20

Щеки Элизии пунцовели от оплеух, но болью ее было не сломить. Поздним вечером Дрого де Борр ворвался в ее таверну с двумя десятками солдат и с несколькими городскими стражниками, которые приняли его мзду. Он холодно улыбнулся из-под жирных черных прядей, падавших на лицо, и хлестал хозяйку по щекам, пока она не свалилась на пол; перепуганные гости один за другим выбегали из таверны. Стоявший в углу Гали умолял не калечить его жену, но его прижали к стенке и заставили замолчать.

За день до появления Дрого Гали сам обыскал свой дом сверху донизу и наконец нашел оружие. Когда он рассказывал о своей находке Калорту, тот обещал, что им не причинят вреда. Но теперь парню не сильно в это верилось, и он тихонько проклинал свою женушку.

Дрого за волосы проволочил Элизию к столу; из кухни вытащили Гальдерика. Мальчик плакал и вырывался, видя перед собой безжалостного сеньора, когда-то повелевшего отрубить ему обе руки. Поверх кольчуги на Дрого была надета та же туника с драконом, и выглядел он жутко. Вот он вытащил нож и приставил к горлу Гальдерика.

– Ответь на один очень простой вопрос, хозяйка. Скажи нам, где лежит оружие, которое тебе велел спрятать Изембард. Ты ведь не по своей воле пошла на это, верно?

Ужас не давал девушке открыть рот, и Гали ответил за нее.

– Ее запугали, мой господин! – завопил он. – Будьте милосердны!

– Хорошо, я тебе поверю. Итак, начнем сначала: либо ты говоришь, где лежит оружие, либо я режу глотку этому щенку… – Он похлопал Гальдерика по плечу. – А потом мои люди будут тебя пользовать по очереди. И перестань коситься на дверь… Твои спасители не придут. Они все подохли в замке Тенес, такие вот у Бога шутки.

Силы покинули Элизию. Не только жизнь Гальдерика – ее собственная жизнь тоже висела на волоске; Изембард ее предупреждал. И все-таки она решилась помочь, забыв, что она всего-навсего хозяйка таверны и нет у нее для защиты ни мечей, ни башен. Принять участие в играх власть имущих – то была роковая ошибка.

– Оружие наверху, мой господин, – подал голос Гали. До сей поры он умалчивал об этой подробности, но в конце концов выдал и ее, потому что им всем здесь придется погибнуть, если Дрого взъярится по-настоящему.

Теперь в ярость пришла Элизия. Гали каким-то образом ее выследил и предал. Все-таки в этот страшный момент они остались одни. И в том, как она себя поведет, заключена вся разница между жизнью и смертью.

Они поднялись по ветхой лестнице на второй этаж, где пол был завален мусором, а стены покрылись трещинами. Гали зарылся в гору миндальных орехов и вытащил спрятанные связки.

– Кому ты должна это передать? – спросил Дрого.

– Мне не сказали.

Дрого снова ударил ее по лицу, насилие доставляло ему удовольствие.

– Это правда, мой господин! – заверещал Гали, трясясь от страха. – Ее заставили… Теперь все оружие ваше, мы славно вам послужили. Смилуйтесь!

Взгляд Дрого был полон презрения.

– Что же ты за мужчина, если позволяешь жене строить козни за твоей спиной, недоумок. – Он делано улыбнулся. – Думаю, тебе, супругу, полагается ее поучить.

Дрого рывком разорвал рубашку на Элизии. Под хохот и свист наемников девушка пыталась прикрыться остатками одежды. Тело у нее было стройное – сказывались годы беспрестанного труда, а голодать она не голодала. К этим плавным изгибам и полным грудям потянули руки сразу несколько солдат. Но Дрого быстро и грубо отпихнул охальников.

– Покажи нам, каков ты по мужской части, – приказал он, и наемники подтолкнули Гали к жене.

Дрого заметил, что тот вовсе не противится извращенной игре. Элизия плакала, а он спускал штаны.

– Давай! – выкрикнул из-за спины своего господина Калорт. – Ни Бальдия, ни другие потаскушки на тебя не жаловались. Но если ты не сможешь, ею займусь я. И тогда ей уж точно понравится!

В конце концов Гали грубо овладел Элизией на ложе из миндаля, а солдаты Дрого, стоявшие рядом, мяли ее груди, и она кричала от боли. Не было у нее никакой защиты, и тело, и душа ее рвались на части.

– Крушите этот кабак! – рявкнул Дрого. – В моем городе места предателям нет!

Элизия слышала, как солдаты, хохоча, рубят топорами столы и ломают стены. Она плакала и задыхалась, пытаясь освободиться от тяжести возбужденного Гали, который проникал в нее чересчур напористо, как никогда болезненно. По лицу насильника было видно, что он не просто подчиняется из желания спасти свою жизнь: он получал наслаждение, наказывая Элизию. Жена обстряпала свои дела у него за спиной. Он ее не любит, но она – его, и теперь он воспользовался случаем, чтобы показать, кто здесь хозяин. На лице Гали проступила отвратительная гримаса, он выплеснулся в Элизию и вышел из нее, не прошептав и слова утешения. Шум в нижнем этаже стоял оглушительный, весь дом трясся. Элизия скорчилась, прикрыв тело разорванной рубашкой, и безутешно зарыдала.

Гали хотел поговорить с Дрого, но тот уже спешил прочь из таверны.

– Вы крысы, чего еще можно ждать от простолюдинов! И все-таки я пощажу ваши жизни за то, что вы отдали мне оружие этих лесовиков. – Он ухватил Элизию за горло и заставил подняться. – Больше не играй со мной, не то я скрою себе плащ из твоей нежной кожи!

Элизия упала и закашлялась. Дрого не преувеличивает, она поняла это по его помутневшему взгляду.

Как только воины ушли, Гали присел рядом с женой, но она резко его оттолкнула.

– Будь ты проклят.

– После того, что ты натворила, ты должна бы сказать мне спасибо, – огрызнулся Гали. – Напоминаю: все здесь принадлежит мне. Дрого станет графом и меня отблагодарит. Если ты снова что-то затеешь тайком от меня, тебе придется куда хуже, клянусь. А теперь поплачь о своем друге Изембарде.

Элизия лежала на россыпи миндальных орехов и плакала. Никогда еще ей не было так плохо. Помимо боли и унижения, мучило еще и осознание, что рухнули все ее мечты. Изембард погиб в Тенесе, и таверна ее уничтожена. И хотя Элизии не раз доводилось подниматься из грязи, сейчас она чувствовала себя обессиленной, неспособной начать все сначала. Ей хотелось оказаться вместе с дедушкой Ламбером в каком-нибудь мирном, покойном месте.

Дрого прошел вдоль Миракля и спустился к дворцам по улице, из-за дождей превратившейся в опасное грязевое месиво. Он чувствовал себя неуязвимым. Шпионы во вражеском стане доложили ему о намерении лесных рыцарей штурмовать Тенес, а Гали рассказал про оружие, поэтому Дрого не стал больше ждать и перешел к действиям. Барселонская стража капитулировала, оказавшись в численном меньшинстве перед полусотней наемников. Люди Арманни, не получив оружия, попрятались по огородам и подвалам в надежде уйти из города, когда на рассвете откроются ворота. Дрого беспрепятственно взял Барселону; скоро начнется охота. Для начала ему хотелось уладить дела с готскими семействами, которые много лет чурались его, бывшего вассала Гильема Септиманского.

Площадь была ярко освещена широким кругом факелов, шипевших под каплями дождя. Наемники Дрого вытащили из домов указанных им аристократов. Перед победителем на коленях в грязи стояли девять глав самых влиятельных семейств.

Вскоре появился и епископ Фродоин, не поспевавший за стремительным развитием событий. Он кричал на бессердечных наемников. Дрого доставляло удовольствие смотреть на пустую суету епископа. Он пришел под охраной своего капитана Ориоля и четверки верных солдат: с ним были Дуравит, Итало, Николас и Эхиль. Дрого подозревал, что именно Фродоин и затеял сговор, мешавший ему взять Барселону, но если он поднимет руку на прелата, его отлучат от Церкви. Король и самые влиятельные епископы Франции не успокоятся, пока не узрят его голову, гниющую в сундуке.

Нет, он не повторит ошибки Гильема Септиманского, он не напрасно сохранил жизнь Элизии из Каркассона, хотя и подверг бабенку тяжкому наказанию за предательство. Настало время отделаться от самых строптивых голов. На королевской ассамблее он сумеет оправдаться, объявив их сторонниками Гунфрида из Готии. Дрого давно уже продумал свое возмездие.

Хозяин города прошагал вдоль цепочки стоящих на коленях мужчин и остановился перед Нантигисом, единственным франком среди пленников. Рядом с мужем стояла прекрасная Года, сейчас она была бледна. Дрого глумливо склонился перед ней, женщина в ответ плюнула на землю.

– Я, Дрого де Борр, верный вассал короля Карла Лысого, явился, чтобы охранять барселонское графство до тех пор, пока не будет назначен новый граф! Городу нечего бояться, если до этого момента он будет мне верен! И все-таки невозможно поддерживать мир, когда предатели плетут заговоры против меня. Я принимаю должность виконта до весенней ассамблеи. Кто этому противится, тот предает короля.

Фродоин выступил вперед:

– Я здесь единственный представитель королевской власти, а ты не можешь ничего объявлять без одобрения монарха, Дрого де Борр! Возвращайся в свой замок, и я не стану докладывать о твоих действиях.

– Определенно заявляю, епископ, что с этого дня границы Марки никто не защищает. Стоит мне уйти, и явятся войска сарацинских вали – из Сарагосы или из Льейды. Бану Каси не упустят прекрасной возможности вернуть эти земли под власть полумесяца.

Фродоин молчал. Сарацинский набег – это были не пустые слова, а реальная угроза. Для человека с его мерой ответственности дилемма представлялась неразрешимой, в торжествующих словах Дрого Фродоин расслышал весть о страшном несчастье, случившемся в Тенесе. Прелату было стыдно за свою беспомощность. Его противник обладал хорошими информаторами и сумел взять город хитростью, без пролития крови. Пришло время отложить оружие и начать переговоры.

Нантигис воспользовался паузой и заверещал:

– Не знаю, что тебе там рассказывали, но меня это не касается, я такой же франк, как и ты!

– Все, что происходит в Барселоне, касается и тебя, старик, – осадил его Дрого.

– Не уверен, что тебе стоит со мной так обращаться. Мое серебро может тебе сгодиться в будущем.

– Вот это верно, оно поможет мне уговорить вечно безденежного короля.

В руке Дрого сверкнул кинжал, он не раздумывая перерезал старику горло. Года в ужасе закричала, кричали и все плененные готы. Нантигис беззвучно разевал рот, кровь заливала штаны его палача.

– Я скажу тебе спасибо, когда мы встретимся в аду.

В следующую минуту наемники по сигналу Дрого перерезали глотки оставшимся восьмерым. Грязь окрасилась кровью людей, чьи семьи из поколения в поколение поддерживали жизнь в городе. Силы изменили Годе, и она медленно опустилась в грязь. Всех погибших она знала с детства. Десятилетиями делили они удачи и горести. То был клан благородных готов, которые противились натиску франкских обычаев; готы становились все слабее, но продолжали хранить верность прошлому. А сейчас Года умирала вместе с ними.

Дрого сделал к ней шаг, но Фродоин заступил дорогу:

– Нет! Прошу, не убивай ее!

– Я вижу, самодовольства у вас поубавилось, епископ. – Дрого расхохотался. – Вы не боитесь выступить против меня ради какой-то женщины… Не следует ли вам покаяться во грехе?

Фродоин рисковал лишиться своей митры и разгневать всех епископов Франции, но он не мог допустить, чтобы Года вот так погибла в грязи. Единственным путем для него оставалось отступление.

– Ты ведь понимаешь, тебе никогда не стать графом без моей поддержки, – твердо объявил Фродоин. – Королевская печать у меня. Моя кафедра стоит не ниже графского трона, а перед Богом она выше.

Фродоин видел близко перед собой горящие глазки Дрого за прядями черных волос. Видел его внутреннего демона, алчущего власти. Сам он продал бы свою бессмертную душу ради любви к Годе.

– Прекрати всякие убийства прямо сейчас, и я не стану противиться твоему правлению. На ассамблее мы предстанем перед королем вместе, и пусть он решает дело по каролингскому закону.

Дрого задумался. Слова его противника звучали многообещающе… Конечно, с этим лживым епископом никогда не знаешь наверняка…

Фродоин решил придать своему предложению торжественный вид.

– Клянусь святым крестом на этом соборе! Поскольку законный виконт Сунифред исчез, завтра ты получишь мое благословение перед лицом всего клира и всего города, до тех пор пока король не примет свое решение.

– И доступ к монетному станку, – прибавил Дрого с мрачной усмешкой.

Года смотрела на Фродоина полными слез глазами. Хотя она и понимала, чем он жертвует ради ее спасения, удар по городу был слишком жесток.

– Хорошо, однако по закону треть монет должна доставаться епископату.

– Рад слышать такие речи, прелат, – возликовал Дрого. – Только вот Году называют душой города, а я вижу в ней всего лишь красивую женщину, которая не успокоится, пока графский трон не отберут у франков…

– Я сказал «прекрати убийства», – твердо повторил Фродоин, сжимая распятие на груди. – Мне рассказывали, что много лет назад тебя рукоположили в сан… Где же твое христианское милосердие, Дрого?

– Больше никто не умрет, – уступил бывший священник. – Я только хочу, чтобы Года из Барселоны при всех здесь присутствующих уступила мне все, чем владеет, включая и десятую часть от имущества Нантигиса, и навсегда покинула город.

– Сатана! – завопила Года, безутешно рыдавшая рядом с телом убитого супруга.

– А чтобы твой гнев не помог тебе отречься от этих условий, твоя дочь Арженсия, законная наследница Нантигиса, останется со мной в качестве заложницы, как принято в благородных домах. Я займусь воспитанием девочки, Арженсия ни в чем не будет нуждаться… пока ты не будешь доставлять мне проблем. Но если у меня возникнет лишь тень сомнения, ты увидишь ее истерзанное тельце висящим на одной из башен.

Года кинулась на злодея, но Фродоин ее удержал. Женщина колотила епископа по груди и щекам, а потом снова горько зарыдала и опустилась в грязь.

– Доверься мне, – шепнул Фродоин.

– Ты всего-навсего человек, а не этот Бог, который нас покинул, – выкрикнула она.

– Открыть Старые ворота! Пусть уходит прямо сейчас! – распорядился Дрого.

Даже наемники недовольно зашушукались. Стояла глухая ночь, дождливая и холодная; за стенами женщину подстерегали тысячи опасностей. Служанка выбежала из дворца с плащом, покрывалами и черным платком на голову, но Дрого залепил ей пощечину и отшвырнул в грязь.

– Я сказал – все, чем владеет…

– Забирай все, пусть гниет у тебя! – выкрикнула Года и отважно подобрала с земли черный платок. – Теперь я вдова, так разве я не имею права оплакивать моего супруга?

Стало тихо. Вдова прикрыла Нантигису глаза. Муж ее умер с ужасом на лице. При жизни Года его ненавидела, и в других обстоятельствах не пролила бы о нем ни слезинки. И все же подобной смерти Нантигис не заслуживал. Старик был франком, он присоединился бы к Дрого по доброй воле, чтобы получить новые привилегии. Дрого убил Нантигиса из-за нее, чтобы лишить ее влияния и окончательно разорить. Из окон дворцов оставшиеся в живых отцы города с ужасом взирали вниз, на площадь. Года из Барселоны изгнана и обречена на нищету, быть может даже на скорую голодную смерть, но продолжает держаться высокомерно, прикрывает голову черным в знак траура по мужу.

Года бросила последний горестный взгляд на Фродоина и молча покинула площадь в своем черном платье, выпачканном в грязи. Изгнанница дрожала от холода. Образ этой траурной фигуры посреди ночного города взволновал всех, стоявших на площади, и всех, кто рискнул выглянуть из окна. Двое стражников отправились открывать ворота. Ориоль, Итало и Дуравит пошли с ними, чтобы не допустить предательского убийства. И Года растаяла в темноте за ручьем Мердансар.

В ту роковую ночь Барселона лишилась своей души.

Изембард попробовал выйти из маленькой башни в замке Тенес, но его встретил град стрел, пущенный из бойниц главного здания. Изнутри доносились вопли и стоны, предвестья беды. Потом раздался стук, захрустело дерево и несколько рыцарей, кашляя, выбрались из башни. Они, как слепые, держались за стены. Изембард увидел, как вышел и сразу же рухнул на колени Инверия, его выворачивало наизнанку. Рыцарь застыл в луже собственной рвоты. Следующим вышел Нило, он споткнулся о тело товарища и покатился по земле.

Упавшего накрыло градом стрел, и сердце Изембарда тоже перестало биться. Двое его учителей умерли на его глазах, в мгновение ока. Несмотря на жесткую дисциплину и на всю суровость их уроков, они заменяли юноше отца, который так и не сдержал обещания. Изембард видел их последние судороги, он закричал во весь голос, чтобы рыцари поняли, что он остался жив. Рожденный от земли так и не узнал, сумел ли тогда до них докричаться. Лучники снова прицелились, и тогда из башни вышел Гисанд. Ему удалось добраться до ворот внешней стены. Старика рвало, но все же он вышел из крепости, в которой продолжалось побоище.

Изембард нарочно высунулся из башенки, а когда лучники выпустили стрелы, тоже сумел проскочить невредимым. Как и Гисанд, он укрылся под аркой ворот, а потом побежал вниз по крутой тропе. Гисанд шел впереди, едва держась на ногах. Учитель оступался и снова шел, а потом его настигла стрела.

– Изембард… – простонал он не своим голосом, простершись меж валунов.

– Нам нужно выбираться отсюда!

Юноша подхватил учителя под плечо, они двинулись дальше. На последнем участке пути беглецов защищала темнота, и вот они уже достигли леса. Гисанд задыхался:

– Мне нужно отдохнуть.

– Мы должны идти дальше! Они отправят погоню.

– Пожалуйста… Дай мне умереть, сидя под деревом. Не хочу, чтобы это случилось на бегу.

Изембард плакал от ярости и боли. Он в одночасье лишился всего, чем жил прежде. Гисанда он усадил спиной к раскидистому дубу. Впившаяся в бок стрела ускорила действие яда, которым тот успел надышаться. Рыцарь дрожал всем телом, глаза налились кровью. Это была агония.

– Послушай меня, Изембард. Не все еще потеряно… Помни, о чем мы тебе рассказывали. Твой отец, возможно, сумел укрыть где-то в Марке жену графа Сунифреда Уржельского, Эрмезенду, и ее детей. Найди их… и тогда наша смерть не будет напрасной.

– Вы больше десяти лет искали без всякого успеха.

– Все так, но теперь кое-что переменилось: после мятежа Гунфрида в Ампурьясе правят Дела и Суньер Второй. – Гисанд хрипло вздохнул, ему было тяжело говорить. – Они тоже Беллониды, и король до сих пор не лишил их властных полномочий. Это означает, что король испытывает почтение к дому Беллонидов. Именно сейчас есть возможность отыскать потомков из ветви Сунифреда, которая уже правила Барселоной!

– Я всего-навсего лесной бродяга, без рода и без поместий…

– Ты Изембард Второй из Тенеса. – Гисанд харкнул кровью. Рыцарь умирал, но полностью сохранял веру в своего ученика, и юноше было важно это знать. – Мы научили тебя всему, и ты стал славным воином, сын. Найди их и обучи владению оружием. Я знаю, Господь оставил страницу в истории для Гифре, его братьев и сестер.

Изембард обернулся, услышав шаги за спиной.

– Теперь это не твоя дорога, Изембард Второй из Тенеса, – произнес человек в меховом плаще. – Дрого просил, чтобы из замка никто не ушел живым.

Юношу прошиб холодный пот. Плащ шевелился, как будто жил собственной жизнью. Перед Изембардом стоял темный демон, о котором шептались по всей Марке. Тот, что держал в плену Ротель.

– У тебя моя сестра! Я видел ее в замке!..

– Прежде она много о тебе говорила, теперь уже нет…

Гисанд из Барселоны хотел извергнуть проклятие, но испустил свой последний вздох.

Юноша почувствовал, что вместе со старым рыцарем умирает часть его самого. Изембард выхватил меч из ножен, но, не успев ринуться в атаку, он почувствовал укол в плечо. В мышцу ему впилась маленькая щепочка, и рука тут же занемела. Изембард обернулся и увидел свою сестру с духовой трубкой в руке. На ней был тот самый старый меховой плащ, в котором она когда-то покинула Санта-Афру, вот только теперь он шевелился так же, как и одеяние черного человека. Несмотря на темноту, которая надвигалась на него со всех сторон, юноша разглядел белокурые локоны, выбивавшиеся из-под ее капюшона. Когда Ротель скинула капюшон, она оказалась как никогда прекрасна и холодна.

– Ротель! Что ты со мной сделала?

Меч выпал из непослушных пальцев. И Оникс заговорил:

– Это последнее испытание. Справишься с ним, Ротель, и оставишь позади свое прошлое. Исполни, и превратишься в бестиария!

– Сестра! – в отчаянии выкрикнул Изембард. Он видел, что она колеблется. В душе девушки шла жестокая борьба.

– В ту ночь ты не пришел, – произнесла она, и в голосе ее не было никакого чувства.

– Я не нашел тебя! – с болью в голосе возопил Изембард. Рука его висела бездвижно. – Пойдем со мной, Ротель!

– Твои друзья погибли от яда, который смолола я! Сумеешь ли ты меня простить?

– Сейчас ты во власти этого человека.

– Я давно уже решила идти за Ониксом, он мой учитель. Я свободная женщина. А что предлагаешь мне ты? Вернуться в монастырь и гнуть спину ради куска хлеба? Выйти замуж и наслаждаться прелестями брака? Твоя сестра умерла еще в ту ночь.

– Она – мое создание, – надменно объявил Оникс. – Я давно уже освободил ее от положения дочери, сестры и матери. Она умеет убивать тысячью способов, умеет исчезать бесследно, как ее змеи, но главное – она умеет быть свободной. Свободной от страха, страстей и угрызений совести. Такова природа бестиария.

Ротель была исполнена невиданной силы и красоты, вот только от этой красоты и силы бросало в дрожь. «Это совсем не та девочка, что росла рядом со мной», – подумал Рожденный от земли. И все-таки кое-что в ней оставалось неизменным: ее непокорная душа.

– Вы оба всего-навсего орудия в руках Дрого!

– Может быть… А может быть – это он наше орудие, – ледяным голосом прошептала девушка.

– Сделай это, Ротель, и твое обучение закончено, – подталкивал Оникс.

– Да, учитель, – бесстрастно согласилась она и нацелила воздушную трубку.

– Вторая стрела тебя убьет, – так же спокойно пояснил Оникс.

Изембард обернулся к сестре. В глазах его застыла невыразимая горечь. Годы, прожитые вместе, стремительно пронеслись перед его взором. Они были счастливы в монастыре, когда это был единственный знакомый им мир. Брата и сестру объединяло нечто более прочное, чем узы крови, они были Рожденные от земли. Юноша нашел в себе силы для печальной улыбки:

– По крайней мере, я вижу, что с тобой все в порядке, сестрица. Я упокоюсь вместе с моими учителями, и мы предстанем перед Господом все разом, так же гордо, как мы и жили.

– Давай! – потребовал Оникс. – Стреляй!

Ротель переменила прицел, и стрелка впилась в шею ее учителю.

– Что ты наделала, проклятая?!

– Уходи, братец, – тихо сказала Ротель и выпустила в бестиария вторую стрелу.

– Пойдем со мной!

Изембард сделал шаг вперед – она отступила. Брат разглядел следы укусов на ее руках. Он подумал об ужасе, стыде и отвращении, которые сопровождали сестру все эти годы. Оникс упал на колени в грязь, девушка поспешила к нему. В глазах ее стояла боль.

– Я должна остаться с моим учителем, – сухо ответила она.

По тропе от замка спускалась дюжина наемников Дрого. В последний момент Ротель робко улыбнулась брату, так нежно она улыбалась ему много-много лет назад. Прежде чем уйти, Изембард поднял левой, подвижной рукой меч Гисанда из Барселоны. Ротель крикнула вслед, когда лесная мгла уже поглотила юношу:

– Я только хочу, чтобы ты жил, Изембард! Ради этого я пожертвовала всем.