Человек из Варшавского гетто

Ян полз по узкому, как труба, проходу, обдирая локти и коленки. Юркий Юзек, показывающий ему путь, был вдвое тоньше, но и он пробирался не без труда. Это было второе путешествие Яна в абсурдный мир теней и смерти. Первое, само по себе страшное, далось все же легче. После второго он волок в себе растущий, лопающийся, опадающий и снова растущий пузырь ужаса. Ему казалось, что он выпал из реальности, что такого быть не может. Среди людей? Среди зверей? Среди демонов? Кто эти черти? И кто их жертвы?

И все-таки он полз на волю упорно, он нашел в себе силы, он собрал их в комок, даже в жгут. На улицах гетто было оживленно, хотя трупы валялись через каждые десять-пятнадцать шагов. Кто-то что-то нес, тряпки или кульки, кто-то что-то волочил, некоторые просто потерянно стояли, прислонившись к обшарпанным стенам. Молодая женщина, топая каблучками, смотрелась в зеркальце и на ходу красила губы. При этом она с ловкостью автомата обходила мертвые тела. «Этого не может быть», – шептал Ян сухими, треснувшими губами.

Во время кратковременной поездки Силарда в Нью-Йорк, на одной из встреч к нему подошел Александр Сакс. Обычно веселый и румяный, толстяк на этот раз выглядел серым и словно бы погасшим.

– Во-первых, есть данные о том, что немцы далеко продвинулись в своем атомном проекте… Гейзенберг вербовал Бора, тяжелая вода поступает из Норвегии чуть ли не тоннами, какой-то немыслимый фон Арденне, щеголяющий в черном мундире эсэсовца, разделяет изотопы. Вы слышали об этом?

– К сожалению, да. Мы стараемся следить, хотя известно нам далеко не все. Увы.

– И как с этим быть?

– Просто. Мы должны их опередить. Другого варианта нет.

– Иного нет. Понимаю и разделяю. Но вторая новость по-своему еще страшнее. Жуткие сведения из оккупированной Варшавы.

– А что там?

– Вы слышали про Яна Карского?

– Нет.

– Поразительный человек. Безумной храбрости. Обыкновенный парень, горячий и смелый, он дважды побывал в Варшавском гетто.

– В гетто? Вы говорите, в Варшаве?

– Да, да, именно там. Дорогой мой, неужели вы не в курсе? Кусок города превращен в ад. В гетто нельзя войти, из него нельзя выйти, но Ян Карский проделал это дважды. Он приехал сюда, в Нью-Йорк, и про этот ад рассказал. Он говорил такое, что поверить в это невозможно. И ему действительно никто не поверил. Посчитали, что он просто тронулся. Самое печальное, ему не поверил Рузвельт.

– Этого парня принял Рузвельт? – поразился Силард.

– Представьте себе. Президент его выслушал.

– Человека из гетто?

– Само по себе это маленькое чудо.

– И что?

– А ничего. Президент его не понял. Или не захотел понять. У него, свободного, благопристойного американца, не хватило воображения. Его сознание не смогло вместить столь ужасные картины. Действительно не поверил? Или притворился глухим? Не знаю. Он добрый человек. Но давно я не видел Рузвельта таким растерянным. Впрочем, боюсь, он просто хочет умыть руки.

– Даже так? И что же рассказал этот Карский?

– Ну, если в двух словах. На севере Варшавы, в двух-трех кварталах собрали сотни тысяч человек. Клоака, кишащая людьми. Еды нет. Они готовы есть друг друга. Одних охранники убивают сразу, с другими медлят. Но в итоге уничтожить приказано всех.

– Не может быть, – прошептал Силард.

– Ах, дорогой мой, вот и вы… Что тут скажешь, вы человек из нормального мира.

– Из нормального? Уверены?

– Да, пока еще не все сошли с ума. Я это вижу.

– Ну что ж. На это могу сказать вам одно: мы должны ускорить свою работу.

Они не знали, что в эти дни Гитлер отказался от дальнейшего финансирования А-проекта. Его пытались уговорить, намекали про американцев, вспоминали зачем-то Бора и Эйнштейна, но он фыркал: «Еврейская физика? Она не может быть верной. Отстаньте!» Освободившиеся деньги он велел перебросить на ракетный проект Вернера фон Брауна. В ракеты Гитлер верил.

Муссолини: Земля и фабрики – народу!

Это была фантастически смелая операция.

Арестованный вождь фашистов сидел в затерянном горно-лыжном отеле, пригорюнившись. Присыпанные снегом горы, потускневшее небо, двести злобных карабинеров. Бежать невозможно. Да и некуда. Тропинок нет. С миром связывает только канатная дорога. Но она усиленно охраняется с двух концов. Он знает приказ, данный этим нелюдимым, небритым существам – в случае попытки освобождения его, вождя итальянского народа, немедленно пристрелить. Ему остается перебирать в памяти досадные ошибки, которые он допустил. Что было сделано не так? Почему? А как было надо? Унылая череда мыслей. Впрочем, какие там мысли? Обрывки… Какие-то нелепые картинки. Тоска. Неужели это навсегда?

Он осторожно глянул в окно. Карабинеры словно мухи. Еле ползают. Но все больше сидят. Спят? Притворяются? Негодяи! О такой бесславной, такой жалкой судьбе он даже не помышлял. Неужели это происходит с ним, великом вождем итальянского народа? Поверить в это нельзя. Да он и не верил. Сон. Страшный сон…

И тут с неба, беззвучно летящие, не замеченные ранее, на крохотную площадку, точнее, на камни и снег, с жутким скрежетом начали садиться планеры. Веером выбежали какие-то люди с автоматами. Выстрелы в воздух, топот бегущих сапог, гортанные крики… Вот они уже на первом этаже… Охранники частично разбежались, частично бросили оружие и подняли руки. Минута, другая растерянности. Два десантника по знаку командира нападавших шумно помчались по лестнице на второй этаж – разыскивать главного узника. В этот момент в холл с улыбкой вышел полковник, начальник охраны, с двумя бокалами красного вина. Он протянул один из них командиру нападавших, высокому, статному блондину в черной одежде эсэсовца, и с полупоклоном предложил выпить за победителя. Тот без колебаний принял бокал, с легким звоном стукнул по бокалу полковника и пригубил.

В этот момент привели Муссолини. Высокий офицер молодцевато щелкнул каблуками:

– Дуче, меня послал фюрер. Вы свободны.

Муссолини радостно облапил офицера.

– Я знал, я был уверен, что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня в беде! Как вас зовут, друг мой?

– Капитан Отто Скорцени к вашим услугам! – Каблуки снова щелкнули. – Фюрер шлет вам самые теплые приветствия. Он хотел бы встретиться с вами. Если, конечно, у вас нет возражений.

Итальянский вождь уже успел прийти в себя. Взгляд стал гордым, почти надменным. Но одновременно и теплым. Все-таки этот бравый немецкий вояка его спас. И проделал это героически.

– Рад буду увидеться с германским лидером, моим добрым другом.

Чуть позже дуче снова предался размышлениям. В чем главная ошибка? Ясно, в чем. Собрать народ в единый огнедышащий узел в итоге не удалось. И его пронзило: он понял, почему не удалось. Он не рискнул обобществить собственность. Каждый держится за свой отдельный узелок. Корпоративное государство создано. Это великое достижение. Но этого мало. Остается тьма собственников. Мелких, средних, крупных. Надо было отнять! У всех. Собрать воедино! Разогнать всех этих фабрикантов и плутократов. Большевики проделали это с неумолимой твердостью, не останавливаясь перед любой кровью. И вот результат. Сокрушить их нельзя. Ибо тотальное единство обеспечено навсегда. А сколько дивизий, пушек и танков – это уже детали. Единство – оно в душе. Собственнику в душу не залезешь. А вот когда оставишь ему только башмаки и рубашку, он твой. Навеки.

Пора завести разговор о новом типе республики. Все средства, вся земля, все заводы и банки – народу. Объявить это громко. Неужели народ его не поддержит? Да возликует!

Заключить союз со Сталиным. Пока не поздно. Ось Рим – Берлин – Москва. Большей силы нет на всем свете. Осталось уговорить фюрера.

Встреча состоялась. Полная радости чисто внешне, она оказалась пустой и ни к чему не привела. О перемирии со Сталиным Гитлер и слышать не хотел. Муссолини вернулся на север Италии, занятый немецкими войсками, управлять поспешно созданной республикой рабочих и крестьян, которую он предложил назвать социальной республикой Сало (по названию маленького городка в Ломбардии, где расположилась часть нового правительства). Король Виктор Эммануил III был объявлен предателем. Был написан новый гимн. Девиз республики был короток и звучен – «За честь Италии!». Возродились остатки фашистской партии. Начались скомканные, запоздалые разговоры о земле и фабриках для простого народа, о новых принципах народной власти. «Простой народ» слушал хмуро. По улицам маршировали немецкие солдаты. По ночам в горах стреляли. А на юге и в центре Италии неукротимо и наступательно рокотали пушки союзников.

«Как жаль, что Гитлер не согласился, – печально размышлял лидер эфемерной республики Сало. – Он не понял меня. Дурачок. Я все же поумнее буду, да и поглубже. Что он понимает в настоящем социализме? Солдафон. Он ставит только на грубую силу. И на ненависть. Теперь мы с ним оба погибнем. Опоздали. Сталин, Сталин, как ты нас обманул!»