6

Солнце уже встало над горизонтом, когда Фродоин закрыл потертый требник. Голова его кружилась, сил не осталось. Минувшая ночь была самой длинной в его жизни.

Епископ благословлял своих колонов, читая страх на их лицах. Лес по-прежнему стоял вокруг них. Они до сих пор не вышли из леса, и некоторые семьи все еще искали своих пропавших. Маленькая Ада стала первой из многих, кого унесло ночное нападение. В лесу нашли двенадцать истерзанных тел; несколько девушек и две девочки исчезли без следа. Фродоин не хотел хоронить мертвецов в неосвященной земле, но еще меньше ему хотелось въезжать в Барселону во главе похоронного кортежа. Пусть тела временно обложат камнями, а через несколько дней посланные им люди вернутся и заберут их в город, решил он.

Епископ вперился взглядом в Дрого: он не верил в столь своевременную подмогу. А тот стоял с самодовольным видом, в окружении дюжины воинов. Несмотря на горделивую осанку, в его холодном взоре сквозило беспокойство. На черных волосах блестела железная диадема, на тунике, надетой поверх доспехов, был вышит дракон: де Борр бахвалился, что победил такого зверя в пещере Монтсени. Никто не осмеливался ставить этот подвиг под сомнение, но ведь никто достоверно и не знал, что за создания водятся в этих таинственных горах.

Теперь все видели в Дрого спасителя новоявленного епископа, но самого епископа не оставляли тревожные сомнения. Больше других об этом человеке мог поведать Жорди, и Фродоин решил переговорить с молодым монахом и Сервусдеи без свидетелей.

– Мой господин, этим людям не следует доверять, – серьезно предостерег его Жорди.

– Ты говорил мне это еще в Жироне, но теперь я хочу знать больше, – тихо сказал Фродоин. В Жироне он нанес Дрого де Борру оскорбление и теперь корил себя за неосмотрительный поступок.

– Этот человек называет себя законным потомком Роргонида де Борра, что из Серданьи, который был вассалом графа Берната Септиманского, однако в Барселоне всем известно, что он бастард, что Роргонид еще в отрочестве отправил его в монастырь и повелел принять сан священника. Поговаривают, что монахи, устав от его бесчинств, продали Дрого как раба на галеры в Ахен. – Жорди заговорил тише. – А еще рассказывают, что корабль потерпел крушение у африканского побережья, юношу сочли погибшим, но потом он вернулся в город… и не один. Кое-кто утверждает, что с ним вместе явился дух или демон, черный как головешка.

– Сплетни, – отрезал Сервусдеи.

Но Фродоину стало тревожно. Африка была неведомой землей. Никто не знал, какие зловещие тайны прячутся по ту сторону ее горячих песков.

– Все может быть, брат, – мрачно продолжил Жорди. – Дрого возник из ниоткуда в замке де Борр. Отец его к тому времени умер, а сводные братья, чтобы только от него отделаться, дали ему оружие и коня. Он присоединился к сподвижникам Гильема Септиманского, когда тот пришел в Барселону, чтобы отомстить за своего отца, Берната. И говорят, он настолько пропитал слабую душу Гильема, что она сама сделалась черной точно уголь. Вы знаете, чем все закончилось – кровавой бойней.

– И что же, его не схватили вместе с Гильемом и его мятежными вассалами в восемьсот пятидесятом году?

– Когда узурпатора казнили возле ворот Жироны, Дрого уже от него ушел вместе с небольшим отрядом. Он укрепился со своими людьми в Осоне. Дрого грабил и христианские, и сарацинские деревни, что сильно ухудшило отношения с Сарагосой и Льейдой. Возможно, именно безрассудства Дрого привели к прошлогоднему набегу на Барселону. Графы Гунфрид из Готии и Саломо́ Уржельский не могут с ним справиться, и многие верят, что этому человеку, помимо его наемников, служат и дикие шайки вроде той, что напала на нас. Дрого в Африке отрекся от Христовой веры – вот что говорят люди.

– Ты считаешь, это он наслал на нас дикарей, а потом явился, чтобы нас спасти?

– В Жироне он хотел оказать услугу, но вы отвергли его помощь. Без капитана Ориоля мы оказались в сложном положении, мы были беззащитны, и Дрого явился как по воле Провидения. Так что, епископ, – да, это возможно.

– Теперь у меня перед ним долг благодарности, – недовольно признал Фродоин. – Что ему нужно? Богатство, привилегии?

– Он уже подчинил себе земли и селения. Дрого нуждается в вашем влиянии, чтобы начать свой cursus honorum в среде знати, чему сейчас препятствует его происхождение бастарда. – Если Фродоин всегда искал правды, то Жорди разделял мысли и подозрения большей части барселонских жителей и духовенства. – Что ему нужно, так это сделаться графом на этой земле.

– В словах этого юноши, возможно, есть доля истины, – прошептал Сервусдеи, внимательно слушавший барселонца. – Случившееся ночью должно заставить нас задуматься. Вам не следует принимать чью-либо сторону и вмешиваться в распри здешних сеньоров – пока вы не поймете, как обстоят дела в графстве.

– И не забывайте, епископ, что готские дворяне запретили Дрого появляться в городе, помня о его злодеяниях, – добавил Жорди. – Если вы въедете вместе с ним, город от вас отвернется.

– Я ведь тоже франк, – вслух раздумывал Фродоин. – С Дрого у меня было бы больше силы для насаждения своей власти.

– Это неверный путь, мой молодой епископ, – предостерег Сервусдеи, оглаживая густую серую бороду. Он до сих пор видел в Фродоине проказливого реймсского школяра, которого пирушки и служаночки прельщают куда больше, чем учеба.

Наконец Фродоин подошел к Дрого де Борру. От взгляда на это бледное лицо, наполовину скрытое буйной шевелюрой, у епископа волосы встали дыбом.

– Кто напал на нас минувшей ночью? Вы говорили о диких шайках.

Дрого с видимым удовольствием смерил епископа взглядом:

– Постоянные набеги сарацин обрекают на нищету тех, кого не увели в рабство. Если эти люди не умирают от голода, они попадают под власть сильного человека. Они объединяются в кланы, в орды и, не имея священника, способного облегчить их души, обращаются ко злу. – Когда Дрого де Борр говорил, за его речами чувствовались годы, проведенные в темном монастыре, куда заточил его отец. – Теперь эти люди и их дети – как бешеные псы, они селятся в пещерах в самой чаще леса, нападают на деревни, монастыри и купеческие караваны. Даже не спрашивайте, чем они питаются, когда не находят пищи в достаточных количествах…

Фродоин вздрогнул; его представление о злодействах в Марке отличалось от убеждений Жорди, но и у епископа было подспудное чувство, что на этой последней границе властвует Нечистый.

– Граф Гунфрид из Готии увел всех свободных людей, которые были способны держать оружие, – продолжал Дрого, – оставив лишь скудный гарнизон, защищающий саму Барселону. Граф Саломо живет, запершись в Уржеле. – Дрого горделиво поднял голову. – Только я один оберегаю Марку, господин епископ. Вам будут рассказывать обо мне совсем другое, но правда именно такова.

– Ваше появление было как чудо, – признал Фродоин, дожидаясь продолжения.

– Я возвращался из Жироны в мой замок Тенес, когда мои следопыты сообщили, что орды следуют за вами по пятам. И хотя вы и отказались от моей охраны, я по-прежнему считаю, что Барселона нуждается в епископе. Поэтому вы доберетесь до города живым. Мы поедем с вами, ведь нам еще много о чем нужно поговорить.

Фродоину не понравился намек, прозвучавший в последних словах, однако, почти не имея собственной охраны, он должен был вести себя осторожно и не повторять ошибки, допущенной в Жироне.

– Пора в путь! – объявил Фродоин. Сервусдеи снял с его головы митру.

Гул ответных голосов прозвучал не так тревожно, как в последние дни. Элизия помогла Гали надеть на спину узел с их вещами. Супруги стояли рядом с семьей Жоана и Леды. Все они имели истерзанный вид и вглядывались в лесную тень, надеясь на возвращение малютки Ады. Ее даже не успели окрестить. Если девочка погибла, ее семья не сможет омыть тело и помазать, как положено, святым маслом и душа ее будет скитаться, не зная покоя. Об Изембарде и Ротель тоже не было никаких известий.

– Они же не могли просто взять и исчезнуть! – в отчаянии воскликнула Элизия.

– Они скрылись от Дрого де Борра. Они ведь беглые и теперь, возможно, попали в плен или вовсе лишились жизни, – отрезал Гали. – Забудь их раз и навсегда!

Элизия дернулась, как от боли, но по холодному взгляду Гали поняла, что выдает свои чувства, и сдержала себя. С мужем ее связывали священные обеты. Девушка про себя помолилась за брата и сестру из Тенеса. Если они погибли, то теперь будут искать друг друга целую вечность в этих безлюдных местах.

Нежаркое осеннее солнце достигло зенита, и барселонские колокола зазвонили, приветствуя нового епископа. Солдаты Дрого шествовали как почетный эскорт, а их хозяин тем временем старался добыть у Фродоина информацию о могуществе рода Раиран и о его собственных амбициях на епископском престоле. Отряд продолжал двигаться по Августовой дороге, которая на этом участке пути пролегала вдоль реки Басо́с. И вот путники достигли вершины высокого холма. Открывшийся перед ними вид всех заставил остановиться. Внизу лежала обширная равнина с холмами, рощицами и пахотными землями. От старой римской дороги, ведущей на юг, отходила другая, совсем разбитая, – Жорди назвал ее Французской, и она завершалась коротким ровным отрезком перед главными воротами. Город, обнесенный стенами, имел форму овала, он стоял на невысоком холме у самого побережья, между двумя рвами, возле моря исчезавшими среди лагун и лиманов. В полях тут и там виднелись селенья с домами из необожженного кирпича.

– Она похожа на королевскую корону! – воскликнул Гальдерик, младший сын Жоана и Леды. Мальчишка показывал на величественную стену, которая опоясывала Барселону.

– Именно так, – с гордостью подтвердил Жорди. – Это Коронованный город.

Несмотря на боль недавних утрат, путешественники воспрянули духом.

– Семьдесят две башни! – сосчитал Сикфред.

– Семьдесят шесть, – поправила брата Эмма.

– Много столетий назад умелые римские легионеры построили Барсино, семя-зародыш нынешней Барселоны. – Жорди возвысил голос, чтобы дать важные пояснения. – У города четверо ворот по четырем сторонам света. Главные из них, выходящие на Французскую дорогу, мы называем Старыми, а на противоположном конце – Новые ворота, к самому морю выходят ворота Регомир, а те, что вы видите на северо-западе, с двумя круглыми башенками, – это ворота Бисбаль, ведь они находятся рядом с собором и со зданиями епископата. Полюбуйтесь на аркады, отходящие от ворот, – это остатки римских акведуков, доставлявших в город свежую воду с гор.

– Но эти арки все в трещинах и поросли сорняками, – заметил Гальдерик.

– Они не используются уже много лет. А ведь когда-то в городе были свои оросительные каналы и сточные трубы.

По обе стороны от дороги виднелись старинные плиты и каменные гробницы с полустертыми надписями, но внимание путников больше занимали поля и селения. Виноградные лозы были порублены, оливковые деревья сожжены. От домов остались лишь безмолвные руины. Двое нагих исхудалых мальчишек при виде каравана с испугом и бросились прятаться под деревья.

На песчаном побережье им встретились глиняные хижины и маленький квадратный храм с апсидой в виде трапеции.

– В эту церковь приходят молиться рыбаки, они просят о защите. Вот она, Санта-Мариа! – воскликнул Жорди со слезами на глазах. – Видите за городом гору, подходящую к самому морю, – это Монс-Иовис, так ее назвали римляне. Там стоял маленький сторожевой замок, но теперь эта башня опустела. А вон там – порт, куда время от времени заходят купцы из Византии или из земель неверных.

– Город, имеющий порт, не может страдать от голода, – заметил Фродоин.

– От бывшего порта осталась лишь затопленная гавань. Теперь там только деревянные мостки.

Сервусдеи запел благодарственный гимн, и колоны двинулись вперед. Но Фродоин внезапно почувствовал себя больным. Силы его покинули. Он подумал о Моисее, который поддался сомнению и не вступил из-за этого на Землю обетованную. Вот приближается его момент истины, а он – всего лишь юный дворянин, амбициозный и неопытный. У епископа закружилась голова, он крепко вцепился в поводья.

– С вами все хорошо? – с тревогой спросил Сервусдеи.

– Не будем задерживаться, – чуть слышно отозвался Фродоин. – Не оставь меня, Господи.

Ликование поутихло, отряд в молчании подошел к восточному рву, который шел в обход стены, среди камыша и тростников. Воды было совсем мало, запах поднимался мерзостный.

– Эту канаву мы называем Мердансар – Говнотечкой, сами понимаете почему. Жители выливают сюда нечистоты. Другой ров, на противоположной стороне, называется Арени, он впадает в маленькое озерцо Кагалель. И все это пространство заболочено.

Караван перебрался через преграду по деревянному мосту (каменный давно обрушился) и подошел к Старым воротам с двумя башнями по бокам. На одной из них висел полуразложившийся труп преступника.

Побледневший Фродоин обернулся к Дрого. Тот восседал на коне с видом победителя и горделиво поглядывал в сторону невидимых часовых: ведь он собирался въехать в запретный для него город бок о бок с высшим представителем королевской власти. От решения, которое будет принято в этот момент, зависела судьба Барселоны.

– Я благодарен вам за сопровождение, однако в этот город въезжать будет епископ. – Фродоин говорил преднамеренно громко, чтобы его слова расслышали на башнях; он знал, что Дрого не простит ему такого унижения.

Дрого де Борр скривился и недобро сощурил глаза:

– Вы такой же франкский дворянин, как и я. Вам не следует принимать опрометчивых решений.

– Я приму вас в надлежащий момент, Дрого де Борр, – решительно ответил епископ.

– Вы, кажется, не понимаете, что сейчас делаете…

– Я не забуду, что вы спасли наш отряд, но мною руководит лишь Бог – и никто из людей.

Лицо Дрого, наполовину скрытое черными волосами, сделалось цветом как воск, он едва сдерживал ярость. Фродоин чувствовал себя все хуже, а в зрачках своего спутника он увидел себя насаженным на меч. Он еще не вступил в пределы Барселоны, а уже приобрел опасного врага.

– Я тоже не забуду ваш любезный отказ… повторенный дважды.

Дрого де Борр сплюнул и галопом ускакал вместе со своими людьми по Французской дороге, подняв густое облако пыли.

Когда они скрылись из виду, Фродоин тяжело вздохнул. Силы покинули его, но он давно готовился к въезду в этот город и надеялся, что здесь его мужество будет оценено по достоинству. Фродоин приказал покрыть себя роскошным епископским облачением и, не слезая с коня, принял в руку посох. В груди у него что-то давило, но Фродоин все равно велел двигаться вперед. Сервусдеи махал кадилом и глубоким хриплым голосом выводил победный псалом. Собравшаяся за воротами толпа запрудила извилистые улочки. Ничто здесь не напоминало о прямизне мощеных римских улиц – остались только грязные проходы между одноэтажными домами из сырого кирпича и камней, вытащенных из старых построек. Никто не махал оливковыми ветвями и никто не присоединился к песнопению, радуясь приходу своего пастыря. Колокола звонили, но жители города рассматривали прибывших молча. Колоны все больше мрачнели под этими изучающими взглядами.

Капитан Ориоль занял место рядом с епископом; он еще не знал, что произошло накануне. Фродоин выпрямился в седле, демонстрируя силу духа, которой у него не было. Он поднял руку, благословляя народ, несмотря на то что встречал только враждебность. Епископ с испугом посмотрел на Жорди.

– Фродоин, вы франк, а они готы, сыны благородных сынов тех, кто населял Барселону еще до сарацин. А еще здесь много тех, кого называют hispani. Они верны империи, но обычаи у них свои, и сейчас они вас об этом предупреждают.

Быть может, он допустил ошибку, прогнав от себя Дрого. Фродоин спешился, опершись на плечо молодого монаха. Стало тихо; он преклонил колени и набрал горсть земли. Солнце палило ему голову. Епископ встряхнул головой и заговорил на языке готов, которому в дороге его учил Жорди:

– С дозволения короля Карла Французского и архиепископа Нарбоннского я приветствую вас как смиренный пастырь Господень. Вы много страдали, но я пришел из дальнего далека, чтобы остаться с вами и разделить вашу судьбу. В эти трудные дни небеса решают, будет ли Барселона жить дальше или низринется, как случилось с другими городами. И я здесь для того, чтобы вписать имя этого города в книгу жизни.

Почти сто колонов за спиной Фродоина молчали, затаив дыхание. Они боялись, что после стольких усилий им придется возвращаться обратно. После молчания, которое, казалось, длилось целую вечность, из толпы горожан выступила девочка лет пяти, черноволосая, с зелеными кошачьими глазами. Она протянула незнакомому мужчине руку, и Фродоин смотрел на это ангельское личико со слезами на глазах.

– Меня зовут Арженсия, я дочь Нантигиса и Годы, – выпалила девочка. – Добро пожаловать, епископ!

И Фродоин принял помощь этой малышки. Сам он чувствовал себя все хуже, страх сжимал его грудь. Поступок Арженсии всколыхнул барселонцев: они неуверенно захлопали в ладоши, а потом аплодисменты переросли в ликующий приветственный гул. Девочка подбежала к своей матери – элегантной даме, стоявшей среди местной знати. И Фродоин на какое-то мгновение потерял себя во взгляде этой красавицы.

Седой мужчина, почти старик, одетый на готский манер и вооруженный мечом без ножен, выступил вперед в сопровождении нескольких чиновников и стражников:

– Я Сунифред, виконт барселонский. От имени графа Гунфрида и всех жителей города, добро пожаловать!

Колокола продолжали звонить, Жорди и Сервусдеи поддерживали епископа по бокам, и кортеж двигался к зданию епископата и дворцам, помещавшимся по правую руку, между Старыми и Епископскими воротами. Фродоин сквозь пелену на глазах смотрел на стоящую возле кладбища старую церковь, выстроенную в форме креста, и на графский дворец, примыкающий к городской стене. Справа высился величественный епископский дворец – прямоугольное здание с фланкирующими башнями. Окна были высокие и узкие, как будто рассчитанные на осаду. Епископат включал в себя и другие здания, была здесь и маленькая больница, выстроенная из камней древних построек. Но основного внимания требовала, конечно же, базилика Санта-Крус.

Предшественники епископа Фродоина, Жоан и Адольф, задумали расширить вестготскую церковь, и вокруг скромного храма уже лежали первые ряды камней и стояли основания колонн, которые будут поддерживать своды трех нефов (центральный – самый широкий). Но деревянные леса успели обрушиться и вся постройка покрылась сорняками. Старый собор с одним нефом, побывавший также и мечетью, казалось, готов завалиться в любой момент. Священники украдкой смотрели на процессию с разбитого крыльца.

За базиликой помещался маленький квадратный баптистерий – древнее строение, соединенное с епископским залом. Здесь был центр епархиальной власти и место собраний церковного совета. Обветшалый вид церковных построек отражал нынешнее состояние всего города.

Жорди показал епископу монетный двор, казарму гвардейцев, дворцы готских аристократов, выстроенные вокруг базилики, и его собственный дворец, но Фродоин больше его не слушал. По дороге ему встречались разрушенные дома и заросшие сорной травой пустыри, изможденные мужчины и женщины в лохмотьях. Дети, бежавшие за процессией, имели голодный вид. Нищета являла себя повсюду.

– Этот город умирает, Жорди, – прошептал Фродоин, чувствуя себя все хуже.

Они миновали рухнувшие леса и прошли в вестготскую базилику. Внутри царил полумрак. Ржавые лампы под неровными сводами освещали единственный неф без украшений, раствор между камнями местами осыпался. Фродоин освободился от поддержки монахов и в одиночку подступил к каменному алтарю за пресвитерием. Древний свод завершался квадратной апсидой с остатками росписи, созданной еще до мавританского нашествия. Над столом на цепи висел заржавленный крест. И в этот момент страх победил епископа. С тех пор как Фродоин узрел опустошение на подступах к Коронованному городу, его терзал животный страх потерпеть поражение. Страх, что его вдохновение было лишь только обманом Нечистого, страх, что Господь – не на его стороне.

Вконец обессилев, путник упал на колени на могильную плиту перед алтарем. Пальцы его нащупали надпись, он соскреб с букв толстый слой пыли. Прежде чем потерять сознание, он с ужасом прочел имя на могиле:

– Фродоин.

На площади перед епископским дворцом радостно обнимались колоны: наконец-то они в безопасности, внутри крепких стен. Элизия все еще надеялась на возвращение Изембарда и Ротель, но ждала она напрасно: Рожденные от земли не объявились. Как только Гали выпустил ее из объятий, ее боль нашла себе выход.

– Почему ты плачешь? – произнес глубокий голос у нее за спиной.

Элизия обернулась, ее застали врасплох. Рядом стояла мать той девочки, которая, не спрашивая разрешения, приняла их от имени города. Яркие зеленые глаза пристально рассматривали Элизию. «Хотя этой женщине уже за тридцать, она обладает царственной красотой и таит в себе загадку», – подумала Элизия. В своей таверне она научилась определять возраст и происхождение постояльцев. «Эта дама с правильными чертами лица – из готов», – решила девушка. Благородная белизна кожи подчеркивала беспримесную черноту ее заплетенных в косу волос; изумрудного цвета платье делало ее еще более высокой. Ореол могущества, окружавший даму, восхищал Элизию.

– Мы многих потеряли прошедшей ночью. Это было ужасно.

– Да примет их к себе Господь. Но ты, кажется, плачешь не по всем, а по одному человеку, я почти читаю его имя в твоих зрачках. Это был твой муж? Нет, твой муж – вот он, разговаривает с другими мужчинами, ведь так?

– Да, это Гали, – печально ответила девушка. – Мы пришли из Каркассона.

– Это долгий и опасный путь. Меня зовут Года, я помолюсь о погибших.

Элизия, тронутая сочувствием знатной барселонки, позабыла об осторожности. Мужа рядом не было, и ей хотелось произнести имя Изембарда вслух, точно молитву.

– Меня зовут Элизия. И я плачу по брату с сестрой, которые присоединились к нам в Жироне и сделались мне очень дороги… по Изембарду и Ротель из Тенеса. Если вы станете молиться, попросите, чтобы Бог их защитил… если они не погибли.

– Как, ты сказала, их зовут? – Услышав имена, Года переменилась в лице.

– Изембард и Ротель, – повторила девушка, изумившись столь бурной реакции. – Ротель пропала во время нападения, а он отправился ее искать, но никто из них так и не вернулся.

– Из дома Тенесов? – требовательно переспросила дама.

– Так он мне однажды назвался, – уточнила Элизия и пожалела о своей откровенности. Изембард ведь признался ей наедине, втайне. – А почему вы спросили? Вы что-то о них знаете?

Года была очень взволнована, она только кивнула в ответ. Казалось, ей не терпится уйти.

– Я буду молиться и за них, юная Элизия. Да охранит тебя Господь.

Года ушла, чуть ли не силком уводя с площади Арженсию; они направились ко дворцу рядом с базиликой.

– О чем вы говорили? – спросил любопытный Гали из-за спины. – Ты какая-то беспокойная.

– Эта дама обещала молиться за тех, кто не вернулся, – соврала Элизия. Она не хотела упоминать при муже об Изембарде. – По крайней мере, жители Барселоны нас приняли.

– Об этом еще рано судить, Элизия.

Но Элизия его не слушала. Ее по-настоящему взволновала реакция Годы. «Мы сейчас в чужой земле, и мне следует вести себя осторожнее», – подумала девушка.