В положенное время участники собрания ведущих членов «Хантер-клуба» перешли в каминный зал, где на ужин в их присутствии по всем правилам готовились бекасы, вальдшнепы и прочие птицы этого семейства. А также и кроншнепы, относящиеся к семейству ржанковых и достигающие размеров приличной курицы. Были и куропатки из семейства фазановых. Запахи по залу распространялись умопомрачительные, повара в егерских одеждах орудовали вертелами, лакеи готовили столы «по-походному».

Арчибальд перешёл от общих рассуждений к вопросам практики, от которой кое у кого начали кривиться губы. Одно дело – создавать теории и «продвигать их в массы» ничего не понимающих исполнителей, совсем другое – поставить на кон собственные головы, согласившись, что они ничуть не ценнее и, главное, не крепче прочих.

После достопамятного разгрома британской кавалерии под Балаклавой 13/25 октября тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года (официальная траурная дата военной истории Англии), когда были массово уничтожены представители самых аристократических фамилий, гордые альбионцы предпочитали избегать прямых боестолкновений с русской армией. Да их после окончания Крымской войны и не случалось больше, англичане воевали с Россией или чужими руками, или вонзали ей ножи в спину и ставили подножки, числясь официальными союзниками.

Удивительно, насколько утратила боевой дух нация, потеряв в честном бою всего лишь сотню офицеров и пару тысяч рядовых! Этого хватило, чтобы её полководцы решили в настоящих сражениях с достойным противником больше не участвовать. Один раз не удержалась, и опять в связи с «русским вопросом». Так Британии не хотелось, чтобы Россия, надёжнейший союзник по Антанте в Мировую войну, заняла Босфор и Константинополь, что решилась она на опережающую, неподготовленную операцию по захвату Дарданелл. Бывшие друзья-турки устроили ей страшный мордобой при Галлиполи, взяв заодно реванш за тяжёлое поражение от русских под Эрзерумом и Трапезундом. В той бестолковой мясорубке англичане потеряли двести тысяч солдат и несколько тяжёлых кораблей.

Так дальше и покатилось: бегство из Дюнкерка, сдача японцам первоклассной крепости Сингапур всего через неделю после первого обстрела, причём атакующие крепость имели личного состава втрое меньше, чем обороняющиеся за бетонными фортами.

Это вам не Порт-Артур, где британские клиенты — японцы почти год штурмовали глинобитный городишко в чистом, практически, поле. Ничего подобного укреплениям Сингапура там не было. После этого за минувшие тридцать пять лет самураи кое-чему научились. Своих покровителей и друзей раздолбали в пух и прах. А уж что с пленными делали – смотрите английский пропагандистский фильм «Мост через реку Квай». Очень, наверное, пожалели гордые британцы, что таких друзей выпестовали. Зато встретив под Халхин-Голом русскую пехоту и танковые бригады, те же японцы быстро ощутили, «что вам здесь не тут». И навсегда оставили идею ещё раз повоевать с этим грубым народом. Хотя советские политруки так и не смогли научить своих бойцов и командиров публично вырывать у пленников печень и съедать её на глазах восхищённых подчинённых, что считалось доблестью у самураев.

Отсталая, конечно, нация – русские, по сравнению с умельцами, делающими «Тойоты» и магнитофоны. Просто интересно, отчего ни один подобный факт в вину нынешним японцам не ставится, хотя, при их продолжительности жизни, каждый второй благовидный пенсионер в чём-то, вроде «шанхайской резни», наверняка участвовал. И вкус горячей, живой печени помнит.

Однако до сих пор во всех исторических трудах (включая и советско-российские) Японская и Крымская войны Россией позорно проиграны, а двукратная сдача французами Парижа, все кампании 1939–1941 гг. – включая Дюнкерк – вершина национального боевого духа.

Да и в новейшие времена афганскую эпопею СССР принято считать позорным поражением, а французские Вьетнам и Алжир, где отважные галлы бежали с собственных территорий, Вьетнам и Корея, проигранные американцами вкупе со всеми союзниками по НАТО, СЕНТО и СЕАТО, – к разряду унизительных исторических эпизодов относить не принято.

Но оставим лирическое отступление, которые так любил в своих романах Виктор Гюго.

То, о чём сейчас говорил Арчибальд, то есть окончательное выведение России за скобки мировой истории, выглядело крайне привлекательно, но присутствующим по-прежнему хотелось, чтобы этим занялся кто-то другой. Нет вопросов, «Хантер-клуб» почти двести лет поставлял в правительство премьер-министров, министров финансов и иностранных дел, вся разведка и контрразведка тоже была «своя». Джентльмены, не склонные к просиживанию штанов в парламентах и иных кабинетах, находили возможность захаживать, под видом «частных лиц», на заседания всяких там «бильдербергских», «заксенхаузеновских», «миннесотских» и прочих конгрессов, якобы определявших векторы текущей политики, сегодня и в далёкой перспективе, внимательно слушать прения, моментами отпуская замечания, как правило – принимаемые к исполнению.

Большинство усилий достопочтенных джентльменов, то «прямых», то весьма опосредствованных, последние три века направлялись на причинение максимального вреда России, лишь изредка отвлекаясь на почти семейные разборки с немцами и французами. То, что антироссийская политика всех без исключения британских кабинетов нередко противоречила реальным интересам Империи, во внимание не принималось. В этом случае традиционный прагматизм «мировых лавочников» уступал место романтической ненависти. Можно бы назвать это своеобразным инстинктом, архетипом, не поддающейся рационализации уверенностью, что две эти страны одновременно сосуществовать на одной планете не могут. Неважно, почему. Евреям тоже нельзя в субботу поднимать с земли оброненные деньги.

Арчибальд указал рукой на выложенный готическими золочёными буквами девиз, почти незаметный в окружении других щитов, эмблем и флагов, на стене позади председательского стола.

Все посмотрели.

«Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет!» Подпись – лорд Пальмерстон.

– Это сказано полтора века назад, – поднял палец Арчибальд. – И эти мудрые слова не потеряли своей актуальности. Правда, после Севастополя и Петропавловска прямых вооружённых столкновений не было, оказалось, что воевать с русскими на их территории Британии не по силам. Более того, в одной мировой войне здесь и в двух – в другой реальности нам пришлось оказаться союзниками, но это ничего не изменило. Напротив, опасность стала ещё очевиднее. И вот, наконец, пришло время нанести решительный удар. «Карфаген должен быть разрушен!»

– Каким же это, интересно, образом? – осведомился один из джентльменов, имеющий отношение к «Форин офис», т. е. министерству иностранных дел. – Россия – член ТАОС, весьма авторитетный, и я, например, не вижу даже гипотетической возможности как-то изменить ситуацию. Нам никогда не удастся расколоть Союз и создать жизнеспособную антирусскую коалицию. Сегодня не тысяча восемьсот пятьдесят третий год.

– Об этом не идёт и речи. Конечно, ни у кого нет сил, а главное – желания начинать новую мировую войну в то время, как «свободный мир» и без того напоминает осаждённую крепость. Но есть куда более простой и надёжный путь. Силы, направившие меня сюда, вернее, позволившие вернуться в этот мир, по которому я, признаться, немного соскучился, заинтересованы в том же самом. Им очень не нравится существование России в её нынешнем качестве, а главное – последствия, могущие наступить по её инициативе очень скоро. Если в одном из параллельных миров, как я уже говорил, она практически выведена из числа главных мировых игроков и тщетно пытается сохранить жалкие остатки прежней мощи и влияния, то в двух других, включая и этот, всё обстоит противоположным образом. Югороссия, существующая в двадцать пятом году, стремительно развивается, по своим военным и экономическим возможностям уступает только Соединённым Штатам. А если (что рано или поздно случится) присоединит к себе остальные территории, ныне управляемые большевиками, или просто объединится с РСФСР в «Евразийскую конфедерацию» под лозунгом «Одна страна – две системы», для Европы это станет катастрофой. Тамошняя «версальская» Германия, похоже, сделала ставку на идеи Бисмарка, и если оформится прочный русско-германский союз, наша «добрая старая Англия» превратится в ничтожный островок, населённый вырождающимися потомками титанов девятнадцатого века!

– Вы говорите странные и страшные вещи, сэр Арчибальд, – возмутился один из клубных «ультраконсерваторов».

– Да неужели? А разве сейчас, здесь, у вас, Великобритания по-прежнему «владычица морей», «мастерская мира», дирижёр «европейского концерта»? Вне рамок ТАОС мы что-нибудь можем предпринять в отношении своих бывших колоний и доминионов? Способны противостоять «Чёрному интернационалу», если он сочтёт нас очередной целью?

Оппонент промолчал. Молча ждали продолжения и остальные.

– В том и дело, джентльмены, что единственная реальность, где мы что-то можем и что-то значим, зажата между двумя другими, с совершенно проигрышным для нас раскладом. И я прислан сюда, чтобы проигрыш превратить в победу. Прошу вас усвоить: все параллельные миры сплетены воедино, взаимопроницаемы, населены во многом одними и теми же людьми, используют зачастую общую инфраструктуру. В этом самом кабинете в другом мире сейчас сидят почти те же самые люди и, возможно, говорят о том же самом, но с другой точки зрения. В случае необходимости мы можем рассчитывать на их помощь, так же как они – на нашу. Ведь это так естественно, так соответствует нашему национальному характеру: «Помоги себе сам, тогда и Бог тебе поможет».

Именно поэтому силами, способными в равной мере контролировать все известные реальности, сочтено необходимым осуществить массированное воздействие на стыке пространств и времён. Вычислено – именно сейчас эта реальность зависла в состоянии неустойчивого равновесия. Если Олегу Романову удастся его план узурпации власти и возрождения российского самодержавия в его, так сказать, «идеальной форме», начавшийся XXI век станет веком русской гегемонии. И Россия будет определять, как должен быть устроен мир, кого взять себе в союзники и клиенты, а кого – предоставить собственной участи. Я не хочу жить в таком мире. Вы, разумеется, тоже, поэтому должны полностью положиться на меня, вернее, на те силы, которые меня направляют.

В ответ на вопрос, что именно представляют собой означенные «силы» и каковы основания считать их дружественными и стремящимися к тем же, что и «Хантер-клуб», целям, Арчибальд сказал, что сущность их столь же непостижима, как и «божественное провидение». Достаточно того, что они обладают возможностью управлять законами природы и, пожалуй, определять мироустройство в пределах этой, конкретно взятой Вселенной.

Скептически настроенный мистер Пейн, до сих пор отчего-то не удостоенный даже рыцарского звания, притом что «сэром» не так давно стал даже популярный в кругах богемы певец-гомосексуалист (наверняка Оскар Уайльд от зависти и негодования перевернулся в гробу), своим вопросом попал в точку.

– Ни в коей мере не подвергая сомнению слова достопочтенного докладчика, я просто следую урокам известного большинству присутствующих Сократа. То есть ищу в словах собеседника логические неувязки, в которых не могу разобраться самостоятельно, и немедленно прошу меня просветить. Итак – имеются некие «силы», настолько могущественные, что в состоянии воскрешать мёртвых, творить миры и забавляться законами природы, как ребёнок кубиками. Так отчего бы им самим не отменить Россию как исторический парадокс, расселить нас на её территории, как не столь давно было сделано на американском континенте, и предоставить остальное естественному процессу эволюции? Для чего привлекать к столь грандиозной задаче совсем небольшую группу людей, весьма достойных, конечно, но далеко не всесильных!

Пейн произнёс эту тираду и сел с победительным видом.

– Я вас понимаю, – проникновенно ответил Арчибальд. – Но в том ведь и дело, что Господь Бог не установил на Земле даже после пришествия Спасителя тех порядков, которые вытекали бы из дарованных им Заповедей, постулатов Нагорной проповеди… Он, в неизречённой милости своей, предоставил людям право самим решать свои судьбы, лишь иногда тем или иным образом направляя и подсказывая…

– И карая, – с места добавил Пейн.

– Да, и карая. Причём последние две тысячи лет предпочитает делать это не собственноручно. Что касается «всесилия»… Человек, настолько всесильный, что в состоянии одним нажатием кнопки семикратно уничтожить планету со всем её населением (впрочем, это не из нашей истории, здесь, слава богу, до такого ещё не додумались), подчас затрачивает массу усилий, ухищрений и смекалки, чтобы вырастить в своём садике розу диковинного голубого оттенка. С прагматической точки зрения ему это совершенно не нужно, однако он посвящает своему увлечению всё свободное от руководства судьбами нации или целого мира время. Рыхлит землю, вносит удобрения, уничтожает тлей, отбраковывает неудачные образцы. Думаете, Господу нашему нечем больше заняться, кроме как определять меру наказания ничтожнейшему из грешников? Однако он это делает. По крайней мере – мы уверены, что он это делает. Вот сейчас он неожиданно пропустил в наш мир эти «силы», для которых у меня нет определения. Очевидно, это очередное проявление Божественного Провидения. Вы удовлетворены, мистер Пейн?

– Удовлетворён. Переходите к сути.

Суть оказалась достаточно простой по сравнению с очень затянувшимся предисловием. Здешнему составу «хантеров», с привлечением всех имеющихся возможностей, соратников и сотрудников в Англии, за её рубежами и в самой России, необходимо спланировать и провести операцию по физическому устранению Великого князя Олега. Одновременно с ней из одной или двух параллельных реальностей в эту будет переправлено достаточно специалистов, технических средств и боевых групп «добровольцев», чтобы организовать в Москве, Петрограде и любых других местах (если потребуется) масштабные беспорядки по типу февраля 1917 года. Власть возьмут «нужные люди» из Главной Исторической Последовательности (ему пришлось попутно объяснять метафизический смысл этого термина), знающие, как следует действовать для достижения безукоризненно просчитанного результата.

Россия немедленно будет дезинтегрирована на минимум пятьдесят безусловно независимых государственных образований с массой территориальных и политических претензий друг к другу. В идеале это обеспечит немедленное начало одной всеобщей гражданской и десятка межконфессиальных и этнических войн. И весь наступающий век именно британцам (как единственно понимающим смысл происходящего и держащим в руках рычаги силового и психологического управления) будет предоставлена возможность пользоваться плодами этой внезапной «геополитической катастрофы».

Идея как таковая вызвала горячее одобрение и энтузиазм собравшихся. Собственно, она ни в чем не расходилась с той, что со времён Ивана Грозного и королевы Елизаветы составляла суть и стержень британской политики, просто впервые после завершения Мировой войны была сформулирована с беспощадной определённостью. Полное уничтожение геополитического противника, и никаких политкорректных нюансов. Раньше приходилось жить, стиснув свои чувства в кулак, как на светском рауте в доме бесконечно ненавистного человека.

– Вы уверены, достопочтенный сэр, что предлагаемая вами операция пройдёт достаточно гладко и не потребуется прямой силовой акции, нашей и наших союзников? Всё же у России четырёхмиллионная, весьма боеспособная армия и мобилизационный потенциал под сорок миллионов.

– У царской России было под ружьём двенадцать миллионов к моменту революции, и это никак не помешало свержению Николая и развалу Империи, – с чувством превосходства ответил Арчибальд.

– Вы говорите о какой-то другой истории, – с места довольно запальчиво выкрикнул молодой (по клубным меркам) человек. – В нашей – несколько царских генералов смогли выделить из двенадцатимиллионной серой массы боеспособное ядро в несколько сот тысяч офицеров и солдат. Этого хватило, чтобы разгромить большевиков и восстановить ту же Империю, пусть и без царя, не только в границах девятьсот четырнадцатого года, но и с солидным приращением. А теперь речь идёт уже и об официальной реставрации монархии. Это безусловный вызов самой идее прогресса и демократии, но неизвестно, устоит ли «демократия» перед таким вызовом? – очевидно, Айвори Гамильтон-Рэй был достойным сыном своего отца и к истории относился прагматически, без идеологических шор.

– В той реальности действительно была допущена ошибка, – согласился Арчибальд. – Правительство Ллойд-Джорджа слишком долго колебалось, не зная, кого поддержать – монархистов, кадетов, беспартийных генералов или большевиков. Когда разобрались, было уже поздно.

– Но, насколько я понял ваш предыдущий рассказ, точно те же ошибки совершены и в других реальностях. И там и там хоть монархисты, хоть большевики (но всё равно русские!) преодолели «смуту» и вышли из неё достаточно сильными, чтобы остаться государством, в той же мере превосходящим Британию, что и раньше.

– Россия никогда не превосходила Британию! – с возмущением провозгласил герцог Честерский.

– Тогда отчего всё-таки мы в трудные моменты нашей истории искали союза с Россией и никогда – наоборот? – Поняв, что его слова раздражают «высокое собрание», молодой Гамильтон-Рэй пояснил, оправдываясь: – Я полностью разделяю наши общие идеи, но как любой охотник предпочитаю составить полное представление о звере, против которого выхожу. И хочу правильно выбрать снаряжение, вне зависимости от чьих-либо предрассудков. Неосторожно внушать себе, что бекасиная дробь годится и против тигра, как, впрочем, не стоит стрелять по зайцу экспансивной пулей…

– Молодой человек прав, – примирительно сказал Арчибальд, которому сейчас умный оппонент-скептик был полезнее восторженного дурака-догматика. Работать ведь придётся с первыми, вторые, не понимая этого, годятся лишь на роль буйволов, тянущих фургон в нужную сторону.

– Все наши беды – от недооценки противника. И самое неприятное: после стольких конфликтов, войн и революций мы не научились понимать – когда же и в чём мы ошибаемся! У нас ни в министерствах, ни в штабах, ни в самом клубе столько лет (даже веков!) не было людей, способных мыслить на той же волне, что и неприятель. Вот русские цари, при всей разнице положения и образования настроения и характер своего народа, возможности рядовых, неграмотных солдат понимали и умели использовать… Зато теперь мы учли абсолютно все ранее допущенные ошибки, в том числе невозможность и ненужность личного участия европейцев в открытых столкновениях с русскими. Мы, наконец, поняли психику нынешнего, живущего в вашей реальности русского человека.

При слове «русского» лицо Арчибальда исказила странная усмешка.

– Мы не только знаем теперь, как именно «оставить за кадром» столь много неприятностей доставлявшие нам черты его «национального характера», мы на примере «Главной реальности» провели натурный эксперимент. В принципе он удался. Если в точно рассчитанный момент ликвидировать «князя Олега» и несколько человек его ближайших соратников, остальная «Россия» и не почешется. Зато назначенная нами «колониальная администрация» сразу даст «народу» то, что является его естественной и вековой мечтой, постоянно подавляемой авторитарной властью. Мы дадим людям «волю»…

– Поясните, что это слово значит, – попросил неугомонный Айвори. А ведь он, судя по его взгляду и интонации, знал русский язык. Тем интереснее будет поработать с этим человеком.

– Вообще, у русских, в их наиболее полном словаре Даля, трактовка этого термина занимает три страницы мелкого шрифта. Я имею в виду то, что нужно нам: «данный человеку полный произвол действия, отсутствие любого принуждения». Это совсем не то, что европейская «свобода». Винтовка в руке и никаких сдерживающих принципов. Вот вам и русская «воля».

– Спасибо, сэр, – кивнул Айвори, опускаясь в кресло. – Только отчего вы думаете, что четыреста миллионов таким образом настроенных людей захотят слушать вас и наших ставленников? Если хотя бы десять процентов из них сохранят винтовки, а также автоматы, пулемёты и танки? Притом что никакая власть, тем более иностранная, не сможет контролировать эту «волю» на таких территориях. Сколько дивизий мы сможем выделить для оккупации, и насколько далеко они смогут продвинуться от морских портов и аэродромов?

– Им и не потребуется куда-то «продвигаться». Русские всё за нас сделают сами. Подконтрольная нам власть будет поддерживать подобие порядка там, где это необходимо. На остальной территории пусть делают что хотят.

– Очень вероятно, что скоро очередному генералу Корнилову захочется установить свою власть, навести свой порядок, и в очередной раз повторится то, что неоднократно случалось – мы получим ещё более агрессивного, озлобленного против нас и всего свободного мира противника. Он вдобавок может объединиться с «Чёрным интернационалом», и тогда нас ждут совсем весёлые времена…

– Хорошо, что вы умеете так чётко выявлять слабые места в стратегических планах, – с кисловатой улыбкой сказал Арчибальд.

– Это его специальность, – пояснил председательствующий. – Коммодор Гамильтон-Рэй служит старшим аналитиком Адмиралтейства.

– Прекрасно, такие люди нам нужны даже больше, чем простые организаторы и исполнители. У вас будет много интересной работы, но я бы хотел, чтобы вы знали – сначала нужно разгромить врага и лишь потом решать вопросы послевоенного устройства. Иначе не стоит и начинать.

– Иногда такое решение бывает единственно правильным, – почти дерзко ответил коммодор.

Клубмены не ожидали, что сравнительно молодой человек, обязанный своим членством исключительно авторитету и влиянию отца, вдруг вступит с гостем в столь длительный, на грани приличия, спор. Почти всех остальных, в силу их возраста, настолько увлекла возможность обрести бессмертие и возможность свободно перемещаться между мирами, что они не желали задумываться о прозаических вещах. Тем более никому из них всё равно не придётся делать что-либо своими руками. Всего лишь – давать указания тем, кто станет принимать решения и проводить их в жизнь.

Отзвуки даже мировых войн редко достигают слуха «настоящих джентльменов» сквозь стены клубов и ограды родовых замков.

…За следующие полтора года произошло много интересного. Сэр Арчибальд и те, кто его поддерживали, сделали правильный выбор, определив «Хантер-клуб» мозговым и оперативным центром операции «Кроссворд». Самим достопочтенным джентльменам, действительно, думать почти не приходилось. Из самозваных вершителей судеб полумира они превратились в простых «направленцев», как называют в высоких штабах офицеров, ответственных за контроль над конкретным участком театра военных действий, сами этого не осознавая.

Арчибальд, присвоив себе должность, аналогичную как минимум начальнику Генштаба, свой «тщательно разработанный план» держал в голове (по крайней мере, написанным его никто никогда не видел), и целиком план был известен только ему. Все прочие клубмены получали от него лишь приказы, тщательно замаскированные под деликатные инструкции или просто советы. Но зато они, используя огромный опыт, колоссальные связи и неограниченные финансовые возможности подконтрольных структур, включая транснациональные корпорации, умело эти разработки реализовывали, не стараясь вникать в подробности.

Сложность современной системы международных политических, экономических, военных отношений была такова, что ни отдельный человек, ни даже спецслужба целого государства не в состоянии были составить представление о какой-либо взаимосвязи, а уж тем более – однонаправленности множества ежедневно происходящих в мире событий. Где-то активизировались сепаратисты, где-то обанкротилась целая отрасль промышленности, пошла вверх или, наоборот, резко упала цена на золото, ушло в отставку правительство вполне благополучного государства, возникла новая политическая партия – такие вещи случаются постоянно на протяжении веков. И до тех пор пока не образовалась где-то, как-то, почему-то критическая масса обстоятельств, чреватая взрывом, как, например, летом тысяча девятьсот четырнадцатого года в Европе, даже самые проницательные политологи и аналитики не способны предугадать абсолютно ничего.

Единственное, на что можно рассчитывать в подобной ситуации целенаправленного изменения вектора, так только на «гениальное озарение», но люди, увы, никогда в них не верили и не верят. Им подавай «неопровержимые доказательства», получить которые невозможно по определению.

Зато у Арчибальда имелось доказательство необходимости и правильности своих действий. Одно-единственное, но совершенно неопровержимое. Для каждого из руководителей «Кроссворда» он организовал обставленное по высшему классу посещение обеих реальностей, в программу которых входил и двух-трёхдневный визит в некий неимоверно древний, но оборудованный по последнему слову науки, техники и искусств «Замок». Где именно он находился, Арчибальд каждый раз отвечал по-разному или вообще не отвечал, делая перед гостями многозначительное лицо. Кроме экскурсий и развлечений каждый «посвящённый» прошёл курс оздоровительных и омолаживающих процедур, почти не затронувших внешности (зачем почтенным пожилым людям привлекать ненужное внимание множества давних и хороших знакомых?), но полностью избавивших от старческих недомоганий, хронических болезней, последствий старых ран. И, что самое главное, как обещал Боулнойз, все они минимум на десятилетие были застрахованы даже от обычного насморка, не говоря об инфарктах, инсультах или, упаси бог, онкологических проблемах.

Его соратники, а по сути всё-таки клиенты, не испытывали отныне никаких сомнений, любая возможность нелояльности исключалась полностью. Почти гарантированное бессмертие на чечевичную похлёбку не меняют, даже из самых возвышенных соображений.

Пожалуй, за всю писаную историю земных цивилизаций не проводилось столь масштабных и скоординированных операций, направленных против одной цели. Даже обе мировые войны, а также и «холодная» уступали «Кроссворду» глубиной замысла и степенью использования психологического и психотронного оружия. Прежде слишком рано и непродуманно начинались боевые действия, нападающая сторона почти всегда следовала формуле Наполеона: «Главное – ввязаться в бой, а там посмотрим». Не до конца или совсем не учитывались экономические потенциалы сторон, бездумно выбирались союзники, и уж совсем не принимались во внимание такие нематериальные факторы, как «боевой дух», способность противника к сверхмобилизации, да, в конце концов, просто непреодолимая разница в менталитетах своего и вражеского населения.

Сейчас Арчибальд был уверен, что предусмотрел абсолютно всё.

Парламентский строй России-2, естественно возникший совсем в других странах и других исторических условиях, перенесённый на чуждую почву, демонстрирует крайнюю неустойчивость. Он просто неприспособлен для обеспечения жизнедеятельности такого государства, как Россия. Сегодня она существует только потому, что входит в ТАОС и функционирует в его рамках и по его правилам. К самостоятельной жизни она едва ли способна. Настоящей войны, да ещё «по всем азимутам», определённо не выдержит, как это случилось в первой реальности после прихода к власти Керенского.

Нынешний премьер Каверзнев немногим лучше. Не вдаваясь в теоретические дебри, любому хоть немного мыслящему человеку самоочевидно, что не может государство площадью в двадцать пять миллионов квадратных километров и населением четыреста пятьдесят миллионов человек ста разных национальностей управляться по тем же принципам, что Швейцария (население 7 млн, площадь 41 тыс. кв. км). В такой стране прения в Думе между представителями десятка антагонистических партий по самому пустяковому вопросу занимают больше времени, чем в названной альпийской республике всенародный референдум. А если придётся принимать диктуемые обстоятельства, но непопулярные по определению решения о введении всеобщей мобилизации, военного положения, приостановке действия Конституции, гражданских свобод, учреждению военно-полевых судов, заградотрядов и смертной казни по упрощённой процедуре? Передовые части агрессора раньше войдут в Петроград и займут Мариинский дворец, чем «народные избранники» договорятся о повестке дня!

Единственный стержень, там ещё имеющийся, – это Московия князя Олега. Как только стержень будет сломан – остальное посыплется само. Сделать это совсем не трудно. Стоит устранить князя и его ближайшее окружение, нейтрализовать (без применения военной силы, чисто по модели ликвидации Павла Первого, которой тоже немало поспособствовали тогдашние английские агенты) немногочисленные части великокняжеской гвардии, и Москва перейдёт в руки «нужных людей». Петроградское правительство прежде всего растеряется. Тем более – тут же вспыхнут мятежи во всех «внутренних колониях» – от Закавказья до Финляндии, с ключевой точкой в Польше, которая всегда являлась любимым «Архимедовым рычагом» британцев. Средняя Азия, благо тамошние эмиры, ханы и беки спят и видят себя полновластными владыками, заполыхает, как сухая июльская степь.

Вольные и невольные пособники Арчибальда в Правительстве и Думе парализуют любые осмысленные действия немногочисленных «государственников». Армия будет деморализована серией бессмысленных и взаимоисключающих приказов, а её боеспособные Экспедиционные корпуса, расположенные по границе Периметра, связаны бесчисленными, никакими планами не предусмотренными стычками с легионами «Чёрного интернационала».

Частично их отдельные полки и бригады, предательски оставленные без поддержки «союзников», будут уничтожены, кое-как уцелевшие начнут беспорядочное отступление в глубь страны. А отступать им придётся через очень недружественные, объявившие «независимость» территории. То есть в течение максимум нескольких недель Россия лишится кадровой армии.

Внутри страны согласованно выступят преступные группировки и, несомненно, асоциальные элементы, стремящиеся успеть «отнять и поделить» всё, что плохо, а тем более – хорошо лежит. Нейролингвистическое программирование и идеологическая подготовка «авторитетов» уже ведётся.

Тут и настанет время для интервенции. Устав ТАОС подобный случай прямо предусматривает. Кому из российского правительства придётся подписывать «обращение к союзникам» – определится по обстановке.

Более всего Арчибальд уповал на созданный по его личному проекту и строго засекреченный «Институт глубокого нейропрограммирования». Нашлись и в «первой» и во «второй» России талантливые учёные, за хорошие деньги и обещание «очень красивой жизни» изготовившие достаточное количество установок для нечувствительного превращения тысяч людей в абсолютно адекватных внешне исполнителей чужой воли.

Наконец «была пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата».

– Завтра мы начинаем, джентльмены, – торжественно сообщил Арчибальд на специально посвящённом этому долгожданному дню ужине. Самонадеянность его была так велика, что он совершил недопустимую для умного политика или военачальника ошибку – раскрыл сразу все свои карты и намерения, ничего не оставив на случай «неизбежных случайностей». То есть Клаузевица он если и знал наизусть, то многих постулатов мыслителя просто не понял.

Впервые он обрисовал членам клуба, собравшимся по такому случаю «ин корпоре», картину предстоящего во всей её полноте. В зале отсутствовало лишь несколько человек, ещё в самом начале отказавшихся участвовать в «этой авантюре». Людей настолько самодостаточных, богатых и умных, что их не прельстили никакие посулы, в том числе и «вечной жизни» между мирами. Кто-то посчитал, что она и так обеспечена, доказательством чему был сам факт присутствия здесь Боулнойза (если это всё-таки он), кто-то заподозрил в происходящем происки дьявола. Два джентльмена помоложе просто заявили, что их действительно интересует только охота, для чего они и вступили в клуб, заведомо не собираясь заниматься никакой политикой, а съездить в Сибирь, повидаться с медведями они смогут при любой российской власти. И это было правдой.

Само собой, такое «противопоставление себя коллективу» никаких последствий не имело и иметь не могло. Достаточно было честного слова о «неразглашении», тем более что ни за обеденным столом, ни в курительных комнатах посторонних разговоров вести было не принято.

Доклад сэра Арчибальда с демонстрацией карт и нужных таблиц был подкреплён и детализирован сообщениями лиц, ответственных за конкретные направления.

Айвори Гамильтон-Рэй, получивший к этому времени, не без специальной помощи Арчибальда, уже адмиральские шевроны, доложил едва ли не посуточно расписанную диспозицию силовых составляющих операции.

– Что, уважаемый адмирал, вы, похоже, избавились от своего скептицизма? – благодушно спросил герцог Честерский, сопровождая вопрос изрядным глотком хереса.

– Я сообщил, как выглядит военная сторона плана, если смотреть с нашей стороны. Мы сделали всё, что могли. Тактические и оперативные расчёты не вызывают у меня никаких сомнений…

– Но?! – вопросил герцог, который и сам имел чин генерал-лейтенанта в отставке. – У вас же наверняка имеется какое-то «но»?

– Безусловно, – ответил адмирал. – Вы же играете в бридж и в шахматы и прекрасно знаете, что все ваши домашние заготовки имеют смысл лишь до первого неожиданного хода противника. Я по-прежнему не могу ручаться, что русские будут так любезны, чтобы на каждом этапе «Кроссворда» делать то, чего мы от них ждём, а не исходя из собственного восприятия обстановки.

Да вот вам наглядный пример, – адмирал взял лазерную указку и вывел на экран карту Закавказья и Восточной Турции. – Это, как видите, без сомнения, ключевой театр военных действий, наряду со Средней Азией – объект непреходящих жизненных интересов Империи, при этом – доступен для полномасштабного вторжения и обеспечен стратегическими коммуникациями. Планируя наступление, мы исходили из того, что командир Четвёртого экспедиционного корпуса оперативного направления «Кавказ» со штабом в Эрзеруме, – он указал пункты дислокации бригад и отдельных батальонов, – будучи атакован с трёх направлений превосходящими силами, тем более зная, что происходит в метрополии, немедленно начнёт планомерное отступление по расходящимся направлениям – на Батум и Эривань. Так, как это сделал Юденич в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Другого разумного варианта в этой местности просто нет, несмотря на появление авиации. Пусть с потерями, бросая тяжёлое вооружение, он имеет шанс, прикрываясь заслонами на перевалах, эвакуироваться морем или продолжить отход вдоль побережья на север. Но мы даже не рассматривали абсурдный вариант, при котором генерал Сапегин решится на прямо противоположное и всеми силами начнёт прорываться вперёд, через Сирию, к своей военно-морской базе в Хайфе.

– А почему не рассматривали? – спросил некто с дальнего края стола. – Этот вариант всё же пришёл вам в голову, хотя бы как абсурдный? Вдруг именно он и будет реализован?

– Потому что я – не сумасшедший. В одной русской книге об их гражданской войне я читал такое: «Армия наступала. Командарм Сорокин десятый день питался только спиртом и кокаином. Он метался по фронту и успевал везде…» У меня высшее военное образование, но меня не учили планировать действенные контрмеры против стратегических идей, способных прийти в голову подобной личности. Семисоткилометровый марш по чужой территории, почти без дорог, с открытыми флангами, или стокилометровый по своим тылам к хорошо оборудованному центру, не растягивая, а уплотняя боевые порядки – мне кажется, выбор очевиден.

– Не совсем так, – раздался голос сэра Уилбура Даунтлесса, известного своими нетривиальными историческими исследованиями. – Кстати, адмирал, вы не помните, что там было дальше? Хотелось бы узнать, у того командарма что-нибудь получилось?

Вопрос Гамильтон-Рэй счёл издевательским, поскольку собеседник не мог не знать общеизвестных фактов последней большой войны в Европе.

Однако положение обязывало, и докладчику отвечать пришлось.

– Как вы несомненно помните, командарм Сорокин выиграл подряд несколько сражений, а потом выбрал подходящий момент и, в блеске воинской славы, перешёл на сторону Белой армии, – со всей принятой на королевском флоте холодностью ответил Гамильтон-Рэй. – Однако я не берусь рекомендовать ни вам, ни кому-либо другому решать стратегические проблемы подобным образом. Ни один профессор фармакологии не способен с приемлемой степенью вероятности предсказать, что начнёте совершать вы, перейдя на методику вышеупомянутого полководца. А ещё существует масса препаратов, растормаживающих подсознание и помогающее творить художникам и музыкантам. Вы готовы, сэр Уилбур, принять командование хотя бы дивизией на таких условиях на русском кавказском фронте?

Даунтлесс усмехнулся со всей возможной язвительностью.

– Что и требовалось доказать. Успех возможен и при таких, абсурдных для вас, но приемлемых стратегом с иными психологическими установками обстоятельствах. И это следовало бы учитывать…

– Прошу прощения, джентльмены, – сказал адмирал, усмехаясь теперь уже льдисто. Будто вёл эскадру вдоль мыса Нордкап, в холодную неизвестность. – То, что я сказал, – было только для примера. Примера того, что вариантов можно вообразить сотни, но отнюдь не стоит каждый принимать во внимание. Допустим, генерал Сапегин будет убит в первом же бою, и его сменит неизвестный нам подполковник, которому покажется наиболее правильным марш на Тегеран и к порту Энзели. Так что, выдвинуть усиленный корпус с артиллерией ещё и на это направление? У беглеца тысяча дорог, говорят на Востоке, у преследующего только одна. Мы исходим из вероятностей и здравого смысла…

– Джентльмены, поздно обсуждать незначительные детали, давайте поговорим о том, что случится через неделю в Москве, Петрограде, Лондоне, Париже и Берлине, – призвал Арчибальд. – Уж там-то всё отработано до мелочей…

…Случилось всё и везде очень плохо. Гораздо хуже, чем представлял себе скептичный адмирал и уж тем более – организатор всей этой затеи Арчибальд Боулнойз. Уж лучше бы они действительно, подражая Сорокину, пили спирт и нюхали кокаин.

Операция началась по плану. Батальон отлично подготовленных горских боевиков под руководством турецких офицеров нанёс внезапный удар по Пятигорску, намереваясь захватить несколько тысяч заложников и взбунтовать многочисленные кавказские племена от Баталпашинска и Майкопа до Дербента. После чего, шантажируя безвольные и бессильные власти, начать выдвижение к Ставрополю и Екатеринодару, объявив Северный Кавказ независимым имаматом. Как в первой половине девятнадцатого века. Кроме единственного горно-егерского военного училища общей численностью в полторы тысячи штыков, считая первокурсников и преподавательский состав, и разрозненных отрядов станичных ополчений Кубанского и Терского казачьих войск, на всём пространстве от Каспия до Чёрного моря боеспособных армейских частей не было. Ближайшие – во Владикавказе или Ростове. Но им, при планируемом развитии событий, будет не до того.

Всё сорвалось совершенно невероятным образом. Местная полиция и воздушный десант ставропольских юнкеров (как потом докладывали) сумели уничтожить отряд, способный взять даже Лондон. Несколько английских инструкторов были убиты, а руководитель акции, офицер турецкого Генштаба и одновременно связник Арчибальда с лидером «Чёрного интернационала» Катранджи – взят в плен.

Адмирал Гамильтон-Рэй и его сотрудники поставили рядом с одним из пунктов диспозиции жирный крестик, сопровождённый двумя вопросительными знаками. Им было трудно представить, как при внезапном налёте на спящий, никем не обороняемый курортный город тысяча отлично вооружённых боевиков с многолетним опытом подобных операций была уничтожена, будто команда школьников, захотевших поиграть в пейнтбол с ветеранами нескольких афро-азиатских войн, вооружённых боевым оружием.

Самое же главное, что вывело из равновесия специалистов чином повыше, чем адмирал – России как-то удалось полностью заблокировать передачу информации о событиях в Пятигорске не только на Запад, но и вообще. Случайно проскочила пара сообщений об уничтожении группы вооружённых бандитов на то поставленными службами – и тишина.

Руководителю Королевского Управления информации и контрпропаганды это показалось плохим знаком.

Дальше – больше. Полным крахом закончилось тщательно спланированное покушение на князя Олега, несмотря на то что в нём участвовало больше сотни человек, специально обработанных нейролингвистическими машинами. Простые конвойные казаки оказались проворнее и стреляли лучше. После этого план затрещал и по всем остальным швам.

Самое же трагическое – необъяснимо провалилась операция «Жало скорпиона», ради которой, собственно, и затевалось всё остальное. «Всё остальное» – только акции прикрытия. Их успех был желателен, но по отношению к главной цели – вторичен. Пока лучшие гвардейские дивизии Великого князя ускоренным маршем выдвигались на запад и юг, великолепно подготовленные, вооружённые, руководимые лучшими инструкторами и специалистами в организации военных переворотов отряды должны были взять Москву и уничтожить претендента на Престол. Специальный научно-исследовательский институт из другой реальности перепрограммировал в столице множество людей, военных и штатских, превратив их в настоящую «пятую колонну» грядущего переворота. Через межвременную границу переправились несколько батальонов злейших врагов русских – боевиков УПА, УНА – УНСО и чеченских сепаратистов, пылающих боевым духом и зоологической ненавистью.

И все они, вместе с инструкторами и двумя десятками невиданных в этом мире танков, настоящих «сухопутных линкоров», при виде которых в панике разбежались бы солдаты любой армии мира (как это случилось с хвалёными немцами, впервые увидевшими английские танки в 1915 году, в сражении на Сомме), были разгромлены наголову, «в ноль», на улицах Москвы и на подходах к великокняжеской резиденции. Тысяча с лишним беспощадных убийц и головорезов (Гамильтон-Рэй не заблуждался по поводу нравственных качеств наёмников-союзников) были мастерски уничтожены, не дойдя всего пяти километров до Берендеевки.

Кроме того, спецназовцы личной разведки князя захватили небывалой ценности специалистов «глубокого нейропрограммирования» вместе с аппаратурой. Это была катастрофа.

Однако умного и сильного духом аналитика-адмирала со всем приданным ему штабом подкосило совсем другое явление, безусловно из разряда мистических. Самый изощрённый человеческий ум не в силах был бы столь утончённо и одновременно грубо унизить претендента на пост Председателя «Хантер-клуба» в глазах его товарищей и будущих избирателей.

Он ведь только для примера упомянул в ходе демонстрации своего стратегического гения планируемую в Восточной Турции и Западной Армении операцию и имя генерала Сапегина, командира Закавказского экспедиционного корпуса. Мог бы назвать любого другого полководца, командующего войсками, растянутыми от Порт-Артура до мыса Нордкап, а пришёл на ум и на язык именно этот, ничем не примечательный.

Адмирал хорошо помнил этот день, пасмурный и дождливый, под стать настроению. В «ситуационной комнате», где сидели над компьютерными планшетами и бумажными картами самые лучшие специалисты его «комиссии», завершался разбор просчётов и ошибок, допущенных непосредственными исполнителями «Жала скорпиона». По умолчанию подразумевалось, что разработчики операции всё спланировали верно. И тут, будто по задумке талантливого, но злого режиссёра, из-за кулис, то есть из двери шифровальной комнаты, появился лейтенант и положил Гамильтон-Рэю на стол несколько сколотых скрепкой листов специальной, цветом обозначавшей степень срочности и секретности бумаги.

Адмирал взглянул мельком, потом внимательнее, схватил, вчитался. По-русски ругаться он не умел, а английскому не хватало экспрессии. Интересное сообщение – вроде как последний гвоздь в крышку гроба его профессионального самоуважения и клубной репутации. То, что написано на этих торопливо отпечатанных, с массой грамматических ошибок листках, звучало более чем дико, выходило за пределы самых смелых допущений.

В этот день он прочитал только экстренное сообщение, а уже позже разобрался в случившемся детально. Первая горечь и злость прошли, он вернул себе способности оценить красоту игры генерала, смотревшего на Гамильтон-Рэя с не слишком чёткой фотографии, переснятой из какого-то журнала.

Коренастый мужчина лет сорока пяти, типично славянское лицо с короткими усами, хмурый взгляд из-под козырька полевой фуражки, три тусклые звёздочки на широком погоне с чёрным зигзагом.

Против корпуса Сапегина (три мотомеханизированные бригады, три горных артполка, два отдельных разведбата, кубанская горно-пластунская бригада и обычные средства усиления), разбросанного на фронте в четыреста километров, было выделено десять кадровых турецких штурмовых батальонов, переодетых курдами, около двух десятков настоящих, независимых ни от турецкой, ни от персидской власти курдских орд и неустановленного числа интернациональных абреков. Суммарное количество охваченных «священным восторгом» и неукротимым стремлением к убийствам, насилиям и грабежам «хищников», как называл такие формирования генерал Ермолов, по самым скромным подсчётам, превышало пятьдесят тысяч, на самом же деле – намного больше, штыков и сабель. Как в тысяча восемьсот семьдесят седьмом и тысяча девятьсот четырнадцатом годах они по бесчисленным горным тропам ринулись на север и восток, охваченные почти муравьиным инстинктом – прорваться в густонаселённые, по их меркам – невероятно богатые долины Южной и Западной Армении и, даже если не удастся там закрепиться навсегда, то разграбить и сжечь всё, что возможно, угнать в свои ущелья и оазисы десятки тысяч рабов и будущих наложниц. Специально для этого позади «боевых подразделений» тянулись тысячи и тысячи женщин и подростков – с вьючными лошадьми в поводу, на арбах и даже, где позволяли дороги, на всяком легковом и грузовом автохламе.

Отдельно расположенные и разделённые труднопроходимой местностью русские подразделения могли уничтожаться на выбор, внезапно и без шансов на прорыв и соединение с «главными силами», которых, при такой дислокации, фактически не было, кроме как за Большим Кавказским хребтом.

Десять вариантов действий русского комкора было просчитано в штабах от Лондона до Ангоры и Диярбекира, где засели курды. А одиннадцатый им в головы не пришел. Видимо, надо было всё же, для расширения сознания аналитиков, использовать методику командарма Сорокина.

В том месте, что ему показалось особо угрожаемым, Сапегин нанёс сокрушительный контрудар силами танкового полка и срочно собранной из чего придётся вокруг батальона штурмгвардейцев десантной группой на броне. Отчаянные до почти полной потери инстинкта самосохранения, святого для каждого хоть европейца, хоть азиата, русские танкисты намотали на гусеницы столько «воинов ислама», что через полтора часа воевать с той стороны было просто некому. А облепленные пылью поверх крови танки и бронетранспортёры с десантом перешли в стремительное наступление на главном оперативном направлении, прямо от Татвана на восточном берегу озера Ван на Диярбекир. Водителям команда была одна – «моторесурса не жалеть», и танки выжимали на крутых горных серпантинах по тридцать – сорок километров в час.

Остальным частям и подразделениям корпуса по радио был передан приказ: «Занять жёсткую оборону в местах расположения и держаться до последнего патрона. Авиации и вертолётам работать по коммуникациям противника на пределе возможностей».

Потом генерал Сапегин, гордившийся тем, что не только внешностью, но и характером походит на «белого генерала» Скобелева, на открытом броневике, в сопровождении только адъютанта, выпускника Петроградского университета, знатока десяти восточных языков, включая древнешумерский, и ещё одного человека в чёрной рясе и клобуке въехал в полевую ставку Модамин-бека.

Самый главный курд, эмир и шейх-уль-ислам, не придававший, впрочем, этому религиозному титулу никакого значения (по крайней мере, грабить и бесчинствовать на захваченной местности он ему не препятствовал), вышел из шатра навстречу гостю. Он очень хорошо разбирался в психологии, в том числе и в русской военной. Оттого не удивился ни дерзости генерала, пробившегося всего с одной ротой через пятьдесят километров густо заполненной вооружёнными людьми «зоны племён», ни тому, что его аскеры (или нукеры?) пропустили генеральскую машину без малейшей попытки уничтожить её или захватить в плен.

Беку уже доложили о катастрофическом прорыве, и вся «армия» об этом знала раньше «главкома». Бежавшие с поля боя успели поделиться впечатлениями. Все ожидали вполне законной, торопливой и оттого ещё более беспощадной мести за вероломство, ведь «вторые эшелоны» орды и мародёрский обоз остались в тылу атакующих войск.

Генерал привёз с собой десять известных беку кожаных мешочков, по две тысячи золотых червонцев в каждом. Подарок для завязки разговора.

Комкор и сопровождающие сняли сапоги, сели на краю протекавшего мимо шатра арыка. Бек, скрестив ноги, устроился на шёлковой подушке напротив. О здоровье многочисленных жён, детей и внуков бека генерал осведомляться не стал, что обещало крайне жёсткий тон переговоров.

Мюриды (или как их там) принесли зелёный чай в персидских стаканах «армуды» и засахаренные фрукты. Сапегин скривился и кивнул адъютанту. Тот снял с пояса армейскую фляжку в суконном чехле.

– Простая водка. Будете? Не очень ещё и тёплая.

Курд с достоинством изъявил согласие. Выпили. Пожевали то, что в Средней Азии называется «урюк».

– Я почтительно слушаю вас, генерал, – наконец сказал курд на довольно приличном русском.

– Мы никогда не были врагами вашего народа, – ответил Сапегин, раскуривая папиросу.

– Может быть, приказать принести кальян? – спросил Модамин-бек.

– Как-нибудь потом, – отмахнулся генерал. – У меня в подчинении двадцать тысяч человек с тяжёлой техникой, два полка боевых вертолётов, а бомбардировочной дивизии из Батума лететь сюда полчаса. Они раздолбают тяжёлыми бомбами все мосты на полсотни вёрст окрест, а главное – плотины гидростанций. Единственное, что вы успеете эвакуировать, так это свой гарем. Один только выстрел в сторону моих солдат, и вы здесь все погибнете. Даже если и нам придётся умереть. Но это наша профессия и долг. Я доходчиво излагаю?

Поручик начал переводить со всеми положенными цветистыми оборотами. Эмир жестом велел ему прекратить.

– Вполне доходчиво. Ваши деньги я взял. Англичане столько не дарят, и они далеко. Турок мы совсем не любим, а посмотреть, чем они торгуют в своих лавках, куда интереснее, чем смотреть в дула ваших пушек.

Тут вмешался человек в чёрном:

– И ещё послушай меня, Модамин. Меня зовут Тер-Исакян, Месроп. Я епископ Ванской епархии. Я хочу сказать вот что. Наши русские братья, собравшись уходить, если им это прикажут, пообещали подарить нам пятьдесят тысяч винтовок и автоматов, а также всю военную технику, которую не смогут забрать с собой. Я, смиренный слуга Господа нашего, хочу подтвердить братьям-мусульманам, во имя общих наших пророков Исы, Мусы и Мариам, слова высокопревосходительного Артёмия Борисовича – если с вашей стороны прозвучит хоть один выстрел в сторону русских солдат или наших сёл – не обижайтесь. Вы знаете, как умеют воевать армяне. Мы не хотим, чтобы ваш народ исчез с нашей земли. Мы не турки. Но будьте благоразумны.

Курдский эмир изображал размышление, поглаживая бороду.

С русским корпусом и пятьюдесятью тысячами отчаянных армян он ссориться никак не хотел. Но поблизости ведь три дивизии турок и английские рейнджеры, очень хорошо умеющие убивать.

– Мы вас не тронем, – наконец сказал он. – А сможете вы защитить нас?

– Уж чего-чего, – с облегчением ответил генерал. – Если вы прикроете наши фланги, мы ваших турок раздавим, как дерьмо сапогом. А вам, почтеннейший Модамин, Государь Император позволил предложить чин генерал-майора Российской армии с возможным причислением к Свите, как эмира Бухарского, хана Хивинского, шамхала Таркинского и других столь же уважаемых правителей. Своих сыновей вы сможете отдать в Пажеский корпус.

– Я готов принять этот чин, – с достоинством ответил эмир. – Но у меня двенадцать сыновей. От шести до пятнадцати лет. Я хотел послать их учиться в Каир. Но Петроград – это интереснее. Возьмёте всех?

– Нет вопросов, младшего – через два года. Старшего – не позднее пятнадцатого августа нынешнего, в следующем уже не подойдёт по возрасту, останется только в Каир, – облегчённо вздохнул генерал. За какие-то полчаса приобрёл для Империи нового, весьма полезного вассала. Предыдущие восемьдесят лет этому мешали Измирские соглашения о сферах влияния на территории бывшей Блистательной Порты.

Мигнул, и без дела скучавший поручик тут же налил генералу, эмиру и епископу ещё по серебряной чарке неплохой эриванской водки.

– Вы, ваше превосходительство, – титуловал он Модамин-бека по его будущему чину, – скоро увидите, какие из ваших сыновей получатся орлы-корнеты. И в Петрограде действительно веселее, чем в каком-то Каире. У меня там дача на Островах. Рад буду принять, когда сыновей привезёте.