, которую созвал новый монарх, Людовик Заика, взошедший на престол восьмого декабря прошлого года. Ожидания от этого собрания были, как никогда, велики. Город и предместья бурлили от наплыва рыцарей и их прислуги, ряды палаток терялись за горизонтом; в поле даже воздвигли несколько деревянных часовен, чтобы дворяне могли ходить к мессе. И мало кто из вельмож, епископов и аббатов пропустил столь важное событие.

Уже несколько недель в городе только и было разговоров что о предстоящем визите папы Иоанна Восьмого, намеченном на середину августа; ожидался также внушительный кортеж из епископов, рыцарей и гвардейцев. Иоанн перешел Альпы и добрался до Арля, где его встретил Бозон, которому понтифик теперь полностью доверял. После неудачной попытки созвать собор в Лионе папа направился в Труа, где ему предстояла встреча с новым королем франков. Иоанн вступил в город, сидя на знаменитом золотом кресле. Бок о бок с ним на белом жеребце гарцевал блистательный молодцеватый герцог, здесь же была его прекрасная молодая супруга Эрменгарда Лотарингская.

Королевский двор и представители знати, онемев от изумления и разрядившись в пух и прах, вышли встречать папу и властительного Бозонида, которого, как поговаривали знающие люди, Иоанн Восьмой собирался усыновить. Даже если слухи и были правдивы, понтифик не пожелал давать им новое подтверждение, отказался от приглашения разместиться во дворце Бозона и разбил собственный лагерь за пределами Труа.

Ришильда приветствовала высоких гостей; здороваясь с Эрменгардой, она пожалела, что при ней нет Ротель – колдунья бы сделала с этим белым личиком без единой морщинки то же, что сотворила с Дрого де Борром. Своей-то жене Бозон заделал здоровую дочку!

Седьмого сентября прибыл новоиспеченный король в сопровождении многочисленных придворных и своего камерария Теодориха. Папа совершил очередную коронацию, подтверждая законность притязаний Людовика. Болезненный облик Людовика не остался незамеченным. Сын Карла Лысого никогда не отличался крепким здоровьем, а на пиру, устроенном в его честь Иоанном и местной знатью, государь не пренебрегал ни вином, ни яствами. Людовик являлся на ассамблею в сопровождении Гинкмара из Реймса, но ни во что не вмешивался и сидел с отсутствующим видом.

Стало известно, что, проезжая через Готию, папа – быть может, чтобы избежать недоразумений с Бернатом, который до их пор оставался правителем этих земель, – продиктовал письмо, осуждающее своеволие Гифре, Миро и их братьев, которые сместили священников и чиновников, назначенных маркграфом, и вторглись в Септиманию для усмирения мятежа. Бозониды стояли во главе войска, подавлявшего сопротивление сторонников Берната. Маркграф Готии выжил, но вместе со зрением лишился также и рассудка и в бреду жаловался на демоницу небывалой красоты, которая приходит его терзать из своей вечной тьмы. Бесповоротно обезумевший Роргонид был заперт в Отёне, и не было у него ни вассалов, ни солдат.

Однако, оказавшись в Труа, понтифик сразу же позабыл о своем грозном письме и как героев приветствовал Беллонидов – готов из Испанской марки, Гифре Волосатого и его брата Миро.

От Орлеана Изембард ехал вместе со своим тестем; капитан не уставал поражаться легкости, с которой двор и знать предавали забвению трагические события и град смертей, который принес с собой недавний мятеж. Наступили новые времена. Договоры теряли силу, вчерашние враги без зазрения совести заключали союзы. Когда в Труа приехали епископы Барселоны, Уржеля и Жироны, а с ними и архиепископ Сигебут Нарбоннский, Изембард подошел приветствовать Фродоина. Это была теплая встреча двух старых друзей, и дружба их подкреплялась взаимным уважением.

– Замок Тенес скоро можно будет заселять, – сообщил епископ, как всегда хорошо информированный. – Когда ты вернешься? Рыцари Марки нуждаются в своем капитане. Айрадо слишком порывист для этой должности, с него станется взять и в одиночку развязать войну.

– Моя дочь родилась живой и крепкой девочкой, но сейчас слишком рано везти ее в далекий серый замок. Надеюсь, король передаст мне владение моего отца.

– Об этом можешь не тревожиться, любезный друг, все так и будет.

Епископ хитро улыбнулся и скрылся в своем шатре. Он привез с собой Жорди, нескольких клириков – знатоков готского и каролингского права, а еще юного Астральда. Как и ожидал Фродоин, король принял его с почестями. Он ведь был тот самый епископ, который нашел мощи святой Эулалии, что сильно помогло сторонникам романского обряда в Барселоне. Даже сам Гинкмар прилюдно поклонился епископу, когда они встретились на ассамблее. Новый король был обязан Фродоину своей короной, теперь настал момент обговорить условия компенсации.

Ориоль крепко обнял Изембарда. Оба они знали, какое обстоятельство лишает их встречу прежней радости.

– Я буду ее беречь, друг. Она никогда не посмотрит на меня так, как смотрела на тебя, но я надеюсь сделать ее счастливой.

Изембард потряс его за плечи и печально улыбнулся:

– От твоих слов мне только больнее, но я знаю, это правда. Ориоль, я тебя по-настоящему уважаю. И я никогда не обману своего друга.

Капитан гвардейцев с облегчением кивнул. Хотя любовь, как вода, всегда отыщет себе лазейку, он верил слову Изембарда. Года побудила Ориоля сделать решительный шаг, и Элизия приняла его предложение со спокойной радостью – напомнил себе рыцарь из Тенеса. «Миракль» давно уже работал как будто без ее участия: в доме распоряжались Эмма с Айо, на кухне заправлял Гальдерик. Хозяйка осуществляла только общий надзор – когда не была занята с детьми или не перечитывала копию, снятую с книги Доданы, которую Берта подарила ей во время холодного прощания. Элизия шила себе свадебное платье, радуясь, что наконец-то может пользоваться раненой рукой. Они с Ориолем заслуживали долгой дороги на пути к старости, когда спутники знают, что сумели справиться со всеми злоключениями, выпавшими на их долю.

Девятого сентября Фродоин одержал свою первую победу: отныне, согласно lex gotica, святотатцев, практикующих мосарабский ритуал и присваивающих церковное имущество, ожидают жестокие наказания. Власть епископа, таким образом, подтверждалась правом применения силы. Фродоин даже добился денежной компенсации на восстановление церквей и поля святой Эулалии. Но для города Труа самым важным событием ассамблеи явилось празднество, назначенное на следующий день. Бозон и его супруга Эрменгарда открыли двери своего дворца для королевской свиты, для папы и для самых владетельных вельмож, чтобы отпраздновать помолвку своей дочери Энгельберги, почти новорожденной, с сыном Людовика Заики, одиннадцатилетним Карломаном.

В такой вот непринужденной обстановке король неофициальным образом поделил территории, остававшиеся спорными после прошлогоднего мятежа, о котором никто даже и не вспоминал. Бозон сохранил за собой обширные владения в бассейне Роны, Бернат Плантапилоса получил Аквитанию, а камерарий Теодорих за свою верность Людовику Заике удостоился графства Отён. Оставалось распределить только графства Берната из Готии, и с этим предстояло покончить на следующий день.

В исторический день 11 сентября 878 года главные люди королевства под колокольный перезвон вернулись на ассамблею. Папа отлучил Берната из Готии от церкви, а король Людовик лишил его всех владений. Прежние вассалы покинули Берната еще до его помешательства – под давлением графа Гифре Уржельского и его братьев. Бернат, жребий которого оказался хуже смерти, был обречен на забвение в Отёне, под опекой его брата Эмено́ и других родственников из дома Роргонидов.

Епископ Фродоин запросил перерыв в заседании: ему требовалась частная беседа с королем и его первыми советниками. Фродоин получил от графов Беллонидов разрешение говорить от их имени, и теперь все ждали, как пройдет эта закрытая встреча.

Как только Фродоин вошел в ризницу, король брюзгливо поморщился.

– Вы же знаете, епископ: все уже решено! – Людовику хотелось поскорее завершить разговор и начать очередное пиршество, но Фродоин был намерен выжать все выгоды из своего нынешнего положения. – Будет именно так, как вы хотели: граф Гифре получит Барселону, Жирону и округ Безалý. Гифре также восстановит бывшее графство Осона, которое вместе с Уржелем и Серданьей занимает значительную часть Испанской марки. Миро станет графом Руссильона. Я ожидаю, что братья будут охранять границу и заселять эти земли крестьянами.

– Вы очень прозорливы, мой господин: теперь графами Марки станут готы.

– Тогда к чему эта тайная беседа?

Фродоин внутренне содрогнулся. С самого первого ночного разговора с Годой он трудился ради этой минуты. Все слезы его бессонных ночей, вся пролитая кровь сейчас стекались в эту маленькую ризницу, где собрались несколько человек, обладающих властью.

– Мой господин, ваш прадед Карл Великий отвоевал эту землю у сарацин, а потом миновало восемьдесят лет борьбы и мятежей, порождавших только голод и нищету. Марка остается темным пятном на карте королевства, и работа по созданию процветающего края потребует усилий не одного поколения.

– Чего вы от меня хотите?

– Чтобы потомки графа Сунифреда из дома Белло Каркассонского смогли по праву наследовать титулы и земли своих отцов.

– Положить начало наследственному праву в графствах, без вмешательства короля? – поразился Гинкмар.

– Власть короля создаст это право, а будущим королям придется с ним считаться. Непрерывность правящей династии необходима для сохранения стабильности и длительного мира. Я убежден, от такого порядка выиграет все королевство.

– Подобное решение не имеет прецедентов, – проворчал камерарий.

– Кордовский эмират – могущественная держава. Его сдерживание потребует великих усилий и, главное, времени – однако династия, укорененная в Испанской марке, ослабит сарацинскую угрозу.

– Но что получит корона в обмен на потерю права назначать подходящих графов по своему усмотрению?

Фродоин перевел взгляд на Гифре и Миро:

– Вассальную зависимость от короны и верность, которую в прошлом году продемонстрировали Беллониды.

Предыдущие Каролинги такого никогда бы не допустили, однако слабый король Людовик уже подозвал своих советников, они принялись обсуждать неожиданное предложение. При условии стабильности в Марке франки могли бы сосредоточить усилия на норманнской угрозе и даже вернуть себе немецкие территории.

Когда Людовик Заика вновь обернулся к епископу, у Фродоина на глаза навернулись слезы. Гинкмар смотрел на него с гордостью. Фродоину не хватало только присутствия Годы.

– Я своею властью предоставляю графам Гифре и Миро, а также всем их грядущим наследникам право передавать свою власть по наследству, в соответствии с каролингским законом. Наследник должен будет предстать перед королем сразу после восшествия на графский трон, дабы выказать монарху покорность и уважение. – Людовик посмотрел на Гинкмара и Теодориха, те одобрительно склонили головы. – Вы понимаете, что во избежание общего недовольства это решение не будет оглашено на ассамблее?

– Да будет так, милостью Божией, – ответили Фродоин и Беллониды.

Гинкмар подозвал к себе личного писца, который вел записи для последующего занесения в хронику, и продиктовал: «Et per alios secrete dispositos…» И этими «прочими секретными распоряжениями» был изменен ход истории в Испанской марке.

Покинув ризницу, государственные мужи заняли свои места на ассамблее. Гинкмар из Реймса, Бозон Вьеннский, Бернат Плантапилоса, Ришильда Прованская, Изембард из Тенеса, Фродоин, Гифре, король Людовик, Гуго Вельф, Теодорих, папа Иоанн Восьмой – все сознавали, что это вовсе не конец долгой истории. Новые заговоры, альянсы, интриги, измены, битвы и приключения – все это было записано в книге Бога, и темные времена еще не миновали. События в Марке всколыхнут и христианский мир, и великие души – такие, как души Элизии, Ориоля, Годы, Астральда, Жорди, Жоана, Леды, Эммы и Гальдерика. Но Барселона будет жить.