17

Башня Бенвьюр, Барселона, 12 февраля 865 года, день святой Эулалии

Епископ Фродоин вошел в главную башню с тяжелым сердцем. Факелы бросали свет на сотню человеческих черепов, размещенных между камнями. Храм смерти, возведенный ради старинной мести. Каждая голова нашептывала свою историю страданий, жестокости и умирания. Фродоин поежился и боязливо перекрестился.

– Это были просто несчастные бедняки, – взволнованно прошептал он. – Доведенные нищетой до состояния животных.

– Это были дикие орды. Они жили, чтобы разрушать деревни и убивать, – возразил Гисанд, стоявший за спиной епископа. – Ла-Эскерда и другие поселения до сих пор стоят, и это только благодаря такой вот мере.

– Вы ждете от меня поздравлений? – резко бросил Фродоин. – Я признаю, это был подвиг, достойный героев, он подарил жизнь нескольким долинам в Осоне. Об Изембарде Втором из Тенеса уже говорят как о новом защитнике, но вы всего-навсего горстка беглецов, держащихся за свою ветхую клятву. На самом деле ничего не изменилось. Дрого не сдается.

– Он получает припасы из селений и монастырей вокруг Берги, и у него есть наемники, вам это, безусловно, известно. Зачем вы приехали, Фродоин?

Они уже несколько раз встречались тайно, через посредство Годы, в монастыре Санта-Мариа-дел-Пи, что близ Барселоны. Наступил поворотный момент для всего графства и для всей Испанской марки, однако лесным рыцарям не хватало широты кругозора, которой епископ обладал благодаря письмам, приходившим от королевских приближенных и из других епархий. Вот уже три года Фродоин стоял во главе церковного управления и все больше убеждался, что дела на границе крайне запущены. Он научился лавировать между враждующими партиями франков и готов, но, несмотря на улучшения в жизни города, на рост стен нового собора вокруг старого и параллельный рост торгового потенциала, жителям по-прежнему угрожала опасность.

– Вы когда-нибудь задумывались, почему Дрого не раздавил вас за все эти годы?

– Каждый день, епископ, – ответил Гисанд.

Фродоин обернулся к рыцарю, за спиной которого стояли Инверия, Нило и молодой Изембард. Наследник дома Тенес, которому уже сравнялось двадцать два года, выглядел как настоящий воин. Рыцари обучили его на славу.

Рядом с монастырем встали лагерем пятьдесят вооруженных мужчин, из них тридцать конных. Все они когда-то были вассалами Рыцарей Марки, незнатными дворянами или землевладельцами, которые вооружились, почувствовав возможность скинуть ярмо Дрого де Борра.

Эти люди с помощью вылазок и стремительных набегов почти обезопасили крестьян от диких орд, но Фродоин видел дальше, перед ним была не только гора черепов. В 862 году, когда мятежный граф Гунфрид был низложен, король назначил ему преемника, Суньера Второго, но восстание, охватившее всю Готию, помешало ему принять бразды правления. Суньер так и не добрался до Барселоны, и графский трон оставался пустым. И тогда Дрого переменил тактику и предоставил дикие шайки собственной участи.

– Мятеж закончился. Гунфрид бежал в Италию после того, как на него накинулся демон в обличье белокурой девушки, если, конечно, верить его словам. – Епископ взглянул на побледневшего Изембарда. – В Тулузе думают, что это был бред, вызванный укусом змеи, которую нашли в его алькове. Но мы-то здесь знаем, что с графом приключилось кое-что другое.

– Вы правда считаете, что это была моя сестра Ротель? – неуверенно спросил Изембард.

– Ее видели вместе с черным бестиарием, который водит дружбу с Дрого.

– Бестиарием?

– И это не сказки. Сервусдеи утверждает, что эти темные убийцы описаны в старинных хрониках. Несколько франкских феодалов, которые могли соперничать с Дрого по эту сторону Пиренеев, погибли странным образом. Душа Ротель потеряна, и поверь, Изембард, мне очень жаль.

Юноша опустил голову, слова епископа его ранили. Через лазутчика, который был у них в замке Тенес, он уже узнал, что Дрого отдал девушку страшному африканцу. Изембард надеялся, что спасет сестру из гарема, но Ротель выбрала иной путь и не нуждалась в его помощи. Теперь Ротель служит Дрого, и брат с сестрой оказались во враждебных лагерях. Изембард боялся встретить ее и убедиться, что от их глубокой связи не осталось и следа.

– Почему Дрого де Борр решил избавиться от графа Гунфрида? – спросил Изембард, чтобы перевести разговор на безопасную тему. – Король ведь лишил его всех титулов.

– Он оставался в Готии в надежде заслужить прощение. В нашем королевстве это возможно. Дрого понял, что никогда не станет графом, убивая беззащитных крестьян и гоняясь за лесными бродягами, которые к тому же огрызаются и бегут прочь. Думаю, изгнание Гунфрида с помощью умелых мастеров – это часть его плана по завоеванию графской короны.

– Как вы полагаете, что он теперь сделает? – спросил упрямый Нило.

Противостояние с Дрого явно зашло в тупик, а Нило, как и все, ценил молодого епископа за хитрость.

– Он попытается захватить Барселону. Верные графу чиновники, которые там еще оставались, покинули город, как только узнали о бегстве Гунфрида в Италию, и о виконте Сунифреде ничего не известно. Никто из его людей не может объяснить, где он сейчас. Король официально назначит графа на весенней ассамблее – Суньера Второго он уже сместил за его неспособность справиться с мятежом. Сложившаяся ситуация безвластия – это шанс для Дрого. Немногочисленная городская стража подчиняется только моему капитану Ориолю и викарию. Если Дрого сам сумеет захватить власть в Барселоне до начала ассамблеи, король утвердит его в благодарность за поддержание порядка в течение этих месяцев. Так уже случалось в других частях королевства: сначала захватываешь трон, потом заручаешься королевским согласием.

– Мне кажется, вы собираетесь ему помешать, – закончил за Фродоина Гисанд. Старик встревожился не на шутку.

Дрого не забыл о нанесенных ему оскорблениях, и если он утвердится в Барселоне, то не упустит случая отомстить готской знати и самому Фродоину. Он не знал жалости к колонам, а теперь погрузит в хаос и столицу. Но епископ, определенно, приехал не делиться страхами, а просить помощи у лесных воинов.

– Барселона – это осиное гнездо, полное тайных наемников Дрого. Ориоль сумел бы организовать оборону, если он сможет рассчитывать на вашу поддержку и на ваши силы. Проблема состоит в том, как переправить вас в город без ведома его шпионов. При первом же сигнале Дрого начнет действовать на опережение.

– Мы должны попасть в город, иначе все, чего мы добивались, было напрасно, – высказался Изембард после долгого молчания. Конфликт на заселенных землях затрагивал уже и Барселону.

Рыцари переглянулись. Все верно. Несмотря на мятеж графа Гунфрида, город процветал, прирастая вновь освоенными землями. Вокруг озера Кагалель крестьяне заново насадили виноград, оливки и фруктовые деревья; впрочем, плодоносить они начнут только через несколько лет. Хрупкий мир привлекал в городской порт торговцев и мореходов. Епископ вновь запустил монетный станок, и в Барселоне чеканили денарии и оболы, когда из Нарбонны приходило серебро. Получая треть от всех монет и собирая налоги, епископ продолжал строительство собора, которому было предназначено стать гордостью Марки. Но все эти начинания очень скоро могли зашататься.

– В Барселоне есть человек, который сможет нам помочь, – произнес Фродоин. – Этот человек пришел вместе с колонами. Я имею в виду Элизию из Каркассона.

У Изембарда подскочило сердце. Юноша не забыл о ней за все эти годы, и хотя он не заходил в город, наводненный людьми Дрого, каждого отшельника, каждого крестьянина, который возвращался из-за стен, он расспрашивал о ней. Таверна Элизии процветала.

– Епископ, вы намерены подвергнуть ее опасности? – сурово вопросил Изембард.

– Элизия станет самой надежной нашей помощницей. Одна знатная сеньора, Года из Барселоны, сумеет ее убедить. Хозяйка каждый день выходит за стены, чтобы снабжать свою таверну продуктами. Стража у ворот ее знает и никогда не обыскивает ее поклажу.

Изембарду замысел не понравился. Он помнил, как продали Ротель, помнил и трагическую историю Жоана и Леды. Дворяне и церковные иерархи используют простолюдинов в своих интересах. Да он и сам отчасти чувствовал себя марионеткой Гисанда, исполнителем его давних мечтаний.

– Позвольте мне переговорить с ней, – выпалил он, не дав себе времени на раздумья.

Собеседники в удивлении переглянулись.

– Если тебя узнают люди Дрого, живым тебе не уйти, Изембард.

– Элизия имеет право знать, ради чего она должна рисковать всем, что создала собственными руками! – запальчиво ответил юноша.

Следующие его слова прозвучали еще более дерзко:

– Мы с ней оба были сервами, но теперь это не так. Наши души тоже угодны Господу.

Фродоин смотрел на него так, как будто видел впервые. Ему даже в голову не приходило, что Элизия способна представить себе всю важность происходящего. И все-таки епископ признал правоту юноши.

– Да, молодой Изембард из Тенеса, все верно. – Фродоин прищурился. С годами он научился читать в людских сердцах. – Я чувствую, что у тебя к Элизии особенное отношение. Нам, барселонцам, очень нравится таверна при Миракле, так что ты должен вести себя осмотрительно. Если Дрого узнает, что эта женщина замешана в наши дела, расплата будет жестокой.

Изембард отошел в сторону, сердце его колотилось. За его словами скрывалось другое желание, сильнее и проще: снова увидеть ее, узнать, какова она, двадцатилетняя Элизия из Каркассона.

Фродоин с уважением посмотрел на Гисанда. Несмотря на ужасные условия лесной жизни, Изембард под опекой старого рыцаря превратился в опытного воина, в нем уже проступали черты мужчины, совсем не похожего на того серва, который присоединился к каравану в Жироне. Он заслужил уважение старых рыцарей, ему доверили участие в принятии совместных решений. Легенда о возвращении в Марку рода Тенесов звучала в долинах все громче, однако поворотный момент наступил именно сейчас.

Элизия отерла рукавом пот с лица и наклонилась над котлом. Разогнала пар и принюхалась. Женщина удовлетворенно улыбнулась и посмотрела на стоящего рядом паренька.

– Гальдерик, хватай тряпку и помоги мне снять его с огня. Да осторожней…

Они переместили тяжелый котел на пол. Гальдерик не отводил жадного взгляда от густого бурого варева с кусочками мяса. Элизия улыбнулась парню, вынимая из кушанья веточки розмарина.

– Тут и на нас останется, только имей терпение.

Гали вошел на кухню и вдохнул аромат жаркого. За день он не съел ни крошки и находился в премерзком настроении. Прошло три года, таверна «Миракль» по-прежнему открыта. Супруги добились этого ценой громадных усилий, трудясь не разгибая спины. Они не закрывались даже на день, пока не выплатили все долги и не добились, чтобы их снова стали уважать – его, но в первую очередь его упрямую жену, которая уже не выглядела наивной девчонкой. Это были тяжелые годы.

– Люди ждут, – сухо бросил Гали.

Элизия кивнула в ответ, Гальдерик подошел к горке деревянных плошек.

– Видишь отметочку? – проверила Элизия. – Выше ее не накладывай. Кто хочет больше – пусть платит еще.

Гальдерик принялся сосредоточенно наполнять плошки. Сын Жоана и Леды был малый послушный, он изо дня в день трудился без устали, отрабатывая свой хлеб. В таверне он провел два года, но ему все еще снились кошмары о том вечере, когда дикари отрубили руку его отцу. Мальчик хранил крестик Фродоина как амулет. А увечный бывший кузнец выжил и, как мог, работал на земле вместе с женой и двумя старшими детьми, Сикфредом и Эммой. И все-таки поле до сих пор давало недостаточно. Поэтому родители продали Гальдерика в таверну. Мальчишке исполнилось одиннадцать лет, он стал незаменимым помощником на кухне и схватывал науку на лету.

Элизия тосковала по своей жизни в Каркассоне, по прогулкам вдоль берега реки Од, по пейзажу с горделивой цитаделью, башенками и каменными дворцами. Она приспособила свои рецепты к вкусу барселонцев, и от посетителей в «Миракле» не было отбоя, но сам дом оставался в жалком состоянии. Если дела будут идти, как сейчас, через несколько лет они сумеют обустроить его для приема постояльцев и обзаведутся новыми слугами. А пока Элизия молилась, чтобы старая крыша не свалилась им с Гали на голову.

Верная традициям Отерио, хозяйка поддерживала таверну в чистоте. Вечерами она просила гостей что-нибудь рассказывать или петь песни у огня. Элизия не допускала в свое заведение ни игроков, ни проституток, несмотря на все усилия Гали, расписывавшего ей жирные барыши, которые они могли бы на этом заработать. Муж обвинял жену, что дело развивается слишком медленно, и трещина, которая пролегла между ними после потери денег, так и не закрылась, но все же они терпели друг друга. Гали вскоре утомился помогать жене и под предлогом того, что он наследник Гомбау и владелец дома, уходил за покупками, или бродил между столами, или дремал с кружкой в руке. Элизия призналась себе, что попала в сети этого краснобая по наивности, и все-таки он был ее супругом перед Господом. Их отношения превратились в спокойную спячку без сновидений. Гали частенько отлучался украдкой из дома по ночам, зато жена научилась хранить семейные сбережения. Ей было горько, но она усыпила свое сердце и ждала от Гали только возможности зачать ребенка в те редкие ночи, когда он навещал ее на супружеском ложе.

Гальдерик застыл возле кухонной двери, держа в каждой руке по плошке.

– Ты чего? Жаркое ведь остынет!

– Там пришел… – Мальчик никак не мог прийти в себя. – Он здесь, Элизия!

Удивленная хозяйка сама подошла к двери. За ближайшим к выходу столом сидел, пощипывая кусок хлеба, какой-то мужчина. Лицо его было прикрыто, но у Элизии сразу же сладко потяжелело внизу живота.

– Я сама отнесу ему еду, Гальдерик. А ты обслужи остальных.

Женщина, улыбаясь, прошла по залу, гости нахваливали жаркое. Слава Элизии распространилась на несколько графств, и теперь каждый, кто приезжал в Барселону, непременно заходил поесть в «Миракль». Увидев, что она не ошиблась, Элизия замерла. Она знала, что следующий шаг приведет ее на самый край пропасти. Сердце девушки замерло, когда она ставила плошку на стол.

– Элизия, – тихо сказал он.

Она заметила прислоненный к стене меч. Перед ней был уже не юноша в монашеском облачении с неуверенным взглядом. Чувства ее разом вспыхнули.

– Изембард…

– Я рад тебя видеть. Прошло несколько лет.

Для Элизии время остановилось. Она заметила, как окреп Изембард, и утонула в синеве его глаз. Черты его лица посуровели и заострились, щеки покрывала бородка, но врожденное благородство осталось при нем. Внешность привлекала к юноше новых сторонников.

Все знали, что сын рыцаря из Тенеса жив. В таверне у очага любили рассказывать, как он вместе с лесными бродягами вступается за колонов. Хотя Элизия много раз воображала себе их новую встречу, она не могла предвидеть, какая буря разразится в ее душе, и не думала, что взаимное притяжение между ними только усилится. Она тоже перестала быть девушкой-простушкой.

– Здесь много судачат о юном Изембарде Втором из Тенеса, – быстро заговорила она, чтобы спрятать свое волнение. – Я обрадовалась, узнав, что ты не умер… Думала, никогда тебя не увижу.

Изембард вновь почувствовал себя тем робким юношей, который едва отважился на поцелуй. Он не знал, что сказать, он терялся, глядя на это милое, неожиданно побледневшее лицо. Элизия стала взрослой женщиной. Изембард беспомощно улыбнулся.

– Какая ты красивая, Элизия. Тысячу раз я мечтал увидеть тебя вновь, но вот…

– Господь распорядился иначе. Мне тоже пришлось нелегко.

Они смотрели друг на друга с теми же чувствами, позабыв обо всех переменах в их судьбах.

– Гальдерик не устает рассказывать, как вы спасли его семью от ужасных дикарей! – выпалила она, покраснев, и перевела взгляд на его боевой меч. – Ты что-нибудь знаешь о своей сестре?

По лицу Изембарда пронеслось мрачное облако.

– Она жива, но это очень странная жизнь. До тебя, конечно, доходили слухи о двух демонах, обитающих в лесу. Люди рассказывают о юной девушке с белокурыми волосами…

В «Миракле» говорили обо всем, здесь истина мешалась с легендами. И различить их было не всегда возможно. Изембард смотрел на Элизию, и сердце его обливалось кровью. Обоим хотелось длить и длить эту беседу, но на них уже начали обращать внимание. Гали пил с двумя собутыльниками на другом конце зала, все трое теперь с любопытством глядели в их сторону.

– Нам нужно о многом поговорить, Элизия, – тяжело вздохнул Изембард. – Надеюсь, у нас это скоро получится. Но сегодня я пришел, чтобы тебя предупредить.

Элизия предпочла бы и дальше слушать его восхищенный лепет, но взгляд молодого человека был таким серьезным, что девушка тоже забеспокоилась. Предупреждение подразумевало и опасность.

– Теперь мой мир здесь, Изембард.

Он порывисто схватил ее за руку – это был дерзкий жест, свидетельствующий о глубинных переменах. Изембард был исполнен решимости. Он провел пальцами по шрамам и ожогам на тыльной стороне ее ладони, и Элизию ожгло огнем.

– Гали увидит. – Она быстро отдернула руку. – Чего ты от меня хочешь?

– Ты ведь знаешь, виконт исчез.

– В городе только об этом и говорят, и отсутствие его сказывается на нашей жизни. Позавчера византийский корабль покинул гавань, не разгрузившись. Так я останусь без лучших специй. Если бы не епископ Фродоин, все здесь превратилось бы в хаос.

Элизия тараторила о таких вещах, чтобы крепче держаться за свой привычный мир. Ей не давал покоя огонь, сверкавший во взгляде Изембарда. Юноша понизил голос. Люди за всеми столами уже прислушивались к их разговору.

– Элизия, все эти годы я защищал жизнь колонов, которые когда-то помогли нам с сестрой. Многие погибли, но несколько поселков уцелело. – Взгляд его стал тяжелым. – Дрого хочет захватить город.

Элизия испуганно вытаращила глаза. В таверну к ней приходили в основном готы, они часто заговаривали о жестокости Дрого, о его губительных набегах. Переборов свой страх, она ответила твердо:

– Он твой враг, а не мой.

– А если ты спросишь маленького Гальдерика?

Девушка отшатнулась назад, словно от пощечины.

– Не важно, кто здесь правит, я все равно буду работать с утра до вечера!

Изембард снова схватил ее за руку, и Элизия подалась вперед, чтобы никто этого не заметил.

– Элизия, выслушай меня. Я узнал от епископа Фродоина, что скоро к тебе обратится некая знатная дама, Года из Барселоны. Она предложит тебе помочь нам в очень опасном деле. – Взгляд его наполнился печалью. – Они думают, что ты не откажешься. Но я пришел, чтобы сказать, что ты не обязана соглашаться. – Изембард замолчал, ему было тяжело. Он действовал за спиной у Гисанда и епископа, но был обязан так поступить, это был его долг перед Элизией. – Все эти годы я знал, что твоя жизнь в городе складывается хорошо, и это помогало мне справляться с невзгодами. Я понимаю, нас с тобой связывает лишь воспоминание. Пусть так, но не я хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Тебе есть что терять, поэтому если ты не хочешь нам помогать, не помогай. Мы найдем какое-нибудь другое решение, а о тебе я с нашими переговорю.

У Элизии слезы навернулись на глаза. Она привыкла жить, не чувствуя над собой опеки. Впереди всегда шла именно она, даже Гали жил за счет ее труда, и уже было ясно, почему он выбрал ее в жены. Ей очень хотелось сказать, что это неправда: их связывает не только воспоминание. Чувство, которое владело ею в этот момент, было просто-напросто любовью к Изембарду, невозможной любовью.

– Года прекрасно ко мне относится. Мы с ней уже давно подруги, и я ей доверяю. Что будет, если сюда придет Дрого?

– Этот человек насылал на крестьян дикие орды. – Изембард оглядел таверну, полную народу. – Он жаждет отомстить тем, кто много лет не допускал его до власти, он хочет стать графом.

За столами сидели небогатые землевладельцы, ремесленники и несколько купцов – все это были готы, в течение многих лет проклинавшие Дрого де Борра.

«Меня это тоже касается», – печально подумала Элизия. После ужасного начала и трех лет изнурительного труда ее таверне суждено опустеть. От этой мысли хозяйка пришла в ярость и тут же решила, что никому не позволит потопить «Миракль». Да, ей было страшно, но в словах ее зазвучала твердая решимость:

– Я не стану дожидаться Году. Что тебе нужно, Изембард?

Юноша вздрогнул. Глаза Элизии сверкали холодной отвагой.

– За Новыми воротами стоит обитель Санта-Мариа-дел-Пи. Там живут три монаха.

– Я их знаю. Они поставляют мне свежие яйца и травы.

С таверны «Миракль» уже кормилось несколько семей и маленький монастырь.

– Ты должна кое-что от них получить, перевезти сюда и спрятать. Капитан Ориоль придет в «Миракль» и заберет.

– Ориоль? Да он один из моих лучших клиентов!

Командиру епископских гвардейцев было тридцать лет, и он до сих пор оставался холостяком. Элизия отмечала его особое отношение, но не придавала этому значения. Взгляды капитана доставляли ей удовольствие, ей нравилось чувствовать себя женщиной даже в замасленном переднике, но большего она не ждала.

Их никто не мог слышать, но Элизия заметила, что хмурый Гали уже поднялся с места.

– Уходи, Изембард, – взмолилась Элизия и едва удержалась, чтобы не погладить его ладонь. – Я дам о себе знать.

Девушка отвернулась и принялась громко шутить с гостями за центральными столами. Она вытащила двух стариков танцевать – хозяйка часто так делала, когда бывала в настроении, – и они втроем перегородили проход. Изембард незаметно покинул таверну.

Гали злобно смотрел на жену, которая смеялась с этими стариками – без зубов, зато с бесстыдными ладошками. Он был уверен, что к Элизии приходил Изембард, и ему казалось, что в какой-то момент они держались за руки. И хотя жена продолжала шумно веселиться, от Гали не укрылась тревога на ее лице. Он тоже знал, какие истории здесь рассказывают. Если щенок из леса вновь возник после стольких лет, значит это неспроста. И все-таки парень допустил ошибку: его появление в Барселоне, несомненно, заинтересует Дрого. Гали недобро оскалился и сел на место. Лучше проявить осмотрительность и выяснить, что они там затевают: тогда, быть может, ему удастся вернуть свой пергамент, который когда-то забрал Калорт, опять стать свободным человеком и уйти из этого мерзостного города.

Вечером в Барселоне проходило празднество в честь святой Эулалии. Юная мученица из римских времен почиталась барселонцами, потому что древнее предание связывало ее историю с этим городом; Сервусдеи, впрочем, утверждал, что то же самое о ней рассказывают и в далекой Мериде.

Богослужение с участием всех каноников, священников и хора в старой базилике Санта-Крус продлилось дотемна. Новый храм, окружавший базилику, сможет вместить гораздо больше прихожан. Стены уже возвели, теперь устанавливали капители из мраморных глыб – они будут держать на себе своды и полукруглую апсиду. Фродоин получил в свое распоряжение лучших мастеров из Толедо и Памплоны. Собор будет великолепный, если только не помешает Дрого.

По окончании торжественной мессы в память мученицы процессия двинулась в маленькую часовню на так называемом Поле святой Эулалии, неподалеку от церкви Санта-Мариа, что возле берега. Как и в предыдущие годы, Сервусдеи жаловался, что народные гуляния пронизаны духом язычества. Да, Эулалия была одной из самых почитаемых святых христианского мира, наравне со святым Викентием, но священник был уверен, что готы видят в этой фигуре нечто иное. Белая голубка, которая, согласно гимну Пруденция, выпорхнула из ее уст в момент смерти, приобретала, как и в случае с другими мучениками, также теллурический и оккультный смысл. Это была священная птица Венеры, «дар влюбленным». Сервусдеи знал, что в Барселоне тайком молятся о плодородии полей, животных и женщин.

Фродоин не собирался вмешиваться в старинные обычаи. Весь мир являл собой загадку, и епископ, как и большинство его современников, боялся, что власть древних богов и других легендарных созданий не вовсе растаяла в Божественном свете. К тому же Фродоин постепенно приучался доверять готам. Его война, которую он так долго откладывал, была направлена против мосарабского обряда во всем графстве.

С наступлением ночи процессия со свечами вышла из Старых ворот. Фродоин настоял, чтобы впереди несли крест, а четверо диаконов шли с кадилами. За клиром шествовали fideles с большими свечами. Года, как и другие знатные женщины, выступала, прикрыв лицо белым платком. От взгляда на нее захватывало дух. Губы ее шевелились, но слетал с них не гимн в честь святой Эулалии, не христианские молитвы. В зеленых глазах своей возлюбленной Фродоин видел веру более глубокую и более древнюю, чем его собственная.

Года уговорила епископа, чтобы в этот день, как и в день 29 мая, процессия трижды обходила весь город, включая предместья и маленькую рыбацкую церковь. Благодаря заступничеству святой Эулалии таким образом будет воздвигнут невидимый барьер, защищающий Барселону от врагов и от злой силы, которая приносит болезни. Между собой они решили дать народу возможность помолиться о защите от Дрого и его кровожадных замыслов.

Что больше всего беспокоило Сервусдеи в этой древней lustratio – так это пастухи в хвосте процессии, которые вели быка, свинью и барашка. Фродоин предупреждал с амвона, что жертвоприношения – это языческий обряд, однако он знал, что, когда его прихожане пройдут мимо епископского дворца, в отведенных заранее местах запылают костры. Животным предстояло поучаствовать в древнем кровавом ритуале, а потом начнутся пиршества и танцы.

Перед часовней Святой Эулалии они выпустили голубку – птица растворилась в ночи под ликующие крики и бормотание молитв. Взгляд Фродоина встретился со взглядом Годы, которая в этот момент беседовала с Элизией. Их необычная дружба сумела перешагнуть через все сословные ограничения. Лицо девушки под платком было бледно, она бросила взгляд на епископа и вернулась в Барселону. Фродоин без труда мог себе представить содержание этой беседы.

Молодой прелат наигранно улыбнулся Годе. Их союз ради спасения Барселоны пустил корни глубже, чем оба могли ожидать. Вожделение плоти, соединившее их в самом начале, превратилось в нечто большее. Они полюбили друг друга, чего ни один из двоих не мог предположить заранее. На людях они вели себя сдержанно, но тайные их встречи в башне Монс-Иовис были исполнены страсти. Только капитан Ориоль и доверенные рабыни Годы ведали об этой опасной игре и оберегали их секрет. Фродоин, ревнуя к безобразному Нантигису, несколько раз предлагал расторгнуть их брак, но Года отказывалась наотрез. Она знала, как вертеть старым пропойцей, чтобы жить по своему усмотрению, а Фродоин должен был сохранять незыблемость своего положения на вершине церковной иерархии, что было делом первостепенной важности для всей Барселоны. Да, они были любовниками, но не могли оповестить об этом открыто, иначе их обвинят в прелюбодействе и они не исполнят миссию, угодную Господу.

Благодаря Годе епископ опирался на поддержку большинства готских семей и получал сведения о том, что происходило в других местах его епархии. Так он сумел добиться относительного благополучия для барселонцев и сосредоточился на реализации главного своего проекта – строительстве нового собора.

Года почтительно склонила прикрытую платком голову. План начал осуществляться, и многое теперь зависело от Элизии. Дрого не получит Барселону.