Было темно и оглушительно тихо. Радио каким-то образом само собой выключилось, как именно, Нина не представляла. И фары погасли. Нина моргнула. Она что, умерла? Она ничего не чувствовала – ни удара, ни боли… Может быть, так все чувствуют себя после смерти? Вокруг сплошная, необъятная чернота…
Но нет: она все так же сидела в фургоне. Видела ручку двери. Нина протянула к ней руку, нажала. Дверца оказалась незапертой. Она все время была незапертой. Да что же, черт побери, произошло?!
Нина осторожно спустилась на землю. Потом на подгибающихся ногах проползла вдоль фургона – и ее вырвало.
В сумке она нашла полбутылки минеральной воды и немного выпила, но не все, на случай если ее снова стошнит. И она никак не могла справиться с дрожью. Но постепенно, пытаясь как-то отдышаться, решилась посмотреть вверх.
В каких-то дюймах от целехонького фургона стояла громада товарного поезда, похожего на затаившееся живое чудище. Нине показалось, что ее сейчас вывернет.
Прислонившись сбоку к локомотиву, стоял мужчина, также тяжело дышавший. Увидев Нину, он двинулся вперед.
– Какого… – начал он. Его голос дрожал так сильно, что мужчина говорил с трудом. – Какого… – Он сделал над собой огромное усилие, чтобы не выругаться как следует. – Какого черта… – Голос сорвался. – Какого черта?!
– Я… – с трудом пробормотала Нина. – Там был олень… я затормозила…
– Олень! Ты чуть не убила нас из-за оленя? Ты просто чертова дура! О чем ты думала?!
– Я не… я не могла думать…
– Да уж, точно не могла! Никаких мыслей! Смотри, дура, каких-то десять чертовых метров!..
Внезапно вдоль поезда зазвучали быстрые шаги, кто-то бежал в их сторону. Появился еще один мужчина, запыхавшийся, дым от тормозов локомотива окружал его как туман.
– Что случилось?! – крикнул он.
Говорил он с акцентом – Нине смутно показалось, что с европейским.
– Эта безмозглая девчонка чуть не убила тебя, меня, себя и половину местного люда, если бы вытекло горючее! – заорал первый мужчина, налившись кровью от ярости.
Второй посмотрел на Нину.
– Вы в порядке? – спросил он.
– В порядке ли она?! Да она чуть не убила…
– Да, Джим. Я понимаю.
Джим встряхнул головой, все так же дрожа.
– Дурное происшествие. Совсем дурное.
На переезде снова зазвонил колокол, шлагбаумы начали подниматься.
– Они не должны этого делать, – сказал второй мужчина. – Мы еще не проехали. Но вы-то в порядке? – снова спросил он Нину.
Она только теперь осознала, что не может стоять прямо, и прислонилась к фургону.
– Я намерен поговорить с диспетчерами! – заявил первый мужчина.
Когда второй мужчина подошел к Нине, она сразу отметила, что у него вьющиеся черные волосы, пожалуй, слишком длинные, и усталые черные глаза с длинными ресницами. Кожа у него была оливковой, она натягивалась на высоких скулах. Роста он был среднего и сложен крепко.
– Но вы действительно в порядке?
Нина моргнула. Она была слишком потрясена, чтобы нормально говорить.
– Дышите, – велел мужчина. – И выпейте еще воды.
Нина попробовала сделать глоток, одновременно что-то бормоча. Она прижала руки к коленям и держала их так, пока дыхание не восстановилось.
– Я думала, – выговорила она наконец, непроизвольно стуча зубами, – я думала, что умерла.
– Никто не умер, – сообщил мужчина. – Никто. И у вас есть я и Джим, а у нас есть теплые вещи, виски и джин. И никто не умрет. – Он присмотрелся к ней. – Вы замерзли. Идемте, идемте.
Он потащил Нину к локомотиву.
Первый мужчина уже забрался в кабину и держал в руках рацию. Он оглянулся:
– Просто не знаю, что им сказать.
– А нечего и говорить! Все в порядке. Джим, тепло – этого достаточно. Никто же не пострадал.
– Если я им расскажу, начнется расследование. Полиция. И это на долгое время. – Он строго посмотрел на Нину. – У нее будут большие проблемы.
– Ну да. Вот и не говори им, – посоветовал второй мужчина.
– Я не… Я не… – Говорила Нина все еще с большим трудом.
Лицо Джима смягчилось.
– Но я должен сообщить, они уже сами запрашивают. Так что никто никуда не уходит. – Он опять посмотрел на Нину. – Ох, бога ради, вам нужно подняться сюда и выпить чая.
– Да, чай, – согласился второй, мягко подталкивая Нину вперед. – Чай – лекарство от всего. Поднимайтесь в кабину. Поскорей! Там тепло.
Нина, не зная, что еще делать, с трудом шагнула к кабине, потом поняла, что подняться туда не может. Ее руки просто превратились в желе.
Второй мужчина легко запрыгнул наверх и тут же повернулся и протянул ей руку.
– Давайте!
Рука у него была волосатой и мускулистой. Он сжал маленькую руку Нины и поднял девушку в кабину так, словно она ничего не весила.
Крохотное пространство кабины было теплым и уютным. Джим сидел перед большой серой пластиковой панелью управления, а второй мужчина показал Нине, где она может сесть, но она опустилась на пол и разревелась.
Мужчины переглянулись.
– Чаю? – спросил наконец второй.
Джим достал откуда-то термос. Он наполнил чашку и протянул ее Нине, она с благодарностью приняла дар.
– Не плачь, девица, – сказал Джим. – Выпей чай.
Чай был горячим и очень сладким, и Нине стало немного лучше.
– Мне так жаль, – всхлипывала она. – Мне так жаль!
– О господи, – заговорил вдруг Джим. – Газеты! Полиция наверняка уже едет… Такое начнут…
– Но никто же не пострадал, – возразил второй. – А ты герой, Джим.
Последовала затяжная пауза. Машинист долго соображал. Потом сказал:
– Вообще-то, я ничего такого не думал.
– Но это так, – оживая, сказала Нина. – Это действительно так! Я уже думала, что мне конец. Я вам обязана жизнью. Вы просто чудо! Вы остановились как раз вовремя!
Гнев машиниста, похоже, полностью угас, когда он тоже выпил чашку чая.
– Ну, на самом деле я действовал просто инстинктивно, – скромно откликнулся он.
– О тебе напишут в газетах, – с улыбкой заявил второй и подмигнул Нине. – И напечатают твою фотографию.
– Ты так думаешь?
– Вы спасли мне жизнь, – повторила Нина, радуясь тому, что он больше не злится. – Вы меня спасли.
Джим глотнул еще чая, потом улыбнулся:
– Ну… Ладно. Происшествия ведь случаются нередко.
Приехали полицейские и подолгу допрашивали всех по очереди: машиниста Джима, который уже вполне оправился и готов был подробно описывать свои стремительные действия любому, кто хотел его слушать, второго мужчину, которого звали Мареком, и Нину, пришедшую в ужас от того, что узнала: ей могут предъявить обвинение.
Марек вмешался и рассудительно объяснил, что на самом деле обвинение следует предъявить оленю. После того как полицейские взяли у Нины пробу на алкоголь, а парамедики осмотрели ее и Джима, стражи порядка согласились с тем, что ничего не остается, кроме как убрать фургон с переезда и отпустить всех с миром. Слава богу!
Подошел ночной пассажирский поезд из Инвернесса, и его машинист выразил серьезное недовольство задержкой. Сменного машиниста не нашлось до самого Дарлингтона, так что Мареку предложили самому вести товарняк дальше.
Но оставалась еще одна большая проблема: Нина была абсолютно не способна вести фургон, а больше это сделать было некому. Один из полицейских любезно отогнал его в поле рядом с железной дорогой и наклеил на него полицейскую бумажку с предупреждением «Не трогать!», но проблему это не решало.
Полиция предложила отвезти Нину обратно в паб – туда отправляли дрожавшего Джима. Но было уже два часа ночи, а Нина не имела поддержки в виде железнодорожной компании, готовой оплатить ее ночевку, сама же она не могла позволить себе такого. Она постоянно моргала, надеясь, что сумеет удержаться от нового потока слез, отчаянно желая придумать выход. Наконец Марек наклонился к ней.
– Знаете, мы ведь направляемся в Бирмингем, – тихо сказал он.
Нина уставилась на него. Полицейские переглянулись, не зная, позволительно ли это, но понимая, что таким образом сами они избавились бы от свалившейся на них задачи. Джим уже махал рукой на прощание.
– Отлично, – решил наконец один из полицейских, передавая Нине справку о несчастном случае. – Только впредь будьте поосторожнее на переездах, не спешите.
– Больше никогда в жизни! – кивнула Нина.
После этого все уехали, голубые огни растаяли вдали, и внезапно Нина и Марек остались одни в кабине.
Марек переговорил с диспетчерами, шлагбаумы снова опустились, и поезд, на этот раз не имея помех на пути, плавно тронулся с места.
Марек настоял на том, чтобы закутать Нину в одеяло и усадить поудобнее. После всего пережитого Нина чувствовала сонливость, но уснуть по-настоящему не могла. Она никогда прежде не оказывалась в кабине поезда, если не считать Доклендское легкое метро, где она побывала в детстве. Окна в кабине были высокими и широкими и – это удивило Нину, хотя она понимала, что удивляться тут нечему, – с самыми обыкновенными дворниками. Когда огромный локомотив постепенно тронулся с места, а потом начал набирать скорость, Нина с любопытством наклонилась вперед, глядя на дорогу. Ночное небо на самом деле не было таким уж черным, пока они ехали через леса и между холмами, тьма царила на земле, но само небо переливалось темными бархатными тонами, на нем пестрели звезды, висела почти полная луна. В зарослях вдоль железнодорожного полотна вспыхивали чьи-то внимательные глаза, в живых изгородях ощущалось движение, время от времени поперек рельсов проносились кролики – Нина задыхалась каждый раз, но они прыгали так быстро, что ни один не угодил под колеса.
– Прямо как вы? – усмехнулся Марек.
Голос у него был низким. Он аккуратно действовал рычагами управления, и поезд с грохотом мчался сквозь ночь.
– Они меня пугают, – призналась Нина.
– Да вы и сами чуть не прикончили Джима, – сказал Марек. – Он мог помереть со страха.
– Я ничего такого не хотела.
– Знаю-знаю.
В кабине было темно – чтобы машинист лучше видел то, что снаружи. Нина различала только профиль Марека, его крепкий подбородок обрисовывался в лунном свете, лившемся в окна, они неслись через городки и деревни, тихие и нелюдимые ночью.
– И что же это вы делали там посреди ночи? – спросил Марек. – Вы ведь не шотландка?
Нина покачала головой.
– Бирмингем?
– Я из Честера, но живу в Бирмингеме. А вы откуда? – спросила она просто так.
– Из Латвии, – проворчал Марек.
– Значит, мы оба далеко от дома, – сказала Нина.
Марек промолчал.
– Я… перегоняла тот фургон домой, – сообщила наконец Нина. – Для работы.
– И что это за работа? Вы водите фургоны?
– Не совсем так. Я… я хотела открыть книжный магазин.
Марек на мгновение повернул голову и посмотрел на нее:
– А! Книжный магазин. Прекрасно! Люди любят покупать книги.
– Надеюсь, – кивнула Нина. – Я хотела… ну понимаете… Привозить людям книги. Находить для каждого то, что ему подойдет.
Марек улыбнулся:
– И где ваш магазинчик? В Бирмингеме?
– Нет, – покачала головой Нина. – Я думала… я надеялась устроить его в том фургоне.
– Прямо в фургоне? Книжная лавка в фургоне?
– Понимаю… Наверное, это ужасная идея. И пока что мне не слишком везло.
– Так вы хотите разъезжать и искать людей, которым нужны книги?
– Да.
– А какая книга пригодилась бы, например, мне? Только не русская.
Нина посмотрела на него и улыбнулась.
– Что ж, – решила она, – я бы предложила вам что-нибудь о людях, которые работают по ночам. Например, «Овиан-Фолс». Это о человеке на войне, он ночи напролет стоит в карауле, до самой утренней побудки, и о том, какие мысли у него возникают перед тем, как солдатам приходится пойти в сражение. Он думает о своей семье, о своем детстве, эта книга забавная и грустная. А еще он думает о некоем снайпере, который, как ему кажется, хочет его убить. И снайпер действительно пытается это сделать. Да, это хорошая книга, она вызывает настоящие чувства.
– Да, немного похоже на меня, – кивнул Марек. – Только мой снайпер – это часы. Не настоящий, но опасный. Похоже, книжечка по мне. Я такую куплю.
– В самом деле? – улыбнулась Нина.
– Да. Думаю, да. Вы меня убедили. Может, нам следует и этот поезд нагрузить книгами? Книжный поезд.
– Мне ваша идея нравится! Хотя… лучше, наверное, начать с малого.
– Но вы окажетесь в Бирмингеме, а ваш фургон – в Шотландии.
– Да, знаю, – согласилась Нина. – Но я скоро с этим разберусь.
– Вряд ли это хороший способ управлять книжным магазином. Вы – здесь, он – там.
Нина посмотрела на Марека, пытаясь понять, не поддразнивает ли он ее, но лицо мужчины ничего не выражало.
– Да, конечно, – вздохнула она. – Но я не могу держать его в Бирмингеме. Я вообще не понимаю, куда меня заносит. Не жизнь, а сплошные проблемы!
Марек грустно улыбнулся в темноте, и Нина заметила, как блеснули его белые зубы.
– Вы думаете, только у вас проблемы? – спросил он.
– Ну да, у меня нет работы, самое ценное мое имущество стоит где-то… я даже не знаю, где именно, соседка по дому собирается меня выгнать, если из-за моих книг обрушится потолок, да еще я чуть не угодила под поезд… Думаю, проблем у меня достаточно.
Марек молча пожал плечами.
– А как вы думаете? Я почти все свои деньги отдала за фургон, я не могу водить его просто для забавы. – Нина потуже завернулась в одеяло. – Вам кажется, что это не проблемы?
Марек снова пожал плечами:
– Вы молоды. Вы здоровы. У вас есть фургон. Очень многие люди в моей стране подумали бы, что вы просто счастливица.
– Возможно, – тихо откликнулась Нина.
Они стрелой пронеслись по какому-то мосту, напугав стайку цапель, устроившихся вокруг озера. Птицы взлетели, обрисовавшись силуэтами на фоне луны.
– Вау! – воскликнула Нина. – Вы только посмотрите на них!
– Из ночного поезда можно увидеть многое, – откликнулся Марек. – Вон там, гляньте. – Он показал на крошечную деревушку, полностью погруженную во тьму, – лишь одно окно светилось. – Это окно почти всегда светится, но не каждую ночь. Кто там живет? Они что, просто не могут заснуть? Или там есть младенец? Я каждый раз гадаю. Кто эти люди, что живут во всех тех деревнях, и как они добры, позволяя нам подсматривать за ними, и как щедры…
– Не думаю, что на самом деле людям нравится жить рядом с железной дорогой, – с улыбкой произнесла Нина.
– Но тем больше в них доброты, – возразил Марек, и они снова замолчали.
Когда поезд дошел до Ньюкасла, Марек велел Нине пригнуться, потому что ей не следовало находиться в кабине. На товарной станции было шумно, она была освещена, как рождественская елка, – так ярко, будто вдруг наступил день. Кричали мужчины, работали подъемные краны, снимая с поезда контейнеры: в них шерсть, пояснил Марек, из Нидерландов и Бельгии, и виски, конечно, и растительное масло, джин. И набирающие оборот товары из Китая, для тюремных магазинов и мелочных лавок: игрушки, соль, мельнички для перца, рамки для картин, а еще бананы и йогурт, почта, и вообще что угодно, – все это отправят в огромные доки Гейтсхеда и погрузят на машины и поезда, чтобы ночью развозить по всей стране, – как кровь течет по венам. Нина никогда и не задумывалась о ночной жизни, включая кофеварку или открывая баночку с медом. Грохот и крики все продолжались, и Нина задремала в углу кабины. День был невероятно длинным, да и ночь тоже…
Проснулась она внезапно, когда они уже мчались через Скалистый край. Нина плохо соображала и умирала от жажды.
Марек улыбнулся ей.
– А я уж думал, вы и остаток пути проспите, – произнес он. – Может, вы не слишком подходите для ночной работы? Ночная библиотека, похоже, не для вас.
– Но идея хороша, – сонно ответила Нина.
Она проснулась еще не до конца, и ей казалось, что поезд плывет по небу.
– Можно менять детские книжки ночью, когда дети уже спят, и они проснутся с новой историей на подушке. – Нина потерла глаза и огляделась. – Ох, простите, я болтаю какую-то ерунду…
Чай в термосе уже остыл, но Марек все равно предложил его Нине, и она напилась.
– А что вам снится? – спросил Марек.
Они все ехали и ехали, мотор локомотива грохотал, рация время от времени оживала.
– Ой, да я уже не спала, – ответила Нина.
– Нет, я имел в виду ваше занятие. Что вы хотите делать? О чем мечтаете?
Нина села как следует.
– Ну… – начала она. – Наверное… Я хочу находиться среди книг, чтобы они всегда были рядом. И рекомендовать их разным людям: книги для счастливых людей и людей с разбитыми сердцами, и для тех, кто радуется предстоящему отпуску, и для тех, кто хочет знать, что они не одиноки во Вселенной, и книги для детей, на самом деле похожие на обезьянок… ну, вообще всякие. И поехать в места, которые мне нужно увидеть.
– Но это не то место, где мы были? Не Шотландия?
– Ну да, возможно, но я же там не жила, и…
– И гораздо лучше остаться в Бирмингеме?
– Нет, не так. То есть не совсем так. На самом деле там слишком людно, негде припарковаться, библиотек и книжных магазинов так много, и вообще всего…
– Мм… – протянул Марек. – А Шотландия вам не понравилась?
Нина подумала о том, как стояла на холме, глядя на поля, на древние каменные стены, на садящееся солнце, проглядывающее между темными облаками, рисующее невероятно длинные полосы на огромных просторах пустынных земель…
– Понравилась, – сказала она наконец. – Очень понравилась. Но я там никого не знаю.
– У вас есть ваши книги, – напомнил ей Марек. – И вы знаете меня. Ну да, я какое-то время провожу в Шотландии. В основном по ночам.
Первые признаки рассвета – замигавшие звезды, крошечная полоска летнего золота – появились, когда поезд ушел дальше на юг. Города стали больше, длиннее, они все тянулись и тянулись, и только названия депо отличали их друг от друга. Движение становилось все интенсивнее по мере того, как пригороды постепенно начинали просыпаться и расправлять ноги.
– А где вы живете, Марек? – спросила Нина.
– О, там же, где и вы, – ответил он. – В Бирмингеме, так, да.
То, как он произнес «так, да», прозвучало настолько по-английски, что Нина поймала себя на улыбке.
– Могла бы и сама сообразить, – сказала она, радостно удивляясь тому, что они оба стремятся в один и тот же город.
– Но мне там не нравится, – продолжил Марек. – Для меня слишком дорого, слишком суетливо, торопливо. Мне нравятся места тихие и свободные, где можно подумать и подышать настоящим воздухом, как у меня дома. Мне нравится Шотландия. Шотландия напоминает мне о доме. Она прекрасна, и там не слишком жарко.
– Так почему бы вам не перебраться туда?
– Я ведь тоже там никого не знаю, – улыбнулся Марек.
В Бирмингеме Марек помог Нине спуститься из кабины и показал, в какой стороне выход. Было пять утра, но довольно светло и невероятно, невыносимо холодно.
Нина посмотрела на Марека:
– Большое вам спасибо.
– Это Джиму спасибо, – просто ответил Марек. – Это он сумел не наехать на вас и не размазать по рельсам. А вам следует быть поосторожнее. Если опять застрянете на железной дороге, ничего хорошего не получится.
– Я буду осторожна, обещаю, – улыбнулась Нина.
Они посмотрели друг на друга.
– Что ж, ладно, – вздохнула Нина.
Утром щетина на подбородке Марека выглядела гуще и длиннее, почти как борода, и он осторожно провел по ней ладонью, словно прочитав мысли Нины. Его темные глаза поблескивали на лице с высокими скулами.
– Удачи, книжная девушка, – сказал он.
Нине отчаянно хотелось принять горячий душ и как следует выспаться. На поезд упал солнечный луч. Нина только теперь заметила, что у поезда есть название – «Леди Аргайлшира». Она повернулась и пошла к переходу через рельсы, они заканчивались как-то вдруг, и лишь деревянный барьер говорил о том, что дальше хода нет.
– Погодите, книжная девушка! – раздался вдруг голос за ее спиной.
Это был Марек, он размахивал обрывком газеты. Нина нахмурилась. Марек казался покрасневшим, он походил на большого неуклюжего медведя. Нина смущенно опустила взгляд.
– Ну, – сказал Марек, – если вы захотите… Я, наверное, мог бы отвезти вас туда, к фургону. Как-нибудь вечерком. У нас не всегда двое на поезде. Часто только один. И я знаю, где стоит фургон.
Глаза Нины расширились.
– А вам такое разрешается?
– Абсолютно и категорически нет, – ответил он.
– Ох… – замялась Нина. – Ну… спасибо, конечно, за предложение, но я, наверное… Я не хочу навлекать на вас неприятности.
– Не беспокойтесь, – заверил ее Марек, краснея еще сильнее.
Он протянул ей кусок газеты. На нем был неразборчиво нацарапан электронный адрес.
– Вот, вы понимаете…
Нина улыбнулась и взяла газету:
– Спасибо.
Раздался громкий сигнал одного из поездов, и Нина быстро обогнула край рельсов – самый конец линии – и, пройдя вдоль ограды депо, вышла на какую-то неописуемую улочку в той части Бирмингема, где ей никогда прежде не приходилось бывать. К радости Нины, прямо за углом нашлось маленькое кафе для рабочих, с запотевшими от пара окнами, и Нина истратила последние пять фунтов на сэндвич с беконом и чашку горячего чая. В окно ей было видно, как «Леди Аргайлшира», теперь уже не так тяжело нагруженная, пятилась задом, выходя из депо, чтобы отправиться дальше, в Лондон.